Зимующая ласточка

Но однажды ты встретишь того, кто произнесет твое имя так, будто бы он его придумал, будто бы он его изобрел.

      Девушка никогда не верила в удачу. Девушка никогда не отдавалась воле случая. Девушка никогда не пускала все на самотек. Девушка никогда к себе никого не подпускала. Девушка вечно жила в крепости, которую сама же и возвела. Она не ждала принца, примчавшегося на белом лихом скакуне. Она не ждала, что кто-то решится спасти ее из холодных пустых стен собственной головы. Она этого не ждала и не просила. Девушка всегда думала, что ее удел вечно гнить в этом подобии уюта, убеждая себя в своей безопасности каждый день до скончания веков. — Это лучший вариант. — Так тебе не сделают больно, — кричал голос в голове. — Пустишь чужого - умрёшь! — Стены защищают тебя. Цени это! — Верно! — Поддакивать другой голос, разносясь эхом, — Они твою жизнь оберегают!       Все твердили одно и тоже вот уже много лет. Она будучи принцессой-затворницей лишь коротко кивала, вечно соглашаясь с их речами. Они правильно говорят… Это лучший способ…       У нее и мысль не возникала, что здесь что-то не так. Что ее верные спутники могут допускать ошибки, губя свою неразумную хозяйку. Долгие годы с ее уст не слетали даже малейшие намеки на слова, лишь отрывистые кивки выражали ее согласие. Всем этого хватало, чтобы и дальше продолжать знакомую эпопею. Но что-то… изменилось.       Впервые ее губы были способны шевелиться. Впервые могли размыкаться, а язык поддавался ее манипуляциям. Она стала слышать не только чужие возгласы, но и свой же голос. Она и забыла, что он у нее есть. Пока в очередной раз ее уверяли, что в стенах этого склепа она в безопасности, ее рот приоткрылся. Она впервые задала интересующий ее вопрос: — Разве это жизнь?       Воцарилась тишина. Впервые в этом месте было настолько тихо. Никто даже лишний раз не дышал, пытаясь осознать происходящее. Девушка осмотрелась вокруг, натыкаясь на абсолютный мрак. Здесь всегда было так темно? Она все это время жила в ночи, пока они говорили? Ей не дали больше времени на раздумья, так как все разом разразились в полное горло. — Конечно, а что по-твоему? — Неблагодарная! Мы этому тебя учили?! — рычал кто-то рядом. — А в жестоком мире лучше? Ты там и часу не протянешь!       Голоса продолжали убеждать ее, что только в этих стенах ее душа сможет найти покой. Что только так она проживет безбедную жизнь.       Почему сейчас это кажется таким бредом? Почему столько времени она слушала их нравоучения? Почему считала, что жизнь в заточении - благодать? Почему тьма теперь подобна яду? Почему?       Холод этого места впервые достиг ее тела. Она ощутила лютый пробирающий ветер, тянущийся по ледяному полу. Невидимые стены начинали давить, забирая у нее остатки воздуха. Забирая у нее все,что она не оценила по достоинству. Будто это место бунтовало против хозяйки, заставляя ее передумать. Заставляя задуматься о силе неприступных стен. Рой голосов продолжал выть, посмеиваясь над глупой девицей, пытающейся противиться судьбе. Они издевались над ней, обличая свои мерзкие лица. Больше их голоса не казались добрыми.       Неужели это конец? Я навсегда останусь в этой тьме? Никогда не увижу больше собственной крепости? Это расплата?       Ее трясло, а в горле застрял сухой ком. Хотелось кричать в надежде, что кто-то ее услышит. Спасет.       Девушка никогда не верила в удачу. Девушка никогда не отдавалась воле случая. Девушка никогда не пускала все на самотек. Девушка никогда к себе никого не подпускала. Девушка никогда никого не ждала. — Цубамэ.       Это был странный голос, показавшийся смутно знакомым. Но в такой мгле не мог звучать хоть раз такой ясный голос. Это просто не могло быть. Но почему… он такой ласковый? Почему в сердце поселилось странное согревающее чувство, которое она никогда не испытывала? — Я рядом, Цубамэ. Рядом? Как это рядом? Я же всегда одна. — Больше нет. Не верю. Я тебе не верю…       Тьму разорвал луч света. Он был настолько ярким, что девушке пришлось жмуриться. Она не привыкла к такому, яркие лучи до боли слепили. Это было правда больно.       