Я искала вас

От настольной лампы падал редкий тёплый свет. Печатные иероглифы на слегка мятой бумаге то ли из-за усталости, то ли из-за дрянного освещения скакали: собирались в кучку и обменивались несколькими чёрточками, утрачивая собственное значение. Мешанина утомляла, и Какузу устало потирал лицо ладонями в надежде хотя бы так взбодриться и закончить разбирать заказы. Эти бумажонки были его хлебом и содержали достаточно разнообразные задания, начиная от привычного устранения цели и заканчивая простым сопровождением. Он брал их в штатах наёмников, чего никогда бы не позволил себе раньше. Уж больно много на него делали ориентировок, поэтому доверять можно было только тем, кого представлялось возможным быстро убить. Впрочем, после мировой войны людей, торгующих военным ремеслом, стало настолько много, что правительства стран быстро утомились контролировать наплыв головорезов. Все это только играло на руку Какузу. Теперь он числился мертвым во всех реестрах деревень шиноби и мог бы даже начать обычную гражданскую жизнь, посадить огород и ругаться на детей за то, что они его топчут, но к величайшему счастью привычки не давали старому наёмнику забросить своё дело. Жадность всё ещё теплила чужие сердца, да и грех было не воспользоваться сложившейся после войны разрухой. Мужчина пробежался взглядом по строчке иероглифов в пятый раз, надеясь понять хотя бы треть написанной информации, чтобы потом из кусочков собрать целое предложение. Все без толку. Противные дешманские чернила, смазывающиеся при малейшем прикосновении, никак не хотели раскрывать свою тайну окончательно заснувшему мозгу. Какузу думал об отдельных, совсем маленьких обрывках предложений: «…доставить в… незарегистрированного оружия… опасен…». «Хрень какая-то», — стрельнуло в мозг и сразу разворошило все мысли в нём, — «Спать охота… Завтра. Всё завтра… Выпить бы и в мягкую-мягкую постель». — Как заказ прочесть, так извилины в кашу, а как поныть — всё сразу активизировалось, — ругался на самого себя Какузу, — Чудеса, да и только. Иногда наёмнику казалось, что его мозг живет своей жизнью, и каким бы огромным не было его самообладание, чтение пресловутых заказов убивало всё нутро бюрократа и способствовало появлению гнусных мыслей о сне, в котором Какузу в принципе не нуждался, но всегда отчаянно мечтал. Бороться с самим собой в такие моменты было бесполезно, поэтому мужчина сгрёб макулатуру в неряшливую стопку и решительно вылез из-за стола. Когда Какузу заканчивал с какой-либо дотошной работой, у него всегда возникало чувство, будто он выходил из долголетней комы или телепортировался назад в своё измерение. Мужчина медлительно вспоминал, где он вообще находился. Это был маленький снимаемый на окраине неприметного городка номер с пожелтевшими потолками, которые не раз подвергались повторному оштукатуриванию, но по-прежнему пестрили подтёками из-за частых дождей и плохой крыши. Обои здесь не пользовались почётом, по причине скорейшего их отклеивания, поэтому холодные стены имели на себе лишь краску и дешёвые фанерные пластины. Какузу часто менял места своего обитания, и подобные комнатушки отлично подходили для того, чтобы разобраться с финансовыми делами и вспомнить, что такое потолок, стены и горизонтальное положение тела, но не более. Наёмник вообще считал моменты своего сна слабостью, однако слабости его теперь вполне устраивали. Он принимал их и иногда давал им волю, как сейчас, снимая верхнюю одежду и оставляя её валяться прямо посреди номера. Тело грузно приземлилось на кровать, вызвав мерзкий скип. Только Какузу прикрыл глаза, как в дверь его номера постучались. Да, может он расслабился на столько, что не услышал приближающихся шагов, однако в моменты своих слабостей он просто игнорировал рефлексы, но не отключал их полностью. Это могло значить лишь то, что за дверью, вероятнее всего, стоит человек, имеющий дело со смертью. Вся внушительная масса мышц сразу же вернула тонус, посылая ноющую боль по всему телу, а особенно по шее и плечам. Ещё осторожный стук в дверь. Похоже, его не собирались оставлять в покое. Делать нечего, он надел маску, сунул кунай за пояс и прислонился к стене, где был расположен выход. Ещё стук, но уже более нетерпеливый. Какузу сел на колени, чтобы заглянуть в просвет под дверью — по ту сторону виднелись два небольших ботинка. Похоже это была куноичи. Мужчина