Демон моего сердца

— Ты усвоил урок? Маркус поднял глаза и по-совиному моргнул. — Хм? Его отец стоял в дверях, внимательно наблюдая за молодым магом. — Я спросил, ты усвоил свой урок? Маркус осторожно отложил книгу в сторону. Он остро ощущал, что его отец смотрит на неё, и чувствовал… странную заботу о ней. — Да, — гладко солгал он. — Да, я всё усвоил. Эридан сделал шаг вперёд. — Какой урок ты усвоил? Маркус смотрел на него в ответ и хранил молчание. — Я спросил…. — Я слышал тебя, отец. Боюсь, урок, который я выучил, имел мало общего с тем, чему ты пытался меня научить. Магистр Эларн, похоже, не был впечатлён таким ответом. — Как всегда такой умный, Маркус, — сказал он. — Острый ум и острый язык — хорошее сочетание для салонных перепалок, не более того. От этого будет толк только тому, кто контролирует себя. Маркус снова уткнулся носом в своб книгу. — Я это запомню. — Я вижу, ты наконец-то прочитал её? «Вечного Бродягу». — Да, — уклончиво отозвался Маркус. — Мне понравилось. — Я знал, что так и будет, — сказал Эридан. Слова прозвучали мягко, почти как извинение. — Твоя мама сказала, что ты ещё недостаточно взрослый для этого, но я подумал… Хорошо. Я рад. Было трудно хранить молчание, потому что Маркусу тогда нужно было так много сказать. Он хотел сказать отцу, что из-за того, что тот запер его на неделю, у него сдавило грудь и дыхание почти полностью остановилось. Что он впервые почувствовал панику, запертый в этой маленькой комнате, где не было ничего нового для чтения. Что это была безмерная жестокость. Но признать такие вещи означало признать, что да. Эридан победил его. Нашёл слабое место и использовать его в своих интересах. Итак, он снова открыл книгу и начал с самой первой страницы. Его отец долгое время стоял в дверях, и Маркус краем сознания ощущал его присутствие, вплоть до того момента, когда он ушёл, оставив дверь открытой. И если это было похоже на победу, вряд ли в этом была заслуга Маркуса. В тот вечер Эшран остался с Маркусом, и они тихо поговорили обо всём. О Рамаре и его проклятой крови, об оставшихся в крепости магах, о том, что будет потом, о том, справится ли Маркус с этой ношей. О том, что было недавно. О своих видениях, снах и желаниях. Обо всех тревогах и плохих вещах, которые не оставляли Маркуса в покое, и Эшран выслушал его. — Мил, — позвал Маркус, потому что он чувствовал очень знакомое тепло, исходившее от призрака, и для его чутья это было сродни запаху домашних пирожных, которые он ел на завтрак с детства. — Не прячься, мой друг. Иди, посиди с нами. Эшран, казалось, не осознавал до этого момента, что Мил был с ними в комнате, но он не особо встревожился, когда дух материализовался в самом дальнем углу возле книжной полки. — Ты был там всё это время? — спросил он, пододвигая кресло, чтобы Мил мог сесть рядом с ними. — Не всё это время, нет, — ответил дух. — Просто достаточно долго, чтобы услышать то, что я уже знал. Кровь богов и кровь людей не должны соприкасаться, не должны мешаться с синевой. Синева без воздуха, синева и всё ещё чистая, когда кровь не пролита. Кровь — это мы, а твоя магия — это ты. Эшран посмотрел на Маркуса с нежностью и раздражением. Одновременно. — Ты знал о Рамаре? — спросил маг без малейшего намёка на обвинение. — Да, я знал, — печально сказал дух. — Но он попросил, чтобы я уважал его… личную жизнь. Маркус уронил голову на руки. Эшран успокаивающе погладил его по плечу, позволяя магу грустить, пока сам он оставался сильным. — Можно мне остаться здесь на ночь? — спросил Мил после минуты печального молчания, накрывшего всех троих. — Здесь тепло и мне нравится свет на мосту. Меня уже много дней ловят снаружи, голова над водой, не смотри вниз. — Конечно, — сказал Эшран, поднимаясь на ноги и обмениваясь многозначительным взглядом с магом. — Увидимся