***
— Мне стоит спать одним глазом? Чтобы в случае чего я мог быстро среагировать? — поинтересовался Итэр, наблюдая за Аяксом, что всеми силами старался что-то сделать, видимо, придать этой норе уюта. Они остановились в самой ближней пещере в скале, вход в которую было трудно заметить, ведь он весь зарос кустарниками. Аякс замялся, думая, как они вообще будут спать? Он же… точно не позволит ему улечься рядом?.. Но, была ни была, Аякс постелил большой лист рядом с «кроватью» Итэра, над которой явно постарался. — С ума сошёл? — удивился Итэр, будто бы они никогда и не спали вместе. Аякс сразу всё понял, опустив глаза и приняв реальность. Ему было всё равно, он был даже готов стать рабом этого милейшего на свете существа, лишь бы тот позволял ему спать рядом! — Не переживай, я, честно, не буду ничего вытворять… — сказал Аякс, а сам подумал, зачем он это вообще произнёс. Всё равно, что говорить мухе, которая попала в сеть к пауку, что тот её не собирается есть. Итэр недовольно посмотрел на Аякса, тут же удобно укладываясь на своей перине. Однако внутри всё сжималось от страха. Если Тарталья его не убьёт этой ночью, тогда… его будущий рассказ должен оказаться правдой. Сегодня Итэр точно поверил ему в последний раз!***
Аякс проспал всего три часа, после чего встал с пониманием, что, как бы сильно он ни был уставшим, спать не мог. Тревога, страх, надежда смешались внутри, заставляя его пребывать в беспомощном состоянии. Однако для себя Аякс объяснил это тем, что просто сидит и сторожит Итэра. Аякс сидел и думал, прислушиваясь к раннему утреннему оркестру, состоявшему из сверчков, ветра, листьев, цикад и далёких птичьих голосов. Он думал обо всём и ни о чём одновременно: мысли бежали, сменяя друг друга всё новыми. (Я вообще… достоин прощения? Я же… сделал это ради него. Он точно должен понять меня, ведь иначе… это всё было не по-настоящему? Я не хотел ему зла, не хотел, чтобы он умирал. И я сделал всё, что в моих силах, чтобы спасти как можно больше жизней. А где Паймон?.. Вот это мы не продумали… Куда денется она, когда всё закончится? Она слишком умна, и последнее, о чём нужно думать — это о её кончине. А она вообще… может умереть? Ладно, самое главное, что сейчас он в безопасности. Я ему всё выложу, а потом скажу, чтобы бежал и скрывался как только мог. Если, конечно, Паймон не вернётся… Может, стоит найти еды? На голодный желудок говорить о таком… На самом деле идиот… Может, был другой выход?.. Может… Я слишком ужасен. Поскорее бы Царица меня уже казнила при всех, как она это сделала со Скарамуччей. И тогда проблем было бы меньше. Я ведь уже сделал всё, что должен был. Ну, почти… Но то не считается, это лишь мечты! И как мне сформулировать это? Сказать «Прости, я тебя предал, но сейчас-то ты в порядке. А мне пора идти и умирать, пока-пока!» Так, что ли? А если я не хочу умирать? С ума сойти просто! Просто разбужу его прямо сейчас, поцелую, схвачу и унесу с собой куда-нибудь, где будет хорошо! Хоть на другой континент! Так хочется!!! А если он не хочет?! А если я не достоин? Зачем тогда это всё вообще!??? Ненавижу!!! НЕНАВИЖУ!!!) А в следующий миг Аякс уже был вне их уютного семейного гнёздышка. Место было прекрасным для рыданий: никто не услышит просто-напросто твоих жалких всхлипов. Он мог быть собой лишь в одиночестве, лишь когда Аякс был один, он мог уродливо рыдать, и причины не были нужны. Никому не нужно было рассказывать, что случилось, никому не нужно было знать, что он такой слабый и ужасный. Как он вообще мог подумать, что такой нытик и предатель может быть важен для него? Он никогда бы не захотел с ним того же, что и он с ним. Ведь кому понравится Аякс? Кто захочет узнать Его? Кто захочет терпеть Его?***
