Единожды в жизни

Сон прождал уже целых три астрономических часа. Капля в море для Вечного — но довольно солидный временной отрезок для опаздывающего Хоба Гэдлинга.              Сегодня был день встречи. Сон устроился за привычным столиком в «Белой лошади», рассеянно глядя на принесённые еду и питье. С его предыдущего визита в прошлом столетии изменилось разве что расположение столов и одежда выпивох.              Час назад Сон слегка повернул стул, чтобы было сподручнее наблюдать за дверями. Время от времени они распахивались, впуская внутрь очередного посетителя, но ни один из них не был Хобом Гэдлингом. Более того, никто из них даже дважды не взглянул в его сторону. Сон неловко ёрзает на месте.              Из груди непроизвольно вырывается тяжёлый вздох. Он целенаправленно вылепил подходящее обличие и через силу вышел в грязную, отвратительную Явь, а смертный даже не удосужился прийти вовремя. Сон смотрит на часы на каминной полке, которые показывают ровно одиннадцать. Ровно в полночь он уходит, решает Сон.              В конце концов у него имеются и другие дела, кроме как сидеть и покорно ждать появление Хоба Гэдлинга.              Внезапно его внимание привлекает потасовка у входной двери. В трактир неожиданно для всех решает прорваться грязный бродяга. Вонь давно немытого тела достигает Сна даже на таком, казалось бы, приличном расстоянии. Он едва заметно морщит нос от отвращения.              — Не трожьте меня! — истошно вопит мужчина, пытаясь вывернуться из крепкой хватки двух амбального вида вышибал. — Сучьи потроха!              Нет, не может быть.              — Прочь с дороги! — продолжает орать Хоб Гэдлинг, безуспешно отбиваясь от выволакивающих его на улицу мужчин.              — Отпустите. Он мой гость, — властно приказывает Сон. Вышибалы без лишних вопросов ослабляют хватку, и Хоб, решив не искушать судьбу, стрелой подлетает к столу Сна.              Он тут же начинает жадно набивать рот едой. Сну хочется отвести взгляд от подобного зрелища, но через силу он заставляет себя посмотреть на гостя.       Хоб грязный, его лицо и руки покрыты грязью вперемешку с кожным салом. Волосы длинные и нечёсаные, как и борода. Под обломанными ногтями скопилась грязь. О состоянии одежды и говорить нечего.              — Ты хоть представляешь, насколько голодным может быть человек? — запихивая в рот хлебную лепёшку, интересуется Хоб.              Разумеется представляет. Сон видел кошмары голодающих. Ломящиеся от яств столы, еда с которых пропадает в тот момент, когда человек пытается её схватить. Грёзы бесчисленного множества детей, женщин и мужчин, чья еда рассыпается песком у них во рту. Приятного в этих сновидениях мало.              Хоб торопливо описывает последние восемьдесят лет своей жизни. Его голос напрочь лишён эмоций. Смерть, голод, нищета — вот его неумолимые спутники большей части этого столетия.              Человеку не может постоянно вести, да и в будущее ему не заглянуть. Ничего удивительного, что проведший годы на обочине жизни Хоб наконец-то осознал всю прелесть избавительных объятий Смерти.              — Так ты всё ещё хочешь жить? — не без снисхождения уточняет Сон, впрочем, и так прекрасно зная ответ.              Хоб делает паузу и откладывает куриную ножку прочь. Он нехорошо щурится, глядя на собеседника.              — Ты что, сбрендил? Смерть — это конец, а мне ещё есть ради чего топтать бренную землю.              Сон откидывается на спинку стула и окидывает смертного нечитаемым взглядом.              — Даже после всех твоих злоключений?              — Конечно, приятель. Я способен учиться на своих ошибках и больше их не совершать. Так что эти годы не прошли даром. Может, закажем еще чего-нибудь? Иначе я сожру стол. — Хоб жестом подзывает стоящую неподалеку подавальщицу ближе.              Сон подивился тому, когда они успели стать «приятелями», прежде чем недовольно отбросить эту мысль в сторону.              — …ягнёнка, если есть. О, неужели? Вот и замечательно, спасибо.              — Что ты будешь делать, когда уйдешь отсюда?              — Кто знает? — Хоб одаривает его лихой улыбкой. — Возможно, побродяжничаю ещё немного, а потом обязательно найду какую-нибудь работёнку. Дела просто обязаны пойти в гору, раз мы вновь встретились.              — Не думал, что играю настолько определяющую роль в твоём существовании.              — А разве нет? Поверь, я неплохо замечаю причинно-следственные связи, — а затем Хоб почти неслышно для человеческого уха как-то печально выдыхает: — Хотя мы виделись всего лишь трижды.              Сон предпочитает оставить это утверждение без комментариев.              Хоб продолжает за обе щеки уплетать всё подносимую и подносимую еду, попутно делясь самыми яркими впечатлениями о лондонских канавах и подворотнях, когда Сон понимает, что его мысли упрямо ускользают в сторону Грёзы.              Словно почувствовав тревогу повелителя, Джессами настойчиво стучит клювом в маленькое окошко. У них есть дело, требующее безотлагательного вмешательства.              — Ещё увидимся, — одной фразой прерывает разглагольствования мужчины Сон, положив ладонь на стол.              — А, труба зовёт? — в глазах Хоба зажигается маленький любопытный огонёк. Это единственный вопрос, который он позволил себе задать Сну за всю ночь.              — Да. Прощай, Хоб Гэдлинг, — с этими словами он, не оглядываясь, уходит.              Как только дверь захлопывается, вышибалы вышвыривают Хоба Гэдлинга обратно на улицу.              

