Эта ночь последняя в войне

В гримерку осторожно, как котенок, проходит девушка. Внезапно симпатичная и даже красивая. Глеб ловит себя на мысли, что она слишком похожа на его жену, что ему почему-то не нравится, он не может понять, чем вызвано сходство. Макияж? Волосы? Гримаски? - Здравствуйте, Глеб Рудольфович. Спасибо за прекрасный концерт. Господи, еще и Рудольфович. Он что, настолько стар, блять? Девушке на вид лет 27, не такая уж малышка, у него жена почти такого возраста. Ему неприятно, он старается заглушить раздражение болтовней и пытается (о боги!) понравиться этой красотке. Она как-то странно заторможена, обкурилась что ли? Извиняется уже в пятый раз, роняет приготовленные открытки, мучительно ищет маркер. Вот ведь дурочка. Но особого выбора у него сегодня нет, а думать о новом плане на вечер невыносимо. Глеб берет открытку, спрашивает: «Кому подписать?». «Тане», - слышится в ответ. Ого. Ее еще и зовут, как его жену. Вернее, как двух из трех его жен. Что за проклятье, мы этим Пушкину, что ли, обязаны? «Итак, она звалась Татьяна…» Дурацкие цитаты, как обычно, всплывают в его голове. Уж что-что, а это всегда при нем – набор цитат, из классики, советских песен, старых фильмов, каких-то лозунгов. Этим он набит до отказа. - Итак, она звалась Татьяна… Господи, он что, вслух это сказал? На фига? Тоже мне, обольститель. Как-то тупо, Глеб, ты ж не ловелас из этих самых твоих любимых старых советских фильмов. Она зачем-то опять принимается извиняться. За имя? Смешная девочка. А она миленькая, и так краснеет забавно. Сразу выглядит много моложе. - Хочешь музыку послушать? Трудно представить, чтобы кто-то из них сказал в подобной ситуации «Нет». Глеб, ты сегодня просто все штампы словил. «Что за жесть», - думает он, а сам тем временем находит и включает ей оставшиеся в привате треки из soundcloud, выбирая наиболее удобоваримые - в смысле мелодичные. На столе какие-то фрукты, сыр – Глеб подвигает ей тарелки, наливает в пластиковый стаканчик виски из полной (почти) бутылки. Наливает и себе и с удовольствием замахивает одним глотком. Он устал. Может это понять хоть кто-нибудь, блядь? Понятно, что пить крепкие напитки она не умеет, ищет, чем бы запить, опять краснеет, глаза наливаются слезами. - Ты че ревешь-то? Он слегка приобнимает ее, касаясь плеч и немного шеи. Шея красивая, длинная, с небольшой родинкой под левым ухом. Пахнет то ли шампунем, то ли легким парфюмом – приятно пахнет. Он уже представляет, как между делом ее трахнет, не здесь, конечно, а дома (хорошо, что жены сегодня нет). Славная, чистенькая девочка, что называется, приличная. И тут она начинает рыдать - всерьез, прижимаясь к нему со всей отчаянностью. Он чувствует ее грудь сквозь кофточку (горячая! Грудь, конечно, не кофточка), руки ее обвились вокруг его шеи. Душно! Ему становится скучно. Такое он проходил не раз, и не два. «Она уже готова», без сомнения. И уже течет, тьфу, а он даже трех слов ей не сказал.