Детективное агентство "Анна и её духи". Восьмое дело.

Аня снова пошевелилась, отбрасывая плед в сторону. Штольман нахмурился. Она беспокойно спала, только если её что-то тревожило. Неужели опять снится что-то дурное? Нет, никакого покоя нет от этих духов! Хотя бы в ночное время можно не терзать её? Нет, нужен, нужен обряд, который не даст неупокоенным душам ходу в их дом! Вспомнив, как он не так давно скакал по комнате с пучком горелой травы, стремясь отвязать от Анны присосавшуюся к ней энергетическую пиявку, и как сама Аня над ним смеялась, Яков поморщился. Нет, до чего он дошел? Мало того, что безоговорочно принял тот факт, что потусторонний мир существует, что он гораздо ближе, чем принято считать, так теперь он еще ищет инструменты, как этот мир упорядочить и призвать к ответу за то, что кажется ему неправильным и чрезмерным! Кто бы мог подумать, что он когда-то ввяжется в подобное? Штольман еще раз хмыкнул, посмотрев на виновницу своих поистине овидиевых метаморфоз, и вернулся к чтению. Он хотел дочитать книгу до конца. Яков был недалек от истины, когда полагал, что Анне снится плохой сон. То есть, в полной мере дурным его назвать было нельзя, но подспудно в смене картинок и сюжетов ощущалось что-то пронзительное, не дающее успокоиться, заставляющее вглядываться в темноту в надежде разглядеть, что же в ней кроется. Сначала ей приснился кюре, которому было от силы лет двадцать. Он был одет, как моряк. Рядом с ним обнаружился бравый капитан, лицо которого еще не украшала татуировка. Мужчина раскатисто смеялся, юноша — мрачно сматывал канат. «Мир таков, какой он есть, — говорил капитан. — Не стоит ждать от него великого блага. Но и винить его не стоит. Это просто мир. Он не станет таким, каким ты хочешь. Правда, птичка?» Он обратился к Ане, которой тут же вспомнилось собственное бессилие, злость, смирение, а потом дикую радость пополам с болью, связанные со Штольманом. Да, ты не можешь изменить мир. Ты можешь просто жить. Иначе никак. Тебе выпали такие карты, какие раздали в самом начале, и поменять их ты не можешь. Остается только играть, надеясь на лучшее. Аксель же скривился и яростно дернул за узел каната. Картинка размылась, перетекла в другую. Анне стало безумно жарко, волосы разметал горячий пустынный ветер с примесью песка. Перед ней умирал человек, священник. Исхудалый, закопченный африканским солнцем и явно измученный болезнью. Аксель, повзрослевший и такой же загорелый, почти со слезами смотрел на мужчину на лежанке перед костром. Вокруг не было ни души на многие километры. Помощи было ждать неоткуда. — Не иди назад, Аксель, — проговорил мужчина, над которым смерть уже занесла свою косу. — Назад пути нет. Бог не для того тебя привел сюда, чтобы ты шел обратно. — Нет его, — покачал головой юноша, мгновенно озлобившись. — Если бы он был, то ничего бы не случилось с моей семьей. И с тобой ничего не случилось бы. — Не возвращайся туда, — снова повторил умирающий. — Вернешься, не будет пути обратно. Картинка снова поплыла, и Аня увидела Акселя, сжимающего в руках вещи уже умершего священника. Он плакал, но сквозь слезы на лице вновь проступала злоба. Юноша яростно утерся и, нагнувшись за киркой, проговорил сквозь зубы: — Нет, назад я не вернусь. Этот путь не для меня. У меня другие планы. Дальше все вокруг закрутилось, и отрывки чужой жизни замелькали перед Анной, но она не могла ухватить их смысла. Только понимала, что все перед ней было ложью, ложью, пропитанной страхом, злостью и болью. Изредка мелькали светлые моменты, но они были так редки и так незаметны, что общая чёрная бездна поглощала их почти моментально. Ане было не по себе. Ей казалось, что она тонет в пустоте, что тьма поглощает и её. Она захотела проснуться, но не могла этого сделать. Внезапно, будто по мановению волшебной палочки, Анна оказалась на свету. Нет, не так. На Свету. Он был настолько яркий, что глазам стало больно. — Не слушай его, — произнес женский голос. — Это не твоя вина. Это ложь. Ложь и чернота в человеческом сердце. Всё извратилось. Добро стало казаться злом, а зло торжествующе выпячивает себя на каждом углу. Твоя вина лишь в том, что ты такая же, как я. И это еще причинит тебе вред!