Голоса кричали, будто рвали свою собственную кожу. Их крики походили на предсмертную агонию. Они глушили, от чего девушка закрыла уши. Страшно. Больно и страшно. Что же это такое? — Свобода, — подсказывал голос. Свобода? У такого красивого слова такие страшные последствия?       Может голоса были правы? Может ей не следует лететь на огонь, чтобы не обжечь свои крылья? Остаться навеки во мгле, доживая отведенный срок? Это лучше?       Девушка ощутила пятерню на своей макушке. Кто-то принялся нежно гладить ее волосы, пытаясь успокоить бушующие чувства. Ее глаза распахнулись, а ладони оторвались от ушных раковин. У нее было только одно желание: увидеть обладателя такой мягкой руки. Ее глаза наткнулись на светлые блондинистые волосы, будто разливающиеся солнечным светом. Хоть корни были темными, но свет, исходящий от самого парня, все затмевал. Он сиял. На лице у него была мягкая улыбка, а глаза изогнуты в полумесяцы. Они тоже походили на два светила. — Пойдем отсюда, — он не спрашивал, а утверждал. — А что меня там ждёт? — не устояла она от вопроса. — Свет.       Не опасно ли выбираться на солнце? Возможно ли затворнице жить среди свободных людей? Есть ли место ей в том мире? — Пока я рядом, ты всегда сможешь жить под солнцем, — мягко проговорил голос. Пока он рядом? Он всегда будет рядом?       Девушка протянула ему свою бледную ладонь, ухватившись покрепче за него. Он неспешно повел ее в сторону яркого света. В сторону свободы, о которой ей не рассказали. Она оглянулась в тьму, которую считала домом. Мрак все продолжал тянуться к ее пяткам, стараясь вернуть свою любимую затворницу. Но она этого не хотела.       Ее взгляд упал на руку, которую она сжимала. Мягкая и теплая. Прямо как парень, что шел с ней бок о бок. Прямо как свет, что ждал ее впереди. Она справится. Справится! Вот только… «Пока я рядом, ты всегда сможешь жить под солнцем». Было в этом что-то странное… неправильное. А я сама не могу?..       Картинка стала расплываться. Прежний свет пропадал, снова погружаясь во тьму. Она падала куда-то вниз, не имея возможности хоть за что-то зацепиться. Девушка закрыла глаза, предчувствуя болезненное падение, но такого не произошло. Она наконец открыла глаза и телом почувствовала тепло. — Проснулась? — тихо спросил знакомый голос.       Хенко ещё не до конца понимала происходящее, потому не спешила отвечать. Сознание было еще затуманенным, а мысли спутанными. — Поспи ещё, станет легче, — убаюкивал ее голос, а мягкая ладонь скользила по ее затылку. — Мы уже на свету?.. — вымученно простонал она, получше устраиваясь к источнику тепла. Ей ответили с запозданием. — Мы все еще в комнате. У твоей бабушки, — парень пытался говорить короткими предложения, чтобы ее тормозящий мозг успевал понимать. — Комната… Бабушка… — мямлила она себе под нос, — Значит, уже пришли?..       Цу несла откровенный бред, ведь еще окончательно не поняла, что проснулась. Ну эта простая истина пришла достаточно скоро, особенно когда носом и щекой почувствовала не любимое одеяло. Она немного потерлась о шершавую ткань, которая до боли напоминала ее неудобную форму. Какие-то шестерёнки в голове запустились, заставляя ее наконец разлепить опухшие глаза.       Они не сразу привыкли к темени, но она точно смогла определить свое положение в пространстве. Она сидела на коленях, опираясь всем телом на своего бедного друга. Тому пришлось играть роль статуи, чтобы не потревожить беспокойный сон одноклассницы. Вышло до жути неловко. — Прости! — она резко отпрянула от Козуме, желая прекратить и без того долгие объятия. Было темно, но ее сознанию почудилось, что он улыбнулся. — Все в порядке, — заверил он ее, разминая затекшие плечи, — Я и сам хоть немного перевел дух.       