тихо поднялся к стене. — Извините, вы случайно не Какузу? — донесся из коридора голос ребёнка. «Какой к чёрту ребёнок и откуда у него информация о том, как меня зовут?», — наёмник не на шутку занервничал. Если его имя каким-то образом всплывёт и про него вспомнят, ему опять придется бегать дай бог с десяток лет, а то и больше, заказы пропадут и… Ладно, нужно просто убрать ребенка, это не так сложно. Мужчина открыл замок и отошёл чуть вглубь комнаты. Из-за скрипяще приоткрывшейся двери показалась маленькая измазанная моська, вся в подсыхающих капельках грязи. Судя по почти седым ресницам, волосы должны были быть такими же светлыми, но из-за пыли и жира они имели куда более тёмный оттенок. На груди блеснул знакомый медальон. Ребенок на вид лет восьми неуверенно входил в номер, и если поначалу Какузу думал, что это обычный бездомный, то сейчас, наблюдая частичное обмундирование шиноби, забеспокоился снова. На незваном госте был надет поясок с сумкой, в которой звякнул металл оружия, с другого же бока был подвешен явно не фермерский серп. На довольно миниатюрном тельце это смотрелось гротескно, однако не отменяло того факта, что мелочь обладала оружием и могла напасть в любую секунду. Долгие тридцать секунд они просто осматривали друг друга, но вот дитя будто закончило все свои неизвестные взрослым размышления и пристально уставилось в лицо наёмника. Мужчину аж пробрало, такой холодный взгляд он видел лишь однажды. Глаза смутно напоминали те безумные радужки его прошлого напарника, так некстати всплывшие сейчас в воспалённом разуме. — Я искала вас, Какузу-сан. Не беспокойтесь на счет того, что я знаю ваше настоящее имя и будьте уверены, я заплачу хорошую сумму за свою просьбу. У девчонки была необычайно хорошо поставлена речь, не было этого специфичного проглатывания звуков, как у обычных детей. Она зашла с самых козырных тем, распалив этим в Какузу мощнейшее желание узнать, какого же хрена сейчас происходит. Нездоровый интерес к деньгам также способствовал гонению мыслей об убийстве потенциальной опасности. — Я была знакома с вашим напарником. Хидан, если вы ещё его помните, — продолжил ребенок, вгоняя Какузу в еще больший ступор. Нет, это был даже уже не ступор, а цельное шоковое состояние, потому что напарник… О, его напарник… Такого сложно забыть, потому мужчина каждый раз исключал любые воспоминания о нём. Зачем думать о мёртвом прошлом, если есть довольно проблемное настоящее? — Хидан умер задолго до твоего зачатия, — стараясь вылезти из ямы непонятного ужаса, процедил мужчина. — Вы ошибаетесь. Он был в полном здравии до… недавнего времени, — девочка заметно потеряла уверенность, потупилась в пол и неразборчиво забормотала, — Его скосила душевная болезнь… сердце болело… душа болела… сам не свой стал… будто… Какузу не слышал и половины лепета. Он вообще мало что слышал сейчас. Тело ощущалось не крепким камнем, а бесформенной ватой. Призраки прошлого снова угнетали уставший разум. Пребывая в каком-то полубредовом состоянии, мужчина дошел до стула и шлёпнулся на него. В голове не укладывалась мысль о том, что Хидан мог быть живым, по крайней мере последние лет пять-шесть. Как он мог пропустить этого на голову отбитого, неадекватного, эксцентричного, шумного… просто как? Исходя из того, что Какузу знал о напарнике, этот кретин в жизни бы не додумался залечь на дно. Натура у него была такая, не знающая покоя и рационального мышления. Ладно, сейчас это было уже не важно. Важно то, что этот ребёнок единственный ответ на все мучающие его вопросы. Девочку не отпускала волна тревоги, поэтому она всё ещё спутанно бубнила себе что-то под нос. Перебивая полушёпот, Какузу приступил к извлечению информации. — Начни-ка лучше с того, откуда ты его знаешь. — Он меня породил, — моментально оживилась девочка. — Почему-то у меня возникает только больше вопросов… — выдохнул Какузу, прикрыв ладонью лоб. В голову теперь ползли сюрреалистичные картины того, как Хидан со своей женой растят детей и любят друг друга. Нет-нет-нет. Это точно не Хидан, девчушка, наверное, попутала что-то. — Он мне и мать, и отец, и учитель, — заворожено продолжила она, проигнорировав эмоциональные метания собеседника, — Он творец моей плоти, крови и разума. Под чутким контролем нашего Бога я несу в этот мир проповеди своего родителя, освещаю путь всем заблудившимся во мраке