***
Эндрю каким-то образом знает, что если пойдет на крышу, то в конце концов Нил найдет его там. В ожидании Эндрю думает о том, чтобы закурить, но, должно быть, он лучше справляется с бросанием, чем когда-либо думал, потому что желание просто пропадает. Чтобы проверить себя, он подходит к краю крыши и бросает полупустую коробку. Сигареты падают как снег. Эндрю думает о том, чтобы последовать за ними, но не всерьез. Он не думал о самоубийстве всерьез с тех пор, как дал первое обещание. И даже когда все его сделки были нарушены или истекли, кажется, что он проснулся с готовой жизнью и будущим. Рико больше нет, Кевин стал чуть менее раздражающим. Его отношения с Аароном лучше, чем он ожидал. И еще Нил. Как по команде, дверь позади него открывается. Эндрю не оборачивается, но знает, что это Нил. — Я могу уйти, — предлагает нападающий. — Мне казалось, я сказал тебе остаться, — произносит Эндрю, и дыхание Нила замирает позади него. Эндрю медленно оборачивается, и надежда, страх и… и что-то еще в глазах Нила заставляют его похолодеть. Эндрю не знает, откуда взялись эти слова, даже если они пришлись ему по вкусу. Какой бы смысл Нил в них ни нашел, он единственный, кто это знает. — Я… Эндрю, ты… — Отрывки и кусочки, — прерывает его Эндрю. — Сны или воспоминания, сложно сказать. — Его слова более уязвимы, чем он привык чувствовать, но его горло не сжимается после того, как он говорит. Почему-то с Нилом он чувствует себя в безопасности. — О, — тихо произносит Нил, опустошение на мгновение овладевает его лицом. Эндрю моргает, и выражение исчезает, сменяясь решимостью и терпением. — Добсон утверждает, что я должен дать тебе возможность вспомнить все самому, — продолжает он, грациозно садясь и прислоняясь спиной к двери, подтягивая колено под подбородок и глядя на Эндрю. — Ники велел узнать, кем ты интересуешься, — говорит ему Эндрю, — Аарон сказал, что я спустил тебе с рук то, что ты ударил его по лицу. Би рассказала, что я угрожал ножом своему брату за то, что он предположил, будто ты можешь представлять угрозу. По словам Ваймака, я подписал контракт с командой Атланты, а не с командой Чикаго. — Если тебе от этого станет легче, — негромко возражает Нил, — Ники до сих пор не понимает моей сексуальности и, возможно, просто пытается обманом заставить тебя объяснить это ему. Ударив Аарона, я больше навредил себе, чем ему, и, кроме того, нет на свете такой силы, которая могла бы заставить меня захотеть прикоснуться к твоему брату, — Нил делает паузу, чтобы резко поморщиться, но отвращение в его голосе непритворно. — И в Атланте лучше команда, даже Кевин так говорит. За исключением фразы об Аароне, все это не вызывает у Эндрю особых чувств. Он смотрит на Нила и чувствует столкновение эмоций, настолько громких и непонятных, что ему приходится отвести взгляд. Находиться в присутствии Нила… волнительно. Что-то в Эндрю, желание обнять, защитить, прикоснуться восходит с обескураживающей силой, но Эндрю не может разобраться в этом. Его тело помнит Нила, его мозг узнает Нила, но он — нет. Это слишком много, слишком запутанно, и Эндрю чувствует себя так, словно у него есть все кусочки головоломки, но кусочки, которые подходят друг к другу, не превратились в картинку на коробке. — Иди сюда, — приказывает Эндрю, преодолевая сухость в горле. Нил заставляет себя встать и послушно подходит, останавливаясь в шести дюймах от личного пространства Эндрю, и засовывает руки в карман толстовки. Он знает Эндрю так хорошо, что это приводит в ярость. — Эндрю? — спрашивает Нил, забота появляется на его изрезанном лице. — Что тебе нужно? — Ничего, — хмыкает Эндрю, протягивая руку, чтобы опытным движением подхватить Нила за подбородок. Нил не вздрагивает, и Эндрю вспоминает, как легко было сложить его почти пополам в его сне… воспоминании… неважно. Может быть, это то, что нужно Эндрю, контекст. По крайней мере, стоит попробовать. — Да или нет, Нил? — спрашивает Эндрю, наклоняясь так, чтобы смысл его слов был понятен. Его губы покалывают, отчетливо помня вкус поцелуя Нила. Нил замирает, опустив глаза. — Нет, — говорит он, и голос его ломается. Эндрю отступает назад, лицо нейтрально, так как он отчетливо помнит, как разбилась машина Тильды. Это немного схоже с тем, только без удовлетворения от встречи с пустыми, мертвыми глазами и подтверждения того, что он выполнил свое обещание. — Эндрю, — говорит Нил, вглядываясь в лицо Эндрю своими пронзительными голубыми глазами. — Я… я не Роланд, я не могу просто все прекратить, когда ты закончишь со мной. Ты никогда не простишь меня за то, что я позволил тебе