Детективное агентство "Анна и её духи". Восьмое дело.

— Нам нужно идти! — заметила Аня, но ладонь Штольмана из рук не выпустила. Тонкий пальчик обвел костяшки, скользнул по фалангам и коснулся каждого ногтя. Захотелось прижать его к себе и никуда и никогда вообще не отпускать, но они и так уже целый час провели наверху — пора было ехать к комиссару Эжени и выяснить, что полиции удалось узнать за день. — Анна Викторовна, вы неисправимы, — вздохнул Яков, который хоть и понимал, что она права, но покидать постель и Аню рядом с ним категорически не хотел. — Вам бы только идти, бежать, лететь куда-нибудь! Анна скосила взгляд, с удовольствием обозрела взъерошенного, слегка помятого и полностью расслабленного Штольмана и, прищурившись, продекламировала: — Любовь, любовь — гласит преданье- Союз души с душой родной- Их съединенье, сочетанье, И роковое их слиянье, И… поединок роковой… — Вот до чего дошло, — протянул Яков, поворачиваясь на бок и рассматривая порозовевшую Аню. — У нас, значит, то тишь да гладь и единенье, то поединок. Любопытно, очень любопытно. — А разве не так? — усмехнулась Анна, тоже поворачиваясь к Штольману. — Наши поединки достойны того, чтобы быть увековеченными в какой-нибудь толстой книге. Но в споре, как известно, рождается истина. Сколько мы с вами, Яков Платонович, дел разрешили, покуда яростно сталкивались лоб в лоб и пытались друг к другу приноровиться! — Немало, чего уж там, — широко улыбнулся Штольман, а потом убрал прядь с Аниного лба и, задумавшись на пару секунд, процитировал: Мы с тобой бестолковые люди: Что минута, то вспышка готова! Облегченье взволнованной груди, Неразумное, резкое слово. Говори же, когда ты сердита, Все, что душу волнует и мучит! Будем, друг мой, сердиться открыто: Легче мир — и скорее наскучит. — Вот оно как! — Аня села на постели. Волнистые волосы к великому сожалению Якова скрыли её целиком. Глаза у неё сверкали, так она была восхищена еще одним открывшимся ей секретом Якова. Он, оказывается, не чужд поэзии! Интересно, что там еще внутри, под застегнутыми под самый воротник сюртуком? Страшно любопытно это узнать! — Бестолковые, значит! Наскучит! Ну всё! Это, Яков Платонович, был низкий поступок с вашей стороны! Аня взяла подушку и стукнула Якова по плечу. Тот ошарашенно уставился на неё и смотрел так целую секунду, а потом, когда новый удар пришелся ему прямо по лбу, перехватил инициативу и принялся защищаться. Внутри неожиданно образовался фонтанчик энергии и бурной радости. В последний раз бой подушками у него случился в школе, когда ему было лет тринадцать. Знатно их дортуару влетело в ту ночь. Они две недели драили всё крыло без перерыва. Закончилось все ожидаемо: Аня оказалась прижатой к одеялу, а Штольман навис сверху. Анна хихикнула. — Что? — спросил Яков, чувствуя себя не на сорок с лишним, а на семнадцать (не больше) лет. — У тебя перья в волосах! — давясь от смеха, ответила Аня. — Поединок вышел знатный! Подушка проиграла. Штольман попытался рассмотреть свою прическу, но ему это не удалось по причине того, что как только он менял положение тела, Аня начинала страшно извиваться, чтобы вывернуться из его рук и применить против него какой-нибудь запрещенный прием. Яков укоризненно посмотрел на неё, мгновенно отпрыгнул на середину комнаты, встал в позу греческого оратора (совершенно голый) и с выражением прочел, задрав бровь: — Будь счастлива… Забудь о том, что было, Не отравлю я счастья твоего, Не вспомяну, как некогда любила, Как некогда для сердца моего Твое так безрассудно сердце жило. Не вспомяну… что было, то прошло… С этими словами Штольман гордо прошествовал в ванную комнату, жалея, что у него нету тоги (так было бы гораздо зрелищней, хотя Анна с этим бы не согласилась) и слыша, как Аня громко хохочет позади, упав навзничь на матрас.