«Порой неприятное с первого взгляда знакомство раскрывает двери тайн»
В аэропортах люди бывают разные: порой слишком странные, иногда злые, редко радостные. Где-то бегают воодушевлённые полётом на огромной птице дети, что во все глаза наблюдают за взлётом самолёта; а где-то сидят порядком задолбавшиеся собственной жизнью взрослые, так ненавидящие все эти многочасовые утомляющие полёты, от которых давление скачет как лошадь на родео в Мексике, голова раскалывается на части, а уши закладывает так, что никакие конфеты и леденцы тут не помогают вовсе. Некоторые, похоже, с ослиным упорством пытаются получить смертельную дозу кофеина, покупая десятый стаканчик кофе за последний час; кто-то же, наоборот, старается как можно больше выспаться, пока это возможно. Есть те, кто выглядят будто сошли с обложки модного журнала в Милане: у них идеально выглаженная одежда, макияж и сложная причёска на голове; а есть те, кому просто плевать на свой внешний вид, главное, чтобы было удобно. Люди в аэропорту частенько злые и уставшие, готовы нагрубить первому встречному, выместить своё недовольство на ни в чём неповинном сотруднике аэропорта. Они невыспавшиеся, их ужасают предстоящие перспективы бодрствования ещё минимум пять часов, будущих контролей, проверки паспортов и пытливых взглядов с типичными вопросами «Зачем, почему и как», а обвинить в этом некого. Редко когда попадаются люди, что ещё полны сил, бодры как будто проспали все десять часов и готовы без возражений ждать свой багаж минимум час, затем вызывать такси, слушать раздражающую болтовню бодрого как никогда водителя на протяжении всего пути до отеля и ещё несколько часов ждать заселения в свой номер, когда ноги уже не держат вовсе, шатает из стороны в сторону, а в голове прекрасное ни-че-го. Чонгук, по его нескромному мнению, смело отнёс бы себя к первому типу людей. Длинные перелёты он всей душой ненавидит, хоть и летает всегда в бизнес-классе, где тебе стараются обеспечить самые лучшие из возможных условий, преподнося и шумозаглушающие наушники, и превосходную пищу, и первоклассное обслуживание с персональным интернетом. Чон с ужасом представлял себе условия в эконом-классе, где не было раскладывающихся кресел, перегородок от соседей, адекватной еды и простого человеческого спокойствия. Только лишь плач детей на протяжении всего пути, храп соседей и твёрдые сидения с ужасными условиями для сна. К сожалению, лучшего варианта для быстрого преодоления огромных расстояний, вроде летающих домов без турбулентности и остальных проблем пребывания на такой высоте, человечество пока не придумало, поэтому приходилось терпеть и брать то, что давали. Давали, по, опять-таки, нескромному мнению Чонгука, маловато. Пересиливая усиливающуюся головную боль после резкого перепада высоты — старость всё же не радость — мужчина направлялся с уже полученным багажом навстречу жаркому Лос-Анджелесу. Людей в аэропорту было куча, они слишком много разговаривали, раздражая Чонгука и мелькали перед слезившимися глазами яркими пятнами. Паспортный контроль и получение багажа пролетели незаметно — плюс бизнес-классу за отсутствие очередей. Одежда на нём была, не то что бы подходящая жаркой погоде под сорок градусов: чёрные спортивки, чёрная толстовка, чёрная куртка и, не поверите, чёрная кепка. По-другому было нельзя, в самолёте, как бы Чонгук не старался, ему всегда было холодно до чёртиков, сколько бы одеял он не просил и сколько бы грелок ему не выдавали. В очередной раз поблагодарив всех кого можно за то, что он родился в обеспеченной семье, Чонгук садится в автомобиль, который за ним прислала его семья. Сразу же намётанным взглядом определяет — BMW M4, спортивный мотор S58, всего лишь 250 километров в час. Стóит приличных денег, внутри выглядит хорошо, однако уровень не тот, к которому привык Чон — слишком медленно и скучно. В салоне приятно пахнет, прохладно, водитель не раздражает болтовнёй, лишь приветствуя в начале, так что мужчина позволяет себе откинуть голову на спинку кресла и задремать.***
Тэхён искренне любит вечера и ночи, проведённые в логове, но единственное, что ему не нравится делать после такой бурной ночи — вставать утром с тяжёлой головой и слипающимися глазами. Вчера вечером он хорошо повеселился в логове, достаточно выпил и теперь ощущал на себе все прелести утреннего похмелья. Вставать с мягкой постели не хотелось, однако солнце, светившее сквозь приоткрытое окно, заставляло Кима чувствовать себя так, будто прошёл все семь кругов ада. Оно не давало покоя, мешало и светило чётко в глаза. В горле была пустыня Сахара без единого оазиса, а получить стакан воды с таблеткой от головной боли — это то, о чём Тэхён мечтал всей душой. Слабость сдавливала тело крепкими лапами, однако сердце в противовес билось как бешеное, не останавливаясь. Пролежав на кровати ещё полчаса, с помощью титанических усилий, за которые ему можно было смело выписывать премию, он наконец смог восстановить события прошлой ночи и вспомнил о том, что сейчас находится вместе с Виолой в своём личном особняке. Там, где нет жуткой Сары, будившей его чересчур рано, а есть только одиночество и никогда не надоедающая ирбис. Тэхён благодарил свои мозги за то, что додумался поехать именно сюда, а не куда-то ещё, ведь здесь, вдали от города, журналистов и фанатов, он мог делать всё, что ему вздумается. Вокруг были лишь леса, утренняя тишина без городского шума, свежесть, оставшаяся после ночи, яркое прохладное солнце и одна единственная дорога, неизвестная никому, кроме самого мужчины. С помощью инопланетных сил, не иначе, отлепив себя от подушки, он смог принять сидячее положение, осмотрев себя на наличие телефона. Найдя его в заднем кармане чёрных джинс, включил его, на мгновение зажмурившись от слишком яркой вспышки. Часы показывали десять утра, пропущенных звонков или непрочитанных сообщений не было, что несказанно радовало и так хмурого Тэхёна. В голове появился новый вопрос, интонацией выражавший всё отчаяние мира: «Почему мой любезный мозг решил, что мне пора вставать так рано?! Я спал семь часов от силы!» Ответа получить было не от кого, так что Ким бросил бесполезные попытки жалости к самому себе. Приняв решение о том, что сидеть так вечно у него всё равно не получится, решил попробовать встать с кровати. С первой попытки перед его глазами заплясали чёрные точки, всё поплыло, голова неожиданно закружилась, а ноги подкосились, и он резко присел обратно на кровать, зажмурившись. — Чёртов гемоглобин… — просипел себе под нос, сделав ещё одну попытку подняться на ноги, на этот раз более удачную. Держась за все возможные стены и подавляя рвотные позывы, дошёл до ванной, где у него хранилась аптечка. Намётанным глазом нашёл необходимые таблетки и сразу же выпил две, проглотив их. Затем кинул взгляд на себя в зеркале и чуть ли не грохнулся в обморок от ужаса — таким Тэхён себя не видел очень давно: растрёпанные, спутанные волосы, огромные синяки под глазами, покрасневшая кожа и измятая одежда. М-да, изрядно он вчера повеселился. Тэхён даже подумал, что видит он не себя, а кого-то другого, ну не мог он так выглядеть. Сколько же ему надо было выпить, чтобы его настолько расплющило?! Решив не задумываться о несправедливости вселенной к простым-невинным смертным, приступил сразу к делу: скинул всю одежду, пропахшую запахами алкоголя и пота, от которых нещадно тошнило, и зашёл в душевую. Включил холодную воду, которая оказалась слишком ледяной, зато прекрасно согнала сонливость и остатки похмелья. Помыв голову и обернув полотенце вокруг бёдер, Тэхён вышел из ванной совершенно иным человеком: свежим и совершенно спокойным. Таблетки наконец подействовали, так что головная боль и дебильная усталость в теле прошли, даже будто бы крылья за спиной появились. В комнате, переодевшись в спортивные шорты, закинул свои вчерашние вещи в стиральную машину и спустился вниз, найдя Виолу спящей на диване — в этом она была похожа на самого мужчину, так же любила много поспать и была недовольна ранними пробуждениями. Постаравшись тихо пройти на кухню, мужчина достал телефон, пролистал ленту инстаграма, так и не найдя ничего интересного, и решил приготовить себе простую яичницу. Тэхён, на самом деле, очень любил готовить и по его скромному (или не очень) мнению делал это довольно неплохо, готовка являлась для него очень приятным и полезным времяпрепровождением. Она его успокаивала, давала возможность разгрузиться, позволить рукам выполнять заученные движения, а голове отдыхать и спокойно следить за течением мыслей. В последнее время самостоятельно готовил он редко, так как Сара вообще не поддерживала такую самодеятельность, предпочитая вкушать еду, приготовленную профессионалами. Не считала, что Тэхён способен приготовить достаточно хорошо, так, как повара, однако сказать это вслух не позволяло воспитание. Откинув непрошенные мысли на задворки сознания, он разбил два яйца на предварительно разогретую и смазанную маслом сковородку, положил рядом несколько кусочков бекона и две помидорки. Дождавшись пока всё приготовится, выложил на тарелку и сразу же стал есть, не дожидаясь пока всё остынет. Желудку, всё это время громко урчавшему и напоминавшему, что Тэхён за последние восемнадцать часов пил только алкоголь и ел парочку фруктов, не прикажешь просто заткнуться и подождать пока всё остынет. Прямо так, стоя у столешницы и поедая собственноручно приготовленную яичницу, Тэхён любил проводить своё утро. Никто не мешал, не донимал болтовнёй, и он мог наслаждаться утренним солнцем, природой, окружавшей его особняк и тихим посапыванием Ви. Время для них, за пределами городской суеты, будто замедлялось. Закончив с завтраком, Тэхён положил несколько кусков мяса размораживаться — Виола тоже давно не кушала, наверняка будет голодной когда проснётся. Посмотрев на время, принял решение, что пора