поцеловать меня, когда мы не на равных. — Ты не должен мне ничего объяснять, — оцепенело произносит Эндрю, слыша, как слова эхом отдаются в его черепе, заглушая все остальное. Нил криво, болезненно улыбается. — Вообще-то, должен. Но я оставлю это при себе, если желаешь. Он делает паузу, ожидая, что Эндрю сделает… что-нибудь. Может, прогонит его или сменит тему. Но правда в том, что Эндрю хочет спросить, почему образ губ Нила, произносящих слова «С тобой всегда да», задерживается на внутренней стороне его век. Поэтому он молчит, смотрит на угасающий свет на горизонте и ждет, когда Нил уйдет. Вместо этого Нил садится. — Когда-то я относился к твоим поцелуям как к эксперименту, — признается Нил, его голос звучит негромко в угасающем свете. — Моя смерть приближалась, и это должно было быть весьма болезненно, поэтому я думал, что все будет хорошо. Когда я бы ушел, мое отсутствие доставило бы тебе лишь легкое неудобство. Возможно, ты снова стал тем Эндрю, но я не тот Нил. Если бы я поцеловал тебя сейчас, это ничего бы для меня не значило, и я не стану лгать нам обоим и говорить, что так и будет. Когда Эндрю был подростком, в колонии для несовершеннолетних был мальчик, который думал, что рука Эндрю в его штанах означает нечто большее, чем просто оргазм. Эндрю приложил к нему руки еще раз, чтобы сломать ему нос, а потом больше к нему не прикасался. Никто и никогда не повторял этой ошибки. Но Нил не делает этого, он отступает из-за этого, из-за того, что поцелуй с Эндрю — который не является тем мужчиной, каким Нил хочет его видеть — был бы болезненной ложью. Эндрю подумывает о том, чтобы сбросить его с крыши. Хуже всего то, что Эндрю отвечал взаимностью до автокатастрофы. Он не отказался бы от Аарона ради секса, не стал бы делиться своей сексуальной жизнью с Би, если бы Нил был лишь временным развлечением. Он не стал бы переезжать в Атланту ради того, чтобы оставаться рядом с человеком, которого планировал бросить. Но Эндрю не помнит этого. Ему кажется, что он чувствует это, иногда, когда вспышки воспоминаний — правильных — настигают его. Но этого недостаточно. — Я ведь могу никогда не вспомнить, — осознает Эндрю. — Не полностью. — Вспомнишь, — говорит Нил с холодной уверенностью. Эндрю смотрит на Нила и ждет. В конце концов, Нил вздыхает и разводит руками. — Я должен был уже десять раз умереть, но я пережил все свои кошмары. Тебя ломали — твои слова, не мои — слишком много раз, чтобы один человек мог оправиться от этого, но ты стоишь здесь, достаточно сильный, чтобы удержать весь мир. Не говори мне, что ты не справишься, поскольку ты не умеешь делать ничего другого. — Уйди с глаз моих, — советует Эндрю, не в силах больше терпеть его ни минуты. Нил уходит.***
Ваймак позволяет тренеру Солнечных Ястребов назначить совместную пресс-конференцию на субботу. Эндрю, довольно великодушно, как он считает, не едет со своей компанией в Колумбию в пятницу. Он даже появляется на стадионе меньше чем на час позже, чем должен был предстать перед камерами, и натягивает дурацкую майку, которую ему придется привыкать носить. Она желто-голубого цвета, и на ней изображен глаз-бусинка какого-то существа, похожего на похмельную чайку, но, скорее всего, оно должно быть тем, кем, блядь, является ястреб. На спине написано имя Эндрю, а также его новый номер. Рука Эндрю проводит по цифре шестнадцать, когда он одевается, и он задается вопросом, должен ли что-то чувствовать по поводу того, что больше никогда не будет носить оранжевую тройку. Тея, девушка Кевина, бывшая Ворона, до сих пор носит свой номер колледжа на шее, но Эндрю это никогда не волновало. Тем не менее, он смотрит на свое отражение в зеркале, странно сбитый с толку новыми цветами. — Эндрю, — приветствует Ваймак, когда он входит в комнату для прессы. Эндрю держит лицо пустым, пересекая комнату к своему тренеру, который разговаривает с тренером Солнечных Ястребов, в то время как несколько других взрослых мельтешат вокруг, настраивая фирменный фон за столом и возясь с электроникой, прежде чем пустить прессу. — Ты опоздал. Это не вопрос, поэтому Эндрю не утруждает себя ответом, он слишком занят тем, что смотрит на другого тренера. Интересно, что тот проницательно смотрит в ответ, не торопясь сформировать свое мнение. — По условиям контракта я обязан посещать три пресс-конференции в сезон, а не приходить вовремя, — говорит Эндрю. Брови Ваймака удивленно вскидываются, и Эндрю понимает, что его память выдала еще один факт, который он не должен помнить. Он, конечно, не просматривал документы после автокатастрофы, он даже не знает, где они