***
Проснулся Итэр в этот раз не от солнечных лучей, а от жуткого холода, который морозил голые ступни. Однако он прекрасно помнил, что когда засыпал, то в комнате было тепло и даже жарковато, но сейчас… Поэтому Итэр сильнее укутался в одеяло, рассматривая деревянную узорчатую стену. Пару минут он даже не понимал, где находится, но, услышав над ухом размеренное дыхание, расслабился, а в голове начали мелькать кадры из вчерашнего дня. На самом деле, как же было здорово! А по словам Тартальи, сегодня должно быть ещё лучше. От таких мыслей на лице Итэра появилась улыбка, и тепло от обнимавшего его мягкого одеяла и Тартальи разлилось по всему телу. Итэр лежал. И ещё лежал. Лежал очень долго, даже не ощущая, сколько времени прошло. Сдвинуться он не мог… А Чайльд, кажется, и не собирался просыпаться или хотя бы чуть-чуть перемещаться. Поэтому путешественник слегка пошевелился, чтобы понять, насколько сильно он прижат и есть ли вообще смысл пытаться выбраться. Сразу после этого действия рыжая голова медленно поднялась, заглядывая в лицо Итэра. Он что, не спал?.. Итэр, убедившись, что Чайльд уже проснулся, позволил себе сдвинуться на девяносто градусов и оказаться лежащим на спине. — Доброе утро, — милейшая улыбка, а вот Итэру было совсем не до этого. — И давно ты проснулся? — Ну… может, час назад… — предположил Тарталья. — И мне пришлось лежать в одном положении, прижатым, и затекать, потому что я боялся тебя разбудить, а ты не спал?.. — сказал недовольно Итэр, ведь его это на самом деле беспокоило. Они могли уже столько всего сделать за этот час! Однако, хоть Итэр и бурчал, но было приятно от того, что единственной проблемой этим утром было лишь это — такая ерунда, — а не то, как бы выжить сегодня или куда бы пойти, чтобы тебя не достали. — Прости… я просто задумался. Да и я так удобно лежал, что двигаться не хотелось, — признался Тарталья, всё ещё светясь. Но на деле он сам удивлялся, как вообще держится до сих пор. — Даже не поцеловал меня ни разу… — Итэр на самом деле немного огорчился, что по прошествии столького количества времени Предвестник не поцеловал его ни разу хотя бы в затылок. Тарталья на это широко раскрыл глаза. Видимо, он и правда слишком много думал… Поэтому, чтобы немного загладить свою вину, притянул светлую макушку к себе и крепко поцеловал её, после этого прижав к груди. На самом деле настроение Чайльда и вправду было неплохим. Он просто настраивал себя всё утро на то, что всё пройдёт хорошо и закончится просто отлично. Почему-то Тарталья доверял Паймон. Наверное, потому, что за столько времени Итэр всё ещё не умер под надзором малышки в таком страшном и опасном мире. Значит, она была не так уж и бесполезна? Да и сам Предвестник был уверен в своих силах, ведь речь идёт не о «ком-то», а об Итэре. Однако ему также не хотелось, чтобы Царица успела что-то выпытать у путешественника. Но Тарталье казалось, что он знает его достаточно, чтобы думать, что Итэр ни за что не расскажет что-то важное и будет терпеть любые пытки, лишь бы уберечь других.***
— Ты мне очень нужен… — шептала Паймон, каждые несколько секунд переводя взгляд на недовольную фигуру Итэра. — Ну… неужели настолько необходимо? Мы же уже вроде всё обговорили… Сама понимаешь, что это — с вероятностью девяносто девять процентов — последний день, который я могу с ним провести. А после… наверняка же он… не захочет больше даже меня знать. Давай после всего? Мы же успеем? — с надеждой в голосе спросил Тарталья, кажется, в кои то веки воспринимавший Паймон всерьёз. — Ты просто невыносимый… И хоть маленькое существо и понимало ситуацию, но не могло потерять драгоценное время, ведь его становилось всё меньше. Именно поэтому прогулку они смогли продолжить лишь через некоторое время, которое Итэр провёл в одиночестве. Как же он был недоволен всей этой ситуацией! Что у этих Предвестника с Паймон вообще за секреты от него?! Это раздражало, и хотелось накричать на обоих, ведь у путешественника всего лишь пара таких дней, и каждая минута важна. А они… Но всё же, только увидев освободившегося Тарталью, Итэр невольно остыл, выместив перед этим свою злость на снеге, что лежал под ногами. Чайльд тоже знал (ещё лучше Итэра), что дней, а точнее, часов, осталось и правда мало. От этого хотелось остановить время навсегда, ведь Тарталье приходилось лишь гадать, какая судьба ждёт их обоих. Предвестника волновало не столько посещение Царицы, сколько то, что будет после всех этих испытаний. Его волновало только то, что скажет Итэр сразу после. Будет ли это «Пошёл на хер» или «Я тебя прощаю»? От этого и было всё тоскливее. Тарталья уже заранее попрощался с Итэром, с, пожалуй, самыми счастливыми моментами за последнее время. И с Аяксом.***
