Зал был невероятно огромен. Его нельзя было назвать красивым, но величественным и явно не предназначавшимся для каких-то обычных дел вроде подписания бумаг. Только войдя внутрь, становилось понятно, что здесь творится что-то страшное, одновременно торжественное и негуманное, радостное для одного и трагическое для другого. Людей внутри зала было много, но из-за большой площади помещения все присутствующие казались букашками, которые в страхе расползлись по своим углам.
И Аякс. Он не выделялся, что в который раз удивило всех присутствующих, но ни один не сказал об этом вслух. Он был даже… на удивление спокоен и будто бы больше всех наслаждался медовым и тягучим привкусом грядущего. Казалось, что кого-то не хватает.
Тартальи. Он был здесь для всех, но никто не ощущал былой энергетики, исходящей от Предвестника. Это был совершенно незнакомый человек. От этого с Тартальей никто не хотел говорить даже больше, чем прежде. И его это не обижало. Если раньше он считал себя слишком превосходным, чтобы другие решились заговорить с ним, то сейчас… ему просто никто не был нужен. Он ощущал
его присутствие, не физическое, но духовное. Он ощущал, что пока этот человечек жив, то Аяксу больше никто не будет нужен. Аякс сам считал немного странным своё спокойное расположение духа. Но это всё потому, что сейчас он уже принял ситуацию и решил отдаться в руки судьбе. Сейчас он не переживает, что же о нём подумают. Он был уверен в себе, а значит и уверен в том, что Итэр выживет. И это было самое важное — пережить главный момент в своей жизни и спасти его, а дальше уже будь что будет.
Однако не только жизнь Итэра, но и Паймон, которая невероятно помогала и придала ещё большей уверенности, мотивировала. Сам себе Аякс в этом не признался, но на деле он чувствовал себя… как будто бы в окружении большого количества людей, которые поддерживают его что бы ни случилось, но на деле в роли этой толпы выступала лишь крошечная Паймон. Их план, возможно, покажется кому-то эгоистичным со стороны Аякса, а кому-то — весьма романтичным. Но сами зачинщики решили, что, хоть это и опасно и ради одного человека совершать такое глупо, но Итэр слишком важен. Важен не только для Аякса, но и для всего Тейвата, а там гляди — и для всего мира. Поэтому, несмотря на последствия, Итэр обязан продолжить своё путешествие, хоть и без доверия ко всему миру, хоть и без Тартальи, но обязан. И Паймон (она не сомневалась в своих силах) убедит путешественника в этом, даже если тот будет упираться. Ведь похоже, только она одна понимала всю серьёзность происходящих в мире событий и то, что никто, кроме Итэра, не сможет их решить. Ведь он… не был обычным человеком, и судьба какого-нибудь рабочего с небольшой семьёй, что ждёт его каждый день дома с работы, никогда не коснётся
путешественника.
Однако, как бы несправедливо это ни казалось, — это жизнь, и даже такие люди, как Итэр, нужны и имеют свою роль в обществе, хоть это и весьма печально — не иметь выбора, как тебе жить.
Но всё это подождёт. Ведь сейчас думать о будущем — бессмысленно, пока результата нет и неизвестно, как пойдёт сценарий дальше.
Шум
(не)людского гомона эхом отдавался от ледяных стен. Однако в миг стало тихо, когда в зал вошла невероятной красоты и величины женщина, что заставила встать на колени перед собой не только весь народ Снежной, но и архонтов.
— Сегодня! Наконец-то
сегодня! — объявила Царица, словно просмаковав кубик сахара на языке. — О, я так ждала этого дня! Сегодня — один из важнейших дней в истории Снежной и её становления величайшей державой! Сегодня нам откроются такие секреты, которые позволят превратить нашу страну в ещё более могущественную! У нас будут знания, что помогут Царице и всем вам… — женщина обвела ледяным взглядом Предвестников, — стать ещё сильнее и страшнее в глазах других регионов. И Царица будет не только царицей нашей любимой Родины, но и всего белого света!
Как только голос стих, отражаясь от пола, потолка и стен, ему на смену тут же пришли звончайшие аплодисменты. Шум стоял такой, что у любого разболелась бы голова.
(Хорошо… они все выглядят настороженными. Стража. — Аякс метнул взгляд в стороны, где стояли огромные и сильные мужчины. Чтобы оценить то, сколько, в случае неудачи, ему переломают костей? — Как и договаривались… сначала усыпить бдительность. Значит… дать им всё-таки сделать что-то с ним. Главное — не глазеть слишком по сторонам. На меня и так косо смотрят. Следить за углом. — Аякс ухватил краем глаза левый угол сзади. Удостоверяясь, что он ещё на месте? — Я просто надеюсь, что ты не подведёшь… Почему же у меня такое стойкое ощущение, что всё провалится? Просто не думай об этом… — Аякс начал громко дышать и вместе с тем продолжать хлопать. Лишь бы не перенервничать.)