выезжать домой, Сара наверняка уже давно приехала и так и жаждет завалить его вопросами. Подавив нерациональное желание остаться тут навсегда и никуда не уходить, начал собираться: оделся в синие джинсы и простую чёрную футболку, расчесал волосы, нацепил поверх бандану и завершил образ солнцезащитными очками. Решив не будить ирбис, он положил мясо в её миску, налил немного воды в пиалу и покинул дом, сев в свою серую бмв. Утренний Лос-Анджелес — второе после ночного города любимое зрелище Тэхёна. Утром солнце только начинает нагревать землю, люди ходят тихие и заспанные, чаще совсем невыспавшиеся. Нет большого количества автомобилей, нет шумящих компаний и сильного запаха еды. Утренний ЛА спокоен и молчалив, он не тревожит тебя, лишь умиротворяет, успокаивает. Мужчина высовывает руку в окно, ловит солнечные лучи, не сокрытые облаками, пальцами, и иногда щурится от яркого солнца, попадающего на его глаза сквозь очки. Любуется видом на молчаливые горы, скрывающиеся за верхушками небоскрёбов, рассматривает пролетающих птиц и слушает долетающие до него отрывки разговоров. Едет он довольно медленно, максимум семьдесят километров в час, потому что сегодня у Тэхёна именно такой день, когда торопиться совсем не хочется. Есть желание лишь провести этот день тихо, в медленном темпе, никуда не торопясь, замедлиться, взять передышку, выдохнуть от быстроты жизненного темпа и вновь погрузиться в беспорядочные заботы и дела. Дорога до дома проходит в лёгкой атмосфере; Тэхён не спеша проезжает прямо в центре, делает круг у набережной, любуется утренним океаном и разворачивается в противоположную от Голливуда сторону. Подъезжая к воротам, единственное на что надеется Ким, так это на то, что его девушки дома ещё нет, однако это, конечно, маловероятно: сейчас почти двенадцать, а Сара обещала приехать ещё раньше. Обещания, данные ею, девушка сдерживает всегда. Автоматические двери особняка открылись, стоило Тэхёну к ним подъехать, и он проехал по аккуратной дорожке к гаражу, там оставил машину и, крутя ключами на пальце, зашёл в дом. Его надеждам не суждено было сбыться — сумочка Сары стояла у входа, а сама она была в гостиной, судя по звукам телевизора, доносившимся оттуда. Сам проходит туда, решив не бегать и видит девушку, сидящую на диване. Её взгляд был направлен в никуда, она как будто глубоко задумалась над чем-то, пальцы сжимали подол лёгкого платья, а зубы терзали нижнюю губу, покрытую красной помадой. Когда Тэхён несколько раз пощёлкал пальцами перед её глазами и был готов звонить по номеру 112 или 911, она вздрогнула и наконец обратила на него внимание, несколько просветлев: — Тэхён-а! Ну наконец-то! Где ты был так долго?! — вот именно это и не любил Тэхён. Громкий голос, раздражавший его, и разрушавший всю утреннюю идиллию, выстроенную Кимом, постоянные допросы, недоверие и возмущённые взгляды. За несколько месяцев к этому можно было привыкнуть, однако мужчине всё равно слегка неприятно, поэтому он, поморщившись, отвечает: — Я вчера остался в офисе, а ты же знаешь, что я люблю долго поспать. Пока встал, позавтракал, переоделся, приехал домой, вот и прошло уже много времени. Не злись, Сар, — дарит ей утешительный поцелуй, так что девушка расслабляется и даже улыбается ему, целуя Тэхёна в щёку в ответ. — Расскажи мне лучше, как прошёл твой день. Вижу, у тебя новый маникюр, очень красивый. — Ох, спасибо, мне очень приятно. В офисе всё хорошо, я замечательно отдохнула с подругами на ночёвке, мы сходили в торговый центр, а вот родители… я даже не знаю как тебе сказать, — и снова этот пустой, даже потерянный взгляд в никуда. Мужчина присаживается рядом с ней, берёт её за руку. — Что уже случилось? — Сара делает глубокий вдох, собирается с мыслями и начинает. — Я не знаю, помнишь ты или нет, но я как-то рассказывала тебе про своего брата, Чонгука, — Тэхён кивает, потому что да, она рассказывала, но не то чтобы много, он то и запомнил мало про этого Чонгука. Знает только, что живёт в Нью-Йорке уже давно, приезжает в ЛА редко, лет ему около двадцати трёх, да и характер у него скверный, по словам Сары. — Он у нас характер любит показывать, часто груб со многими. Занимается он не понятно чем, мы с родителями не то чтобы интересовались. Так вот… к чему я веду… Кажется, Тэхён догадывается, к чему. И новости, похоже, не особо-то хорошие. — Вчера, когда я приехала к родителям, они сказали, что Чонгук приезжает к нам на две-три недели погостить, так как соскучился и хочет пообщаться с нами побольше, а жить он будет у нас в доме, — мужчина резко выпячивает глаза, порядком охренев от такой наглости. Всё было ещё хуже, чем он думал. Какой-то паренёк с ужасным характером будет как минимум недели две жить у них, а Тэхён не то чтобы любит посторонних. Нет, вообще терпеть не может. Вы не подумайте, что он какой-то там кретин или отшельник, это вовсе не так, он очень даже гостеприимный и общительный, просто, ну… Это слишком подозрительно, слишком неправильно, что у них будет жить кто-то с завышенной самооценкой, возможно ужасным характером, а Тэхён просто ценит своё личное пространство и не любит, когда его нарушают. Он, безусловно, не будет судить человека по мнению Сары, которая часто слишком предвзята, но небольшие, только зарождающиеся сомнения у него всё же появляются, и выкинуть их не получается вот совсем. Они поселяются где-то внутри и только и ждут подтверждения словам девушки. — Почему именно у нас? — спокойствие старается сохранить, не позволяет себе поддаться эмоциям, пойти у них на поводу. Проявит слабость единожды — не отпустят никогда. — Ему так хочется. Папа рад был бы отказать, но мама была против, настояла на том, чтобы он пожил с нами, с тобой познакомился. Тэ, я его знаю, он дома будет только ночевать, не больше. Он разгильдяй, по клубам постоянно гуляет да с парнями тусуется. Он вообще… из… этих, — как разговор перешёл к чужой ориентации мужчина не совсем улавливает, однако порядком удивляется. Он не знал, что его девушка настолько консервативна в этом плане. Последнее время только и делает, что удивляется новым вещам, которые открывает в Саре. — Из кого? — всё же уточняет тот. — Ну из геев, — и морщится так неприятно, как будто на мусорке стоит или в схожем месте. Тэхён решает не реагировать, а лишь дождаться, пока Сара продолжить говорить. — Он вообще с детства такой. Не как все. Но это потом, сам увидишь и поймёшь, о чём я. Сегодня он приедет к нам домой, и мы съездим все вместе к нашим родителям, они пригласили, — что ни слово — то потрясение для Кима. Уже сегодня его спокойствию придёт конец, прежней спокойной жизни тоже не будет минимум недели две, потому что осознание того, что в любой момент к ним домой может завалиться незнакомый человек, порядком нервирует и даже раздражает. Выгнать его тоже нельзя — не в стиле Кима, да и не такой он. И вот незадача, новые условия жизни оказываются вообще не такими, какими предстают сначала…***
Чонгук просыпается вовремя: они, судя по его ощущениям, почти приехали, однако водитель ещё не начал раздражающе трясти его за плечо и будить. Он бросает взор в окно, так и продолжая смотреть туда, за неимением других вариантов. От небоскрёбов отражаются лучи яркого солнца, люди ходят по улице в солнечных очках и кепках, а по дорогам разъезжают машины, поливающие водой асфальт. Чону режут глаза медленно перетекающие из одного в другое здания, он привык совершенно к другому: ветру, свистящему в ушах, адреналину в крови, видам на пустынные поля и молчаливые леса. Привык к оглушающему рыку хеннесея, скорости за четыреста, а не скучному гудению двигателя бмв и скорости в пятьдесят километров в час. Слишком мало, настолько, что это почти съедает его изнутри. Постепенно они выезжают из огромного мегаполиса, оставляя за спиной высокие горы, всё реже им попадаются двухэтажные дома и постриженные газоны. Совсем рядом показывается Тихий океан, такой бескрайний и болезненно-синий, слишком идеальный. Чонгук скользит по нему заинтересованным взглядом. Безусловно, он насмотрелся на океан в Нью-Йорке, однако здесь океан другой, не такой, как там. У себя в городе океан для Чона не является чем-то особенным, он не раз его видел, не раз слышал его шум и не раз подолгу сидел на берегу, наслаждаясь закатным солнцем. Тайны Атлантического океана он разгадал, прочитал как детскую книжку, однако этот океан иной: он не покажет тебе ничего, пока не удостоверится, не проверит тебя. Его тайны разгадать сложнее, Чонгук уже это понимает, но всё равно узнает всё, что захочет, не отступится. Отличается здесь, в целом всё: и сам воздух, который будто бы легче, и солнце, освещающее дорогу, и даже люди, на которых мужчина смотрел сквозь затонированное стекло. Лос-Анджелес иной, он ангельский, не тяжёлый, и не давит своей атмосферой, так что Чонгук как будто скидывает большой груз с плеч, становиться свободнее. Мужчине кажется, что город будто святой, настолько здесь просто, настолько сказочно, но он понимает, что его мнение ошибочно: за светлым скрывается ещё больше тёмного, чем он видел в Нью-Йорке. Он изучал нелегальные гонки в ЛА, знает многое об этом, понимает, что именно здесь находится самое большое сборище стритрейсеров, что именно здесь самая крутая ночная жизнь, она прекрасна в своей запретности. Поэтому он намеренно разбивает розовые очки одной из частей себя, позволяя обрывкам мыслей свободно плавать в своей голове, постепенно переходя на мысли о своём хеннесее: вскоре его должен пригнать его друг, Бомгю. Всяким компаниям по перевозке машин он не доверял, какими бы проверенными они ни были. Всяко было лучше, чем это. Признаться честно, Чон долго порывался поехать на своей малышке самостоятельно, однако понимал: два дня езды ему не под силу, да и время у него поджимало. Нужно было обговорить всё с родителями, разобраться с делами в Нью-Йорке, купить