нейротоксин

      — Продинамишь меня? Снова?! — Сынмин шел рядом, возмущенно взмахивая кистями рук и фыркая. Лямки его рюкзака сползали с плеч, но он целенаправленно кричал в лицо лучшего друга, игнорируя это.       — Мини, но я правда не могу. Я пойду домой. — Чонин пытался приобнять друга за плечо, подтягивая лямки рюкзака вверх, но тот вновь фыркнул, лишь откинув запястье Яна, словно ненужный груз.       — Это из-за Чана? Омо, я просто не понимаю, что такого в походе в клуб?! Я жопу рвал ради этого вечера несколько недель, прожигал время на дополнительных, слушая бубнеж старой корги на тему кишечнополостных, а ты меня так легко кидаешь просто потому, что твой передруг-недопарень-учитель-хён будет недоволен?! Ян Чонин, какой ты после этого лучший друг? — Сынмин всё не хотел успокаиваться, яростно размахивая руками и пиная камни под ногами. Чонин знал, что тот слишком драматизирует, но все же чувствовал противные уколы вины внутри.       — Мини, ну прости, правда! Дома немного запары… я бы пошел с тобой, но мне правда нужно быть пораньше, помочь хёну и разобраться с бумагами на перевод с очного. Простиии! — Чонин теребил друга за рукав наглаженной рубашки, складки на которой тот с явной яростью в движениях разглаживал по пути.       — Не надо меня тут лечить и оправдываться кучей дел. У меня, думаешь, их меньше? Мой лучший друг переводится на домашнее обучение и будет сидеть в своей квартире круглыми сутками напролёт, а мой шанс увидеть его почти всегда будет равен нулю, ведь громила Бан Кристофер Чан меня ненавидит, не подпуская к своему возлюбленному мальчику ближе пушечного выстрела! И свой последний школьный день он, как и всегда, провел, ошиваясь возле кабинета учителя Бана, а вечер отказывается провести со мной за бокалом пива! — Чонин всеми силами пытался уложить ладонь на плечо друга, приобнять, или хотя бы похлопать, но Сынмин взбудоражился настолько, что Ян невольно поджал губы. В животе кололо чувство вины и всплывшее за ним чувство голода, а в голове вереницей тревожности смешались навязчивые мысли о возвращении домой, таблетках и привкусе бумажных легких. Чонин старался подступиться к другу, но тот вновь оттолкнул.       — Да не злюсь я на тебя, Чонин! Меня бесит, что ты помыкаешь всему, что он скажет. Мне это не нравится. Ну что такого в том, что ты расслабишься со мной за парой стаканов пива или макколи, а потом придешь домой? Будто я ненормальный наркоша или сперматоксикозный подросток, который затащит тебя в первый же клубный угол, напоит, скормит оксикодон и изнасилует! Я твой лучший друг, Ян Чонин. И я знаю, что твой недопарень меня не восхваляет, но не думай, что я перестану вмешиваться в твою жизнь или перестану общаться только потому, что он так хочет. Я за тебя переживаю. Думаешь, я не вижу, как ты осунулся? Думаешь, не вижу эту трупную бледность и кости вместо запястьев? — на этих словах он будто в доказательство поднял вверх руку Чонина, тряся металлическими браслетами в воздухе. А потом кинул встревоженный взгляд во влажные веки лучшего друга, притягивая его к себе. От Сынмина пахло хвоей, дедушкиными духами и кофе, который он литрами уже давно пускал по своим венам.       — Иди нахуй, Ян Чонин. — в последний раз сжав его еще крепче, Ким оттолкнул друга за плечо и кинул вдогонку средний палец, уже развернувшись в противоположную сторону.        Чонин усмехнулся, чувствуя, как по телу разливается тепло, безнадежно пытающееся окутать озябшие кости, подобрал портфель, а затем поставил скейт на дырявый асфальт и толкнулся ногой навстречу неизвестности и тепла квартиры, в которую хён уже должен был вернуться с ужином и разбитыми костяшками на пальцах.

