***
Час от часу не легче — наутро Банчан сказал всем, что Феликс немного приболел, а потому ему требуется пару дней отлежаться у себя в комнате. На вопрос о том, можно ли его навестить, лидер ответил резко отрицательно, сославшись на плохое самочувствие и усталость младшего. — Дайте Феликсу отдохнуть перед выступлением, — сказал он ещё раз, — я вас очень прошу. Ему сейчас нужен покой. Всё это выглядело очень странно. Поведение Феликса вызывало всё больше вопросов у остальных участников. Странности не укрылись ни от кого. На протяжении разговора с лидером Со раз за разом ловил на себе внимательный взгляд Хёнджина, от которого просто невозможно было укрыться. Но не это волновало его так сильно. Уже несколько дней Чанбин ходил весь на взводе и плохо спал, потому что не мог перестать… думать. Хён, а ты вообще понимаешь, что ты влюблён? В одну из бессонных ночей Со сидел, облокотившись о стену, снова и снова повторяя про себя эту фразу… такую простую… такую сложную… В конце концов Чанбин решил так: если думать о Феликсе сутки напролет… и переживать за него как за самого близкого человека… если скучать так сильно, что хочется плакать… если признавать, что Феликс — предел всех мечтаний и что от его всепроникающей милоты хочется задохнуться… если защищать, оберегать и лелеять это прекрасное солнышко — всё, ради чего порой хочется жить… если сходить с ума каждый раз, когда видишь его веснушки… улыбаться, когда улыбается он… и, наконец, если чувствовать невозможно сильное возбуждение каждый раз, заключая его в объятия… — если всё вот это складывается в непонятное, доселе необъяснимое слово «любовь»… если это и означает — любить… То, значит, Чанбин любил Феликса. Очень сильно любил. Сильнее, чем ожидал от себя. … Вот только это осознание вовсе не вызвало радости. Потому что такая любовь не могла быть адекватно воспринята публикой. Ни для кого, конечно, не было секретом, что многим фанатам нравилось думать о чем-то подобном… однако реальные, открытые отношения между мемберами могли бы повлечь за собой массу проблем для них всех, особенно для Банчана. Чанбин не хотел навредить своему другу. Чанбин не хотел вредить группе и лейблу… ну, и, конечно же, он не хотел навредить Феликсу. Парни, с которыми Со состоял в отношениях раньше, были совсем другими. Они не вызывали у него таких чувств. Он вовсе не так боялся их потерять. А сейчас он чувствовал, что отношения с Феликсом буквально рассыпаются на глазах, и последнее, чего он хотел — это способствовать этому. Чанбин любил Феликса. Очень любил. Чанбин не хотел потерять его. Но, обладая большим, чутким сердцем, он просто не мог не нарушить запрет Банчана. Тем более, что Ликс не просто не ответил на его сообщения, но даже ни разу за день не зашёл в сеть. Чанбин волновался. И он считал своим долгом проверить, что младший в порядке. Вечером, когда все уже разошлись, Со тихонько подошел к комнате Ликса, и, постучавшись, вошел. — Енбоки? — негромко позвал он его в полумраке, прежде чем обнаружить юношу мирно спящим в своей постели. Губы Чанбина тронула улыбка. Он находил по-своему забавным то, как по-ребячески младший приоткрывал рот во сне. Как дрожали его ресницы. Ликс был таким нежным. Он излучал потоки радости и красоты. Постоянно. «Даже когда спишь». Со тихо подошёл к кровати и присел на край, боясь разбудить и, не дай боже, ещё напугать милого маленького Феликса. В полумраке комнаты его личико выглядело таким миниатюрным… словно игрушечным. «Особенно когда спишь». Чанбин подавил внезапно возникший порыв взять младшего за руку… или погладить по волосам… или, может, обнять. Ему не хотелось будить его. И смущать тоже не хотелось. Со вздохнул. Ему стало грустно. Ощутив необходимость сделать для младшего хоть что-то, что поможет ему почувствовать себя лучше, старший снял черный кожаный браслет, что сам Феликс не раз называл красивым и положил его у окна. Он точно не знал, зачем это сделал. Но он надеялся, что, когда Феликс проснется и увидит браслет, он поймет, что хён к нему заходил. И, быть может, ему будет приятно. Убедившись, что младший спит, Со покинул комнату и тихонько прикрыл за собой дверь.***