билеты на самолёт. Времени у него на два дня пустой езды, хоть и на его любимой малышке, не было. Как будто отрывая пластырь с раны, он попросил Бомгю пригнать гиперкар в Лос-Анджелес, и тот уже было подорвался подшутить над Чоном и его чрезмерной зависимостью всеми этими гонками и своими спорткарами, но мужчина резко пресёк это, сказав, что если хоть одна царапинка будет на его малышке, Бомгю будет только один путь — в гроб. Тот оперативненько заткнулся и сразу же согласился, заверив, что ни одна крупиночка краски с его любимого хеннесея не упадёт. Вынырнув из собственных невесёлых дум, Чонгук вздохнул и перевёл взгляд на лобовое стекло. Совсем недалеко уже виднелся величественный особняк, сверкавший своей белизной и стоявший на небольшом холме. Он был окружён небольшим забором, похоже там даже был собственный сад. Из описаний родителей, Чон догадался, что это дом Сары и её парня-папика. Мысленно присвистнул, подивился такой роскоши, в которой оказывается живёт его сестрёнка, но вслух себя никак не выдал. Чтобы прогнать скуку, решил сделать несколько фотографий: открыл камеру, навёл фокус и немного понизил яркость, нажав на белую кнопку. Просмотрел получившиеся фотографии и оставшись довольным полученным результатом, выложил парочку в инстаграм. Пока Чонгук подписывал пост, они уже заехали за ворота особняка. Он выключил телефон и осмотрелся, заметив высаженные ровными рядами кустарники, красивые красные розы и небольшое искусственное озеро с красивой деревянной скамьёй — всё, как и предполагал мужчина. Водитель заглушил машину и разблокировал двери, предлагая Чону выйти. Тот кивнул, не сказав ни слова и подхватил свой чемодан из багажника. Поднялся по ступеням к входной двери и постучал в неё три раза, как и полагается порядочным людям, к которым Чонгук возможно и не относится. Спустя минуту ожидания под палящим солнцем, когда мужчина уже порядком вспотел и почувствовал себя как в жарком аду или жгучей Африке, дверь наконец открылась и изнутри показалась Сара. Чонгук, не дожидаясь её первых слов, врывается в дом, облегчённо вздыхая, когда чувствует, что в помещении довольно прохладно. — Ну нельзя было побыстрее открыть?! А если бы я там упал в обморок от солнечного удара?! — первое, что произносит Чонгук, наигранно возмущаясь. — Я бы была рада, — только и произносит Сара, недовольно хмурясь. И никаких вам радостных объятий и поцелуев в щёку — это суровая реальность, в которой взаимоотношения в семьях бывают разными, и порой случается именно так, как у них: взаимная неприязнь, шедшая с подросткового возраста и жизнь порознь без долгих переписок в семейных чатах. — Ну-ну, нельзя так, сестричка, — Чонгук только сейчас осматривает её с ног до головы, подмечая некоторые изменения: она подросла, возможно постройнела и как-то… преобразилась? Чонгук не может точно сказать. — Хм, а ты изменилась. Папик, что-ли, на тебя так подействовал? — не может удержаться от подколки. — Тэхён никакой не папик, придержи свой язык, Чонгук! Думай, что говоришь, — Сара злится, сжимает руки в кулаки, а Чонгуку хоть бы хны. Он оставляет чемодан в прихожей, скидывает куртку и проходит внутрь. — А, так вот как его зовут. Тэ-хён. Ну, интересное имечко, — осматривается в большом просторном зале, видит проход в светлую гостиную и на большую кухню, откуда раздаются какие-то звуки. Туда он и направляется. Чонгук делает один шаг на кухню и так и застывает на месте. Все мысли путаются, ничего вразумительного выдать не получается, а ему очень хотелось бы сказать что-то скользкое и двусмысленное, ведь у холодильника стоит блядский бог, а не человек. Тэхён стоит в простой белой футболке и серых шортах, но по мнению мужчины, его и в таком виде можно хоть на первую страницу журнала «Vouge». Не то чтобы Чон был настолько безрассудным и влюблялся с первого взгляда, нет. Он лишь признаёт, что человек перед ним нереально красив, что он бы не прочь с ним замутить, но и всё. Дальше этого у мужчины желания никогда не заходят, такого у него просто не бывает, но это не мешает ему погрезить о пока что несбыточных вещах. Тэхён же, похоже, и правда их не замечает, копается в холодильнике и наконец достаёт оттуда бутылку с водой. Сара, заметив странный взгляд Чонгука, подходит ближе и цепляется рукой за его предплечье, шипя на ухо: — Только попробуй, — Чон на это лишь незаметно ухмыляется, вырываясь из хватки сестры. — Так это ты папик моей дражайшей сестрёнки? Невероятно рад встрече, — где-то сзади раздаётся раздражённый вздох Сары, пока Чонгук нахально улыбается Киму, что наконец соизволил обернуться к ним и сразу же покрылся румянцем, выпучив глаза от удивления. На самом деле Тэхён понял, что кто-то пришёл, ещё когда раздался стук в дверь, на слух он никогда не жаловался. Однако он решил не торопиться и немного подождать, выяснить об этом Чоне хоть что-то. Он слышал как Сара разговаривала с братом в прихожей, как они прошли на кухню, к нему, но продолжал делать вид, будто ничего не происходит. Мужчина оборачивается только когда его окликают, и подавляет в себе часть, что кричит о необходимости урока манер этому нереально наглому Чон Чонгуку, потому что его фразочки не влезают ни в какие рамки. Ну вот вообще никаким боком. Когда он оборачивается, на его лице появляется ничем не скрытое удивление и смущение, которое ему удаётся выдавить из себя, хотя на деле он ощущает лишь лёгкое потрясение от всей сложившейся ситуации, не более, и то, не из-за речи брата его девушки, а от его внешнего вида. Он равнодушным взглядом скользит по крепким бёдрам Чона, широким плечам и пухлым губам с колечком в углу нижней. Мужчина перед ним довольно привлекателен, Тэхён может это признать, однако слишком нахален и самовлюблён. Он улавливает поменявшееся настроение Чонгука, когда тот увидел реакцию Кима на свои слова — в глазах промелькнуло злорадство и самодовольство. — Я Ким Тэхён, парень Сары, — намеренно делает акцент на этом слове, прекращая концерт с фальшивыми эмоциями. Лицо вновь превращается в восковую маску с лёгкими оттенками дружелюбия. — Я Чон Чонгук, старший брат этого чудовища, — ему немного плевать на чувства Сары, так что он не особо старается контролировать свою речь. — Пойдём я покажу тебе дом и внешний двор, — Тэхён избирает самую верную на данный момент тактику — игнорирование. Он пропускает мимо ушей оскорбления в сторону Сары и нахальные нотки в голосе Чона, лишь проходит в зал, начиная экскурсию. Показывает гостиную, кухню, кладовые, ванные, несколько спален, временную обитель самого мужчины, кинотеатр, тренировочный зал, бассейн на заднем дворе, небольшой сад и ещё несколько комнат. Чонгук если и остался удивлённым, виду не подал. Затем знакомит с немногочисленным персоналом, объясняет, что заказывать еду надо у Ёнджуна, их повара; что убираться в его комнате будут раз в два дня и что для занятий можно вызвать личного тренера, если будет необходимость. Закончив с краткой экскурсией Тэхён проходит в гостиную, садясь на диван, чтобы немного поработать. Следом подходит Чонгук и бесцеремонно падает рядом, копаясь в собственном телефоне, а Сара только закатывает глаза на такие вольности, аккуратно садясь в кресло рядом. Брат и сестра, очевидно, не ладят довольно-таки давно, поэтому привыкли вести себя подобным образом, Чон не особо часто общается с семьёй, ведь даже не знает, как зовут парня собственной сестры, а Сара не старается даже быть дружелюбной, в ней засело огромное недоверие и скептицизм. Ким отгоняет эти мысли, не его это дело, и начинает анализировать сегодняшнее знакомство. Приходит к выводу, что ожидал он худшего исхода, а получил довольно приемлемый результат, поэтому остаётся удовлетворённым. Чонгук этот довольно своевольный, любит свободу и пофлиртовать, пялил на Тэхёна всё время, пока он проводил гостю экскурсию и сейчас продолжает время от времени бросать взгляды на него. Тэхён только хотел пнуть Чонгука со всей силы в бедро, чтобы тот перестал с поразительным усердием пытаться его сглазить, как девушка произносит: — Тэхён, дорогой, нам пора собираться к родителям, скоро выезжать. Чонгук, прошу, переоденься во что-нибудь нормальное, ты всё-таки не в клуб поедешь, — Чон цыкает недовольно, но встаёт и молча тащится в свою комнату, собираясь переодеться только из уважения к собственной матери, которую любит всем сердцем, искренне и сильно. Он заходит в комнату, достаёт из чемодана предусмотрительно взятый тёмно-синий пиджак, чёрные классические брюки и тёмную водолазку. Заходит в ванную, быстро принимает освежающий душ, чувствуя себя после него заново родившимся человеком, одевается, недовольно шипя, когда рукава водолазки плотно стягивают руки, буквально облепляя как вторая кожа, нацепляет на нагрудный карман золотистую цепочку, меняет серьги в ушах на менее заметные и пшикается духами. Оставшись довольным проделанной работой, спускается вниз, в холл, где к его великому сожалению ещё никого нет, поэтому он решает присесть на диван, заняв себя листанием ленты в инстаграмм. Спустя пять минут, когда вся лента была пролистана, буквально изучена вдоль и поперёк, а делать здесь Чону по сути было больше нечего, он на полном серьёзе обдумывает, адекватной ли будет реакция его сестры и её парня, если он возьмёт и просто угонит их машину. Приходит к выводу, что скорее всего нет, и сестра просто выставит его вместе с шмотками на улицу, ещё и плюнув ему в след, чтобы наверняка, так сказать. Чонгук оборачивается, когда слышит тихие разговоры со стороны лестницы, и во второй раз за день подвисает: Тэхён в костюме — зрелище невероятное. Классические брюки до пола с ремнём от луи прекрасно подчёркивают его высокий рост, черная водолазка с золотой цепью на ключицах подходят к его волосам, а чёрный пиджак прекрасно завершает его и без того шикарный образ. Чон бесстыдно подвисает, буквально гипнотизирует