Итэр встал нескоро. А проснувшись, не обнаружил Аякса. Стало немного грустно и тревожно. Может, ему всё это приснилось? Однако запах, что доносился снаружи, давал понять, что Итэр тут не один. Путешественник ещё немного полежал, приходя в себя и вспоминая вчерашний день. От воспоминаний шрам на щеке начал ныть, но крови не было. Затем Итэр вышел в незнакомую местность, перед собой видя такую картину, от которой решил, что ещё не проснулся: Аякс сидел на бревне, варя что-то в котелке, а вокруг него летала Паймон и трещала. Это напомнило Итэру те недавние моменты, когда они только прибыли в Инадзуму. Грудь сдавило. Как вообще всего за пару недель могло произойти столько? Столько, в первую очередь, неприятного. Но и хорошего тоже. Итэр медленно и бесшумно приблизился к парочке, наблюдая, как они взаимодействуют. Паймон первая заметила друга, тут же расплываясь в улыбке. Аякс, видимо, удивился, когда голос малышки внезапно стих. Поэтому, посмотрев на Паймон, проследил за направлением её взгляда. Но не улыбнулся, а тут же отвёл глаза, уткнувшись в котёл, словно влюблённый мальчик, которому неловко смотреть на предмет своего обожания. Но Аяксу было просто стыдно. Итэр, не говоря ни слова, подошёл к ним, садясь на бревно рядом с Аяксом. Но не то чтобы очень близко. Из котелка до Итэра дошёл вызывающий слюни во рту аромат. Теперь он был резкий, а не мягкий, каким Итэр его ощутил в первый раз, находясь ещё в «домике». Все трое застыли в неловком молчании. — Ты вроде хотел мне что-то рассказать, — напомнил Аяксу Итэр. — Ответить на мой вопрос. Хочешь, напомню и задам снова? — Как будто бы издевался… — Почему ты такой странный? — снова спросил Итэр, уже зная, что наконец-то получит ответ. Но Аякс молчал. — Поправлю: — встряла Паймон. — Почему мы такие странные. Не перекидывай всю вину на него, это я сказала ему так делать, а у него не было выбора, — внезапно маленькое существо начало защищать Аякса. — Правда? — обратился Итэр к нему, ожидая ещё более интересного рассказа. — Поешь? — Аякс будто и не услышал жужжания вокруг себя, предлагая Итэру… поесть. Тот в свою очередь удивлённо уставился на него. — Разве не лучше проводить серьёзные беседы с полным животом? Однако звучало убедительно. И они позавтракали. А потом Аякс потребовал Паймон удалиться и оставить их наедине.***
— …я не хотел… Ты знаешь, как я себя ругал и ненавидел? До сих пор ненавижу, потому что сделал всё, чтобы потерять тебя. Но ты же понимаешь… у меня не было выхода. Как я мог вообще… — Аякс уже заканчивал свой рассказ, приступая к части со слезами и соплями. — Я не могу простить тебя, ты знаешь… И ещё больше не могут простить тебя предвестники. И Царица, — констатировал Итэр, а сам думал о том, как ему плевать на то, что было вчера. О том, как он хочет прямо сейчас наброситься на своего Аякса и забыть всю ту ерунду, что была, ведь он — самый светлый человек, какого Итэр только встречал. Аякс лишь понурил голову, нервно ковыряя кожу на пальцах рук. — Я не достоин тебя, я тебе не нужен. Пожалуйста, давай ты просто… скажешь, что не сердишься на меня, что ты… хотя бы немного мне доверяешь, что ты мой друг, и я уйду, — он не просил, а молил. Было чувство, будто бы он исповедуется прямо сейчас. Аяксу и правда не нужно было многого — всего лишь слова «Я не тебя не сержусь». От таких речей у Итэра сжалось сердце до размера пылинки. Как он мог вообще его оставить?! Поэтому в следующую секунду, в ответ на мольбу Аякса, он крепко обнял его за шею, целуя в висок и гладя правой рукой по имбирным волосам. Итэр просто хотел, чтобы этот человек был с ним рядом всегда, чтобы он не волновался о том, что умрёт от любого неверного