Ты моя вселенная.

Лань Ванцзи поднялся и размял затекшие колени и онемевшие конечности. Было тяжело, кружилась голова, была сильная слабость. Ведь он еще не оправился от ран, нанесенных дисциплинарным кнутом. Но эти раны не шли ни в какое сравнение с теми кровоточащими ранами, которые остались после потери дорогого и самого родного человека в мире. А еще больше боли добавляло огромное чувство вины. Чего ждал? Почему вовремя ничего не смог обьяснить? Не умел сказать? Так надо было учиться! «Зануда ты, Лань Чжань, как есть зануда. Только и научился, что нудить и читать нотации! " Чего медлил? На что надеялся? Ведь видел, знал, понимал! Теперь поздно. «Вэй Ин! Где ты! Что с тобой произошло на самом деле? Ты уничтожил стигийскую печать. Неужели она в ответ уничтожила тебя без остатка? И как теперь с этим жить? Как вставать каждое утро с сознанием что ты ещё живешь, а его нет? И даже неизвестно осталось ли что то после него?» Минул один день и одна ночь, которые он провел в качестве добровольного наказания перед входом в облачные глубины. За эти день и ночь Лань Ванцзи перебрал в памяти все события, которые связаны с родной душой своей, все встречи, которые оставили в сердце горечь расставания и чувство недосказанности. Эх, Лань Чжань, Лань Чжань, как был молод и резок тогда! Подросток, воспитанный в строгих монашеских правилах, так и не сумевший подавить в себе бурные эмоции, научившийся надежно прятать их под маской холода и равнодушия. Как он испугался тогда внезапно вспыхнувших чувств! Как старательно подавлял их! Как упорно запрещал себе не смотреть, не прикасаться, держать дистанцию. Думал пройдет, само собой успокоится. Убеждал себя что это просто гнев на хулигана. Но… Нет… Его тянуло к этому красавчику, возможно привлекал элемент вольности? Что тот не похож на его соклановцев? Нет… Проблемы начались ниже пояса, а вот это уже совсем никуда не шло, началась самая настоящая паника. Что со мной не так? Почему именно со мной? Что теперь с этим делать? Обратившись к книгам, подумал, что возможно это гормоны и со временем пройдет. Не прошло, а этот дикий персик, этот гиперактивный красавчик упорно старался подружиться. Какая тут к чертям дружба? Когда по уши затягивало в бездонный омут его глаз, невозможно было оторвать взгляд от его лица, фигуры, длинных шикарных волос, с ума сводило его солнечное обаяние, его смех, его голос, его запах. Девушки сходили по нему с ума, юноши ходили за ним табуном и восхищались его красотой и талантами. Он привык к вниманию и кокетничал со всеми подряд. Не было никого, кто не попал бы под его обаяние. Один только Лань Чжань строил из себя недотрогу, потому он и дразнил его. Не привык просто Вэй Усянь к такому отношению. А потом Лань Ванцзи обратил внимание на то, что тот не только силен и талантлив, он благороден и добр, он предан и никогда не оставит в беде и понял что любит конкретного человека и готов идти ради него на жертвы. Да! Он понял, что Вэй Усянь дорог ему, дороже всех, дороже жизни. Лань Ванцзи понимал что не так надо было действовать, не те слова говорить. Вэй Усянь не тот человек, с которым надо говорить намеками, с ним надо было конкретно, но Лань Ванцзи ничего так и не сказал конкретного. Только уже там в пещере, когда он держал на руках почти бездыханного Вэй Усяня, он раскрыл перед ним всю свою душу. Но тот был в таком состоянии, что Лань Ванцзи не был уверен, слышал ли он его. Хотя… Наверняка слышал, но… Какое это уже может иметь значение? Его нет! Нет! Как болит сердце. Лань Ванцзи вздохнул, каждый вдох отдавался острой болью в душе и в сердце и пошел к себе в цзиньши. Брат сейчас принесет А-Юаня и