чертовку своими глазами, что заставляет его мысли течь в неправильном направлении, совсем не том, которое ему сейчас необходимо. Тэхён видит то, какое впечатление он производит на мужчину и по-кошачьи ухмыляется про себя: не зря старался. Ему хотелось вывести Чонгука на противоречивые для его образа эмоции, хотелось увидеть, как они проскальзывают по его лицу, как появляются в его глазах. Эта личность неизвестна ему, Ким Чона вовсе не знает, а Тэхён к такому не привык. Он не любит неожиданности и неизвестности, поэтому хочет понять мужчину как можно скорее и лучше. Следуя сотням часов, потраченным на исследование психологии и собственному жизненному опыту, делает вывод, что легче всего понять людей получается выводя их на эмоции, следя за языком их тела, тем, что они говорят и как это делают, так что именно этот способ мужчина и избирает. Возможно он пользуется не совсем верным методом, слегка переигрывает, за что вскоре поплатится, в этом почему-то уверен почти на сто процентов, однако ему просто хотелось это сделать, а он не привык отказывать себе в таких шалостях. Уж слишком давно ему не попадалось таких людей в жизни, слишком давно он не чувствовал азарта от простого разговора с человеком, так что сейчас его засасывает в этот водоворот с головой, погружает под воду, прямо в эти эмоции, оставляя там надолго. Ким возвращается к разговору с Сарой, что неохотно окликает Чона, призывая следовать за ними, а тот лишь молча кладёт телефон в карман брюк и идёт за ними незаметной тенью, всё ещё пожирая мужчину глазами, чего Сара почему-то даже не замечает. Они выходят на улицу, подходя к гаражу, который оказывается открытым, хотя Чонгук точно помнит, что тот был закрыт. Тэхён подходит к серой бмв, открывая дверь Саре, что мило улыбается такому к себе отношению, легко целуя парня в щёку. Чонгук недовольно морщится, пока Ким садится за руль, оставляя тому место сзади. Он, честно признаться, не ездил на задних сидениях слишком давно, настолько, что даже позабыл, какого это: не держать руль в руках, не иметь возможности переключить скорость, уносясь всё быстрее вдаль. Несколько лет гонок сделали из него отшельника — ему непривычно, даже несколько неуютно, будто место создано не для него, будто он сюда не подходит. Он привык к своему хеннесею, его рыку, абсолютно чёрной покраске и приторному запаху бензина, поэтому, чтобы хоть как-то высказать своё недовольство, тихо вставляет в пустую тишину, воцарившуюся как только Тэхён выехал за пределы особняка: — Как же скучно. Ким, к удивлению Чонгука, только хмыкает. С какой именно интонацией: надменной, недовольной или согласной, что вообще абсурдно, но Чон не отменяет и этого варианта, понять ему не удаётся, поэтому он замолкает, переводя взгляд за окно.***
Родители Сары и Чонгука не идеальны, однако не являются ужасными абьюзерами, если говорить на чистоту. Сара искренне любит и мать, и отца всем сердцем, часто приезжает к ним и общается, Тэхён тоже считает родителей девушки прекрасными людьми. Те всегда учтивы и вежливы: приглашают вместе пообедать, сходить в театр или же по магазинам, спрашивают о состоянии Кима и искренне, без злых соображений, интересуются его бизнесом. Они, конечно, не стали для Тэхёна вторыми родителями, скорее тётей и дядей, что приезжали на праздники в детстве, дарили подарки, замечали как ты вырос и изменился и уделяли внимание, спрашивая обо всех интересных моментах твоей жизни, искренне радуясь и удивляясь. У Чонгука, к сожалению или счастью, мнение было противоположным. Да, родители давали любовь обоим детям, уделяли внимание, радовали большим количеством подарков и водили в парк аттракционов по праздникам. По мере возможностей и собственного загруженного графика старались устраивать семейные вечера, ездить на прогулки и спрашивать у детей об их самочувствии и интересах в жизни. Семья всегда была рядом — только позови, и вот они, тут, однако часть, особенно важная для сердца, в то же время будто была далеко от него, на расстоянии в тысячи километров, так, что даже не дотянуться. Единственный человек, к которому у Чонгука до сих пор безграничная любовь и уважение — это его мать. Она и правда вырастила его. Дула на порезы на коленках, помогала с домашним заданием, приносила вкусности в комнату, покупала многое, что просил Чонгук и читала сказки на ночь. Она до сих пор часто писала ему, спрашивала о том, как он живёт в Нью-Йорке, приглашала домой в гости, всегда готова была помочь финансово, хоть Чон ей всегда вежливо отказывал, намекая, что в чём-чём, а в деньгах он не нуждается уже давно. Каким бы чёрствым и серьёзным он не пытался показаться, ему всегда было приятно видеть такое внимание даже спустя годы разлуки, было приятно знать, что не забыли, не выкинули из семьи, а всё ещё ждут. Мама была для него оплотом теплоты и веры, она была тем человеком, к которому не побоишься подойти по любому вопросу, по любой проблеме. Его отец был совершенно другим. Всем, кто его знал, он казался прекрасным семьянином, примерным отцом и лучшим человеком, которого они когда-либо встречали. Учтивый, добрый, с прекрасными манерами и юмором, он всегда оставлял после себя только хорошие воспоминания и мысли. Чонгук таким его видел редко. Да, его отец не был худшим в мире, однако Чон, как бы эгоистично это не звучало, хотел, чтобы его папа был другим. Чтобы тот поддерживал его интересы, играл с ним в футбол по вечерам и чтобы с ним можно было поговорить, обсудить прошедший день в школе, друзей, с которыми играл сегодня во дворе. Когда Чонгук рассказывал о машинах, которые сегодня видел через окно школы, папа лишь посмеивался над ним, говоря выкинуть эту чепуху из головы, ведь она ему в жизни никогда не пригодится; когда Чонгук предлагал вместе поиграть в футбол, родитель неожиданно срывался на крик, гортаня о собственной занятости и пустой голове мальчика, что не хотел даже понять родного папу; когда у Чонгука папа спрашивал, как прошёл его день в школе, он правдиво отвечал о задиравших его мальчиках в школе, в ответ получая не ожидаемую поддержку и утешительные слова с советами о том, как поступить в следующий раз, а больной подзатыльник и ругательства со строгим приказом больше о таком никогда не заикаться; а когда Чонгук с восторгом в глазах рассказывал о песочных замках, которые он с друзьями построил, его папа зло хмурил брови, говоря, что замки для девчонок, и что мальчик сопляк, раз таким занимается. Сотни мелких, но обидных фраз, выбивающих дух, десятки проверок телефона по якобы «тайным причинам», убивающих всё доверие, несколько громких скандалов, закончившихся скупыми извинениями от отца в стиле «Я был на эмоциях, ты же понимаешь, правда?» и ни слова о том, что был не прав, что не хотел, ни грамма сочувствия и сожаления. Много раз Чон пытался достучаться до папы, получить от него желаемую реакцию, однако каждый раз всё больше и больше разочаровывался в собственном родителе, отдалялся от него. Его сознание начало воспринимать его иначе: вместо простого «подойти и спросить», в голове зарождались мысли «скрыть, выяснить самостоятельно, главное, чтобы папа не узнал», вместо «хочу поиграть с папой в футбол» — «к папе нельзя подходить, он наругает и накричит, лучше не говорить ничего». Больших проблем мальчику доставляли перепады настроения его родителя: то он ругался, то просил прощения и крепко обнимал. Чонгук просто не знал как себя вести: вроде хотелось обижаться и кричать о несправедливости мира, а вроде вот он, твой папа, который улыбается тебе и предлагает съездить вместе с мамой прогуляться в парке. Ребёнком он был необидчивым, и как бы он себе не клялся, что запомнит на всю жизнь обидные слова, не будет разговаривать несколько дней, чтобы папа подумал о своём поведении, Чон всегда к папе подходил мириться первым. Когда родилась Сара, жизнь стала с одной стороны лучше, а с другой хуже. Отец с сына переключился на дочь, переставая зацикливаться на неудачах Чона, однако уделяя девочке столько внимания, сколько не уделял Чонгуку никогда: он всегда старался приходить на родительские собрания к ней в школу, смотрел на её школьные выступления, заходил к ней в комнату перед сном. Это подогревало обиду мальчика, заставляло его чувствовать себя не таким, как многие, однако когда Чонгук подходил к отцу, чтобы поговорить об этом, он просто ласково улыбался ребёнку и говорил, что это вовсе не так, что любит он обоих детей одинаково. Зарождались сомнения, странные мысли кружились в голове, и в конце концов мальчик приходил к выводу, что отец в чём-то, но прав и старался меньше думать об этом, подавлять в себе не те эмоции. Когда Сара подросла, жизнь Чонгука опять сделала крутой оборот: теперь за многие ее проделки вину скидывали именно на Чона. Девочке стоило лишь показать на него пальцем, как отец, ничего не выясняя, сразу же наказывал, заставлял расплачиваться за чужие ошибки. Он пытался что-то сказать в ответ, объясниться, однако только заметив жалобные глазки сестры, отец становился непоколебимым в своём решении, заставляя мальчика отбывать наказание за проделки сестры. Чонгук много обижался, пытался даже отвечать, отстаивать собственную точку зрения в подростковом возрасте, однако все споры заканчивались либо отбиранием телефона на месяц, либо домашним арестом, поэтому вскоре Чонгук просто смирился. Он перестал перечить, пытаться воззвать к справедливости отца, ведь в его голове наконец сложился цельный паззл: родитель просто такой, какой он есть, его не изменить, своими обидами он ничего не добьётся, проверено лично подростком, так зачем тратить на это время? Было слишком много попыток разговоров с отцом, но он просто не желал слушать то, что говорил ему ребёнок, принципиально закрывал на это уши и игнорировал до последнего. Считал лишь ребёнком, ничего не смыслящим в делах взрослых. Горькая обида, поселившаяся