Детективное агентство "Анна и её духи". Восьмое дело.

— Не священник? — переспросил Штольман, чувствуя Анино дыхание. Она сверкнула глазами и, наклонившись вперед, поцеловала его в нос. — Да, — кивнула Аня. — Его на самом деле зовут Аксель, и он совсем не священник. — Я что-то подобное предполагал, — улыбнулся Яков. Не ситуации улыбнулся, а Аниному пламенному взгляду. Положение, откровенно говоря, было аховое. — Что? Так ты уже все знаешь? — расстроилась Анна. — Вот всегда так! Я к тебе иду, чтобы тебе все рассказать, а ты уже все знаешь. Всё, и еще немного! Вот где справедливость? Штольман против воли расхохотался. Всё, и еще немного! Ну что за женщина? Пришлось обнимать её за плечи и целовать уже по-настоящему. — Ты слишком умный! — пожаловалась Аня, когда он её отпустил. — Это невозможно терпеть! Яков был близок к тому, чтобы все бросить (Поля и пришедшего с ним Перре, грядущее ночное сидение в документах, новости от Ани, подтверждающие его догадки и вообще расследование целиком) и минут десять (пусть хоть так) не спускаться вниз. Нет, так не выйдет, ведь их все равно будут искать и никакого толка не выйдет. Только это его и останавливало. — Пойдём вниз, — проговорил Яков, убирая руки с Аниных плеч. — Поль хочет послушать про того человека, которого ты видела. А еще нужно рассказать о том, кто приходил к тебе. Аня вздохнула так, что Штольман понял, что мысли об оставшейся за их спиной спальне посещали не только его, и зашагала вниз по лестнице. Поль, как всегда лучезарный и весьма галантный, и Антуан, взволнованный и меряющий шагами гостиную, встретили её улыбками, которые впрочем почти сразу сменились хмурым выражением лиц, как только мужчины услышали, что покойный не был священником. — Только что утихли еврейские погромы, только что удалось замять крайне неприятное дело в монастыре под Версалем, а тут новый скандал, — проговорил Мартен и устало опустился на диван. — Можно подумать, апашей и антиреспубликанцев, которые так и норовят развязать стрельбу, недостаточно! Когда же это уже кончится? Мне нужен хотя бы один спокойный год. Да что там год? Месяц! Тридцать дней покоя! Настоящая мечта! — Погодите! — Антуан у окна был бледным, как привидение. — Погодите, погодите! Если человек, которого убили, не был настоящим кюре, то что же это? Мы с Элен не женаты перед лицом Господа? Получается, что мы живем во грехе? Поль, который никогда не был религиозен, посмотрел на констебля с удивлением. Откровенно говоря, он даже не подумал сейчас об этом. Внутри шевельнулась глухая горечь. Он стал полицейским до мозга костей. Он не подумал о сотнях или даже тысячах людей, которые не упокоились согласно христианским традициям, не были обвенчаны, не получили крещения и духовной помощи. Он просто подумал о том, какие дополнительные проблемы городу это принесет. За годы службы Поль Мартен научился мастерски справляться с многочисленными неприятностями, могущими нарушить покой Парижа, но так же притупил в себе чувство жалости, которое в молодые годы просто разрывало его сердце при встрече с жертвами преступлений. Для работы это было прекрасно. Для его человечности — вряд ли. — И все… люди за семь лет! — продолжал Антуан, которого настигла вся тяжесть сложившейся обстановки. Для него вера в Бога была основой жизни, мерилом справедливости, путь, которым он когда-то решил идти и сворачивать с которого не собирался. И Элен полагала так же. Для неё сложившееся положение станет трагедией. Это… крах. Они согрешили. Пусть и не зная того, но согрешили. А что станет с матушкой? Она так радовалась тому, что её сын женился! — Всё, что творилось в этой церкви, не имеет никакого отношения к таинствам! Семь лет! Это ведь катастрофа! Да отца нашей соседки отпевали в церкви Святой Бригитты. Что же теперь? Он не обрел покоя после смерти? Как быть со всеми этими людьми? Штольман чувствовал себя примерно так же, как и Поль. Он видел, как Аня прижала руки ко рту, видел, как на её глазах выступили слёзы, как Перре качал головой, закусив губу, а на его лице появилось отчаяние. Сам Яков, который не так давно выел себе душу, размышляя о женитьбе, венчании и смысле брака, сейчас, конечно, не чувствовал того же, что Антуан, потому что дошел до некого хрупкого равновесия внутри себя ценой многих месяцев терзаний. Но он был старше, опытней и ему было гораздо меньше терять, чем его названному сыну. Нужно ведь было в первую очередь подумать о том, что теперь ждёт молодоженов. Нет, Штольман, так ты и останешься полицейской ищейкой до мозга костей. Права была Аня: дела сердечные — совсем не его юрисдикция!