* * *

      Музыка вбивалась в перепонки, звуча уже где-то басами в подкорках гипофиза. Сынмин почти лежал на барной стойке, посасывая трубочку очередного пойла, по вкусу напоминавшего разбавленную водой сладкую вату с горсткой красителей, что превращают язык в синее и вязкое облако. Мутный взгляд неохотно пробирался сквозь толпу, людей было чрезвычайно много. В подобных клубах в центре помещения они давят друг друга шпильками каблуков или носами конверсов, пьют дешевый и приторно сладкий алкоголь, — который мешает бармен с покрасневшими от запоя веками. — И плюсом ко всему в подобных местах есть туалеты, являющиеся местным достоянием, борделем, ночлегом для вусмерть ужравшихся и толчком для приземленных смертных из трущоб провинции Чеджудо.       Вот какой-то амбал зажал фигуристую девушку в мини юбке неподалеку от стойки бара, в двух столиках от Сынмина кто-то отвесил шлепок своему собутыльнику, а навстречу к Киму продвигается девушка, чей кроп топ вызывает головную боль и рябь в глазах от одного взгляда. Она усаживается рядом, взмахивая волосами, секущиеся кончики которых падают на грудь, которую она всячески пытается продемонстрировать Сынмо, а затем хихикает. Её смех в голове звучит, как трель школьного звонка, от чего Сынмин щурится и корчится, когда она предлагает купить себе напиток, за что позже и получает пощечину, ведь Ким всеми способами пытался заткнуть ее рот своими руками, кажется пару раз попав в глаз.       Когда она орет что-то в уши, быстро убегая назад в толпу, Сынмин лишь икает, облокачивая голову на локоть, попутно издавая ртом нечленораздельные звуки раздосодованности насчет своего вечера в этом отвратном месте.       Чанбин явно не представлял себе последний вечер недели так. Совсем недавно присоединившийся к их нетронутому дуэту отпетых упырей, явно имеющий проблемы с агрессией парень, вызывал сомнения. С первого дня был тих, даже слушался, но с недавних пор стремился занять позиции лидера, подминая под себя Джисона и его доверие. И если бы самый младший и отпетый из них был бы хоть немного серьезнее, то не стал бы позволять управлять собой, но Хан Джисон — человек, чьи принципы и устои не сломить и дулом пистолета, поэтому Чанбин не сильно на него дулся. Они прошли друг с другом практически всю жизнь, когда-то отыскав в общении родственное согласие и общие интересы, заключавшие в себе законы улиц, бои без правил, обсуждение дорогих тачек и труд рабочего класса.       А сейчас Со совершенно один пробирается сквозь толпу пьяных студентов и школоты, блюющей от первого же стакана пива. На лице убийственный, но при этом пустой взгляд, руки сжаты в кулаки, ведь его ноги уже порядком так человек десять отдавило, а в голове бегущая строка. Напиться и дело с концом.              Он бы подцепил кого-то, что никогда не представляло особого труда с выработанной техникой. Подойти — похвалить что-то во внешности — предложить выпить — галантно пошутить и поддержать тему — предложить покинуть это место и повеселиться еще больше. Правда работала эта тактика только в подобных рыгаловках, а настроение Чанбина было не в своем игривом апогее, поэтому он просто хотел от души напиться, чтобы забыть хотя бы на один вечер о всех заботах и упырях, так настырно вторгающихся в его жизнь последние недели.       Наконец прорвавшись к стойке с барменом, Чанбин почти разбил кому-то лицо, когда незнакомый парниша хотел блевануть прямо к подножию его кроссовок. Сжал кулаки еще больше, вжимая ногти в плоть, а потом уместился на стул, обтянутый скрипучим кожзамом, бросив бармену: «Виски».       Когда мужчина за стойкой толкнул в его сторону стекляшку с темной жидкостью, Чанбин заметил в метре от себя слегка посапывающего парня. Слюни мелкой дорожкой тянулись к концу его подбородка, капая на рукав рубашки, и расплываясь голубыми пятнами подстать напитку, который он все еще сжимал в ладони.       