в душе, сменилась лёгким равнодушием и придала ему сил для дальнейшего развития. Он чаще пропадал у друзей, больше сидел в собственной комнате, усиленно учась, только тогда ощущая острое желание выучиться на отлично, обеспечив себе тем самым хорошее будущее. Он понимал, что если отец даст ему финансовую поддержку в образовании, то тот до конца жизни будет припоминать ему этот должок, напоминать, что только благодаря ему у Чонгука есть будущее. Это было мерзко, отвратно и казалось ужасной перспективой, так что мотивации у подростка было достаточно. Книги стали его друзьями, практически самыми лучшими. В те времена он читал практически всё, что попадалось под руку: и психологию, и финансы, и экономику, и фантастику, и простые романы. Благодаря этому ему удалось разобраться в себе, получилось раскрыть многие комплексы и проблемы, появившиеся благодаря отцу, изменилось его мышление, отношение ко многим вещам в мире. Он взрослел, менялся, узнавал много нового, самостоятельно получал ответы на все вопросы. Тогда его не понимал никто, поддержки ждать было не от кого, все его друзья жили в идеальных семьях, поэтому понимания его жизни у них не было, у него была только мама, которая всегда позволяла поплакать у себя на плече, высказать всю обиду, накопившуюся в сердце. Сколько бы книг он не читал, никакой рассказ не заменит живого человека, Чонгук прекрасно это понимал, поэтому спокойно рассказывал ей всё, что у него было на душе. Она вместо отца с интересом слушала о его приключениях, помогала во всём, поддерживала его интересы. Только благодаря ей он старался стать лучше, чтобы потом суметь отблагодарить её за всё, что она для него делала: рассказывала весёлые истории, старалась оградить Чонгука от отца, брала некоторые обязанности, которые казались ему тяжёлыми, на себя в тайне от мужа. Его детство не было таким уж ужасным, вы не подумайте. Во-первых, у него было всё, что он только желал, родители ни в чём не отказывали ему. Во-вторых, большую часть времени он проводил развлекаясь с друзьями, которых у него было довольно много; часто изучал что-то новое и читал книги; у него также была мама, что всегда старалась встать на его сторону; был даже отец, большую часть времени бывший очень даже сносным: бывало, конечно, всякое, но в основном к своим детям он относился нормально, а Чонгук тогда был вообще не злопамятным ребёнком, всегда был рад провести время всей семьёй. Сейчас, повзрослев, спустя более четырёх лет разлуки, Чонгук правда не знал, что его ждёт. Он изменился, возможно от того мальчика остались лишь воспоминания, а возможно нечто большое, однако мандража или волнения не было. На отца ему было глубоко плевать, он был готов ко всему, что мог выкинуть его родитель, жизнь и мама научили его справляться с трудностями, перешагивать через них с высоко поднятой головой, никогда не сдаваться и идти до конца. За всеми мыслями о собственной жизни, тёплых и не очень воспоминаниях, которыми Чонгук был занят большую часть пути, он даже не заметил, как они подъехали к дому родителей, очнувшись только когда машина чуть-чуть встряхнулась, проезжая по лёгкой неровности. Чон недовольно нахмурился: в последнее время он слишком часто выпадал из реальности, пропадая в собственных мыслях, что ему не нравилось, поэтому он решил рассмотреть дом, силясь найти какие-то изменения. С лёгкостью понял, что тот был таким же, как и несколько лет назад: всё ещё веял старыми воспоминаниями о детстве, отзывался теплом где-то под сердцем, так, что чувствовалось — именно это и есть твой дом, родной и самый тёплый. Тот, где ты провёл своё детство; тот, который всегда будет оплотом тепла и любви, невзирая на трудности; тот, что пахнет маминой едой и семьёй. Конечно, без изменений не обошлось: песочница, горка и качели были убраны, потому что оба ребёнка семьи Чон уже выросли из таких развлечений; розы, некогда цветущие в саду, которые так любил Чонгук в детстве, сменились красивыми тюльпанами и яркими пионами. Выйдя из машины последним, когда Тэхён и Сара уже подошли к родителям, поздоровавшись и заведя ненавязчивый разговор, мужчина прошёл ближе, разглядывая занятых разговором маму и отца: женщина была всё также прекрасна, будто и не постарела ни на год и стала лишь энергичнее и счастливее, а её глаза выражали радость и счастье. Была ли она такой постоянно или только сейчас, из-за приезда сына, Чонгук не знал, однако почему-то стойко был уверен в том, что его мама ни капельки не изменилась, оставшись такой же яркой и светлой. Отец тоже не сильно изменился: на его лице лишь проявилось несколько морщин и руки загрубели сильнее, однако взгляд его был таким же строгим, слегка придирчивым и заинтересованным. Закончив фразу, мама повернулась к Чонгуку, так и замерев на месте: — Чонгук…— слёзы вот-вот были готовы пролиться на румяные щёки, губы скривились от зарождающейся паники, а руки, кажется, слегка задрожали. — Я не сплю? — Хочешь, ущипну тебя? — Чонгук слегка улыбается, подходит ближе и правда щипает маму за ладонь, накрывая её своей, кажущейся такой огромной на фоне лёгкой женской руки. — Вот видишь, настоящий я, собственной персоной! А ты что, не рада, а, мам? — Рада конечно, сынок, — всхлипывает и тут же бросается к мужчине, стискивая его в своих объятиях и утыкаясь носом в ключицу. Мама выглядит такой хрупкой на фоне накаченного Чонгука с огромными мышцами, однако ей всё равно, она сильнее сжимает руки на его спине, поглаживая, а Чонгук в ответ обнимает её за талию, прислоняясь носом к макушке и вдыхает такой родной аромат дома. — Господи, как же я скучала… — Я тоже скучал, мам, не представляешь как сильно, — дарит поцелуй в макушку и шепчет такие нужные сейчас слова на ухо, отчего миссис Чон ещё сильнее всхлипывает. В голове у Тэхёна, стоявшего совсем рядом, пролетает мысль о том, как Чонгук прекрасен сейчас: когда его эмоции не скрыты маской величия, когда он легко и счастливо улыбается, когда его глаза буквально светятся, когда он трепетно обнимает мать, сжимавшую его в своих объятиях. Вдоволь наобнимавшись с женщиной, Чонгук шепчет ей на ухо: — Ну всё, отпускай, мам, — и легко отстраняется, переводя взгляд на отца, что не сводил с них глаз всё это время. — Здравствуй, Чонгук, — протягивает ладонь для рукопожатия, Чонгук, слегка помедлив, протягивает в ответ, коротко пожимая. — Здравствуй, отец, — на этом приветствие их заканчивается, они не говорят ничего вслух, заставляя недосказанность летать между ними, и Чон думает, что его отец так всё и оставит, однако тот удивляет: притягивает сына ближе, слегка похлопывает по спине и шепчет: — Я тоже скучал по тебе, сын, — Чонгук хлопает отца по плечу и отстраняется от родителя, ничего не говоря в ответ. Мама Чонгука недовольно смотрит на отца, а затем приглашает наконец всех в дом, проводя на кухню. Сажает Чонгука рядом с собой и весь вечер, как бы эгоистично это не выглядело, разговаривает почти всегда только с ним, оставляя остальных общаться между собой: спрашивает о его жизни, друзьях, где живёт, как у него с деньгами и не нужна ли ему помощь. Чон с улыбкой отвечает ей, что всё у него хорошо, друзей много, денег тоже, а живётся ему лучше некуда. Ему приятно то, с каким трепетом мама с ним общается; то, как она расспрашивает его абсолютно обо всём; то, как ласково и нежно она сжимает его руку, разглядывая его с головы до ног; то, как радостно светятся её глаза и ему на одно мгновение кажется, что он не на Земле, а где-то в другом мире, выдуманном, таком, который только щёлкни — и всё, пропадёт, осыпется пеплом, настолько ему сейчас хорошо и спокойно. Изредка в их разговоры влезает и мистер Чон, пару раз спрашивает сына о работе в Нью-Йорке, однако ничего вразумительного в ответ не получает, поэтому быстро переключается на другие темы. Чон отвечает кратко и сжато, но в груди всё равно становится легче от того, что его отец не настолько чёрствый, как он думал, что не стал припоминать прошлое. Вскоре беседа с мужчиной прерывается, он продолжает вести разговор с Сарой, что только рада пообщаться с папой. Чонгук и миссис Чон обсуждают буквально всё на свете, не замолкают ни на секунду, и в один момент, когда между ними воцаряется тишина, женщина тихо говорит ему: — Чонгук-ки, ты такой у меня большой, мальчик-то у тебя есть уже? — да-да, не девочка, а именно мальчик, вы не ослышались. Чон, без преувеличений, может смело заявить, что его мама — это самый толерантный человек, которого он только встречал. Она прекрасно относится к его ориентации, принимает его любым, не пытаясь переделать его так, как ей удобно, поддерживает в любых его решениях и даже умудряется обсуждать с ним мужчин, постоянно хихикая с этого. Сара с ней это обсуждать не хочет, считая неприличным, а вот Чонгук только с радостью, ему в радость сделать маме приятно. — Мама! — шикает в ответ, хлопая её по руке, но отвечает, — не-а, на постоянной основе нету. Не нашёл ещё своего благоверного, — приторно вздыхает, заставляя женщину радостно рассмеяться. — Ой-й, Чонгук, ну ты и юморист! — стукает его по плечу, утирая слёзы из уголков глаз. Позднее, закончив с едой, они перебираются в гостиную, всё также продолжая общаться между собой, изредка вовлекая в разговор Тэхёна, который вообще больше сидит в телефоне, оставив Сару с отцом. Очередной спор по поводу благосостоятельности Чонгука прервал звонок телефона у мистера Чона. Тот взглянул на экран, поднялся и попросил жену отойти вместе с ним, сказав, что они скоро вернутся. Сара тут же присела к Тэхёну и начала щебетать рядом с его ухом, тот быстро отложил телефон и с улыбкой посмотрел на неё, начиная что-то отвечать. Чонгук зевнул, прикрыв рот рукой и неодобрительно посмотрел на эту парочку. Девушка продолжала вешаться на Кима, тот охотно ей отвечал, они будто были в собственном мире. Настолько слащаво, что хотелось блевать. Тут