утром. Маркус собирался яростно возразить против такой перспективы, когда внезапно Мил сделал это за него. — Нет! — громко произнёс дух, заставив обоих людей вздрогнуть. Мил так редко повышал голос… — Нет, ты не можешь вернуться туда, Эшран! Не слушай, не ДЕЛАЙ ЭТОГО! Маркус обеспокоенно потянулся к Милу. — Что ты имеешь в виду? Мил выглядел расстроенным. — О, не спрашивай меня об этом, Маркус! Когда ты спрашиваешь меня об этом, всё всегда запутывается! Я не знаю, что имею в виду, кроме того, что говорю, но… Но Эшран не должен возвращаться туда. Здесь так холодно и темно, и он обещал, что данная клятва не будет нарушена. Им нужно позволить нарушить её. Одиннадцать лет — долгий срок, и люди способны меняться. Эшран, казалось, не знал, что делать, и потому просто посмотрел на Маркуса. — Он останется с нами, — заверил духа Маркус. — Он туда не вернётся, ясно? Мил прижал дрожащую руку у сердцу, его нижняя губа задрожала. — Людям нужно лучше заботиться о себе, — сказал он прерывистым голосом. — Самые добрые носят меньше всего брони. Они мягкие и сладкие, и лучше всего колются и кровоточат. Пожалуйста, не делай этого, Эшран. Ты обещал, но ты можешь остановиться сейчас. Ты можешь ОСТАНОВИТЬСЯ. Так сказал Маркус. — Я не вернусь в свой кабинет, — сказал Эшран, пытаясь сохранить спокойствие. — Это не сложно, поверь мне. Мил посмотрел на него и благодарно вздохнул. — Ну, тогда всё в порядке. Я останусь и прослежу, чтобы вода не проникла через двери. Зеркала — это расплавленный песок, так делают стекло, но вода всё равно может перемещаться туда и обратно. Вода превратилась в пар, в воздух. Я — воздух, если меня переносят, и звёзды, если сжигают. Он всегда был добр ко мне. Возможно, это ошибка. — Прости, Мил, — сказал Маркус, потянувшись к его руке и опуская свою поверх неё. — Прошло много времени с тех пор, как ты мог говорить, а я просто слушал. Мне очень жаль. — Это не твоя вина, Маркус. Ни в чём из этого нет твоей вины. Маг грустно улыбнулся. — Ты всегда очень добр. — Доброта — это вода. Ты можешь заморозить её и сделать острой, а затем снова растопить, если знаешь, как зажечь свечу. Многого можно добиться, посмотри, чего ты добился, Страж Эшран замер. Его пристальный взгляд остановился на Миле, хотя тот оставался неподвижным. — Мил, — сказал он мягко, но в его голосе чувствовать тонкая нить настойчивости. — Что делает… Маркус коснулся руки Эшрана. — Не спрашивай его об этом, — тихо сказал он, внимательно наблюдая за Милом. — Просто дай ему выговориться. Эшран медленно сел, снова заняв своё место рядом с Маркусм, пока Мил держал мага за руку и позволял словам слетать с его губ. — Я покажу тебе, к чему привела доброта, я покажу тебе огромную кровавую империю, которую мы создадим в пространстве твоей нежности, и с тобой будут обращаться наилучшим образом. Доброта вознаграждена, оплачена по заслугам, и крысы растолстеют в эту луну. Веселье и мрачная справедливость позволяют увидеть, как мягкое режет острое. Маркус скорее почувствовал, чем увидел, как Эшран сделал глубокий, тяжёлый вдох, который потряс его до глубины души. О какой бы пустоте ни говорил Мил, Эшрану было больно это слышать, но… Он не сказал Милу остановиться. — Куклы на верёвочках, влейте в них кровь, и заставьте их танцевать, заставьте их петь, кричать и истекать кровью снова и снова. Он хранит её, эту, как дырявую чашку. Чаша теперь пуста, яд исчез, вместо него ничего. Держи это в себе, не высовывайся. Останься со мной, Эшран. — ОСТАНОВИСЬ. Маркус был так очарован словами Мила, его почти гипнотической сказкой о глупости и доброте, что не заметил как смотрит на духа Эшран, не заметил что командор ушёл совсем глубоко в себя и выглядел так, как будто ему нанесли тяжёлый удар, его глаза наполнял настоящий ужас. Слово прозвучало сдавленно, и когда