Детективное агентство "Анна и её духи". Восьмое дело.

Когда Аня перестала дрожать, Штольман всё же выведал у неё, что все-таки произошло на самом деле, и всё буйное остервенение, которое он всё это время сдерживал, вырвалось наружу и запросило действия. Яков даже пропустил мимо ушей рассказ о духе, который приходил ранее и тоже говорил о том, что именно Анна виновата в том, что здесь произойдёт. Покойные сейчас мало интересовали Штольмана. С ними он разберется потом. А вот с живыми нужно поговорить немедленно и желательно, продышавшись перед этим так, чтобы вышеуказанные личности не перешли в разряд покойников. Аня категорически отказалась идти в церковь. Она сейчас не сможет разговаривать с кюре, да что там разговаривать — смотреть на него. Её начинает потряхивать, когда она вспоминает, с какой ненавистью священник цитировал ей отрывки из Библии. Нет, сейчас она не готова! — Тебе не придется с ним разговаривать, — уверил Аню Штольман. — Можешь вообще на него не смотреть! Я сам всё сделаю. Анна встрепенулась, потому что услышала наконец, как зол Яков. Она немедленно поняла, чем грозит его визит к кюре, и принялась отговаривать его еще горячее. — Неужели ты хочешь, чтобы он уверился в своей безнаказанности? — спросил Штольман, который в теорию несопротивления злу насилием верил с натяжкой, если не сказать — совсем не верил. Убеждения, характер и опыт этому не способствовали. Твёрдая рука и крепкое слово были, по его мнению, верней. — Он не прав, и я скажу ему об этом. Должен сказать. Аня видела, что Яков уже принял решение и что он в любом случае пойдёт к кюре, так что лучше ей быть рядом и не допустить чего-нибудь страшного. К тому же Штольман нашел слова, которые сумели её успокоить и вернуть ей немного уверенности. Разумеется, всё вновь вспыхнет в ней вскоре, но сейчас произошедшее казалось ей дурным сном. Реальность, вместе с Яковом, который был всецело на её стороне, была гораздо предпочтительней. В церкви кюре не оказалось, там оставались только мадам Ортене, которая собирала ноты, и уже вернувшийся дьякон, который был внуком старушки, о чем Анне поведала перед церемонией мать Элен. Они мило беседовали о чём-то, когда заметили, что к ним как Суворов впереди войска неумолимо движется сердитый Штольман, за которым едва поспевала уже окончательно пришедшая в себя и волнующаяся теперь уже по другой причине Аня. Дьякон растерянно заморгал, потому что подобного напора он не встречал с самого детства, когда его учитель выходил из себя из-за неправильно поставленного окончания у французского глагола и начинал пылко объяснять маленькому Дидье, как тот неправ. В младом возрасте всё обычно оканчивалось стоянием в углу и лишением сладкого, сейчас же мужчине казалось, что этим дело не обойдётся. Штольману же пришлось столкнуться с разочарованием. Запуганный одним его видом дьяком пролепетал, что кюре уже ушел. В округе радостное событие: молодая жена Шарпенера разрешилась близнецами, вот священник и отправился благословить новорожденных. Яков, который уже едва сдерживался, попытался улыбнуться, чем окончательно испугал Дидье Бернара, и попрощался с органисткой и её внуком, думая про себя, что кюре обладает необыкновенно гибкой психикой — так переключаться между обличениями прорицательниц и благословением младенцев надо уметь! Аня же, признаться, была рада, потому что нового скандала она не хотела. Пожалуй, сегодня ей хватит приветов и с того света, и с этого. Тем более, что им еще на празднование к Антуану и Элен ехать. Зачем ей портить им настроение своими горестями? Пока рядом был Яков, страшно ей не было. Было сносно, уже спокойно, а временами — когда он начинал поглаживать её по запястью, даже не замечая этого, а, видимо, считывая автоматически подаваемые ей сигналы, — даже хорошо. Решено было ехать к Перре. В конце концов новоиспеченные мужи и жена не виноваты в том, что тот, кто обвенчал их, обладает таким недружелюбным нравом. Всю дорогу Штольман посматривал на Аню, волнуясь за неё и так до конца и не погасив в душе огонек злости. Она была почти спокойна, но Яков прекрасно видел, что эта история глубоко проникла к ней в сердце. Нет, завтра он поговорит с кюре! Оставлять это так нельзя!