— Надеюсь, вы хлопаете и себе, ведь большинство заслуг — ваши!
(Эта сука пытается нассать им в уши, чтобы удовлетворить их звериную жажду превосходства над другими? А после станет каждому из них… шептать на ухо, что он лучше остальных. Но я теперь не они. И не ведусь.)
Аплодисменты зазвучали ещё громче, превращаясь в голове Аякса в шум океана. От этого звука было даже приятно.
Но не в ту секунду, когда, стоя позади всех и лицезря лишь малую часть площадки, где должно было все случиться, он заметил золотую макушку, которая выбивалась ярким лучиком из этой толпы гниющего дерьма.
И все уверенность и спокойствие рухнули. Этого-то Аякс и боялся: что, лишь увидев родной волосок, снова станет трусливым. Снова станет думать о плохом. В его глазах появилась тревога. Он чувствовал, что его вот-вот затрясёт, и не мелкой дрожью, а в невероятной лихорадке. Однако Аякс пытался изо всех сил сдерживать этот порыв. Порыв кинуться к своему счастью, которое так нагло кто-то присвоил себе. Забрал у него. А это ведь… только его счастье. У него ведь больше никакого другого нет.
— Теперь в нашей власти Путешественник! Тот мелкий, что вечно не давал нам довести дело до конца, что вечно мешался под ногами. Однако перед тем, как я получу наслаждение от пролитой крови, хочу узнать у него… — Царица медленно, без какого-либо напора, подошла к Итэру, что сидел на коленях, сдерживаемый цепями, которые были больше него самого и уходили куда-то далеко в потолок. А может, даже выше. Его голова висела, отчего нельзя было увидеть лица, а затылок — в крови, однако её было немного. Но всё равно Итэр был слаб. И даже не из-за того, что над ним уже поиздевались, пока тащили сюда.
— Милый. — Царица подняла голову Итэра, взяв его несильно за лицо. — Ты ведь расскажешь мне всё? — почти шёпотом спросила женщина, находясь весьма близко к путешественнику, от чего он хорошо чувствовал холод, который та выдыхала вместе со словами. Было страшно. Она не человек.
А Царица в свою очередь смотрела в распухшее от слёз лицо Итэра, в глаза, в которых читались боль и желание умереть. Однако она не знала истинную причину этих эмоций.
— Не хочешь что-нибудь ответить твоей королеве? — поинтересовалась ледяная женщина, сжимая лицо Итэра. Ещё чуть-чуть, и её когти окажутся в мягкой коже, впиваясь в неё и обнажая внутренности. — Такой скромный… Тебе же уже сказали, что если будешь хорошим мальчиком, то умрёшь быстро и безболезненно? Тебе лучше согласиться и отвечать на мои вопросы. Причём честно. Иначе тебя ждёт по меньшей мере четвертование. Хочешь? Я не думаю, если только ты не мазохист, — безумная улыбка, от которой у любого по коже побежали бы мурашки. Но не у Итэра.
Он не ощущал страха. Ощущал только пустоту, холод — как внутренний, так и внешний — и желание поскорее умереть. Ведь здесь… его конец? Ведь он уже в цепях, ведь вокруг столько сильных людей, что порвут его одним взглядом, ведь его больше некому защитить. И сам себя сейчас он не может защитить. Да он и не хочет. Зачем?..
— Вопрос номер один: — начала Царица, — откуда ты? Ты ведь не из этого мира? — Пауза в ожидании ответа. — Ну же. Я начала с простого вопроса, почему бы тебе просто не ответить?
Тут женщина уже отпустила лицо Итэра, и теперь её рука превратилось в орудие убийства: поднеся указательный палец, ноготь на котором был похож на острейший нож, к лицу жертвы, она, без толики сомнения, вкладывая всю ненависть и злость, полоснула щёку Итэра, ведя медленно и мучительно пальцем от уха к уголку рта, оставляя кровавый уродливый шрам.
(И что эта тварь там делает? Вот же дьявол, отсюда ничего не видно. — Возможно, это было даже к лучшему. — Где она?! Может, забыла?! Ну… разве не время? — Аякс не мог устоять на месте, начиная переминаться с ноги на ногу и постоянно оглядываться по сторонам. Никому не было до него дела.)
— Ах ты… — начала было злиться Царица, но, понимая, что этим ничего не выпытаешь из Итэра, постаралась успокоиться. — Давай по-хорошему, а? Почему бы тебе не быть со мной милым, если я с тобой такова? Не очень уважительно.