Маркус взглянул на него, Эшран был настолько бледен, что казался практически прозрачным. «Блядь», — подумал Маркус. — Эшран, — быстро сказал он и прикоснулся к командору, чтобы предложить утешение, но впервые за всё время Эшран по-настоящему отпрянул. Он вздрогнул так сильно, что это напугало Маркуса, это была интуитивная реакция всего тела, как будто Маркус хотел причинить ему боль. Глаза Эшрана расширились, и маг увидел, как бывшему Стражу потребовались все силы, чтобы сохранить контроль, удержаться на месте и не СБЕЖАТЬ. — Мне жаль, — сказал он Маркусу, когда рука мага беспомощно зависла в воздухе, неуверенная и колеблющаяся. Мил поднял взгляд и растерянно моргнул. — Всё в порядке, — искренне сказал Маркус. Сейчас его заботил только Эшран, только то, какие муки он испытывал, когда Мил рассказывал о его прошлом на Санкристе. Маркусу следовало бы лучше думать, прежде чем позволять ему, особенно в присутствии Эшрана. — Это моя вина. Мне так жаль… Эшран быстро пришёл в себя, его самоконтроль был мастерским, как всегда. — Нет, я… это было глупо. Я приношу свои извинения. Эшран попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной и не удержалась на его губах надолго. — Я просто устал. Нам нужно немного поспать. Утром прибудут войска. — Я причинил кому-нибудь боль? — спросил Мил. — Я не хотел. Я никогда этого не хотел. Эшран уже был на ногах, и когда он одарил Мила гораздо боле яркой, уверенной улыбкой, несомненно требующей экстраординарных усилий, Маркус не мог не испытать к нему ещё большую нежность. Он прилагал столько усилий, чтобы быть добрым с людьми, о которых заботился Маркус, что Маркус мог бы влюбиться в него только за это. — Нет, мне не больно, — сказал Эшран и мягко, успокаивающе похлопал Мила по плечу. — Говори столько, сколько хочешь. Мне всё равно нужно идти, до завтрашнего восхода ещё многое предстоит сделать. Ты останешься и позаботишься о Маркусе вместо меня? Маркус, который решительно НЕ НУЖДАЛСЯ в том, чтобы о нём заботились, понял. Эшран не мог слышать о своём прошлом, не мог слушать мысли, которые были в головах давно умерших людей. Маркус не был уверен, но он подумал, что, возможно, Мил каким-то образом поведал им мысли Урела или, что ещё хуже, мысли Джавера перед самым концом. Мил хотел как лучше, хотел пролить свет на тёмные места, но Эшран был не готов и не мог этого вынести. И хотя Маркус больше всего на свете хотел, чтобы он остался, Мил уже довольно далеко находился далеко от своего мага, он был истощён, а ещё раньше чуть не рассеялся из-за какого-то поручения, которое дал ему Эшран. Ему нужно было побыть рядом с Маркусом, и Эшран это понимал. — Да, я так и сделаю, — торжественно пообещал Мил. — Я сохраню его сухим, не волнуйся. Эшран рассмеялся, но в его смехе было что-то слегка сдавленное. Когда он посмотрел на Маркуса, маг почувствовал глубокий укол сожаления. Он мог видеть, как внутри него всколыхнулась боль, колодец агонии, теперь снова покрывшийся рябью. — Приятных снов, — пожелал он Маркусу, и когда тот не двинулся с места, чтобы поцеловать мага на ночь, Маркус просто кивнул, не решаясь заговорить. Он ПОНИМАЛ, каково это — быть настолько охваченным ужасом, что прикоснуться к другому человеку означало потенциально заразить его, он знал, каково это, поэтому не стал давить. — Тебе тоже, — сказал он и посмотрел вслед уходящему Эшрану, несмотря на то, что знал, что никто из них сегодня не будет спать. — Прости, — тихо сказал Мил, когда дверь закрылась. — Я не хотел. Всё это крутится внутри меня, день за днём. — Не извиняйся, Мил, — устало сказал Маркус, с тоской глядя на большую кровать, поставленную здесь для них с Эшраном. Уютную и мягкую, но казавшуюся теперь такой холодной. — Пойдём, мы устроимся поудобнее, и ты сможешь говорить всю ночь. Как тебе такой расклад?