Уже начинало темнеть. Они были одни. Остановились в каком-то сером и непримечательном домике, где лежало много интересных вещей. Они все были знакомы Тарталье, ведь были его, но Итэра очень заняли всевозможные виды оружий, каких-то бумажек и ещё много всякого. Направляясь сюда, путешественник заметил огромный, возвышающийся, казалось, над всем Тейватом замок. Выглядело величественное здание очень близким отсюда, однако Итэр не решался спросить у Чайльда что это такое. А сам Чайльд был странным. Пожалуй, даже страннее, чем обычно. В течение всего дня Тарталья был очень активен и постоянно говорил какие-то приятные вещи Итэру, постоянно (даже слишком часто!) целовал его, как будто бы пытаясь задобрить, но в глазах Предвестника каждый раз читалась боль, хотя Итэр и понимал, что спрашивать его о чём-то было бессмысленно, ведь тот снова отмолчится, переведёт тему. И вот сейчас этот странный и уже даже пугающий Предвестник завёл его в какой-то страшный домик, однако же наполненный невероятными вещами. По пути сюда Итэр не заметил других людей в округе, не слышал никаких посторонних звуков, будто бы зашёл в какое-то тихое и охраняемое место, в которое попасть может не каждый. Тарталья также постоянно глядел на руку, на какое-то устройство, которое то мигало, то издавало звук. Итэр просто уже надеялся, что Чайльд сам ему всё расскажет! Но даже сейчас, стоя и будто бы даже потея, — хотя было весьма холодно, — Тарталья заметно нервничал. — Научишь меня стрелять из лука? — предложил Итэр, пытаясь переключить внимание Чайльда на себя, ведь скоро путешественник начнёт ревновать его к его же мыслям! Почему в своей голове этот Предвестник проводит больше времени, чем с ним?! — А? — опомнился Тарталья, смотря на странную позу, в которой стоял Итэр с луком в руках и неумело прицеливался (или притворялся, что не умеет). — Это… нет. Это очень долгий процесс, ты знаешь… — А разве у нас мало времени? Я имею в виду… его мало, но впереди ещё целая жизнь, за которую ты сможешь научить меня чему угодно, — Итэр улыбнулся, в одну секунду откладывая оружие и кидаясь на Тарталью. — Ты мне уже надоел. Почему такой задумчивый? Теперь всегда таким будешь? Мне казалось, ты вообще думать не любишь, когда рядом с кем-то. — Ну, ты же не «кто-то». Поэтому почему бы тебе не принять, что я такой… задумчивый. — Стало стыдно, и Чайльд отвёл глаза. — Потому что это явно что-то, что тебя тревожит. И мне обидно, что ты не можешь рассказать мне ни о чём. Может, потому что ты мне не доверяешь или не воспринимаешь всерьёз… но я просто подумал, что если тебе нужна помощь… почему бы не рассказать мне? — Пауза, в которой Итэр раздумывал над уровнем жестокости своих слов. — Ведь… тебе как будто бы есть кому ещё рассказать?.. Неприятная правда, однако Итэр решил, что это может разбудить Тарталью и, возможно, помочь ему понять, что у него нет выхода и Итэр своего добьётся. В ответ на это Чайльд слегка вздрогнул, однако понимал, что, как бы ни выпытывал из него Итэр хоть что-то, он всё равно ничего не скажет. После… он расскажет всё до последней капли после… Поэтому на выручку Тарталье пришёл его старый добрый метод, чтобы отвлечь от таких разговоров Итэра: начать к нему приставать и всячески затыкать, но, конечно, нежно… — Перестань, я ведь не отстану, — с ноткой грубости и раздражительности сказал Итэр. — Мне начинает казаться… Что ты… что я тебе нужен, только чтобы удовлетворять твои физические потребности. А как поделиться со мной чем-то важным, чем-то, что тебя волнует… — Итэр прикусил губу, сам думая о логичности своих слов. Они ведь… кто вообще друг другу? Никаких договорённостей не было, и они так и остались в статусе «врагов», даже если и на словах. Поэтому говорить о том, чтобы Чайльд вёл себя с ним как со своим мужем, и речи не шло. Тарталья же всё прекрасно понимал, отчего рёбра будто бы сжались, заставляя сердце и лёгкие работать медленнее. Он совершенно не знал, как выкручиваться из этой ситуации. — Не говори так! Это… совсем не так. Если ты и правда думаешь обо мне таким образом, то это только моя вина, ведь я сделал всё, по видимому, чтобы ты так думал. Но это… слишком сложно. Просто подожди, ладно? Если хочешь мне помочь, то просто жди… Я тебе обещаю, что (спасу) ты скоро узнаешь всё-всё-всё. Но ты сам же говорил, что если я не могу сказать, то и не должен, — вспомнил Чайльд, и очень кстати, ведь это на удивление подействовало, и Итэр непременно засмущался от своей же настойчивости. — Ладно… наверное, ты прав… тогда я не буду больше ничего спрашивать… — сказал путешественник, но на деле думал всё так же. Его убеждённость в своих мыслях по поводу Тартальи только укрепилась, хотя он и пытался себя уверять, что Предвестник просто не может пока ничего рассказать. Но на деле внутри было очень и очень неприятно. На словах между ними образовался мир, но каждый понимал, что говорит лишь то, что хочет услышать другой. И выглядело так, словно всё хорошо и недосказанностей нет, но в реальности, если бы каждый сейчас выдал всё то, что сидит в душе… Они бы либо поубивали друг друга, либо наоборот — поняли, и их отношения стали бы только ближе. А настроение Тартальи, весь день до этого скачущее от радостного до чуть ли не депрессивного, остановилось в конечной точке. И теперь, лишь видя перед собой так близко милейшее существо на свете, слёзы накатывались, а все внутренности сжимались в один комок; хотелось плакать, хотелось прижать его к себе и никому не отдавать. И так хотелось, чтобы он всегда с таким счастливым лицом и доверием в глазах смотрел на лжеца и предателя, который не заслужил и капли того света, что получает с его стороны. Этот предатель заслуживает лишь вариться в котле, ведь уже совсем скоро он останется один навсегда.