Тарталья стоял и слушал этот бессмысленный монолог, а Аякс прислушивался к тёмному углу позади себя. Нетерпение и страх овладели им. И где же эта Паймон?! Но он старался держаться до последнего, несмотря на физическую и ментальную борьбу с самим собой прямо сейчас. Секунда — и он чувствует прикосновение к себе. Следующая — и ни Тартальи, ни Итэра в зале уже нет.
***
— …это очень ответственная задача. Пойми, пожалуйста. Я знаю, что ты можешь мне довериться, так сделай это. Ради него. — Паймон указала глазами на Итэра, что находился внизу, в нескольких десятках метров от них.
— Я… очень постараюсь. Что надо делать? — Тарталья воспринял очень серьёзно эту просьбу.
— В общем… не спрашивай, как и почему, но я умею останавливать время. Я не делала этого уже очень давно, но… думаю, на несколько секунд я способна это сделать. Поэтому твоя задача очень важна: ты должен успеть перевоплотиться за считанные секунды и спасти его.
— Говоришь так, будто я делаю это каждый день, — возмутился Тарталья. — Я… я не видел зала, где это всё будет происходить, но догадываюсь. Обстановка ведь тоже очень важна. Так вот… вероятнее всего это всё будет в самом большом помещении в замке. Там, где по всем стенам, полу и потолку установлены крюки для цепей. — Предвестник поймал на себе недоумевающий взгляд. — Ну, я знаю о нём… потому что там она казнила и пытала при мне несколько раз людей. Наверняка их было больше, чем я видел, но всё же… Там, в потолке, есть витражное окно. Оно прямо над площадкой, где все эти ужасы происходят обычно. Весьма странная задумка, но ей так нравится… — Тарталья немного подумал. — Если я успею достигнуть третьей фазы превращения, то без проблем разобью это окно. А вот цепи… не знаю даже… Не пробовал никогда рвать цепи.
— Что сложного может быть для тебя в цепях?.. — удивилась Паймон.
— Как, что? Думаешь, там обычные цепи? Они из материала… ну, из такого, который так просто не сломаешь. Даже не железо.
— Я так поняла, у вас там на всё ответ есть: даже ответ обычным цепям, которые и так прочные, — закатила глаза Паймон, а сама только сильнее задумалась.
— Ну, как бы, — Тарталье стало немного стыдно.
— Я бы могла их сломать. Но учитывая то, что мне необходимо большое количество сил только на то, чтобы остановить время, я сомневаюсь, что смогу в этот же момент ещё и цепи ломать.
Повисла пауза. Но тут Чайльд ожил:
— Я знаю! Давай вот что… Ты же маленькая, а я могу беспрепятственно войти в любое помещение в замке. Я, ещё до начала церемонии, поврежу цепи, чтобы их было легче сломать, а тебя спрячу к себе в одежду. А когда всё начнётся, ты… ну, скроешься где-нибудь. Там всем явно не до тебя будет, так что, я думаю, должно сработать. — Тарталья с надеждой в глазах посмотрел на Паймон.
Та задумалась над потенциальной опасностью, что может стать преградой. Она не знала, каков замок изнутри, поэтому в этом должна была полностью довериться Чайльду. Однако неужели в таком важном здании нет огромного количества стражников?
— Неужели этот зал не охраняется? — всё же спросила Паймон.
— Должен… учитывая масштабность этого события для Царицы, там должно быть с десяток стражников. Однако, возможно, до начала церемонии их будет не так много…
— Эти твои «возможно» всё могут испортить.
— Но если я правда не знаю! — вспылил он, а сам продолжал размышлять: — А если я под видом ответственного за установку этих проклятых цепей их поврежу, и тогда никто не должен ничего заметить? Ну, я же Предвестник, и вряд ли кто будет меня подозревать в недобром, — снова возомнил о себе Тарталья, для которого этот довод звучал убедительно.
— Ты уверен?.. — Паймон уже порядком надоело общаться с этим парнем. — Ладно, можно их тогда отвлечь. Ну, например, сказать, что их вызвала Царица к себе или там… какой-нибудь странный человек ошивается рядом с дверями в зал? Раз ты сказал, что они тебя считают авторитетом, то и откликнуться на просьбу должны без проблем.
Чайльду показалась эта идея весьма интересной и убедительной, поэтому он тут же согласился:
— Хорошо! Думаю… с вероятностью девяносто восемь процентов должно сработать, — Тарталья довольно улыбнулся, уже ощущая вкус победы над самой Царицей.
— Тогда запоминай: ты предаёшь Итэра, отдавая его на верную смерть…
— Э, подожди! Не так всё! — От таких слов мгновенно стало неприятно, отчего Тарталья почувствовал себя самым злым злодеем на свете.