лежат, но он уверен, что прав. Тренер, Свенсен, медленно моргает. — Нам следовало бы просмотреть контракт на наличие лазеек, — признает он. Эндрю оскаливает зубы. — Уже поздно, — язвит он, избегая испытующего взгляда Ваймака. Под черствым фасадом Эндрю его сердце колотится. Кажется, что его воспоминания совсем рядом, настолько близко, что он может почувствовать их вкус на кончике языка. Но свет на камерах включается, и микрофон визжит, когда его подключают. Онемев, Эндрю следует за вытянутой рукой Свенсена и садится между двумя тренерами. Ему жарко под светом. Воротник его новой майки зудит от крахмала. Она пахнет… неправильно. Эндрю должен сесть за руль. Эндрю нужно устроиться на крыше и прощупывать свой разум, пока что-нибудь не сломается и все не обретет смысл. Но он подписал контракт, он дал обещание. И Эндрю знает, что он выполняет свои обещания. Журналисты переговариваются, заходя в зал и занимая свои места. — Добрый день, друзья, — говорит Ваймак нехарактерно вежливо. — Добро пожаловать в Лисью Нору. Как вы знаете, мы собрались здесь, чтобы ответить на ваши вопросы о будущем нашего вратаря, Эндрю Миньярда, который подписал контракт с тренером Свенсоном и командой Солнечных Ястребов Атланты на предстоящий сезон. Все мы в Пальметто очень гордимся Эндрю, полностью уверены в нем и верим в его дальнейшую карьеру. Голос Ваймака хрипловат и искренен, и Эндрю чувствует это до самых костей. Мышечная память сохраняет его лицо неподвижным, а глаза — мертвыми, но под ним кипит масса полузабытых воспоминаний. Ваймак, прикованный наручниками к Эндрю, ставящий свое тело между ним, Нилом и людьми, угрожающими все отобрать. Ваймак, слушающий, как Эндрю стервозно отзывается о Джостене, когда тот, выбиваясь из сил, метался по гостиной этого человека. Ваймак, выслушавший его после того, как Уайлдс в очередной раз не поняла простого обещания. Ваймак, предложивший спасательный круг Ники и Аарону и позволивший Эндрю построить своё будущее. Ваймак замолкает, и начинаются назойливые вопросы репортеров. — Эндрю, почему Атланта? Детали вашего контракта не разглашались, были ли там какие-то особые требования? — Тренер Свенсон, не кажется ли вам, что такой непредсказуемый игрок, как Миньярд, — это риск для всей франшизы? — Эндрю, не хотите прокомментировать слухи о том, что недавно вы попали в аварию? — Тренер… — Мистер Миньярд… Слова теряют всякий смысл, когда они настигают Эндрю. Он чувствует вкус навязчивой враждебности в комнате, и от этого ему хочется обнажить зубы. Если бы Нил был здесь, он бы отвечал, выплевывая ругательства на репортеров, как бритвенные лезвия, пока с них не содрали бы кожу заживо. Но Эндрю — не Нил, и Нила здесь нет, поэтому Эндрю молчит. Тем не менее, он почти слышит резкий, презрительный голос нападающего у себя в ухе. — Знаешь, я понял… — говорит Нил, в его голосе звучат яд и наигранная жалость. Эндрю знает, что должен заткнуть Нила, но не может этого сделать, не тогда, когда каждое слово проникает в его вены, безвозвратно изменяя его. — Не лги лжецу, — говорит Нил, выплевывая слова, как кровь, которая запятнала почти каждый его сантиметр, несмотря на больничную вонь, которая говорит о том, что он провел несколько часов в стационаре. — …так что сними с Эндрю наручники и перестань тратить наше время. Ваймак смотрит на Эндрю, в его глазах читается раздражение. — Можешь его заткнуть? — требует он, показывая большим пальцем через плечо на Нила, чьи глаза горят, когда он врывается в группу первокурсников, от которых все еще несет спиртным. Услышав его, Нил оглядывается, даже не приостановившись в своей тираде: — Во имя любви к блядям, Джек, я знаю, что ты скучаешь по своей мамочке, но выпивая, как она, каждый вечер, ты не заставишь ее полюбить тебя… Эндрю встречает его взгляд, чувствуя его раздражение до самых костей. — Не на людях, — говорит он Ваймаку, достаточно громко, чтобы Нил его услышал. Ваймак ругается и проводит руками по лицу, но Эндрю больше завораживает реакция Нила. Нил, кажется, подавился собственным языком, но его глаза, все еще удерживаемые Эндрю, раскаляются добела. Желудок Эндрю совершает медленное движение. Вернувшиеся воспоминания не обрушиваются на него, как грузовик. Это не внезапно, не шокирующе и не ошеломляюще, Эндрю просто моргает в ярком свете камер и понимает, что все вернулось, как и должно быть. Все его воспоминания становятся понятными, стоит ему их поискать. Свенсон говорит, голос холодный, вежливый и пренебрежительный, и Эндрю понимает, что они заканчивают. «Хорошо», думает он, вставая. Ему нужно разыскать одного кролика.