Белые цветы

            — Ещё раз, — ледяным тоном отчеканил Минхо.       Когда дело касалось постановки танца, старший был непреклонен. В своем вечном стремлении во что бы то ни стало добиться идеального результата он был готов строить мемберов снова и снова. Было очень сложно поверить, что этот миловидный по большей части молодой мужчина, ласкающий кошек и рисующий на полях тетрадей сердечки, мог заставлять кого-то тренироваться до содранных в кровь колен.       Никто не воспринимал его эту сердитость всерьез. В конце концов, было совершенно понятно, почему Ли иногда перегибает палку. Как и остальных хёнов, его очень заботило благосостояние группы. И он очень не хотел, чтобы такая вещь, как, к примеру, плохо поставленный или недостаточно хорошо отработанный танец подпортил им жизнь. Никто не хотел.       Но сейчас Феликс, который и без того был на нервах, чувствовал себя отвратительно, когда старший его поправлял.       Дело было не только лишь в том, что выступать с Бином они, оказывается, должны были исключительно вдвоем, без подтанцовки из остальных участников группы. И не только лишь в том, что Минхо предусматривал для обоих достаточно сложные танцевальные партии, включавшие в себя разного рода поддержки и прочие элементы, требовавшие от них прикасаться друг к другу.       Но то, что под конец композиции они должны были вальсировать!!!       Это было запрещенным приемом. Ударом под дых. Желтой карточкой на игровом поле. Когда Феликс впервые услышал о том, что он будет вальсировать с Бином (который, помимо прочего, ещё и будет вести), он едва не лишился чувств.       «Твою… это… просто… ну просто… ну просто… ну блядь!»       Мысли Феликса представляли собой именно этот бессвязный поток из ругательств и возмущений. Сосредоточиться парень не мог никак.       И Минхо это очень злило:       — Твою мать, Ликс, да что с тобой такое?! Чем ты вообще меня слушаешь? — разошелся хён, — мы такими темпами никогда его не поставим! Неужели так трудно запомнить простое движение? Если ты…       — Хватит.       Феликс поднял голову, что стыдливо опустил минутой ранее, когда Ли Минхо начал его отчитывать. Поток его нравоучений был прерван Чанбином, что сейчас хмуро глядел на ведущего танцора Stray Kids. Тот же недоуменно глядел в ответ.       — Бинни, ты…       — Перестань его обижать, — сказал старший, — ты что, не видишь, что он волнуется?       Феликс не верил своим ушам. Со заступался за него перед Ли. Что-то подобное, уже, разумеется, случалось и раньше, но… Ликс ещё ни разу не видел, чтобы Чанбин с таким раздражением обращался к кому-то из группы. Никогда. Никогда!       И сейчас он решил защитить его, потому что… а почему, собственно?       Ли Минхо удивился так, что замолк. Постояв несколько секунд с ошарашенным видом, мембер прокашлялся, а затем, как ни в чем не бывало, спокойным голосом попросил:       — Давайте попробуем ещё раз. По местам.       Танец начинался с партии Со, что, пройдя несколько шагов под тихое, мелодическое вступление, закружился в потоке па, медленно водя руками, словно пытаясь ухватиться за что-то невидимое. Шаг, шаг, шаг. Развернувшись, Чанбин преклонил колени и опустил голову. Согласно постановке, здесь начиналась партия Феликса, который хоть и немного замешкался, всё же смог попасть в ритм и, выйдя с другого края импровизированной «сцены», направился к старшему и положил руку на его плечо.       Под повторяющиеся хлопки Минхо, которыми он задавал ритм, Феликс с Чанбином несколько раз качнулись, будто бы на ветру, а затем Со повернулся к младшему и они, соприкоснувшись тыльными сторонами своих ладоней, сделали круг, не разрывая зрительного контакта. Феликс вздрогнул.       Темп ускорился. В резком движении Ликс повернулся спиной к Чанбину. Прогнувшись в спине, младший прижался к Со, поддержавшему его, а затем повернулся, и, прильнув к его груди, застыл, позволяя старшему аккуратно водить по его спине руками.       Ликс и Чанбин взялись за руки и сделали симметричный шаг. Далее Феликс будто бы оступился, но был вовремя поддержан партнёром и возвращён в устойчивое положение.       Отстранившись друг от друга, они исполнили сольную хореографию, каждый — свою. Феликсу нравился этот момент. Завершив свою часть свободным падением, в котором был пойман Чанбином, он встал вплотную к старшему. Ощутив горячую ладонь на своей талии, юноша положил свою руку в сильную вторую руку Чанбина и они пошли. В ритме вальса — раз, два, три, раз, два, три, раз, два, три, раз… Старший вел его осторожно, хоть и решительно, не давая упасть, не сбивая ритм. Он держал его нежно, украдкой любуясь его лицом.       Музыка затихала. Выйдя на середину, старший и младший встали, прижавшись друг к другу, и застыли, не разрывая касания рук.       Феликс тяжело дышал. Ему нелегко дался этот танец. Однако не столько из-за тяжести исполнения, сколько оттого, что физическая близость с Чанбином творила с ним что-то невообразимое. Раскрасневшийся маленький Феликс ещё в середине танца вдруг осознал, как всё происходящее его возбуждает. Цепкие, сильные руки Со… его запах, его касания… Ликсу быстро сделалось слишком жарко. Навязчивое возбуждение ощущалось пылавшей, заливавшейся краской кожей и совершенно некстати возникшей теснотой ниже пояса.       Но и это, как выяснилось, было не самым худшим. Стоило им закончить, как Со вдруг прижал Ликса к себе ещё ближе, чем следовало. Это было… почти объятьями. Бедный маленький Ликс чуть не задохнулся от нежности и стыда, теплоты… и липкого, вязкого страха.       — Ну, допустим, — неопределённо протянул Ли Минхо, — ладно, на сегодня вам хватит. Свободны.       Буквально вырвавшись из объятий старшего, Ликс быстро пошел на выход, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. Ему опять было плохо.       «Только бы не здесь, господи, господи, только бы не здесь!» — мысленно Феликс почти кричал.       «Пожалуйста, пусть никто не увидит!»       Паника подступала слишком быстро, намного быстрее, чем это обычно бывало. От этого младшему становилось лишь хуже. Уже в коридорах, сорвавшись, он всё-таки перешел на бег и ринулся в случайно выбранном направлении.       — Феликс! — крикнул Чанбин где-то далеко позади. Младший его не слышал. Он бежал прямо, затем повернул налево, потом — направо, потом… или два раза налево? Ликс совершенно не разбирал, куда его несло.       В голове стучала лишь одна мысль: «Нельзя, чтобы меня заметили. Я должен остаться один».       Должен остаться один.       Должен остаться один!       Должен. Остаться. Один.       А иначе придется туго. Предстоит объяснять много вещей, которые Феликс не хочет… а на деле — не может сейчас объяснить. Иначе придется врать, изворачиваться, что-то придумывать… что-то, на что нет ни сил, ни фантазии. Да и врать Феликс не умеет.       Пробежав ещё один коридор, Ли окончательно выдохся. Его дыхание сбилось, а страх не давал задышать полной грудью. Гипоксия стремительно возрастала. У юноши потемнело в глазах.       Феликс понял, что он стоит перед дверью в… какое-то помещение. Не раздумывая, он повернул ручку и оказался внутри, отметив где-то на задворках сознания, что оказался в подсобке, что на первый взгляд была абсолютно пустой. Обессиленный, он добрел до противоположной стены и рухнул на стоявший у неё табурет. Осознав, как сейчас ему будет плохо, Ли Енбок приготовился к кошмару, как вдруг…       — Феликс? Ты чего?       Ком застрял в горле. Младший медленно повернул голову и обомлел от увиденного. У самой двери в подсобку, на черном диване из кожи сидел Банчан. В простой домашней одежде он выглядел очень заспанным и каким-то помятым. Казалось, что он дремал до того, как Феликс сюда забежал. Обругав себя мысленно, младший едва не провалился сквозь землю, осознавая, что не заметил его в темноте, когда поворачивал ручку. И что теперь хён станет одним из тех самых свидетелей, наличия которых он так мечтал избежать.       «Нет…»       — Ты чего весь дрожишь? — улыбнулся Чан, поднимаясь, — кто обидел? Кому сломать нос?       Феликс не отвечал. Он не мог даже толком вдохнуть, а голос пропал и подавно. Он лишь смотрел, как хён подходит к нему ближе. И как доброжелательное выражение на его лице сменяется беспокойством… и даже страхом.       «Неужели и правда так плохо выгляжу?» — устало подумал Ликс, вставая с табурета.       — …Феликс? — осторожно позвал его старший, делая ещё один шаг вперед, — с тобой… всё в порядке?       Юноша резко замотал головой, ощущая, как его захлёстывает очередная волна страха. Банчан подошел вплотную к нему и взял его за плечо, наклонив голову, чтобы посмотреть младшему прямо в лицо. Ли бросило в дрожь. Он захотел объясниться. Ему захотелось хоть что-то сказать… может быть, даже, что всё это — шутка, что он в порядке и что волноваться не о чем. Что он зря беспокоится и что Ликс разберется сам.       Но стоило ему поднять голову и встретиться взглядом со старшим, как что-то внутри у него сломалось. Тело вдруг стало ватным, а мысли — нечеткими.       Феликс подался вперед и очутился в крепких объятиях хёна, в которых он в одночасье размяк… и вдруг, неожиданно для них обоих, заплакал. Сперва очень тихо, будто бы понарошку, младший захныкал, но слишком уж много эмоций рвалось наружу. Феликс схватился обеими руками за сильные плечи Чана, уткнул свою бедную голову ему в грудь и зарыдал, громко, отчаянно, истерически. Слезы, что градом текли по щекам, насквозь пропитали футболку Банчана, а Феликс продолжал громко плакать, кричать и трястись от боли, не в силах остановиться, в истерике царапая руки хёна.       Банчан молча прижимал к себе младшего и тихонько поглаживал его по затылку, пока тот всё продолжал плакать, всхлипывая снова и снова, без остановки, выпуская на волю боль, что скопилась в груди за всё время, что он страдал. Феликс плакал, плакал и плакал, не говоря ни слова, вжимаясь Банчану в грудь, хватаясь за него, как за спасительный круг, как за якорь в океане боли… В океане Феликсовых слёз.       Прошло очень много времени, прежде чем вконец обессилевший младший стал успокаиваться и рыдания вновь сменились редкими всхлипами, а после — затихли. Банчан не спешил разжимать объятия. Ему хотелось удостовериться, что Феликс действительно успокоился. Только после этого он молча подвел юношу к дивану и усадил его, примостившись рядом. Аккуратно погладив Феликса по щеке, лидер вытер слезы Ли и тихо спросил:       — Феликс, скажи мне честно… — Банчан запнулся… — это… это из-за него?       Ли поднял красные, опухшие глаза, помедлил, а после устало кивнул.       Чан приобнял младшего одной рукой. Подобная ситуация в группе никак не могла положительно отразиться на их работе. Он собирался что-то сказать Феликсу, когда обнаружил, что тот… спит.       Младший провалился в тяжелый, тревожный сон. Банчан молча уложил его на диван, после чего сходил за одеялом и стаканом воды. Вернувшись, он аккуратно укрыл Феликса, поставил воду на стол и ушел, закрыв дверь.