атеизма… Кажется, девочка наконец заметила полное отсутствие интереса впереди сидящего мужчины. — Впрочем, Хидан упоминал в своих записях, что вы не слишком терпимы к теме религии, так что я перейду сразу к сути своего визита. — Подожди. Записи Хидана? — Какузу перебил ребенка. — Да, мы отчасти используем их как проповеди, но в них также много его собственных переживаний. «Мемуары писать взялся?», — подумалось наёмнику. В ответ на вопросительный взгляд маленькие ручонки аккуратно извлекли из-за пазухи приличной толщины книжку и передали её вперед. Мужчина даже несколько поддался трепетности в обращении с этим предметом и особо бережно коснулся кожаного переплета. Корешок напряжённо хрустнул, когда он открыл первую страницу. Книга была в хорошем состоянии и не рассыпалась в руках, но было понятно, что таковой она является не из-за своей новизны, а из-за бережного многолетнего ухода. На чуть желтоватой бумаге с грязно-серыми разводами было написано следующее: «Как только меня выкопали из могилы и привели в богом данное изначальное моё состояние, я попросил то, чем можно писать, и то, на чём можно писать, и пишу сейчас эти строки, дабы открыть всем своим братьям и сёстрам глаза, кои открыл мне наш Отец, наша Мать и наш Бог. За время моей смерти я потерпел немало душевных переворотов, почти терял веру, в чём раскаиваюсь, ибо ничто, даже длительное пребывание во мраке, не дает право истинно верующему человеку утрачивать свет…» Далее шла, судя по всему, молитва на неизвестном Какузу языке, но уже знакомому ему Богу. Наёмник спешно её пролистал. «…Прошу вас, верьте в Джашина и не теряйте уважение к нему, потому, как только вера и наш милосердный Бог помогли мне сохранить чистоту разума в момент, когда казалось, что ничто уже и не вспомнит о моем существовании. Когда моё сознание угасало, Джашин даровал мне прекрасные картины других миров, открывал новые истины о, казалось бы, совсем обыкновенных вещах…» Текст обрывался на моментах, когда Хидан видимо совсем терял силы и не мог элементарно держать карандаш. Местами он возвращал часть самообладания, но и это особой картины не делало, иероглифы всё ещё были такими кривыми, что Какузу мог понять лишь отдельные едва различимые фразы. Мужчина закрыл книгу. На сегодня с него хватит убогого почерка Хидана. Всё равно эта рукопись не может развеять весь тот рой вопросов в голове, по крайней мере эти первые страниц десять. Какузу ещё минуты две смотрел в чуть мятую кожу обложки, стараясь убедить себя в том, что это не его кошмар, а самая что ни на есть реальность. Бредовая, непонятная, мрачная, но реальность. Наконец он обнаружил в себе силы оторваться от книги и взглянул на любопытно уставившуюся ему в лицо девочку. С более близкого расстояния мужчина обнаруживал всё больше сходств между этим маленьким недоразумением и его напарником. Например, эта манера приподнимать бровь и чуть надувать губы. Сейчас перед ним буквально стояла уменьшенная копия Хидана, и Какузу охотно бы в это поверил, если бы не осознавал всю сюрреалистичность происходящего. Мелкая выглядела уставшей и не ухоженной: под глазами были синяки от недосыпа, кожа уже начинала облеплять мышцы рук, не было детских припухлостей на кистях или плечах, узловатые суставы пальцев давали понять, что эта малышка выполняла отнюдь не детскую работу. Теперь он примерно представлял, зачем такой крохе нужен был серп, а учитывая ещё её причастие к Джашинизму… В памяти фейерверком взорвались все кровавые зрелища, свидетелем которых не посчастливилось стать Какузу. Пережитки прошлого всё ещё тревожили мир шиноби, впрочем, без этих самых пережитков дело наёмника также не пользовалось бы популярностью. Девчушку не смущал долгий пристальный взгляд, это было понятно по её даже слегка пустоватым глазам. Она внимательно смотрела, будто ждала ответа или реакции, или может вопросов, прямо как смотрел порой Хидан, когда от слова совсем не понимал суть миссии. Мужчина в конце концов отпустил все мучительные мысли. Он тяжело выдохнул через плотную ткань маски и протянул книгу обратно. — Вы можете забрать её себе. Так хотел Хидан, — тихо сказал ребёнок, чуть пятясь назад. — Хотел?.. — Какузу собирался задать вопрос, но быстро передумал, — Давай вернёмся к тому, зачем ты здесь. — Мне… то есть нам нужно… — девочка потерла кулачками глаза, — Я, пока гонялась за вами, все мысли