в его голове будто сменили переключатель, мысли поменялись на совершенно иные, и ему пришла одна совершенно сумасшедшая, но чертовски весёлая идея, и он решил действовать тут же, пока родители не вернулись: достал телефон и сымитировал, будто ему кто-то звонил. Тэхён кинул на него взгляд, как и Сара, но надолго они не задержались, вновь возвращаясь к разговору. Чонгук показательно сказал несколько фраз, а потом перешёл к исполнению плана: — М-м-м, ну ты же знаешь, что мне сейчас не до этого, — протянул капризно, громче обычного, поэтому Сара тут же заинтересовалась, устремив свой взгляд прямо ему в затылок. Его внутренние демоны от предстоящего зрелища танцевали танго и устраивали громадную вечеринку. — Нет, конечно я всё также прыгаю в постель ради минета к первому встречному, — тянет с сарказмом в голосе, а потом продолжает игру, кидая взгляд на взбесившуюся сестру и несколько смущённого его словами парня. — Ты знаешь, что я делаю это только в редких случаях, чаще предпочитаю несколько… иное. Если ты понимаешь, о чём я. Дальше «разговор» сворачивает в другое русло, и вскоре Чон сбрасывает «звонок», располагаясь на диване поудобнее и ожидая ответной реакции, которой долго ждать и не пришлось: — Что за… Чонгук! — Сара не находит подходящих слов, смотрит на него возмущённо и зло, а Тэхён лишь хмурится, кажется смущаясь. — Что такое? — невинно спрашивает, хлопает глазками и смотрит взглядом оленёнка. — То, что ты сейчас сказал! Я даже не хочу произносить это вслух, это омерзительно! Ты мог отойти и поговорить, но не при мне или Тэхёне! — Так чего не сказала? А Тэхён уже большой, сам может решить, что нравится, а что нет, — кидает на Кима пристальный взгляд, и тот отводит его первым, прикусывая губу. Чон победно ухмыляется. Сара ещё пытается как-то повозмущаться, однако когда родители приходят обратно, разговор вновь утекает в привычное русло и Сара забывается, погружаясь в беседу с отцом. Чонгук же вновь продолжает разговор с мамой с того момента, на котором они остановились и чувствует себя полностью удовлетворённым от того факта, что ему удалось вывести Тэхёна на эмоции. Им весело вместе, однако вскоре приходится прощаться. Чонгук долго обнимается с матерью, что никак не хочет его отпускать, кивает на прощание отцу. Выходя из дома родителей и напоследок обещая маме заехать совсем скоро ещё раз, он с уверенностью может сказать, что сегодняшний день прошёл просто прекрасно, подарив ему незабываемые эмоции.***
— Тэ, поедем в клуб? — Сара буквально виснет на Тэхёне, что медленно ведёт автомобиль, Чонгук же от такого неприятно морщится, давя рвотные позывы. Девушка немного выпила у родителей дома, так что теперь алкоголь, текущий по её венам сладко-горьковатой патокой, заставлял её говорить слегка безрассудные вещи, которых в обычном состоянии она бы не сказала. — Сара, ты же знаешь, что нет, — мужчина лишь устало вздыхает, разглядывая мигающие огни вдоль дороги. Сейчас только пять вечера, а он порядком утомился за весь день от нытья Сары. Хотелось взять и убежать куда-нибудь: куда именно было откровенно плевать, хоть на работу в офис, главное дальше от девушки, которая приелась до чёртиков, надоела до тошноты своей предсказуемостью. Да, такое случается в мире с многими, случилось и с ними. Люди приедаются, надоедают друг другу, находясь рядом слишком много часов в сутки. Все дела делают вместе, все проблемы делят на двоих. Они изучают друг друга от макушки до кончиков пальцев, заучивают все привычки и эмоции навечно, кажется, знают наизусть, буквально читают мысли друг друга. Говорят одновременно, никогда не проваливают тесты по типу «Кто знает друг друга лучше», вызывают яркую улыбку у близких из-за своих чувств. Про таких говорят «один организм», «родственные души», «соулмейты», ведь они буквально их и напоминают, однако постепенно разговоры сходят на нет, ведь обсудить оказывается больше нечего, мелкие детали в поведении человека начинают раздражать, некомфортное молчание возрастает, навязчивые мысли посещают голову и хочется вдохнуть побольше свежего воздуха, освободиться от оков и получить больше острых ощущений, больше свободы, которой так не хватало. — Ну почему ты такой скучный, Тэхён! — вскрикивает та, отворачиваясь к окну. Их молчаливый зритель, на удивление, с сестрой соглашается: Тэхён слишком стеснительный, порой замкнутый и тихий. Не кричит когда раздражается, не хмурит брови когда рассержен, даже руки в кулаки не пытается сжать — он будто серая мышь. Сделала ли его таким его популярность, надоедливая Сара или его прошлое — этого Чонгук знать попросту не хотел. Это те подробности, которых знать часто не хочется, и именно из-за этих нюансов чужой жизни люди порой ошибочно судят других, наносят непоправимые раны, основываясь на минутном знакомстве. Чонгука можно понять: ему было банально скучно, нелюбимая сестра надоела, а развлечений пока что не находилось. Хотелось развеяться и отдохнуть, а лучше — прокатиться по ночному городу, ловя ветер пальцами и вдыхая ночной воздух, однако в тех условиях, в которых он находился сейчас, этого сделать было невозможно. — Сара… — вновь вздыхает мужчина за рулём, начиная раздражаться. Слова были готовы вырваться из его рта огромной лавиной, буквально раздавить Сару под их тяжестью и колкостью, да так, что она бы наверняка разревелась, особенно в таком-то состоянии. Непоправимому не дало произойти уведомление, пришедшее на телефон Кима, так что тот отвлёкся на лёгкую вибрацию, выкинув лишние мысли подальше в глубину своего сознания. Он достаёт телефон из бокового кармана брюк и включает дисплей, прищуривая глаза от яркости экрана. Вчитывается в пришедшее сообщение с абсолютно каменным лицом, не выдающим ни единой эмоции, выключает телефон и кладёт на место, молча продолжая вести машину. Сара, что всё это время пялилась на него во все глаза, не выдерживает, более вежливо спрашивая: — Тэ, что тебе написали? — ожидает ответа с нетерпением, покусывая губы и сжимая ладони. Сама не понимает, почему нервничает. Свет на светофоре наконец сменяется на зелёный спустя долгие две минуты ожидания, и Тэхён плавно нажимает на педаль, заворачивая направо. Бмв легко поддаётся, буквально скользит по дороге, плавно рассекая её. Проезжает в самом центре, давая разглядеть и спешивших людей, и маленькие магазинчики с подкосившимися вывесками, и роскошные бутики с огромными очередями, и высокие небоскрёбы, и даже горы, что прекрасными богами возвышались позади. Ким, наконец, отвечает: — Пригласили сегодня на праздничный вечер в честь какого-то события. Там даже не вечер, а скорее вечеринка, неофициальная. Говорят, что папарацци не ожидается, охраны будет предостаточно, всё будет проходить в загородном особняке, о котором репортёры не знают. Список приглашённых внушительный, — Сара от этой новости загорается как праздничная ёлка в новогоднюю ночь, вся светится и чуть ли не прыгает на месте. Чонгук удивляется таким совпадениям и слегка странному поведению девушки. Она всегда старается вести себя как леди, разговаривает вежливо, быть более скромной и тихой, сдержанной, чего сейчас он в ней не видит. — Мы поедем? — не давая закончить, спрашивает девушка. Тэхён и бровью не ведёт на такую наглость, привыкнув, Чонгук лишь тихо хмыкает, поражаясь его выдержке. Сам бы он уже давно вспылил, такой он по характеру. — Не знаю, Сара. Сейчас позвоню нашему менеджеру, пусть выяснит побольше информации, тогда и решим. Нам всё равно домой надо при любом исходе, — вновь достаёт телефон, прикладывает к уху и ждёт ответа на другой линии. Затем начинает тихо разговаривать с менеджером, объясняя то, что от него требуется, однако Чону слышна лишь малая часть разговора, основную заглушают звуки машин, доносившиеся даже сквозь закрытые окна. Центр Лос-Анджелеса целыми днями кипит, переполнен людьми и машинами, он как огромный улей — такой же громкий и беспорядочный с первого взгляда. Тэхён заканчивает разговор, и теперь сразу же отвечает Саре: — Сейчас Субин посмотрит, перезвонит через пять минут, — девушка успокаивается, отворачиваясь к окну, а Чонгук позволяет себе погрузиться в воцарившуюся тишину и собственные мысли — они лёгкие, прямо как облака в небе или солнце, освещающее город. Обрывки воспоминаний, сейчас совсем ненужные, проплывают в голове беспорядочными картинками, вспыхивают перед закрытыми глазами, а потом быстро потухают, оставляя после себя смешанные чувства: недосказанность, дежавю, замешательство. Сотни мыслей и ощущений, будто каждая клеточка тела сейчас работает на полную, они кружат огромным вихрем, перемешиваются, становятся совсем непонятными. Какие-то обрывки воспоминаний, быстро уносимые порывами ветра, ощущения, смываемые другими. Они проплывают будто по реке, огромной, полноводной, в которой воспоминаний доверху, ещё чуть-чуть — и всё, река выльется из берегов, затопив прибрежные территории. Они все разные, где-то счастливые, где-то грустные, а где-то азартные, буквально окрашены в различные оттенки, но все они дороги Чонгуку, все он одинаково ценит и лелеет, ни одно не считает бесполезным. Это всё его опыт, порой неудачный, а порой очень даже. Он от этого отказываться не собирается. — …да, хорошо, стилистов не нужно, охрану… два человека. Не больше, — единственное, что слышит Чон после того, как открывает глаза и концентрируется на окружающем мире. Переводит взгляд с Тэхёна на Сару, видит, как та светится, и всё понимает: они едут на светский приём. Возможно, это звучит как какое-то наказание, пытка, каторга, однако для Чонгука оно таковым и является. Он ни разу не светская львица, ненавидит всех этих напыщенных павлинов в костюмах от армани и со швейцарскими часами на запястье, ненавидит милые разговоры ни о чём, ненавидит даже официантов, снующих туда-сюда с шампанским в резных бокалах. Тяжесть ароматов, оседающая на дне