Белые цветы

            Два дня пролетели словно за пару-тройку часов. После известия о предстоящем выступлении жизнь Stray Kids буквально заиграла новыми красками — каждый думал о том, как споют Чанбин с Феликсом. Это было слишком важно. Больше всех переживал, конечно же, Банчан, что, будучи не только лидером группы, но и своего рода «старшим братом» остальных мемберов, настоял на том, чтобы запись была произведена как можно скорее.       Со не находил себе места. Его беспокойство было уже подмечено и Минхо и Хёнджином и Ханом. А проницательный Сынмин так и вовсе спросил его в лоб, что случилось. Вот только ответить рэпер ему не смог.       Причиной беспокойства была, разумеется, вся эта ситуация с Феликсом… плавно перетекавшая в беспокойство о выступлении и о том, удастся ли им вообще сработаться при таком раскладе. В попытке наладить общение и обсудить то, что случилось, старший направил Ликсу несколько сообщений. Тот прочитал их, но ничего не ответил.       Найти же Енбока в перерывах между плотной работой и вовсе представилось невозможным — стоило тренировкам, встречам или совместным посиделкам закончиться, младший тут же юркал в темноту коридоров и прятался непонятно куда. Ни в своей комнате, ни в других частях дома Со его за последние дни не смог обнаружить.       А времени, между тем, оставалось не очень много. Трирача закончили запись музыки. Дело было за малым.       Чанбин надеялся поговорить с Феликсом после того, как старший запишет свою партию песни, но Ликс даже не явился на этот этап звукозаписи, сославшись на то, что он очень устал. Поначалу происходящее Бина расстраивало, после — нервировало, а в итоге стало откровенно злить. Злился Чанбин, разумеется, не на Феликса. Раздражение вызывала эта… дурацкая игра.       «Это песня? А, может…»       Старший терялся в догадках. Ясно было лишь то, что добром это всё не кончится.       В конце концов Со обнаружил себя, сидящим на диване в полном одиночестве, качавшимся из стороны в сторону, сжимавшим в своих объятиях Гю. Он ещё никогда надолго не выносил игрушку за пределы своей комнаты. Парень не знал, сколько он так просидел, пытаясь собраться с мыслями, прежде чем хлопнула дверь и на пороге маленькой комнатушки возник Хёнджин.       Встретившись взглядом со старшим, Хван помедлил пару секунд, а затем вздохнул, и, приземлившись на место рядом с Чанбином, решительно заявил:       — Так, хватит. Рассказывай.       Со вопросительно посмотрел на Хвана, но, решив, что ничего не мешает им обсудить это, лишь понуро пробубнил:       — Мы с Ликсом… поссорились.       У Хенджина округлились глаза. Казалось, он и представить себе не мог, что с таким солнцем, как Феликс, вообще в принципе возможно поссориться. А потому он, конечно, решил уточнить:       — По поводу.?       Старший хмыкнул. По поводу? Возможно, что это и был самый сложный вопрос. Вопрос, на который он уже несколько дней не мог получить ответ. Что же, черт подери, не так.       «Что происходит с Феликсом?»       …       «Что… происходит… со мной?»       — Со, ты меня слушаешь? — вдруг раздался голос Хёнджина.       Чанбин встряхнулся:       — А… что, прости? — он, вынырнув из своих собственных мыслей, увидел раздражение, написанное на лице Хвана и понял, что тот, очевидно, пытался ему что-то сказать, но говорил в пустоту.       Однако выражение негодования на лице младшего быстро сменилось какой-то едва уловимой… усмешкой. Со это не понравилось.       — Что смешного-то? — рассердился он ещё больше.       — Хён, а ты… — начал Хван, буквально расплываясь в улыбке, — как бы это сказать…       Чанбин выразительно посмотрел на него, словно призывая не медлить и договорить уже то, что начал. Хван, нисколько не испугавшись грозного старшего, вдруг рассмеялся и хохотал очень долго, пока ещё больше нахмурившийся рэпер одним своим видом, пожалуй, не убедил его, всё же, начать говорить.       — Хён, а ты вообще понимаешь, что ты влюблён?       Со заметно стушевался.       »…чего?»       Хван продолжал улыбаться и молчал, вглядываясь в глаза Чанбина. Тот было отвернулся, но затем снова посмотрел на Хёнджина. В голове у старшего был полнейший бардак.       У Чанбина несколько раз были отношения. Но при ближайшем рассмотрении он не мог сказать, что действительно любил кого-либо из тех, с кем встречался. Он мог испытывать к ним симпатию, интерес… влечение. В конце концов, Бин ещё мог признать, что были люди, с которыми он ощущал себя хорошо и комфортно. Но… любовь?             Феликс…       …       Енбок…       …       Солнышко…       — Ты озадачен, — заметил Хенджин.       — Я… я не знаю, что сказать, — признал старший, — наверное, я не до конца понимаю, что такое вообще — любовь.       Хван задумался. Он почесал нос, посмотрел в потолок, а затем ответил:       — Я думаю, хён, что любовь… — это когда ты переживаешь за другого так, будто это — ты сам. Когда благополучие другого для тебя становится важным настолько, что ты только об этом и думаешь. И, конечно, любовь — это когда ты не можешь без человека.       — Не можешь? — переспросил Чанбин.       Хван кивнул.       — Любишь кого-то — значит, вы теперь связаны. Значит, если одному из вас больно, другому больно вдвойне. Если кто-то из вас смеётся, то и другой не грустит, — продолжал он, — я думаю, что любовь — это такая зависимость. И ты либо поддаешься ей, либо…       Младший умолк на полуслове. Со быстро не выдержал:       — Либо что?       Хенджин выразительно посмотрел на него из-под полуопущенных век.       — Либо умираешь от ломки.       На это Со уже ничего не сказал. Парень медленно отвернулся, и, уперев взгляд в противоположную стену, остался наедине со своими мыслями.