Ей хотелось ему верить, но с трудом она могла осознать, что сидение в одном положение сильно расслабляет. Но Хенко не хотела ставить его в ещё более неловкое положение, потому промолчала. — И долго я так спала? — ненавязчиво спрашивала она, чтобы понять размер бедствия. Он замялся. — Сложно сказать… Не мог дотянуться до телефона, потому не знаю, — это он ее так успокаивает? Плохо выходит.       В темноте не было видно лёгкого девичьего румянца, опаляющего ее щеки. Ей не очень нравилось, что она доставила ему столь продолжительные неудобства. Да и к тому же… Девушка невольно вспомнила обстоятельства, которые предшествовали этому странному сну. Хотелось провалиться под землю.       Цубамэ не знала, что ей делать. Притвориться, что ничего не было? Или попытаться уйти от этой темы? А может продолжить?.. Пожалуй последняя идея была самой страшной.       В темноте эмоции каждого скрывались от соседа напротив. Девушка пребывала в растерянности, кидая взгляды в густую тьму. А парень напротив был до жути спокоен, будто их диалог прервался на выборе чая. Его сосредоточенные глаза наблюдали за дребезжащим силуэтом одноклассницы, распознавая ее движения. Он понимал, что происходит. А вот она не очень. — Я хочу услышать всю историю, — заявил Козуме ровным тоном.       Хенко вмиг прекратила елозить на месте, сосредотачивая внимание на фигуре рядом. Ей показалось, что даже в этой темноте его глаза светились. Странным светом и огнем, поглощающим всю ее без остатка. Она проглотила подступивший ком, готовясь к ответу. — Я же и так тебе все рассказала, — пыталась дать заднюю она. — Мне не нужен свет, чтобы понять, что ты мне врешь, — заявил парень.       На ее лбу выступила испарина, а сердце пустилось в пляс. Она ненавидела эти моменты, когда ее ловили на вранье. Хуже пытки не придумать. Его прозорливость меня пугает. Подумала про себя Хенко.       Цу очень хотелось прекратить вечер откровений. До этого она многое успела наговорить Козуме, вдаваясь в не самые радужные подробности. Там ей управляли эмоции, порыв, развязывающий плотный узел на языке. Хотелось, чтобы ее выслушали и утешали. Но сейчас, когда голова немного остыла, все это было слишком сложно. Она снова становилась прежней версией себя. Далекой и неприступной. — Козуме, я… — пыталась начать она, но ее перебили. — Представь, что говоришь со стенкой, — подкинул свою идею юноша, — Я даже отвернусь, чтобы ты видела лишь мой затылок.       Он и вправду развернулся к ней спиной, ожидая начала ее рассказа. А девушка пару раз похлопала ресницами, с трудом осознавая ситуацию. — И как ты себе это представляешь?! — возразила она против его «гениальной» идеи. — Ну берешь и говоришь, — ответил он как о самом себе разумеющемся, — Будто в комнате никого нет. — Я не могу так!       Словно так легко представить, что парень растворился в воздухе, вылетая через открытое окно. С ней было что-то не так, или с Козуме? — Можешь, — уверил он ее, — Это просто дело практики.       Девушка неуверенно посмотрела на мальчишечью спину. Ну очень сложно было представить ее частью бабушкиного интерьера. Он хоть ее не торопил, но Хенко все равно передавалось его внутреннее предвкушение. Она же такого совсем не ощущала.       Глубокий вдох. Синяки неприятно ныли даже от столь простого действия, подначивая хозяйку тела кряхтеть. Хотелось стать бесформенным духом. — Чтобы «стенка» хотела узнать? — девушка решила играть по его правилам. — Про твоих родителей, — незамедлительно ответил собеседник, сжимая кулаки до побеления костяшек. Хенко предполагала, что с этого начнется. — Я буду вполне честной, если отвечу, что ничего про них не знаю. Кенма дернулся, не ожидая такого, но подруга все же на этом не остановилась. — Бабушка рассказывала, что они познакомились ещё в старшей школе. Влюбились друг в друга до потери пульса, прямо как в дешёвой манге, — говорила она с какой-то усмешкой, будто ее забавляли все эти воспоминания, — Потом родилась я, а следом моя младшая сестра. Не могу сказать про наше детство, так как вообще ничего не помню, — честно ответила Цу. — Вообще? — удивился он. — Какие-то ничего незначащие отрывки, — наотмашь сказала девушка, — Лишь точно могу сказать, что после травмы Арисы все стало совсем плохо. Нехватка денег, ругань и прочие семейные неурядицы. — И ты считаешь это нормальным? Она слегка задумалась, но быстро и безразлично ответила. — Нет, это определенно не нормально, — ее голос звучал как-то отрешенно, будто в этом не было ничего такого, — Но я не могу поменять своих родителей, как бы этого не хотела.       