— …потом ты идёшь в зал, где будет проводиться церемония. И сделай это как можно быстрее! Говоришь, мол, всех стражников вызвала к себе Царица, и эти олухи быстренько побежали к ней. Ты оперативно делаешь все дела, то есть повреждаешь цепи… Погоди, а чем ты их повреждаешь?
— Секрет, — хитро улыбнулся Тарталья.
— Прекрасно… — закатила глаза. — Ножом, покрытым остатками Глаза Бога. Я права?
Глаза Чайльда округлились.
— Ты откуда?.. — открыл рот, про себя спрашивая у Паймон, владеет ли она навыком чтения мыслей…
— Затем ты проносишь меня внутрь в своей одежде и там ждёшь моего сигнала. Я спрячусь где-нибудь. А если негде, то останусь у тебя в одежде.
— Тц, неудобно же будет, — негодовал Тарталья, но понимал, что по-другому никак.
— И потом, — Паймон будто бы не слышала замечаний Чайльда, продолжая, — я остановлю время, коснувшись тебя сразу после: тогда ты сможешь двигаться, а остальные — нет. И тогда…
— Да-да, превращусь, схвачу его и разобью окно на крыше, — закончил Тарталья вместо Паймон. — Только вот куда деваться потом? У тебя есть идеи? Может, у всех и будет шок первые две минуты, но потом они поймут всё и ринутся искать нас. А когда дело доходит до предателей… — В голове всплыли воспоминания о том, как Царица расправилась со Скарамуччей. А ведь Тарталья, оказывается, ничем не лучше этой куклы…
— Знаю… — ответила Паймон. — Но у нас нет выбора.
— А если использовать телепорт? Конечно, не самая надёжная вещь, ведь меня найдут на любом клочке континента, но всё же. Это поможет хотя бы немного выиграть времени, а после… меня, наверное, найдут и убьют. Она слишком сильна. — Весь задор Чайльда испарился, а последняя звёздочка надежды исчезла в иссиня-чёрном небе.
— Тогда убей их ты, — предложила Паймон. — Я… помогу. Не уверена, что это возможно, но благодаря моим способностям… — Она задумалась. — Ты знаешь, что остановка времени хотя бы на десять секунд — уже плохо, уже влияет на дальнейшую судьбу. Это ведь… эффект бабочки. И если что-то, не значимое сейчас, но играющее огромную роль в будущем, не произойдёт или произойдёт позже, то всё может разрушиться. Ведь я не останавливаю природные процессы. Это никому не под силу.
Возможно, Паймон чересчур переживала, ведь её печальный опыт сделал так, чтобы она боялась даже думать о том, чтобы воспользоваться своими способностями. Однако, опять же, она единственная понимала значимость Итэра, и рисковать жизнью целого континента ради спасения путешественника стоит того.
— Неважно. Всё будет хорошо после всего этого, я верю. Потому что у него есть ты, — сказал Тарталья, а сам внутри готов был рвать и метать, ведь… всё же обычная жизнь обычного человека ему не светит. Ведь ему суждено только умереть, не видеть счастья, но помочь его обрести остальному миру путём спасения Итэра. — И ты — самое надёжное, наверное, что у него есть сейчас. Пожалуйста… — Чайльд впервые так глубоко заглянул в глаза Паймон. — Заботься о нём и защищай до самого конца. Наверное, не очень хорошая мотивация, но… ради меня. Потому что ради меня никто никогда ничего не делал. — Предвестник сглотнул подступавшие слёзы, он ведь не мог заплакать перед ней!
Паймон глядела на поникшего Тарталью с сочувствием. Как же ничтожен он и его чувства по отношению к глобальным проблемам, что коснутся и уже касаются всех. Его горе — только его. И как вообще так происходит, что собственную тоску каждый переживает только сам с собой, и даже самый близкий человек не может понять, помочь, прочувствовать эту боль. Как так вышло… что такие значимые для одного проблемы совершенно не трогают других? Как так вышло, что каждый в этом жестоком мире эгоист, каждого заботят только свои проблемы, даже если он и говорит, что сочувствует кому-то? Ведь это же не так. Это лишь слова, абсолютно бессмысленные.
Поэтому Тарталья навсегда останется наедине со своей болью, как и каждый в этом мире, останется непонятым никем, останется в этой Бездне и в ней и умрёт. Пожалуй, это судьба каждого.
***
Он смог. Сделал всё. Паймон, остановившая время лишь на двенадцать таких драгоценных секунд, упала без сил на ледяной пол. Однако сейчас никому не было до неё дела, поэтому она лежала в тёмном углу, думая лишь о том, как бы Итэр выжил. Она наблюдала за переполохом, за агонией Царицы, за тем, как все присутствующие не понимали происходящего. За тем, как Царица приказала найти путешественника и убить Одиннадцатого Предвестника.
