Muscle Memory/Мышечная память

      Губы Нила кровоточат между зубами Эндрю. Его стон сладко отдается на языке Эндрю, когда тот слизывает кровь со рта Нила. При этом руки Нила остаются там, куда их положил Эндрю — под подушкой. Эндрю покачивает бедрами — пробное движение, которое заставляет Нила дрожать и хныкать в ответ.       Нил голый и твердый, его выделения размазываются по тренировочным штанам Эндрю. Его тело — знакомое поле битвы со шрамами, каждый из которых несет на себе клеймо, надписывая насилие суровой защитой. Эндрю садится между раздвинутыми, великолепными ногами Нила, свободно перекинутыми через его бедра, твердый член упирается в Нила через штаны.       — Еще, — просит Нил, теплый, желанный вес на коленях Эндрю. Его член, розовый и влажный, дугой вздымается к пупку. Эндрю сглатывает, предвкушая его знакомую тяжесть во рту. Но сегодня он хочет быть внутри Нила, а не наоборот.       — Что ты хочешь, Нил? — спрашивает Эндрю, проводя руками по неровной груди, задевая ногтями затвердевшие соски, просто чтобы почувствовать, как тот дрожит.       Нил пристально смотрит Эндрю в глаза, открыто и с желанием. В этих глазах нет тьмы, а голод — не хищный.       — Все, что ты хочешь мне дать, — говорит ему Нил, раздвигая колени в недвусмысленном приглашении.       У Эндрю пересыхает во рту, и он подхватывает колени Нила под локти и приподнимает, поддерживая всю нижнюю половину. Нил широко открыт, уязвим и доверчив. Эндрю наклоняется и прижимается губами к его промежности. Нил дергается и задыхается, а Эндрю медлит, пытаясь решить, отсосать ему или вылизать. Он хмыкает и проводит губами линию от отверстия Нила до нежной кожи его яиц.       Нил что-то бормочет и запрокидывает голову, подаваясь бедрами навстречу рту Эндрю.       — Не шевелись, — требует Эндрю и принимает решение.       Он смещает вес Нила, пока его ноги не опускаются к груди и он не сгибается пополам. Нил хватает его за лодыжки и оглядывается на Эндрю, глаза расширены и возбуждены, член толстый и покрывает его пресс выделениями.       — Да? — уточняет Эндрю, потому что это стоит того, чтобы дважды и трижды переспросить.              — Да, — шипит Нил, голос срывается на стон, когда Эндрю раздвигает его ягодицы и наклоняется ближе, прижимая язык к трепещущей ложбинке Нила. Он напряжен, горяч и дрожит в объятиях Эндрю. Эндрю же — тверд как сталь в собственных штанах, но это вторично.       В такие моменты все отходит на второй план.       Тело Нила, тугое и подтянутое, медленно раскрывается под Эндрю, пока он не может погрузить пальцы внутрь упругого кольца мышц вместе с языком. Нил, как, впрочем, и всегда, стонет, не желая умолкать. Эндрю, как всегда, не возражает.       Нил кончает вот так, от языка и пальцев Эндрю, член остается нетронутым, забрызгивая его грудь спермой. Эндрю никогда не встречал никого столь бесстыдного и отзывчивого на секс, как Нил, и это — привилегия быть его первым.       Эндрю опускает дрожащие ноги Нила вокруг себя и удивляется, что его ждут здесь, как никого другого.       Когда Нил доволен и ублажен, потребность Эндрю становится более насущной. Он делает паузу, чтобы разобраться в себе. Иногда ему нужно кончить в одиночестве — либо в душе, либо выгнав Нила из постели. Но иногда, как сегодня, он может остаться. Нил смотрит на него, теплый, открытый и согласный с любым решением Эндрю.       — Можешь дотронуться до волос, — говорит Эндрю, засовывая руку в штаны.       