отправится на совет кланов в башню Кои. Лань Ванцзи перестал посещать эти советы после той ночи, где полностью сломали шиди Вэй Усяня, где облили грязью деву Ло, где сплетни лились рекой из полыхающих ненавистью ртов. Ложь и лицемерие того общества переплетались с завистью и ненавистью, жажда власти затмила им глаза. Тактика Цзинь Гуаньшаня «разделяй и властвуй» нашла применение и ему удалось внести разногласия в клан Цзян и теперь он давил на каждого брата в отдельности. Одного провоцировали и обвиняли потом в злых замыслах, а другого придавив чувством вины, сломали окончательно, что он стал марионеткой в их руках и врагом собственному брату и первый обрушил на него удар. Цзинь Гуаньшань давно лелеял мечту влезть так же в клан Гусу Лань, чтобы потом диктовать свои условия. После того, как братья Лань покинули башню Кои после того злополучного совета кланов, за ними тут же полетело письмо от Цзинь Гуаньшаня, в котором он жаловался Лань Цижэню на дерзкое нарушение этикета его младшим племянником, дядиной гордости и примера для всей молодежи. Мало того, что он нарушил этикет и перебил главу ордена перед всеми, он еще и встал на сторону преступника, потом самовольно покинул совет кланов, чтобы поговорить наедине с безнравственной девушкой, которая вообще оскорбила всех присутсвующих своими дерзкими речами в защиту Вэй Усяня и вышла из клана, который приютил её и возвысил. Был неприятный разговор с дядей и наказание, потом заключение, с запретом покидать облачные глубины сроком на год и переписывание правил. Его даже заставили сдать в хранилище нефритовый жетон. Покидать облачные глубины можно было только с братом и дядей на советы кланов. Впрочем посещать эти мероприятия Лань Ванцзи отказался. Он и раньше не любил эти сборища чванливых лицемеров и отьявленных сплетников, а теперь и вовсе не видел смысла туда ходить. Дядя сначала покричал, потопал ногами, но младшего племянника переломить было невозможно. Лань Цижэнь, выплеснув свои гнев, успокоившись и поразмышляв, решил что оно возможно и к лушему. Вдруг Ванцзи вытворит опять что то подобное и тогда точно не оберешься позора и проблем. Лань Ванцзи вырос таким же упрямым как его родители и если что задумал, то не отступится. Да и не знаешь что у него на уме, что скрывается под этой маской ледяного равнодушия. Так что, наказав племянника, дядя на время успокоился. Лань Ванцзи сидел возле спящего А-Юаня и вспоминал все те события. Мальчик спал, жар у него не спадал. Видно, он слишком долго просидел в дупле дерева. У него было физическое истощение и обезвоживание, а так же из-за страха еще и нервное истощение. Ребенок время от времени звал в бреду то бабулю, то сестрицу А-Цин, то Сянь-гэгэ. Последнее особо больно резало по сердцу Лань Ванцзи. Он брал отвар из трав и ложечкой поил ребенка, потом обтирал его горячее исхудавшее тельце мокрым полотенцем, чтобы уменьшить жар и ложил на лоб платок, смоченный в прохладной воде. После нескольких бессонных ночей и еще не заживших ран Лань Ванцзи сам был еще очень слаб, но не спал, боясь что вовремя не уследит и мальчику станет хуже. Время от времени он делился с ним крохами своих духовных сил. Он должен выходить этого ребенка и дать ему самое лучшее. —А-Юань, ты должен жить. Ты—все что у меня осталось от Вэй Ина. Лань Ванцзи теперь понимал, что должен жить, несмотря ни на что, несмотря на отчаяние, боль и тоску, несмотря на депрессию и раны. Несмотря на то, что жить совсем не хочется. Надо собрать себя в кулак. Всю свою волю. Все свои силы. Жить ради этого маленького беспомощного человека. —А когда вернется Вэй Ин… Вздох. Боль. —Да. Он вернется. Я найду его. Найду.