Детективное агентство "Анна и её духи". Восьмое дело.

— Знаешь, когда-то я думала, что я особенная, — Аня так и говорила ему в плечо. Так было легче. — Когда маленькая в первые несколько раз увидела духов. Потом испугалась, потому что мама очень резко на это отреагировала, а затем и вовсе отвезла меня к врачу. После все затихло на определенный период. Я не могу тебе сказать, было ли это на самом деле, или я убедила сама себя, что все мне привиделось когда-то, но факт остается фактом: до тех пор, пока ты не приехал в Затонск, мой дар спал. Штольман слушал так же внимательно, как и Аня его самого несколько минут назад. Это было очень важно. История с кюре и его словами о её даре очень на неё повлияла, как бы она ни пыталась показать обратное, поэтому ей необходимо было дать выговориться, а ему необходимо было услышать, к чему же она пришла под конец этой запутанной истории. Только так он мог понять, как он может ей помочь. — Я тогда впервые за долгое время увидела призрак, — продолжала Аня. — Это был дух покойной Кулешовой. Я не могла поверить, если быть честной. Из детства сохранились смутные воспоминания о том, что что-то подобное уже было, но я не могла точно вспомнить, что именно происходило. И знаешь, я не боялась. Представляешь, мне не было страшно. Она подняла голову, и Штольман стал вглядываться в её взволнованное личико, пытаясь понять, что же она хочет до него донести. Пока ему это совсем не удавалось. — Ну то есть было, конечно, — исправилась Анна, — когда духи появлялись неожиданно или выглядели отвратительно. Но это было отвращение или короткий испуг. Но чтобы страшно, хоть сколько-нибудь страшно, пока я была рядом с тобой, мне не было. Покуда я была уверена, что я нужна, чтобы помогать тебе с расследованиями, мне не было страшно. Понимаешь? Яков кивнул. Он, кажется, понимал, что она хотела ему сказать. Он поднял руки, поправил Анину прическу, а после положил ладони ей на плечи. Так было спокойнее, так он чувствовал, что она рядом и никуда не собирается исчезать. — Страшно стало тогда, когда я перестала видеть смысл, — продолжила Аня. Он понимал её, она это видела. — Это стало происходить еще до того, как ты… пропал. Слишком многое произошло, и я уже не понимала, что я делаю и как. Вот тогда мне впервые стало страшно. Это жуткое ощущение внутри, когда страшишься сделать шаг, потому что со всех сторон враждебные лица, предатели и судьи. И ты тогда будто специально не понимал меня! Я знаю, знаю, что ты старался вытолкнуть меня за орбиту истории с папкой и Брауном, но как же это было тяжело! Она выкрикнула это, почти встав на цыпочки, стараясь стать к нему еще ближе, стараясь убедить его в том, что она говорит. Бедная девочка! Даже сейчас, когда головой она все понимала, это ранило её! Но тогда он не мог поступить иначе! Тогда это казалось ему верным решением! — Потом страх ушел! Той самой ночью. Тогда все поменялось раз и навсегда. Я думала, что никогда больше не буду бояться, так счастлива я была. И этого счастья хватило мне еще на два дня, покуда я искала, что же с тобой сталось. Я могла весь город перевернуть, поверь мне! Я чувствовала это! Не было стены, которую я не смогла бы разбить. Не было никого, кто смог бы меня остановить. А потом страх вернулся. Когда я поняла, что нет ни малейшей надежды вернуть тебя, что я никогда не смогу узнать, что с тобой случилось, что я не смогу помочь! Штольман не мог больше этого слушать. Он прижал её к себе, стараясь успокоить любимую женщину, дрожащую в его объятиях, и пытаясь не слишком обращать внимание на боль в сердце и горькую тоску по тем временам, когда пять лет разлуки пропастью еще не пролегли между ними. Будь они вместе, все было бы по-другому! — Я тебя подвела, ты знаешь! И саму себя! — проговорила Аня ему в грудь, немного успокоившись. Ей нужно было это сказать, чтобы это не причиняло им обоим такой боли. — Я позволила страху взять надо мной верх. Я позволила страху изменить себя. Я потеряла ту ночь, потеряла предыдущие полтора года, позволив им размыться, позволив страху и боли съесть все хорошее и превратить меня в подобие меня самой. Духи больше не приходили ко мне, они тоже испугались моей тоски. Они вернулись только тогда, когда вернулся и ты. Я тогда впервые подумала, что это может быть правдой. Твое возвращение. Робкая надежда, которую я, конечно, отвергла. Страх ведь был сильнее. Я долго была его рабой. Даже когда мы приехали сюда, это все еще была не я. Ты не поверишь, я смогла увидеть саму себя по-настоящему только сегодня. Без заслона на глазах, без угрызений совести, без боязни. И я больше не поддамся. Я не позволю страху затмить саму жизнь. Ты ведь видишь меня без помех и тумана. И любишь меня. Поэтому и я больше не буду смотреться в кривое зеркало. Я не буду бояться!