Нил улыбается и перебирает пальцами волосы Эндрю, нежно и мягко массируя их, посылая дрожь по позвоночнику Эндрю. Эндрю впивается зубами в ключицу Нила, обхватывает рукой свой член и начинает потягивать. Он уже полностью твердый, и с ароматом Нила на губах и его руками в волосах не проходит много времени, прежде чем он…       Эндрю просыпается на мокрых простынях. Он горячий, задыхающийся, липкий и растерянный. Чтобы успокоиться, он вытаскивает из-под подушки свои ножи и засовывает их в ножны, вшитые в повязки, и смотрит вниз на царящий беспорядок. Сердце гулко стучит в ушах, и он напряженно осматривается вокруг. Он не пустил Нила и Робин в комнату прошлой ночью, так что он один.       Двигаясь на автомате, Эндрю ковыляет в ванную и включает душ, нагревая воду до кипятка. Он запирает дверь, прежде чем решается раздеться. Он в таком беспокойстве, что он держит ножи наготове, хотя никто не может войти в комнату. Вода обжигает плечи, но он не двигается с места и не делает ее холоднее. Будучи подростком, Эндрю и раньше видел откровенные сны, но ни один из них не был таким ярким и четким.       Это почти похоже на воспоминание, но это невозможно. Эндрю никогда не смог бы, никогда не сможет кончить с кем-то в комнате, он никогда не пустит кого-то в свою постель, и он не так занимается сексом, это… просто невозможно. Эндрю выключает воду и, оставляя за собой мокрые следы, возвращается в спальню. Он одевается в непривычные треники, длинноватые в ногах, которые находит в ящике комода, и засовывает все имеющиеся у него ножи обратно в повязки. Он снимает запятнанные простыни с кровати, запихивает испачканные треники в середину свертка и заталкивает их на дно корзины для белья.       Дверь отпирается со щелчком, и Эндрю направляется на кухню. Ему нужно выпить кофе и позавтракать, прежде чем делать что-то еще. В гостиной стоят два дивана, сдвинутые вместе в форме буквы «L». Один из двух мешков, привезенных Эндрю и Аароном из Колумбии, сдвинут в другой угол гостиной, но, когда Эндрю пересекает комнату, его взгляд задерживается на ворохе одеял на одном из диванов.       Нил и кофе ждут Эндрю на кухне. Эндрю берет свою кружку и щедро сыплет в нее подсластитель для булочек с корицей, но даже со своего места видит, что Нил пьет отвратительно черный кофе.       — Ваймак хотел знать, придешь ли ты сегодня на тренировку, — говорит Нил, прислонившись к стойке в ужасающе оранжевых шортах для бега. Его худые ноги искусаны комарами, и пальцы Эндрю покалывает, когда он вспоминает, как легко они двигались в его руках, чтобы Эндрю мог… Он сжимает кружку и смотрит в сторону. «Это сон», напоминает он себе, «не воспоминание».       — Что ты ответил? — выдохнул он, ища причину для отвращения, а не для влечения к Нилу.       — Пока ничего, — Нил пожимает плечами, доставая раскладной телефон, подозрительно похожий на телефон Эндрю. — Ну, я сказал, чтобы он сам тебя спросил, но он заявил, что это моя работа как капитана, а ему едва платят за его собственную, и он точно не собирается делать всё за меня. Поэтому я спрашиваю: ты придешь сегодня на тренировку?       Эндрю подумывает сказать «нет», просто чтобы позлить Нила и посмотреть, как он отреагирует, но у него есть обещание и контракт, которым нужно следовать.       — Да, — решает Эндрю, забывая упомянуть, что он не намерен прилагать каких-либо усилий.       Нил ухмыляется и бросает ему контейнер с едой. — Тогда ешь быстрее, нам нужно выходить через пятнадцать минут.       Эндрю открывает контейнер и удивленно смотрит на едва заметную бельгийскую вафлю под кучей взбитых сливок.       — Это из «Мо», — понимает он. Это его любимое блюдо, которое он заказывает в закусочной, но он ходит туда исключительно в одиночку, как правило, в два часа ночи.       Нил просто пожимает плечами, будто совершенно неважно, что он не только знает заказ Эндрю, но и принес его по собственной инициативе. «Может, так оно и есть», думает Эндрю. Вопрос только, почему.