***

             — Смертному, кар, не повезло! — как бы между прочим замечает Джессами, когда они оказываются снова в царстве Грёз.              — И всё же он по-прежнему хочет жить, — изумлённо отвечает Сон.              — Вполне понятное желание. Когда-то приведшее меня сюда.              Сон смотрит на неё, смотрит сквозь птичий облик на душу, лежащую под ним.              — Это Грёза, а не Явь.              — Вам ли не знать, сэр, что между ними не такая уж и большая разница.              По-хорошему Сну бы следовало осадить её, но он лишь качает головой и продолжает свой путь.              Ночные грёзы людей зачастую несбыточны. Конечно, ведь многие сновидения по своей природе невероятно фантастичны, что делает их претворение в Явь заведомо невозможным. Однако Сон заметил одну вещь: люди в подавляющем большинстве готовы биться за осуществление пусть даже крупиц своих сокровенных мечт, не считаясь с методами и средствами их достижения.              Сна редко интересуют человеческие грёзы. Но сегодня он задаётся вопросом, как Хоб Гэдлинг может продолжать хотеть жить? О чем мечтает человек вроде него? Сон ловит себя на том, что в каждой проносящейся мимо себя грёзе пытается уловить призрак того фантастического пейзажа, о котором наверняка может грезить Хоб.              — Люсьена просила напомнить, что сегодня состоится суд, сэр, — тактично каркает Джессами.              Её вес абсолютно не ощущается на плече.              — Я приду, — рассеянно отмахивается Сон.              Он ищет Хоба, искренне надеясь, что сейчас он в его царстве. Здесь более ста миллионов душ, и, возможно, одна из них — Хоб. Найти его грёзу не то чтобы сложно, если знать, как это делается.              Сон уткой ныряет в извилистые туннели французских катакомб, а на поверхность выскакивает через кроличью нору. Вверху гордо реет ястреб, и Сон летит вместе с ним. Он заимствует острое птичье зрение, когда исследует землю. Сотни мечтателей, но никто из них даже близко не похож на искомого мужчину. Их сны показывают незнакомые пейзажи: огромные морозные пустоши и пышные тропические леса. Ни один из них не Хоб Гэдлинг из Англии, с рыжеватыми волосами и весёлыми карими глазами.              Сон, наконец, видит грёзу Хоба на самом дальнем краю царства. Мужчина одет гораздо лучше, чем в эту встречу, явно по моде того времени.              Хоб сосредоточенно роет ямку перед скромным домом, окружённым высокими деревьями. Сон превращается в ворона и садится на ближайшую ветку. Под большим окном разбит небольшой садик, с которым сейчас и возится Хоб.              — Ух, — он втыкает лопату в свежую землю возле лунки и вытирает рукой покрытый испариной лоб.              — Уже всё? — доносится из дома звонкий голос.              — Да, дорогая, — отвечает Хоб показавшейся на пороге женщине.              Она поразительна. Бледная, стройная, темноволосая. Невероятно привлекательная. Сон понимающе улыбается про себя. Неудивительно, что Хоб поместил в свои грёзы эту манкую красавицу.              Женщина баюкает на руках младенца, и Хоб подходит к ним ближе и нежно берёт супругу за плечи. Они создают прекрасную картину: Хоб, трепетно прижимающий к груди свою жену и ребёнка. Сон вспоминает, что в Яви они уже давно мертвы, и ему становится неподдельно жаль Хоба.              На краю поляны ждёт саженец. Раньше его там не было, но он должен быть из-за дыры. Хоб целует жену в лоб, а затем сажает дерево.              — Оно прекрасно, — очарованно шепчет жена. Малыш отзывается согласным лепетом.              — Разумеется, это ведь дерево нашего Робина, — с гордостью приосанивается Хоб.              Жена улыбается ему, и все вместе они скрываются в недрах дома. Окружающий пейзаж в отсутствие сновидца быстро начинает исчезать. Сон взмахивает крыльями, когда ветка под ним рассыпается, наблюдая, как следом за ней живописный домишко превращается обратно в песок.              Хоб просыпается.              Сон возвращается в свой замок. Как ни странно, но грёзы Хоба оказались абсолютно лишёнными величия и неуёмных амбиций, так свойственных людскому роду. Признаться, он ожидал чего угодно, кроме такой… образцовой добропорядочности. И это однозначно сбивало с толку.              «Похоже, Хоб действительно самый заурядный человек, коему для счастья необходимы настолько простые вещи», — позабавлено думает Сон, опускаясь на трон.              — Приведите подсудимого! — кричит снизу Люсьена, и Сон откладывает мысли о Хобе Гэдлинге ещё на столетие.