Эта ночь последняя в войне

Он хочет спать. Все.. что ему нужно сейчас, - это сон. Он перебирает события сегодняшнего дня (и ночи) – господи, какой же это был нескончаемый день (или ночь!): концерт, постконцертный отходняк, девчушка эта, секс (а неплохой ведь!), убивающие его смски от брата, потом боль, кровь, скорая, больница, капельницы. Не слишком ли много для одних суток? И он даже не ел сегодня толком ничего. Но, впрочем, это последнее, что его волнует. С детства он ненавидит больницы – слишком много времени отдано им. Почему он все время болеет? Раньше больничное безделье и напряжение (одновременно) провоцировало творчество, сейчас едва ли – кроме усталости, нет никаких чувств или желаний, нет ничего. Уснуть бы. Спать он не может. Ну, ясно море, кто бы сомневался. Он и в нормальных условиях уснуть не может, а тут, в палате на 4 человек, где кто-то непрерывно стонет (молодой парень после операции – авария, удалили селезенку, пара переломов, в общем-то фигня); еще один парень с аппендицитом (его выписывают завтра, он адаптирован, ему пофиг на все); еще дед со сложной историей, в которой чего только нет – от язвы желудка до онкологии, - но с удивительной цепкостью к жизни. Соседи делятся историями охотно, им скучно, а в больнице нет места такому понятию, как стыд или личные границы. Но Глеб молчит. - А я тебя видел где-то, парень? – хрипит дед. – Тебя как зовут-то? Знакомое лицо, тебя по телеку не показывали? Забавно, что из всех «жителей» палаты, которым от 25 до 70 лет, узнал его только самый старший, да и то неточно. Глеб ухмыляется про себя (иронию судьбы никто не отменял!) и говорит тихо, очень тихо: - Вряд ли видели. Давно не показывали. Мне трудно говорить, простите. - Чего? Не слышу я? Ты чем занимаешься-то? Разговор, к счастью, прерывает медсестра, которая пришла поставить еще один укол и сменить капельницу. - Температуру измерьте, пожалуйста, обход в 10 часов. Будет зав. отделением, нужно убраться в тумбочках и на подоконниках. Блядь, он поспит сегодня вообще? Как тут получить одноместную палату? Глеб с тоской понимает, что ему не справиться с этой гребаной жизнью без Димы, придется ему звонить. Дождаться бы Танюху или как там ее зовут. Нет, он не забыл ее имя, просто кокетничает. Сам с собой. Он забывается минут на 40, но тут опять входит медсестра. Включает свет, все просыпаются. Ну да, это же больница, о личных границах здесь речь не идет. Обычная государственная больница. О, а пришла она из-за него. - Самойлов Глеб Рудольфович? Анализ крови возьмем. - Самойлов? – чертов дед не спит. – Самойлов?! Так ты из этих, из братьев? Агата Кристи! Я же говорю – я тебя по телеку видел! Дочка моя вас обожала. Дочка меня бросила, все бросили. Но я помню, как она музыкальные каналы смотрела и нас заставляла! Песни твои… про могилы? Вот из-за твоих песен у дочки крыша и поехала! А с хера ль ты так похудел? Рак, наверное. У меня 30 лет назад был, ничего, вырезали. И тебе вырежут. Блядь, отлично начинается новый день (а он уже начался, уже раннее утро, на посту гремят чем-то, по коридору развозят каталки, медсестры энергично бегают по палатам, и в общем-то, никто уже не спит). А Глеб хочет спать. Слабость. Ему нужно уснуть, отстаньте. - Эй, мужик! Самойлов! Очнись уже! Неугомонный дед звонит на пост (у него и кнопка есть специальная, охуеть), прибегают медсестрички. Похоже, Глеб опять отключился. - Не волнуйтесь, гемоглобин у вас менее 60, бывает. Девушка (медсестра?) крутит ваткой с нашатырем у его носа, что-то успокаивающе бормочет. Ему пофиг. - Как вас зовут? - Ольга, - она улыбается от неожиданного внимания, розовеет. - Оля, я хочу уснуть. Желательно навсегда. Она внезапно начинает как будто кокетничать с ним, эти приемы он выучил наизусть, но она даже не знает его – с чего вдруг? Он привык к ореолу узнавания и всему, что сопутствует его «известности», но эта явно не в курсе. Сама по себе скромная такая? Или че? Мысль о том, что он может понравиться хоть кому-то, да пусть этой медсестре - просто так - кажется настолько дикой, что он отметает ее как самую маловероятную. - Мне нужен телефон. Он опять проваливается хз куда. Там «темнота, и тишина звенит».