лёгких, ни минуты тишины или спокойствия, огромное количество незнакомцев, желающих втереться в потенциальных знакомых, очевидные манипуляции сильных над слабыми. Это всё не для него, он для этого не создан. Его — это свист ветра, дрожащая стрелка спидометра на пределе, рык гиперкара в тишине ночи и пыль из-под колёс. Он живёт этим, искренне восхищается, любит всем сердцем и никогда не отпустит. Ночь его отдельный мир, свой собственный и мало кем изведанный. Единственная надежда Чонгука остаётся на то, что туда пригласят только контингент менее тридцати, и этот вечер будет не столько официозным, сколько простым и расслабляющим, так, как и сказал Тэхён. Возможно ему удастся кого-нибудь подцепить, быть может получится найти новых знакомых. Шансы малы, сыпятся как пляжный песок сквозь пальцы, но мужчина будет держаться за них до конца. Надежде себя одолеть не позволит, иначе после провала разочарование будет велико, однако всё равно поставит на более привлекательный исход событий. Он не особо старается уловить тему разговора между парой спереди, просто погружаясь в переписку с друзьями, что постоянно спрашивают его про Лос-Анджелес. Чон улыбается про себя, отвечает им, смеётся с их забавных комментариев по поводу его участия в гонке, и затем блокирует телефон, чувствуя, что они приехали в особняк. Как только раздаётся характерный звук открытия дверей, Чонгук как можно скорее выпрыгивает из салона, захлопывая дверь уже ненавистного автомобиля и проходя по мощёной камнем дорожке к главной двери. Запах цветов забивается в ноздри, заменяя тошнотворную вонь салона, в воздухе ощущается вечерний запах океана, слышится стрекот кузнечиков и шум воды. Солнце склоняется к закату, освещает своими лучами поля и леса, слепит глаза, небо притягивает к себе взгляд, а облака, медленно плывущие по небосводу, напоминают огромные воздушные корабли. От асфальта несёт жаром, скопившимся за день, лучи всё такие же огненные, как и в полдень, всё ещё обжигают и приносят фантомную боль, однако грудь всё равно распирает от чувства лёгкости и невесомости, смешанной с приятной болью, появляется ощущение крыльев за спиной, настолько прекрасное, что хочется взлететь до небес. Чонгук быстро открывает дверь, скидывает с себя мокрый пиджак и никого не дожидаясь поднимается наверх, собираясь принять душ, так как костюмы и официальные приёмы, на которых их нужно носить, определённо создавали не для него. Особенно летом, когда жара невыносимая, костюм облегает настолько, что ты чувствуешь липкость по всему телу, как пот стекает по спине, а влага скапливается на лбу, неприятно стягивая кожу. После прохладного душа мысли в голове проясняются, голова, разболевшаяся из-за приторного запаха ароматизатора в машине, тоже проходит. Он чувствует себя как на небесах, настолько ему хорошо. Не спеша переодевается в спортивные шорты и чёрную футболку, после спускается вниз, надеясь найти хоть кого-нибудь, желательно, конечно, Тэхёна, для того, чтобы спросить про дресс-код. Безумно надеется, что не официальный, а какой-нибудь попроще, потому что он, если честно, так устал от этого тесного костюма, что скажи ему сейчас кто-нибудь о необходимости опять одеться в смокинг, он бы смело плюнул этому индивидууму в лицо и растоптал бы его ногами, а потом специально оделся в привычные джинсы, кожанку и майку. Проходит вниз по лестнице и благодарит всех богов за то, что натыкается именно на Тэхёна, что, как обычно, витает где-то в небесах и в собственных загадочных мыслях, покрытых туманом секретов. — Месяц мой, какой дресс-код на приёме? — смотрит прямо в глаза, надеясь увидеть хоть какую-нибудь реакцию вроде огромного шока или смущения, но в ответ получает лишь насмешку, что быстро ускользает от его взгляда, скрываясь в неестественной яркости тэхёновых глаз. Тот отвечает не сразу, позволяя себе полюбоваться телом нового гостя: он красив как бог. Накаченные мышцы рук, рукав, полностью забитый различными рисунками, влажные после душа волосы. Тэхён правда подвисает. Потом осмысливает новый финт Чона: опять его глупые попытки вывести Кима на эмоции. Затем всё-таки приходит в себя, вспоминая о заданном вопросе и решает проигнорировать странное прозвище. — Дресс-код не официальный, скорее более свободный. Можно одеться в джинсы, рубашки и тому подобное. Тут уже на твоё усмотрение, — Чонгук еле удерживает себя от желания ткнуть в Кима пальцем, потому что тот кажется слишком нереальным. Его глубокий голос, пробирающий, кажется, до самой глубины души, его прекрасное лицо, что кажется буквально божественным, и его затаённая опасность, проявившаяся только сейчас. И хотя Тэхён и не пытается выглядеть как-то особенно, у него почему-то получается это слишком непринуждённо. Чонгук правда не может отвести от него взгляд, как бы не пытался, глаза его будто зависли, приклеились к одному месту. Он окончательно отметает шансы на возможность отвлечься, когда мужчина поднимается по лестнице, будто специально делая это нагло и чересчур медленно, произнося: — Мы выезжаем в 19:00, у тебя есть полтора часа. Не опаздывай, иначе останешься запертым здесь до ночи. И скрывается за поворотом. Чонгук ухмыляется, взбегая по лестнице наверх и захлопывает дверь комнаты.***
Ночь время тёмное, для каждого по-разному: для кого-то тьма страшна, является самым главным кошмаром, от которого хочется поскорее спрятаться за дверями дома; а для кого-то тьма любима и вечна, кажется лучшей частью дня, когда яркая луна выходит на небо, главенствуя над солнцем, серебрит макушки деревьев и готовит к яркой ночи, освещённой ярким лунным светом. В ночи происходят самые загадочные действа, раскрываются тайны и секреты, ведь ночь сохранит все произнесённые слова и совершённые поступки, никому ничего не расскажет, скроет и спрячет в тенях тех, кто знает, куда и как смотреть. Те, кто с темнотой на «ты» всегда будут под защитой луны, что следует за ними по пятам, и тьмы, которая никогда не оставит одних. Ночь сохраняет спокойствие, даёт успокоение тем, кому покровительствует и позволяет сдёрнуть завесу фальши с души, что по пятам идёт за многими, цепляется пальцами за сердце и мозг, прорастает там гадким паразитом, чтобы в темноте показать настоящих себя, свои истинные эмоции. Чонгук луной и тьмой не раз поцелован, он с ними ближе, чем на «ты». Видит все секреты тьмы, смотрит прямо в центр, в глубину, ни капли не боясь, любит как родную мать. Для него лунная ночь торжественна: сквозь серое небо темнеет земля, запах низин окутывает холмы, а льющийся бледно-синий цвет от луны в мириадах точек молчаливо прикасается к серому городу. Небесное полотно с сияющими осколками далеких звезд мерцает перед глазами даже в огромных мегаполисах, таинственная луна, окутанная пеленой приближающегося тумана веет загадочностью, а тихий шепот ветерка ласково колышет листья редких деревьев. Природа молчит ночью, позволяет себе только шёпот в тиши потухшей городской жизни. Чон в это время живее всех живых: готов на всё, лишь бы не спать всю ночь до первых лучей восходящего солнца, может часами наблюдать за луной и тысячами звёзд. Пока все спят он покоряет пустынные дороги, покрытые тьмой, обгоняет всех противников и не позволяет никому забрать его позиции. Он лидер, ведь за его спиной надёжным тылом стоят ночь и луна, покровительствующие только самым лучшим, стойким и сильным, истинным лидерам с прирождёнными дарами и способностями. Дороги покоряются ему, встают на колени перед ним и его хеннессеем, позволяют раз за разом рассекать воздух, с лёгкостью вырывая победу. Городские огни мелькают на периферии маленькими светлячками, что потерялись в ночи, а редкие машины кажутся мелкими муравьями, которые путаются под ногами. Чонгук поставил Нью-Йорк на колени перед собой, сделал своим, изучил каждый дом, каждую дорогу, он знает этот город как свои пять пальцев. Настолько хорошо, что ему приелись одни и те же соперники, те же городские виды и ночные пустынные дороги. Чон в своём городе начал затухать. Лос-Анджелес совершенно иной. Он не его, он гордый и непоколебимый, непокорный и непорочно-тёмный, такой, каким его и ожидал увидеть Чонгук. Город Ангелов не изучен им, возможно никогда и не будет, однако пробыв тут меньше дня, у него тоска из сердца ушла, зародив вместо себя пока что маленькое, только появившееся желание долго и дико гонять по этим ровным дорогам с прекрасными видами, оставлять позади город и мчать навстречу горам. Видеть перед глазами иные виды непривычно, даже странно, но Чонгук уверен, что привыкнет. Кончики пальцев покалывает от желания поскорее исполнить задуманное, возможно даже поучаствовать в какой-нибудь незначительной гонке, чтобы распробовать вкус трасс и природы на кончике языка. Чонгук блаженно прикрывает глаза, представляя себе то, как он в одиночестве, ведомый только рыком его хеннессея и собственными чувствами будет проезжать в ночной тиши мимо бушующего океана, возможно проедет прямо к горам, настолько близко, что можно будет дотронуться рукой. Как остановится в каком-нибудь поле и будет смотреть на волшебство ночи, а потом гонять-гонять-гонять там, где душе угодно, оставляя чёрные следы на дороге. Из приятных сердцу мыслей мужчину вырывают усиливающиеся снаружи звуки: контраст после тихой вечерней дороги за пределами города чувствуется чересчур остро и больновато бьёт по ушам. Он открывает глаза и бросает взгляд за окно, слегка задерживаясь: особняк, к которому они подъехали, резал глаза своей сказочностью, помпезностью и какой-то нереальностью. Кованые двери с железными пиками сверху, сотни железных листьев и деталей создавали атмосферу античности с древними празднествами и приёмами, кирпичные колонны в форме квадратов придавали серьёзности, возвращали на землю. Сразу за воротами различными красками играл фонтан, в ночи выглядевший как из сказки, совершенно непринуждённо