***

      «Это просто песня…» — думал Феликс, готовясь выйти из комнаты, — «я просто приду туда, запишу и уйду. Как всегда. И ничего нового…»       В светлой комнате младшего царил беспорядок. В последнее время Феликс буквально не мог найти в себе сил на уборку, хотя и прекрасно осознавал, что давно было пора разгрести хлам у кровати, в столе и шкафу, подмести мусор и выстирать шторы. Однако мысль о том, что необходимо хоть что-то делать, его убивала. Если бы на него не давили его обязательства, график и Банчан, который каждые 30 минут писал ему, чтобы спросить, как дела с песней и когда Феликс будет готов, он, вероятно, даже и не притронулся бы к ней. Просто закинул бы папку с нотами в ту же кучу, где валялось всё остальное и постарался забыть… как всегда. Словно… словно это поможет.       Внезапно посторонняя мысль промелькнула в сознании Ли, когда он подумал об этой куче. Приблизившись к ней, он приложил заметное усилие, и, раскопав неопознанный хлам, вытянул длинную розовую подушку. Парень секунду или две смотрел на запыленное лицо Чанбина, затем, натянув длинный рукав на кулак, вытер пыль с фотографии.       «И ничего нового…» — вновь подумал он, любовно вглядываясь в глаза старшего. Последнее время Ликс думал только о том, как же он умудрился так вляпаться. Сейчас бы уже записывал эту дурацкую песню, смеялся и горя не знал… если бы не эта глупая… глупая любовь.       Парень усмехнулся. И посмотрел в окно.       «Мне страшно».       Идя по коридору в сторону студии звукозаписи, айдол улыбнулся сначала Сынмину, затем Хенджину — они тоже решили пойти. Посмотреть. Послушать. Феликс обычно не возражал — это было по-своему мило. Это давало ему ощущение близости… помогало ему почувствовать себя частью семьи.       Но сейчас это было совершенно лишним. Он не хотел, чтобы его кто-то видел. Ему было достаточно и того, что трирача, скорее всего, будут контролировать запись полным составом. А это, конечно же, означало, что Со там будет. При мысли о встрече со старшим… у Ликса тряслись поджилки.       Но это нужно было сделать.       Войдя в застеклённую студию и встретившись взглядом с Банчаном, Джисоном и Бином, старательно игнорируя последнего, Ликс подошёл к микрофону и надел наушники.       — Ты готов, Ликс? — спросил Чан.       — Да, хён.       — Начинай.       Запись пошла.       — I need you… I’ve always needed you… — начал Феликс. Звук собственного голоса, звучащего словно извне, всегда отрезвлял его. Придавал уверенности. В этот момент Феликс вдруг посмотрел на Чанбина… и, поддавшись внезапному порыву, не стал отводить глаза.       — For my love… it is like flowers… for we are the lovers… — юноша старательно пел свою партию, пожирая глазами старшего. В этот момент он заметил, что Бин, словно, чувствует себя неуютно. Мелькнула мысль о том, что это именно он — Феликс, заставляет Со испытывать дискомфорт. Эта мысль уколола, но Феликс твердо решил, что сейчас, в эту самую минуту он имеет законное право… делать, что хочет. Никто не осудит. Никто даже не обратит внимания.       — White flowers…       Бархатистый голос отражался от поверхностей стен черной студии, возвращался и резонировал. По коже Ликса бежали мурашки. В такие моменты ему было наплевать на всё — он любил то, что делал. Мягкая и красивая, сильная и до боли проникновенная, песня лилась из его груди. Чище. Громче. Как никогда прекрасно.       — I crave you…       Младший закончил и опустил голову. Несколько секунд ничего не происходило. На миг он испугался, что сделал что-то не так, но, когда он встретился взглядом с Банчаном, увидел в его глазах восхищение. И восторг.       — Браво, Феликс. Это действительно очень хорошо.       Улыбающиеся ребята.       Улыбающийся Чанбин.       Слеза на его щеке.