***

      Ники витает вокруг шкафчика Эндрю, как сверхзаряженная колибри. Эндрю дожидается, пока не убедится, что голова кузена не лопнет, и только после этого захлопывает шкафчик и поворачивается к нему.       — Что.       Они в комнате одни. Остальная часть команды занимается с Нилом упражнениями, которые Эндрю не намерен выполнять, поэтому он задержался после того, как все ушли вслед за своим капитаном. Только Ники остался позади.       — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Ники, разминая руки. — Мы все так волновались, но Нил сказал, что тебе просто нужно время. Как… э-э… как Нил?       Эндрю приподнимает бровь в ответ на неуверенный вопрос. Ему интересно, сказал ли он Ники, что он гей, или его кузен по-прежнему уверен, что он трахается с Рене.       — Я его сосед по комнате, а не сторож, Ники, спроси его сам.       Лицо Ники опускается, он смотрит на Эндрю опустошенно. — Но он милый, правда? — настаивает он.       — Нет, — честно отвечает Эндрю. Нил бывает разным, но милый — не один из них. Он закрывает свой шкафчик и разворачивается к двери. Даже тренировка лучше, чем этот разговор.       — Эндрю, — зовет Ники, — когда будешь готов, попроси его объяснить, кем он интересуется.       Эндрю замирает, держась одной рукой за дверь и борясь с желанием достать свои ножи. Он не хочет знать, откуда Ники знает, кем Нил интересуется.       Дискомфорт ползет по его крови. Он не дурак. Он не может отрицать желание, которое испытывает к Нилу, он даже уверен, что они уже встречались. Но он не может этого вспомнить. И это наполняет его невыразимым ужасом. Его слишком рано и жестоко познакомили с сексом, чтобы он мог быть со своими партнерами осторожным и внимательным, забыв о любом сексуальном контакте, словно теряя контроль над ситуацией.       Борясь с нарастающей тошнотой, Эндрю распахивает дверь и захлопывает ее за собой прямо перед лицом Ники.

***

      После трех часов сидения на поле и ленивого наблюдения за мячами, пролетающими мимо него в ворота, его вызывает к себе в кабинет Ваймак. Тренер выглядит старше, чем Эндрю его помнит, но не менее решительно. Утомительно наблюдать за тем, как сильно он переживает.       — Чего вы хотели? — спрашивает Эндрю. Он сомневается, что его будут отчитывать за отсутствие стараний на тренировках, поскольку у него отчетливо сохранились воспоминания о том, как на первом курсе он был скорее активно бесполезен, чем просто бесполезен.       — Ты будешь таким же лжецом, как и наша постоянная боксерская груша, если я спрошу, как ты? — говорит Ваймак, опускаясь в кресло и доставая свой термос с кофе.       — Что? — переспрашивает Эндрю.       Ваймак разочарованно вздыхает. — Ты серьезно ударился головой, парень. И мне жаль, что так вышло. Но сегодня звонили из Атланты. Они хотят назначить пресс-конференцию, чтобы объявить о подписанном контракте. Они предложили субботу.       — Субботу, — оцепенело повторяет Эндрю.       Ваймак пожимает плечами. — Сезон окончен, ты подписал бумаги, а значит, я больше не имею права держать тебя в качестве своей проблемы. Не думаю, что твой несчастный случай — их дело, но они могут дать тебе больше времени, если ты скажешь им, что у тебя некоторые проблемы с памятью. А ещё они могут расторгнуть контракт. Так что решать тебе, Эндрю, что мне им ответить?       Глаза Ваймака спокойны, в них нет и следа той тревоги и недоверия, которые Эндрю привык в них видеть. Должно быть, за последние несколько лет Эндрю стал более предсказуемым, если Ваймак относится к нему так же, как к любому другому своему игроку. Эндрю открывает рот, намереваясь сказать тренеру, чтобы тот велел команде отвалить, но что-то останавливает его. Экси — твоя мечта, не моя. Возьми мою, пока не найдешь свою собственную.       Эндрю дал обещание, и даже если бы этого не случилось, всю свою жизнь он мог рассчитывать только на одного человека — на себя. Если он решил подписать контракт с Атлантой, значит на то были веские причины.       Как ни странно, под влиянием ноющего чувства, которое отказывается покидать его голову, он смотрит на Ваймака, сузив глаза. — А насколько далеко были другие команды, которые предлагали подписать со мной контракт?       Ваймак поднимает глаза вверх, словно ища божьей помощи.       — Далеко, — коротко отвечает он. — Интересовались даже из Чикаго, но ты отказал им в пользу Атланты. И ты никогда не говорил, почему, так что не спрашивай.       — Но вы знаете, — понимает Эндрю, чувствуя себя немного неловко из-за того, что в конце концов кто-то заставит его спросить, когда решит, что он хочет знать. — А что в Чикаго?       — Северо-Западная медицинская школа Файнберга, — поспешно отвечает Ваймак. — Мне не платят столько, чтобы меня это волновало. Выметайся.       Эндрю уходит. «Северо-Западная медицинская школа Файнберга» эхом отдается в его голове снова и снова. Это связано с Аароном, должно быть связано, но это бессмысленно.       Не существует мира, в котором у него есть возможность постоянно находиться рядом с Аароном, а он ею не воспользуется. Не в том случае, пока он не обезопасит Аарона.       Эндрю выскакивает из раздевалки и идет на улицу так быстро, как только позволяет его благородство. Он борется за то, чтобы успокоить сердце и сохранить ровное дыхание. Он не видел ничего, что указывало бы на то, что Аарон в опасности, но…       Но Дрейк хотел и Аарона. Если Эндрю и Нил… если сон был воспоминанием… Эндрю не стал бы… не смог бы…       Машина Нила стоит на парковке. На связке ключей Эндрю висит уродливый оранжевый ключ. Его рука дрожит, когда он вставляет его в замок зажигания и заводит машину. Он не знает, почему Нил оставил ему машину, хотя до мозга костей уверен, что тот сделал это специально. Нил оставил машину для Эндрю и побежал обратно в общежитие. Эндрю уверен, что если вернется, то найдет нападающего за своим столом, черкающего домашнее задание.       Эндрю не должен знать таких мелочей, не должен чувствовать такого глубокого родства ни с кем, тем более с таким резким человеком, как Нил.       Эндрю и Аарон функционально идентичны, но Аарон слабее Эндрю. Если доверие Эндрю к Нилу ошибочно… если его обманули…       Шины визжат, когда Эндрю с ревом выезжает с парковки.

***

      Теннисистка потрясенно смотрит на Эндрю, когда он врывается в кабинет Би, прерывая ее сеанс.       — Убирайся, — холодно говорит он ей, направляясь к аппарату с напитками, чтобы налить воды для какао.       — Эндрю, — говорит Би более резким голосом, чем тот, к которому привык Эндрю.       Эндрю замирает и медленно поворачивается, глядя на нее. — Мне нужно с тобой поговорить, — заявляет он. — Сейчас.       — Я так и подумала, когда ты сюда ворвался. Прости, Райли, это займет всего минуту. Эндрю, у меня есть несколько свободных минут после приема, но ты подождешь в приемной, пока я не освобожусь, или мы можем договориться о чем-нибудь на завтра.       Эндрю хмурится. Он привык быть любимчиком Би, и у него вошло в привычку давить на нее, чтобы выяснить, когда же она сорвется и бросит его, как Касс. Пока что она этого не сделала. Удивительно, но даже это не похоже на отказ. Это похоже на здравую границу. Это Би говорит «нет».       — Двадцать минут, — говорит он, бросая многозначительный взгляд на часы на стене. Они сделаны в форме лисы, циферблат обхвачен толстым брюхом, а хвост отсчитывает секунды. На полке за столом Би стеклянные статуэтки стоят теснее, чем помнит Эндрю. Би делает глоток своего напитка, на этот раз чая, чтобы соответствовать кружке в руке девушки, и строго смотрит на Эндрю, пока тот не отводит взгляд.       Эндрю осторожно закрывает за собой дверь и идет в приемную. Не обращая внимания на секретаршу-студентку, Эндрю достает пачку сигарет и вертит ее в руках. Он думает о том, чтобы закурить, но желание едва ощутимо, и он не может заставить себя прервать этот гипнотический ритм для того, чтобы достать зажигалку.       В конце концов, девушка-теннисистка проходит мимо него, задрав нос. Эндрю игнорирует ее и ждет, когда Би придет за ним. Темп его возни нарастает, все быстрее и быстрее, пока Би не появляется в дверном проеме.       — Эндрю, — мягко говорит она, приглашая его обратно в свой кабинет.       На столике со стороны дивана Эндрю уже стоит кружка какао. Она горячая на ощупь и все еще слабо дымится.       — Ты пытаешься бросить, — сообщает Би, устраиваясь за столом и наливая себе какао. Эндрю слегка забавляется ее тактикой пить то же, что и ее посетитель, но это не стоит его внимания.       Эндрю уже много лет совершает медленное самоубийство с помощью сигарет, и он не может даже представить, почему он мог от этого отказаться, но он многого не понимает.       — Ты знаешь, — спрашивает он, меняя тему, — почему я оказался в колонии для несовершеннолетних?       Насколько он знает, он ей не говорил, но он думал об этом, так что он предполагает, что она, вероятно, уже в курсе.       — Да, — говорит Би теплым, не осуждающим голосом. — Как и Аарон, Ники, Кевин и Нил.       Эндрю медленно осмысливает сказанное и борется за свое самообладание. — Скажи мне, почему, — требует он.       Би ставит свою кружку и поправляет ручку, пока она не выравнивается. — У тебя появились какие-то воспоминания, Эндрю? Я могу объяснить некоторые вещи в контексте, если ты готов поделиться, но я не хочу рисковать, внушая неверные образы.       Эндрю находит свой бассейн апатии и погружается в него, принимая холодное оцепенение, которое тут же охватывает его.       — Я трахаюсь с Нилом Джостеном, Би? — Его слова нарочито грубы, потому что он не знает, как думать обо всем этом, если не считать элементарную похоть, которая разгорается, словно ядовитое варево, в его нутре каждый раз, когда он думает о нападающем.       Би даже не моргает. — Почему ты спрашиваешь, Эндрю? Ты помнишь, что у тебя была близость с Нилом? Он или кто-то другой намекал тебе на это? Или у тебя возникли некие мысли, и ты хотел бы определить, насколько они соответствуют реальности?       — Я хочу знать, — холодно говорит Эндрю, — не втянул ли я своего однояйцевого брата-близнеца в еще одну ситуацию, которая может закончиться его насилием, Би.       Би откинулась на стуле и провела пальцами по своему пухлому животу, рассматривая его.       — Просто для ясности: ты беспокоишься, что если ты спишь с Нилом, то он может захотеть переспать с Аароном и, возможно, изнасиловать его, если до этого дойдет?       Эндрю хмурится, все в этой ситуации кажется неправильным, но… но он должен быть уверен. — Такое уже случалось.       — Однажды ты прижал Аарона к стене с ножом у горла за то, что он задал схожий вопрос, — наконец говорит Би, заставляя Эндрю замереть. Он не часто применяет силу к брату и не может представить, что он сделал это из-за подобного. — Как члена команды, я вижу Нила два раза в год. Мне ни разу не приходило в голову, что он может представлять сексуальную угрозу для кого-либо, тем более для Аарона. И Эндрю? Ты бы доверил, и уже доверял, Нилу жизнь Аарона.       — Но почему? — требует Эндрю, желчь обжигает его горло. — Би.       Она выглядит сострадательной, доброй и надежной, даже когда Эндрю чувствует, что рассыпается прямо у нее на глазах. Он ненавидит это, ненавидит не знать, ненавидит Нила.       — Я не могу тебе этого сказать, — говорит она мягким голосом. — Потому что я не знаю, а даже если бы и знала, это не помогло бы тебе понять. Врачи считают, что память вернется, просто на это потребуется время. А пока этого не произошло, единственный человек, который способен все объяснить, — это Нил.       Нил. Это имя неизгладимо запечатлелось в мозгу Эндрю, хотя он не может вспомнить, почему. Эндрю позволяет себе несколько минут посидеть на диване Би и подумать. Почему он просто не спросит Нила? Раньше он никогда не стеснялся и не скрывал, что и кто ему нужен. Он всегда настаивал на открытом и четком согласии и указаниях. Потому что Нил слишком глуп, чтобы знать ответ, это его инстинктивная реакция. Это не имеет смысла, не совсем. Нил явно не глуп, и он, кажется, инстинктивно понимает, чего хочет и в чем нуждается Эндрю, даже не спрашивая его, но…       Почему Ники говорил о том, кем интересуется Нил? Это было странное предположение относительно простого понятия, не так ли? Люди склонялись то в одну, то в другую сторону, а иногда и в обе, так ведь?       — Он не представляет угрозы для Аарона, — подтверждает Эндрю, глядя Би в глаза, чтобы она знала, насколько он доверяет ее мнению.       — Нет, — говорит она, твердо и мгновенно. — Не представляет.       — Мне нужно идти, — говорит Эндрю и поднимается на ноги.       Он решает довериться ей и собственным инстинктам, хватаясь за ключи от машины Нила. Он колеблется за рулем, размышляя, где найти Нила. Он вертит головой по кампусу и смотрит в направлении общежития. Почему-то он уверен, что найдет Нила на крыше — еще одно укромное место, о котором Эндрю не должен был ему рассказывать.       На кончиках его пальцев рокочет двигатель машины. Он поговорит с Нилом, но сначала ему предстоит сделать еще одну вещь.