Повисло молчание, которое никто не решался нарушить. Каждый обдумывал эти слова, повисшие в воздухе. — А если поговорить с ними?.. — нерешительно предложил Кенма, словно сам не верил в свое предложение. — Будто я до этого с ними в «Крокодила» играла, — отчеканила Хенко, — Они меня не слышат… — голос ее стал грустным и унылым, — Знаешь, уже надоело им что-то доказывать, порой проще согласиться. Хотя так тоже не всегда выходит. Наши посиделки тому подтверждение, — почти смеясь добавила девушка. — А что с твоей сестрой? У нее все также? — поинтересовался Козуме.       Девушка замерла, едва сдерживая беспокойство. Набравшись смелости, все же заговорила. — Арисе очень тяжело, — выдавила из себя Цу, — Она чувствует себя виноватой, будто это она разрушила нашу семью. Будто в ней вся проблема…       Она замолкла, заламывая пальцы на руках. В сердце нарастала тревога, готовая вот-вот вырваться из ее груди. — Козуме… — нерешительно позвала его подруга, — Я скорее всего покажусь тебе жалкой и слабой, но мне хочется кое-что тебе рассказать.       Робкие слова ещё долго гуляли по прохладной комнате, отдаваясь в разуме парня. Он не верил в услышанное. Не верил, что его скрытная подруга по собственной воле хочет ему что-то рассказать. Сердце ускорило бег. Кенма хотел было наругать ее, что позволяет такие сравнения к себе, но та его успела перебить. — На самом деле я виновата в разладе в семье. Эти слова стали ещё большей неожиданностью. — Почему?.. — неуверенно спросил он, разрываемой сомнениями.       Девушка же дала себе небольшую передышку, снова примеряя на себе роль рассказчика. — В день аварии…       Стояла ясная погода. Солнце слепило, а на небе не было ни единого облачка. Всем завещали хороший день. Даже гороскоп, который регулярно проверяла подруга Хенко, говорил, что ее ждут большие перемены. Правда они в силу детской наивности верили в их счастливый расклад.       Это был последний школьный день перед летними каникулами. Вся школа стояла на ушах, предчувствуя теплое время года. Цубамэ было каких-то тринадцать лет, а ее младшей одиннадцать. Слишком смешные числа перед предстоящими испытаниями.       Сестры всегда учились в одной школе. Так было проще им и родителям, так как роль провожатого доставалась старшей Хенко. Они традиционно шествовали до дома парой. Но тот жаркий день отличался.       У Цу всегда было мало друзей, потому очень редко у нее была возможность пообщаться с ровесницей. Ариса уже ждала ее после уроков, чтобы в своем обычае пойти с сестрой до дома. Старшая вышла со своей подругой, когда обе были увлечены обсуждением предстоящих каникул. Как их провести. Куда сходить. Чего съесть. Такие банальные темы мелькали в их диалоге. Цубамэ отошла в сторонку с сестрой, умоляя дойти до дома без нее. Девушке хотелось ещё немного побыть со своей подружкой, чтобы обсудить все мельчайшие детали. Ари хоть и была огорчена, но послушно согласилась. Она знала, что это значило для ее сестры. Ведь даже хулиганам нужны друзья.       Она ушла одна. И одна же и пострадала. Ее сбили на ближайшего перекрестке, оставляя малейшие шансы на спасение. Это был конец.       