Чанбин усмехнулся, пихнув носком кроссовка его лодыжку, но тот вдруг неожиданно резко поднял голову, уставившись в лицо напротив. Парень долго щурил глаза, попутно корча складки на носу, и наклоняя голову, словно побитый щенок. Со вновь усмехнулся, а парень напротив повалился на него почти всем телом.       — Хэй! Поднимайся! Ты ахуел совсем?! — пытаясь спихнуть его то ли на пол, то ли назад к стойке, Чанбин опрокинул стакан. — Блять! Эй! Очнись, чучело!       Находящийся в сознании лишь наполовину парень запрокинул голову назад, вытирая рукавом рубашки слюни, и продолжая корчить нос. А потом вернул шею в исходное положение, смотря на то, как Чанбин пытается безнадежно вытирать салфеткой следы от опрокинутого виски.       — Упси. — хмыкнул парень, подводя уголки губ кверху. — Прости.       — Уп.? Упси? — Чанбин прекратил втирать пятно в одежду еще сильнее, готовый засунуть эти салфетки в рот человека напротив.       — Оо, ты бука! Я заплачу… ну, потом как-нибудь. — он икнул, вновь улыбаясь. — Я просто перебрал немного, мужик. И вообще! Меня лучший друг кинул, отстань! — он пихнул в край остолбеневшего Чанбина в плечо, утыкаясь в слюнявый локоть.       — Я тебя даже не трогал! Хэй! Ты заплатишь бару за стакан и мне за футболку, усёк? Эй! — Чанбин стал пихать парнишу в плечо, знатно выходя из себя.       — Да ну, дядь, отвалиии! Ну чего ты такой настырный, а? Я не знакомлюсь, слышишь? Неа. Уходи, давай, давай. — парень потряс ладонью в воздухе, жестом показывая Чанбину уйти.       — Эй, сопляк. — перехватив его ладонь, он грубо потянул того на себя, готовый сорваться с места. Зря он думал, что хуже вечер стать просто не может, раз даже напиться он не смог в спокойствии и звуках чрезмерно громкой музыки.       — Да ты прям скала, да? Лааадно, так уж и быть. Я Сынмин. — он вновь икнул, бестолково улыбаясь в лицо напротив, а потом взял Чанбина за щеки двумя руками. — А ты ничего такой, хи. Лицо у тебя такое красивенькое. — он принялся мять щеки Со, не страшась, казалось бы, совсем ничего, а Чанбин просто замер, пялясь глазами в его грудную клетку. Я что, сплю блять?       — Да какого… ты адекватный вообще, нет? Отпусти блять… да отпусти! — сжав руки незнакомца в своих, он сдавил его запястья, продумывая план убийства в голове.       — Ууу, я не против грубостей. — вновь посмеиваясь, протараторил Сынмин. — Корооочеее. Бармен! Можно салфетку и ручку?       Чанбин следил за его движениями, почти готовый сорвать с клубного стула и повалить на пол, но парниша чем-то его останавливал, продолжая следить за тем, что может выкинуть следом.       Сынмин в свою очередь вновь скривился, старательно вычерчивая свой номер на салфетке в свете прожекторов. Чанбин неотрывно глядел на его высунутый для пущего старания язык, все еще сжимая одно из запястьев. Сынмин справился, засунув язык назад, облизавшись, и кинув синюю ручку в спину бармена. Не обращая внимания на недовольные вскрики порядком избитого жизнью мужчины, Сынмо не глядя впихнул салфетку Чанбину в грудь.       — Короче, дядь, на! Меня сейчас тошнит прооосто капец, поэтому сегодня не вариант. Но ты симпатичненький, поэтому позвони мне, хи. Я свободен после занятий, в четыре вечера, а то позвонишь мне на химии! — Сынмин продолжал нести бессвязную речь, все еще тыкая салфетку в грудь Чанбина. Нащупав его ладонь, он решил впихнуть ее в сжатый кулак, в то время, как Со продолжал тупо пялиться на него, не двигаясь. — Всё, дядь, пока!       Пошатываясь из стороны в сторону, парень удалился в глубь клуба, оставив Чанбину помятую салфетку с номером телефона, красные от прикосновений щеки и эхо глупых смешков. Со попросил еще один стакан, заплатив за предыдущий, а когда перед ним оказалась новая порция виски, залпом осушил её, не глядя. Зарывшись в свои волосы, он облокотился на стул, достав телефон.       Затем открыл первый попавшийся мессенджер, отправив контакту «Придурок Джи» сообщение в три слова — «это пиздец, Джисон.»       Немного подумав, Чанбин открыл книгу контактов, развернул смятую в кулаке салфетку, а потом записал номер в журнал. Обозначив его, как «ненормальный из рыгаловки», Со заказал новую, но на этот раз двойную порцию виски.