шага, чтобы они были самыми счастливыми на свете. — Не говори так никогда о себе. Знаешь, какой ты чудесный? — слёзы от пронзившей сердце тоски хлынули из глаз Итэра, но он не пытался их спрятать. Почти сразу он ощутил тёплые руки Аякса на своей талии, что прижимали его ближе к родному телу. Сейчас, когда у Итэра не было больше никого в этом мире, не было никого другого рядом, он воспринял это тепло как тепло самого ценного на свете человека. И так не хотелось отпускать его никогда! Итэр уже чувствовал, как одежда на плече мокнет, явно от слёз. А это было ещё более невыносимо — знать, что Аякс плачет прямо сейчас. И что он вообще умеет плакать! Итэр хотел видеть на лице этого парня только счастливую улыбку. Поэтому, чтобы утешить, путешественник принялся гладить голову Аякса уже двумя руками и целовать во всевозможные части лица, лишь бы успокоить его. Но он не успокаивался… — Я не виню тебя. Не думай о себе плохо, ладно? — Как я могу… Всё равно уже… всё равно меня убьют. Только ты от этого не плачь, хорошо? — сказал Аякс, а сам после этой горчайшей правды начал плакать ещё сильнее, тыкаясь мокрым лицом в грудь Итэра. Тот не знал что и ответить. Он ведь тоже всё прекрасно понимал. Понимал, что бежать бесполезно, что Тарталью вскоре просто убьют. А самому Итэру нужно скрываться. Или бороться. И он, не в силах сдерживать более эти слова, всё же сказал их Аяксу. В какой-то степени Итэр надеялся, что они помогут ему… ну, хоть как-то. — Не плачь… Я очень… люблю тебя и не хочу видеть, как ты плачешь. Хоть знаешь, как мне невыносимо? Пожалуйста, я не шучу, послушай. — Итэр, переживая, что Аякс не услышал его слов в истерике, попытался заставить посмотреть на себя, чтобы тот хотя бы прочитал по губам. Но Аякс всё прекрасно слышал. И если Итэр считал, что это поможет, то он сильно ошибался, ведь Аякс принялся только сильнее плакать. Не в силах ничего сделать, Итэр решил, что будет просто ждать, пока он не выпустит все накопившиеся эмоции и переживания. — Прости… я… ужасный, прости, я не хотел… — Подобные речи Итэр слушал на протяжении целого часа. В конце он даже устал от такой терапии, как после забега на несколько километров.***
Они находились в Ли Юэ. Снова. Но уже на пристани. Они — Паймон и Итэр — провожали Тарталью, который решил добираться до Снежной на торговом корабле в целях более безопасного путешествия, ведь он хотел ещё успеть попрощаться со своей семьёй. Да, Чайльд твёрдо решил, что примет свою судьбу, какой бы она ни была. Ведь всё время находиться в бегах… было просто невыносимо! Ведь он не трус и не будет прятаться всю жизнь. Главное — это то, что Тарталья спас Итэра, ведь, если бы это задание поручили другому Предвестнику, то путешественник уже давно был бы мёртв. — Не плачь… — теперь уже Аякс утешал Итэра, пока тот, повиснув на нём, тихонько плакал. — Ты… ты мне только напиши или приедь, если сможешь… Ну… найди меня как-то. И чтобы я знал, что ты в порядке. — Итэр тут же поцеловал Аякса, нежно и, кажется, в последний раз. А Паймон не было противно или ревностно. Ей было грустно. Грустно, что такая обыденная вещь, как то, что происходит между этими двумя, не имеет право на существование. Не имеет право на существование между ними. Они ещё много раз поцеловались, пока не услышали, как мужчина с судна, на котором должен был отправиться Тарталья, начал кричать, оповещая тем самым всех пассажиров об отправлении. И последнее касание губ, и последняя секунда, отделявшая этот кроткий поцелуй от прощания, и шум вечернего города на фоне… Это всё стало тем последним и самым счастливым моментом в их жизни. Ведь сейчас между ними не было недосказанностей, не было обид, а лишь любовь и умиротворение.