растеряла, — она по-детски насупилась, казалось, будто прямо сейчас заплачет. Раздражение подкатывало к горлу вязким комком, теплилось в горле перевоплощаясь в привычный гнев, однако Какузу не стремился его показать. Он прекрасно понимал, что, как бы ни хотелось ему побыстрее разобраться со всем этим бардаком в его жизни, люди не железные, а тем более дети. — Тебе стоит поспать, — голос, повинуясь приступу ностальгии и жалости, прозвучал совсем мягко, моментально испаряя всю желчь. На сердца будто плеснули азотом, они обледенели, и поэтому теперь не давали энергии для злости. Какузу почувствовал тяжкое облегчение, отпуская наконец связку мыслей, и они летели, летели всё дальше, он практически видел, как они отдалялись, позволяя ему наконец выдохнуть полностью. Шевеления в комнате немного отвлекали его. Где-то в области своего периферического зрения, Какузу наблюдал, как девочка сбрасывала то, что можно открепить, и ложилась аккуратным комочком прямо на пол. В сердцах опять шевелилось что-то странное, вроде гремучей смеси дикой жалости и внезапно появившейся в окоченелой душе заботы, но Какузу списал это на чистую практичность. Если девчонка простынет или не выспится, то завтра будет всё время капризничать и мешать ходу дела. — Ты… можешь лечь на кровать, — выдавил наконец из себя мужчина. И теперь он уже наблюдал, как миниатюрная шиноби, скромно поклонившись, заползала на постель. Та под ней даже не скрипела, вообще из-за малых габаритов девочки и её практически неслышных действий складывалось чувство, что она галлюцинация Какузу, и наёмник с большим счастьем принял бы это, если бы до его слуха не доносились короткие вдохи и выдохи. Какузу ничего не оставалось, кроме как спать на стуле, но он старался об этом не думать. Не хотелось портить себе и без того испорченное настроение думами о болях в позвоночнике на утро. Впрочем, сон всё же старался довести дело по угнетению разума мужчины до конца, потому не приходил вплоть до момента начала песнопений соловья за окном. Услышав трели птиц, Какузу не без сожалений опустил идею о сне в сидячем положении и потянулся к книге на столе. В любом случае заняться до рассвета больше нечем. Страницы встретили его теперь уже знакомым запахом земли и даровали новую порцию информации. «Сейчас осознавая и принимая нынешнее положение, я постепенно возвращаю себя по кусочкам, как доставали прокажённое мясо мои собратья. Я благодарен им, как благодарен Джашину, ибо уверен, что мысли о моём местонахождении могли быть дарованы только самим Богом, как и уверен, что моё новое рождение было дано мне не просто так. Сегодня ночью он говорил со мной, и по началу его речи не могли усвоиться в моей голове, я чувствовал, как в ней копошились трупные черви, но Джашин взял меня за голову и прикоснулся губами к моим, а когда он отстранился, черви полезли через мой рот и вышли без остатка. Тогда я смог разобрать речь нашего Бога. Он говорил о необходимости возведения такого места, где его верные последователи смогли бы получать всё, в чём будут нуждаться, и потому я, как несущий тьму его сути, должен немедленно этим заняться. На утро, по словам моей сестры, что ухаживает за мной, я был найден вдали нашего небольшого лагеря в молитвенном круге из собственной плоти, где копошились трупоеды. Этого я так и не смог вспомнить, но это не так важно в моём нынешнем деле. Я познакомился со многими братьями и сёстрами, к сожалению, долгое пребывание под землёй видимо даёт о себе знать, посему иногда я путаюсь в мыслях и забываю их имена, но лекарь сказал, что со временем это пройдёт. Хочу добавить, что у этих людей потрясающий лидер, спокойный и вразумительный, он сразу понял, кем я являюсь. Я рассказал ему о явлении Джашина, и мы начали составлять план по созданию чего-то по истине удивительного.» На этом страница закончила своё повествование, а на следующую у Какузу уже не оставалось сил. Что ж, его в некоторой степени радовало, что у Хидана всё хорошо в новой жизни, хотя по-прежнему настораживал его изменившийся характер. Иногда он не узнавал бывшего напарника в этих иероглифах, даже почерк местами был практически несравним с привычным почерком Хидана. Да и тот факт, что к нему обратились за помощью, так ещё послав для этого ребёнка, не прибавлял света в мысли, скорее наоборот погружал в пучину вопросов и растущих в геометрической