Детективное агентство "Анна и её духи". Восьмое дело.

— Анечка, — позвал Штольман. Нужно было что-то сказать, но он просто не мог. Слова не шли, потому что он и сам знал, что может сделать с человеком страх, как он парализует волю, как превращает тебя в кого-то, кого ты и сам не знаешь. Он понимал её, поэтому держал сейчас, не желая отпускать, но понимая, что долго так не простоишь. Улица не была оживленной, но вдалеке уже показались прохожие, и Яков явно видел, как в доме слева зашевелились шторы. Вниманием их не оставляли даже в Париже. Анна подняла голову, и Штольман вздрогнул. На него смотрела молоденькая барышня Миронова, еще не затронутая историей с папкой и его исчезновением, которая горячо уговаривала его провести следственный эксперимент, чтобы вытащить своего дядюшку из-за решетки. Вот-вот сорвется с места и подарит ему поцелуй, выражая признательность за его согласие. Яков понял, что нужно сказать. Так ему когда-то говорил отец, если он просыпался ночью во время грозы. На юных созданий это действовало благотворно. — Ты все верно говоришь! — улыбнулся Штольман. — Нет нужды больше бояться! А если станет страшно, то бояться будем вместе! А в таком случае страх не имеет такой силы, уж можешь мне поверить! Аня улыбнулась ему в ответ. Он прекрасно понял, что она имела в виду. И сказал именно то, что было нужно. — Бояться вместе? На такое я согласна! — кивнула она, отступив наконец и поправив смявшееся платье. Внутри было удивительное ощущение. Будто только что она стряхнула с ног оковы. Мама говорила, что если ребенок долго не ходит, то мать или бабушка будто бы перерезает воображаемые путы между его ступнями, и очень скоро он делает свой первый шаг. Так и она сейчас разорвала все путы и была готова шагнуть вперед. Не одна, вместе с любимым человеком, с которым они сделают еще много полезного для людей. И дар её будет им только в помощь. — Я столько беспокойства тебе приношу, — вдруг вырвалось у неё. Этого она точно не хотела говорить, поэтому и сама искренне удивилась. Видно, сегодня нужно было выложить все, что накопилось на сердце. Вот слова и выскакивали самовольно. — Не могу усидеть на месте! Тащу тебя, куда духи позовут. Вон хоть на кладбище посреди ночи. — Тащи! — немедленно ответил Штольман. — Кладбище в твоей компании приобретает известные лоск и привлекательность. Я, знаешь ли, стал с нетерпением ждать, куда же нас выведет новое дело. Это, как открывать подарки на Рождество. Такое же волшебное ощущение: срывать обертку и не знать, что будет дальше. Кто знает, может, завтра тебе понадобится последовать за духом на верхушку Эйфелевой башни. — Нет уж! — взмахнула рукой Аня и поёжилась. — Туда я больше не ногой! Пусть хоть сам Карл Великий приходит и просит о помощи! Яков хмыкнул. В её слова мало верилось. Это она только сейчас так говорит. Они пошли вниз по аллее, держась за руки. Штольман и Анна ведь уже разговаривали об этом. Давным давно, в другой жизни, когда закончилось дело Демиурга. Она тоже пыталась говорить о том, что она приносит ему беспокойство, а он ответил, что без неё его жизнь была бы иной. Пустой и неинтересной. Прошло шесть лет. Ничего не изменилось. — Яша, так ты думаешь, что чудо со слезами Святой Бригитты — это обман? — спросила Аня, которая стала думать о том, как люди реагируют на то, что выходит за грань обыденности, и вспомнила о статуе. — Как же я тогда видела, как она плачет? — Я так не думаю, — покачал головой Яков и вздохнул. — Это меня пугает отчасти, но я много раз прочел показания прихожан и заметил две тенденции. Большая часть повторяет слово в слово, что в воскресенье произносилась проповедь, все молились о чуде, а потом, если молитва была усердна, Святая Бригитта плакала. Но есть группа людей, всего несколько, которые говорили другое. То же самое, что мадам, которая исцелилась, прикоснувшись к статуе. Они утверждали, что на таких службах они не чувствовали ничего и тяготились этим, но однажды, когда меньше всего этого ожидали, они чувствовали запах ладана, слышали голос и видели совершенно другие слёзы, не такие, которые появлялись обычно. И видели это только они, а не вся церковь разом. Так же, как и ты сама в тот раз. — Неужели ты думаешь, что все это реально? — с благоговением и робостью спросила Анна. — Я не знаю, что думать, — развел руками Штольман. — Это не то, за что я могу поручиться. Я лишь могу утверждать, что не все в церкви было устроено человеческими руками. Здесь явно нечто большее. Они замолчали, дошли до бульвара, поймали фиакр и поехали домой. Открыв калитку и пройдя по дорожке к особняку, Штольман резко остановился, потому что увидел, что в окне маячит испуганное лицо Мари. Заметив хозяев дома, она яростно замахала руками, показывая влево. Яков взглянул туда. На крыльце, скрытый побегами плюща, сидел дьякон.