Пекарня счастья «У дяди Ричарда»

— Ричард… — Да? — Надеюсь, ты проживёшь пару дней без моей стряпни и глаженых рубашек, а то… — Не говори глупостей, пожалуйста. Я подожду столько, сколько нужно, ты должен как следует поправиться. Не гони коней. Рокэ было не до споров. Он наметил пункты, о которых им надо поговорить, поэтому просто продолжил излагать их. — Димка временно поживет с Еленой. То есть, с мамой. Я немного оклемаюсь и позвоню ей. — Не хочу к маме, — громко прошептал Димка. И, притиснувшись к Ричарду, вцепился в него, как обезьянка. — Я сам могу присмотреть за ребенком, — мгновенно заявил тот. Даже замутненным от температуры взглядом Рокэ видел, как тает этот здоровенный волевой парень от нехитрых детских манипуляций. А кто бы на его месте не? — Ричард… Рокэ хотел тактично намекнуть ему, что не стоит потакать Димкиным капризам — в будущем аукнется неприятностями. Но оказалось, что болящим слова не давали. — Давай потом поспорим, ага? — осек его на полуслове Дик. — Я сейчас вскипячу куриного бульона, мы его выпьем, вернее ты выпьешь. А потом всё остальное. С этими словами он испарился на кухню, а Димка остался в комнате и, как умел, ухаживал за папой — обложил его мягкими игрушками и машинками, построил утешительную пирамидку из кубиков. Рокэ почти что спал, и сквозь марево сна чувствовал запах вкуснейшего бульона. В том же тревожном полусне его донимало странное навязчивое чувство — смесь радости и злости. Вся та семья, о которой он мечтал — с заботой и поддержкой получается у него с мужчиной. Но так не должно быть! Союз с мужчиной уже давно должен был сломаться и развалиться, а он только крепнет, и крепнет… — Пора подкрепиться, Рокэ. Ау, Рокэ, проснись, нам надо хоть немного поесть, а то на поправку не пойдем… Рокэ открывает глаза и тотчас зажмуривается. Ещё немного, и слезы досады хлынут из глаз. Ну почему его жена ни разу не повела себя так, как ведет этот парень?! Почему?! Ричард сидит на стуле возле кровати, на нем бежевый домашний свитер крупной вязки, щеки зарумянились от возни на кухне. В серых глазах — тревога и ожидание. Он ждал, когда Рокэ проснется сам, но бульон начал остывать, и юноша решился разбудить его, о чем теперь сожалеет и волнуется, может зря, может надо было оставить человека в покое? — Ты что, будешь кормить меня с ложечки, как маленького? — ехидным тоном Рокэ пытается замаскировать стыд за свою беспомощность. Но Дик тверд и незыблем в желании сделать ему хорошо. Вместо ответа, он зачерпывает ложкой немного бульона и, держа её над ладонью, осторожно подносит к губам Рокэ. Тот покорно выпивает чуть пряную солоноватую жидкость. Несколько капель проливается мимо — Ричард стирает их заблаговременно подготовленной салфеткой и, игнорируя слабые протесты Рокэ, продолжает поить его бульоном. Который, к слову, удался ему на пять баллов. — Ну вот и всё, а ты отнекивался, — довольный юноша отставляет в сторону кружку и, подперев лицо кулаками, какое-то время просто смотрит на Рокэ. Тот слишком утомлен, чтобы отгадывать, что сие означает. Хочет смотреть на бледного всклокоченного квартиранта — пусть, за просмотр денег не берём. — Дядя Дик, а давай почитаем папе? — Димка притаскивает какую-то книгу и залезает к Ричарду на колени. — Наверное, эту не стоит? — с сомнением тянет Ричард, вертя книгу в руке. — Это почему же? — оживляется Рокэ. — Я как раз «за». А чего это ты так смутился, Дик? Давай почитаем эти твои «Сумерки». — Какие еще сумерки, алё! — Дик шуточно «насупливается». Рокэ тает от умиления. Ведь это так мило: юноша фанатеет от русского фэнтези и стесняется этого «детского увлечения». Но от Рокэ не скроешься — он каждый день в спальне пыль протирает, и три полки, уставленые книгами в ярких обложках, в том числе. Названия — одно другого хлеще, «Закат», «Рассвет», «Полночь»… — Значит, Димке такое слушать можно, а мне нельзя? — Можно, просто тебе будет скучно. Это же… книги для молодежи. — Ага, а я значит старый? — Нет! Просто, ну… Если честно, книги так себе написаны, не очень качественно. — А за каким бесом ты их тогда читаешь? — За таким, у одного из главных героев такое же имя, как у тебя — «Рокэ». И Ричард, кстати, тоже есть. — И ты скрывал от меня ТАКОЕ? Кажется, я сейчас обижусь всерьез… — Ой, да ладно, — сдается юноша и, скорчив недовольную рожу, открывает книгу на первой попавшейся странице. — Прочту пару отрывков и сам поймешь, оно того не стоит. Димка просто угорает с того, что я читаю по ролям. Ну вот, к примеру: «Соберано Алваро умер в своей постели, — с раздражением бросил тогда Алва. — Там, где он хотел. Дела были в полном порядке, а завещания он не менял после смерти Карлоса. Кроме бумаг с печатями я не получил ничего, от отца не получил… Приехал Хуан, назвал меня соберано, и все…» — Мде, про умирание в постели лучше не надо. Еще? — Вот вам еще, — щедро согласился Дик. — Про вставание из постели. «– Первой, кого я поднял среди ночи, — задумчиво произнес Рокэ, — оказалась моя мать, и было сие тридцать восемь лет назад. Затем не давать людям спать вошло у меня в привычку. Во время какой мистерии мы расстались? — Что? — не понял Марсель. На столе печенья не нашлось, пришлось сгрести в кучу одежки и заняться карманами. — Ты сказал, что мы расстались во время мистерии, — напомнил Рокэ. Он издевался, что убеждало в его подлинности не хуже тени, на сей раз солнечной. — Я вынужден повторять вновь и вновь, — с достоинством произнес наследник Валмонов. — Ты — скотина. — Не спорю, хотя те, кому я досаждаю, обычно выбирают другие слова. Так что это была за мистерия? — Это была дыра! — взорвался Марсель. Котик озадаченно гавкнул, Рокэ только поднял бровь. — Какая именно? — Этот перевыходец униматься явно не собирался. Ну что ж, про дыру так про дыру! — Надорская. Круглая такая, без дна. У меня, между, прочим, был гвоздь в сапоге! — Это в самом деле раздражает. — Рокэ поманил Котика, и негодяй тут же полез целоваться.» — Уже лучше, — одобрил Рокэ. Будь он здоров — несомненно бы насторожился. Сочетание слов «дыра-котик-целоваться» несло в себе нечто опасное и очень нетрадиционное. Но «сытый мужчина — сговорчивый мужчина», на радость Дику Рокэ не усмотрел в зачитанном отрывке подозрительных аллегорий. — Живенько написано, хоть и не Маркес, конечно.