— Енбоки? Феликс проспал почти сутки. После истерики на плече у Банчана он чувствовал себя таким разбитым, слабым и беспомощным, что жить не хотелось. Отключился он очень быстро и как-то глупо. Сквозь сон ощутил, что его накрыли одеялом. Ещё через какое-то время он почувствовал, что его куда-то несут, но проснуться так и не смог — слишком устал. Слишком много сил у него отняла истерика и… и всё, что к ней привело. Кто знает, сколько ещё времени Ли бы проспал, если бы его внезапно не разбудил звук его имени. Его корейского имени. Только один человек называл его так. Да и голос его не узнать было очень сложно. Феликс сразу проснулся. И зажмурился как можно сильнее, дабы не выдать себя. Дабы не разговаривать с Со о том, что случилось. Потому что младший понимал, что он начнет смущаться, краснеть… не дай бог ещё вдруг расплачется снова… а там и до признаний недалеко. Нет… такого он себе просто не мог позволить. Феликс надеялся, что Со увидит его спящим, развернется и уйдет, но, к его огромному удивлению, этого не происходит. Вместо того, чтобы развернуться и уйти, Чанбин подходит ближе и садится к нему на постель. Близко. Неприлично, непозволительно близко. Спросонья в голову сразу начинают лезть прекрасные, но одновременно ужасные мысли. Феликс зачем-то начинает думать о том, что они вдвоем могли бы делать в этой темноте, не будь они так известны… не будь они связаны обязательствами… и будь они, разумеется, в отношениях. Феликс вздрогнул и едва не выдал себя, представив поцелуй с Со. Мысль о том, чтобы коснуться его губ своими буквально сводила с ума. От неё одной младшему стало жарко. О том, что за этим поцелуем может последовать что-то ещё, например, объятия — любовные, долгие, нежные, Ли предпочитал не думать, чтобы ненароком не умереть от сердечного приступа. Сочетая в себе полную сексуальную неопытность с гиперчувствительностью, он был как ядерная бомба из эмоций. И он не мог позволить себе взорваться. Не сейчас. Не сегодня. Не завтра. «Никогда». Подавив, наконец, желание думать о том, чтобы Со прикоснулся к нему, Ли стал напряженно ожидать, пока тот уйдет. Но вместо того, чтобы сразу покинуть комнату, Со зачем-то подошел к окну, и, судя по звуку, что-то положил на его подоконник. Дождавшись, пока за старшим, наконец, закроется дверь, Ли устало разлепил глаза и сел в постели, уставившись сонным взглядом на подоконник, пытаясь привыкнуть к темноте. Когда ему это удалось, он протянул руку и взял черный браслет Чанбина. Он был теплым. Он всё ещё хранил в себе жар, исходивший от тела хёна. И это делало его бесценным. А ещё от него пахло парфюмом — тем самым, что группа, скинувшись, подарила Чанбину на день рождения в прошлом году. Ли тогда умолчал, что именно он подобрал ему аромат. Феликс непроизвольно улыбнулся. Его всегда забавляла немного странная манера Чанбина втирать аромат в кожу на запястьях. Встав с постели, юноша подошел к окну. За окном росло дерево. Сейчас оно было всё в цвету и это было прекрасно видно даже в ночи. Феликс завороженно наблюдал за раскинувшимся там ночным пейзажем. Цветы, разумеется, больше всего привлекли его внимание. — White flowers… for we are the lovers… — одними губами сказал Ликс. Взглянув на браслет своего хёна ещё раз, он надел его себе на руку. Браслет был велик ему, но это было не так уж и важно. Феликс улегся обратно в постель, планируя проспать ещё часов триста. Тут его телефон вдруг поймал Интернет и высветил последнее входящее сообщение: Со ЧанБин: Я скучаю. — Я тоже скучаю, Бинни… — проговорил младший, смыкая глаза.