в картину вписывались живые пальмы с идеальными листьями. Следом, проезжая по круговой дороге вдоль фонтана, Чон разглядел парковку с десятками дорогих автомобилей: и порше, и ламборгини, и макларены. Люди здесь были определённо не из бедного десятка. Пока Тэхён искал свободное место, мужчина перевёл взгляд на особняк. Яркие огни выглядывали из окон трёхэтажного здания, музыка буквально сотрясала дом до основания. Классические колонны в стиле семнадцатых-восемнадцатых веков сочетались с аркатурными поясами на втором этаже. Две главные башни в центре создавали вид средневекового замка, а высокие шпили придавали утончённый вид зданию. Террасы, балконы и балюстрады на крышах давали возможность подышать свежим воздухом, резные вазоны и скульптуры атлантов, держащих на себе верхние этажи, порождали восхищённый трепет в душе, а десятки ярких ламп подсвечивали здание снизу. Чонгук мысленно присвистнул: надо иметь немало денег на карте, чтобы владеть такой махиной. Конечно, не отметался вариант того, что этот особняк просто сняли на пару дней для проведения приёма, что было конечно не таким интересным, как первое предположение. Тэхён с Сарой вышли из салона, а Чон спокойно последовал за ними. Он скользит взглядом по маркам автомобилей: они все редкие, стоят не меньше миллиона, однако Чонгука не впечатляет, он видел и покруче. Фыркает про себя и заходит в особняк, останавливаясь в холле из-за раздавшегося вопроса: — Добрый вечер, имя и фамилию, пожалуйста, — менеджер стоит за стойкой и приветливо улыбается им троим. Тэхён берёт на себя роль оратора и произносит: — Ким Тэхён, — этого оказывается вполне достаточно. Девушка давит ещё более приторную улыбку и без вопросов пропускает их внутрь. Чонгук, проходя внутрь, довольно громко произносит: — Ну и местечко вы выбрали… — ну потому что других слов не находится. Шумоизоляция у здания знатная, звуки здесь в сто крат громче, буквально давят на барабанные перепонки, но Чону наоборот нравится, он чувствует себя как дома. Огромное помещение, отведённое для танцпола, бара и зоны отдыха кажется не имеет границ, настолько огромно. Высокие потолки, панорамные окна с видом на задний двор, яркие прожектора, массивные колонки и огромная толпа людей. Здесь они могут забыть о нужде контроля своих слов и жестов, могут стать собой, ведь здесь так можно: они приехали сюда именно за этим. Официанты непринуждённо снуют между столиков и обслуживают желающих, несколько барменов как машины мешают коктейли. За считанные минуты Тэхён находит им столик совсем рядом с танцполом, а Сара уже щебечет с подругами о чём-то своём, заказывая выпивку. Официант приветливо улыбается и ждёт окончательных слов от мужчин: Чонгук заказывает виски на пробу, Тэхён же после минуты раздумий просит принести текилу и несколько закусок. Тот кивает и отходит от них к бару, передавая заказ бармену. Дальше Чонгук не следит, отвлекаясь на голос Сары: — Ну что, выпьем? — её подруги почти не обращают на девушку внимания, только смотрят на Чона акульими глазами, готовы съесть, буквально проглотить. Мужчине льстит такое внимание, а понимание того, что им точно ничего не светит греет тёмную сторону души. Вспомнив, наконец, про правила приличия, подруги отводят взгляды от брата подруги и с нетерпением кивают, вскоре официант подходит к их столику, принося всем напитки. Чонгук с удивлением наблюдает за огромным выбором алкоголя, который, похоже, заказала Сара. Он окидывает танцпол внимательным взглядом, подмечает вокруг себя несколько шумных компаний, парочку людей уже в подвыпившем состоянии, которых провожают до комнат наверху. — Во что играем? — а, так вот для чего нужно столько алкоголя. Саре и её подругам похоже жизненно необходимо выпить, а просто так это делать скучно. — Может в «слезу ангела»? У меня и монетка есть, — предлагает одна из подруг, блондинка. Глаза остальных сразу же загораются, а Чонгук хмурит брови, не понимая. Переводит взгляд на Тэхёна, чтобы посмотреть на его реакцию, однако тот, как всегда, безразличен, только лёгкая складка между бровей выдаёт его противоречивые эмоции, однако тот не может сказать точно какие. Ким для него закрытая книга с шифрованным текстом. — Да, давайте. Я объясню правила, — Сара стреляет взглядом в Чонгука и сосредотачивается, — у нас есть бутылки с алкоголем. Кто-то берёт стакан и наливает туда немного выпивки, затем подкидывает монетку, перед этим пытается угадать, что ему выпадет: Авраам или щит. Если угадал — передаёт стакан с монетой дальше по кругу, и уже следующий доливает алкоголь в стакан и подкидывает монетку. Если же не угадал — выпивает то, что в стакане, — правила оказываются простыми, Чонгук в подобное уже играл, так что он быстро приспосабливается к игре. Начать решают с Тэхёна. Он берёт виски, наливает немного в стакан и говорит, беря в руки монету: — Щит, — подбрасывает, ловя рукой. Все наклоняются, чтобы рассмотреть ближе, так как в темноте не особо видно. Сара, которая сидела справа от Кима, громко произносит: — Угадал, — её подруги тянут поражённое «у-у-у», пока тот передаёт стакан и монету Чонгуку. Тот будто нарочно нежно касается тэхёновых пальцев рукой и как ни в чём ни бывало подливает рома, произнося: — Авраам, — подбрасывает, ловит и сразу же смотрит: угадал. Ухмыляется довольно и передаёт стакан дальше. Следующей идёт подруга сестры, миловидная брюнетка с большим носом. Она подливает мартини из новой бутылки и подбрасывает цент, говоря: — Авраам, — словить у неё так же ловко не получается, поэтому монета падает на стол с громким звоном. Девушка вглядывается и выдыхает: угадала. — Ну-у-у, когда уже кто-то проиграет, — канючит блондинка, беря в руки стакан. Подливает специально побольше и кидает монету. Ей выпадает Авраам, и девушки радостно смеются: она проиграла. Та раздражённо хмурится, но честно выпивает напиток, слегка морщась. Спустя пару кругов Чонгук окончательно вливается как в игру, так и в компанию. Он не может утверждать, что его устраивает слишком долгое нахождение с сестрой в одном помещении, но он может это перетерпеть. Чон успевает за это время выпить собственный стакан с виски и жуткую смесь мартини, ликёра и виски: в целом не так уж и плохо, да и мужчине от такого опьянеть сложно. Девушкам, наоборот, везёт не особо: они опрокидывают в себя алкоголь слишком часто, так что вскоре некоторые отрубаются, некоторые просто прикрывают глаза, облокачиваясь на диван, а кто-то всё ещё продолжает играть. Тэхён же будто и не заинтересован вовсе: в игре участвует, словами с девушками перекидывается, но взгляд отсутствующий. Выпивает он всего лишь раз за сорок минут игры, так что Чон знатно удивляется его удаче. Часто с ним подходят поздороваться какие-то люди, нередко целые компании, а Ким не отказывает себе в удовольствии отвлечься и поговорить с знакомыми. Через ещё полтора часа, когда Сара с подругами окончательно запутались в игре и разлеглись на диване, поедая фрукты с сыром, Чонгук с Тэхёном решают развозить девушек по домам: вызывают такси, провожают до машин и укладывают на сидения, провожая автомобили взглядом. Сами возвращаются внутрь: Тэхён не может уехать из-за Сары, что слегка протрезвела и теперь танцует на сцене, а Чонгуку двух часов безбожно мало. Его волосы прилипают ко лбу, так что он часто зачёсывает их ладонью, брюки слегка натирают, но это такие мелочи по сравнению с удовольствием, которое он получает, находясь в новом месте. Не сдерживается и встаёт с места, идя на танцпол, потому что терпеть уже оказывается невозможно: всё внутри бушует от желания отдаться прекрасной музыке, отпустить себя. Он так и делает. Забывает про всех и вся, позволяет себе просто двигаться, переходить от человека к человеку, то кружа одного в танце, то прижимая другого слишком близко к себе. С одними он танцует до смены мелодии, с другими же прощается, не успев поздороваться. Музыка такая громкая, часто резкая и грубая, буквально заставляет отбивать нужный ритм ногами, подмахивать руками в такт и кивать головой на каждый бит, перед глазами же летают неоновые бабочки: они меняют свои цвета, смешиваются, сталкиваются и вновь разлетаются по углам. Он буквально пьянеет на глазах, но не от алкоголя: улыбка украшает его лицо, глаза блаженно прикрыты, а тело ощущается совсем лёгким и податливым. Ноги совсем не чувствуются, он будто летает по танцполу, запахи, так раздражавшие мужчину вначале, тоже приедаются и даже не мешаются, а пот, стекающий по спине и лицу, только придаёт жару настрою Чона. Его отрезвляет одно прикосновение к губам, слишком чувственное, но в то же время с грубостью на кончиках пальцев и вкусом вишни на языке. Лишь одно, но оно такое болезненно-правильное и неожиданное, буквально выдёргивает его из прекрасного сна, погружая во что-то иное, ранее невиданное. Вишнёвый аромат вспыхивает красным перед глазами, чётко улавливается среди сотни запахов, от его кислоты щиплет нос и слезятся глаза, но это приятно. Чон от неожиданности открывает глаза и улавливает удаляющуюся от себя фигуру. Не раздумывая следует за ней, хочет догнать, что-то выяснить, стараясь уловить хоть что-то и понять свои эмоции, ведь в душе сейчас странная темнота без единого отблеска луны. Он гонится сквозь толпу за незнакомцем, а это точно оказывается он, а не она: больно грубые пальцы, да и со спины Чонгук различать людей умеет. Они будто играют в кошки-мышки: мышка никак не хочет попадаться в сети разъярённого льва, что хочет рассмотреть жертву поближе, ускользает из-под лап, скрывается меж людей, лавирует так ловко и непринуждённо, что Чонгук знатно удивляется: такое вырабатывается годами. Когда Чонгук выходит из толпы, тайного незнакомца будто след простыл: нет нигде. Он оглядывается по сторонам, крутит головой в попытке отыскать, но терпит неудачу. Единственное, что от него осталось — кислота вишни на языке.