прогрессии опасения наперевес с паникой. Размышляя о своих ощущениях, мужчина не заметил, как склонил себя к глубокому сну. Разум по-прежнему полнился различными образами и словами, а потому Какузу казалось, что он не спит, а просто сидит с закрытыми глазами, но, когда под веками стало уж больно светло, он решил их открыть и с удивлением обнаружил, что наступило утро, если уже не день. Девочка поодаль сидела на полу и что-то наскоро записывала в маленький блокнот, когда же Какузу пошевелил рукой, чтобы потереть переносицу, она быстро убрала сшитые бумажечки за пазуху и потупилась в пол. Она покорно ждала, пока её новый знакомый раскачивался после долгого и неприятного сна, пока он устало отбрасывал руку назад на ручку стула в попытке поднять её, пока он неспешно хмурил брови. Наконец сумев совладать со своим телом, мужчина проморгался и снова медленно потёр глаза. Его большое тело аккуратно заняло вертикальную позицию, и когда позвоночник наполнил помещение старческим хрустом, Какузу стыдливо обернулся на девчонку. Она всё так и рассматривала полы в полупоклоне. — Что же… — хрипло начал наёмник, стараясь поймать конец хотя бы одной мысли, собственно такового не удалось, и он тяжело вздохнул. — Доброе утро, Какузу-сан. Я готова объяснить задачу вашей миссии, выплатить пятьдесят процентов от суммы вашей награды и сопроводить вас до предположительного места её совершения, — механически точно протараторила девочка. Какузу мог поклясться своими банковскими счетами, что от такого голоса у него во рту появился железный привкус. — Тогда докладывай. Пока девчонка рассказывала обо всём про всё, наёмник словно желе перетекал из одного угла комнаты в другой, попутно собирая немногочисленные свои вещи, и его это желеподобное состояние с каждым предложением докладчицы становилось всё более и более ощутимым. Сначала отнялись ноги, после — руки. Ну а когда она упомянула внезапно проявившееся безумие и исчезновение Хидана, мужчина не выдержал и истерически хохотнул, потому что и его мозг теперь, по-видимому, желатинизировался. — Ты хочешь, чтобы я нашёл его? Не хочу тратить на этого придурка своё время, — ядовито выплюнул Какузу, окинув тяжёлым взглядом маленькую куноичи. Та, впрочем, не испугалась и без лишних колебаний поднялась, доставая из своей сумки мешочек. — Это одна четвёртая всей суммы. Ещё столько же вы получите, если дойдёте со мной до поселения, и уже оставшуюся часть, если найдёте Хидана, — она провокационно сопровождала свой ровный голос звоном монет, но впервые за жизнь этот звук не успокаивал наёмника, а лишь накаливал до пределов. — Скажи тогда, что мне мешает прямо сейчас отрезать тебе голову и привязать за косички к люстре? — спокойно продолжил Какузу. Для наиболее успешного дела нужно было прощупать уровень стрессоустойчивости девчонки. И если бы она сейчас начала сбавлять обороты своей самоуверенности, то наёмник без задней мысли откажется от заказа. Девочка была слишком правильной для обыкновенного ребёнка, а в таких дотошных зубрилах, как правило, много подводных камней. Это настораживало. Честно говоря, его раздражало уже лишь то, что его миссия напрямую была связана с Хиданом. Так ещё и эти жесты… Как же вымораживало, когда Хидан так же потрясывал ошмётком чьего-нибудь тела, и ладно бы это было просто тело, но в большинстве случаев он расчленял именно заказные тела, чтобы позлить Какузу естественно. — Хм… Оставшаяся награда, которую вы не получите, просто убив меня, и курс золота в двадцать тысяч рё за грамм? Тут примерно пятьсот грамм… — многозначительно заключила девочка и чуть приоткрыла мешочек в подтверждение своим словам. Кажется, она всё-таки имела вполне терпимый характер, значит Какузу с ней сработается. Так ещё и внушительная награда… У него в который раз за только что начавшийся день отключился мозг. Он понимал, что мешок не маленький, но и предположить не мог о наличии в нём половины килограмма золота, и ещё больше не мог представить себе людей, что обладали такими богатствами, чтобы отправлять какого-то ребёнка с целым состоянием. — По рукам, — решительно прервал свои метания наёмник, сдавшись под блеском золота. Дальше мысли были как в тумане, и он нашёл себя только когда свежий воздух леса напитал его мозг кислородом в достаточном количестве, чтобы тот наконец начал работать. Итак, их далёкое путешествие началось.