Когда подробности этой истории дошли до родителей, началась ссора, которую она запомнила на всю жизнь. Самые первые крики, которые буквально впились в ее память. Она умрет, а они останутся. — Почему Ариса была одна?! Где ты была, скажи мне на милость?! — это было ещё то далёкое время, когда она могла слышать голос собственной матери, — Ты хоть понимаешь, что ты натворила?! Что? Спрашивало сознание, совсем ничего не понимая. Девочка еще была не в себе. — Теперь нам нужно будет расплачиваться за твою ошибку! — рычал отец, размахивая руками, — Мы понесем этот крест! — Почему именно Ариса? Почему она?.. — мать рыдала, стоя на коленях, закрывая ладонями красное лицо.       Отец стоял у окна, рассматривая тускнеющий горизонт. Его брови были сведены к переносице, а в сердце плескалась злоба. Он не спешил успокаивать свою супругу, будто совсем не замечал ее состояния. Оба родителя не замечали состояния собственной дочери.       Я… виновата. Это все моя вина. Я… почти убила свою сестрёнку… Убила… Я… Мысли пожирали ее, а воздуха все становилось меньше. Я… не хотела… Я этого не хотела! Я же люблю ее… Люблю… Я этого не хотела… Это моя вина. Это моя вина…       Этот день стал жирным красным пятном в истории семейства Хенко. В истории Хенко Цубамэ. — Я злодейка этой истории, — она усмехнулась, пытаясь подавить горечь, — Вот и расплачиваюсь за собственные грехи. Таков закон кармы.       Кенма молчал, будто действительно стал стеной. Притворился статуей, даже дыша через раз. Это выбивало почву из под ног. Что у него было на уме?       Парень молча встал. В его движениях была непоколебимая решимость. Девушка была готова к чему угодно, но только не к этому.       Кенма профессионально и быстро завернул ее в одеяло, так что двигаться было тяжело. Даже дышать было не легко. Она не поняла его выпада, готовясь громко возмущаться, но потом ее будто током ударило. Он буквально положил ее голову себе на плечо, а туловище зажал ногами и руками, заключая в объятия.       Хенко не могла и слова вымолвить. Даже шелохнуться не могла. Козуме прижался к ней, продолжая крепко обнимать, когда она выглядела как сосиска. Он не давал ей возможности убежать, да и она собственно не пыталась. Ведь была полностью пленена своим другом. — Ты не виновата, — его голос стал каким-то чужим.       В нем присутствовала сталь, которую ковали лучшие мастера. Но она дрейфовал в горячих потоках лавы. Он был в гневе. Что его так разозлило? Что так огорчило в ее рассказе? Почему он так себя ведёт? — Слышишь? Ты не виновата, — повторил он, чтобы глубже вбить эту мысль в ее голову. — Но я… — пыталась она возразить, но ее перебили. — Цубамэ, — от собственного имени у нее выбило воздух из лёгких, — Ты бы ничего не смогла сделать. Ни-че-го, — членораздельно произнес юноша, — Чудо, что ты осталась цела. — Лучше бы это была я… — прошептала она.       Вот уже три года она держи эти слова в голове. Три года мучает себя, желая переиграть тот ужасный день. Если Бог не захочет решить всё без крови, то она всегда предложит взамен себя. Себя и только себя.       Ариса светлый и добрый ребенок, у которого должна быть прекрасная жизнь. Но почему ей приходится кататься на колесах, имея ноги? Почему в столь юном возрасте нужно проходить через это? Почему? Она же не виновата. Лучше бы… — Нет, — гневно изрек Кенма, — Так нельзя говорить. Никому нельзя так говорить. Нельзя желать страдание другому или себе. — Козуме, я… — Зови меня Кенма, — сказал он, шепча более спокойно, — Зови просто Кенма.       Он нежно гладил ее голову, но даже через слой одеяла девушка это чувствовала. Она не была смущена, не была в ступоре. Почему-то это все казалось ей правильным. Будто только так и должно быть. Может это странно? — А ты меня Цумэ, — она улыбнулась мягкой ткани. — Цумэ? — не понял он. — Всегда хотела, чтобы меня так называли, но как-то случай не подворачивался.       Каждый тихо рассмеялся, снимая напряжение. Это было что-то новое. Что-то неизвестное.       Близился конец семестра. Старшеклассников ждали мучительные экзамены, которые вселяли ужас в каждого второго ученика. А за этими непростыми воротами скрывались долгожданные летние каникулами. Что же там их ждет? Новое приключение? Новая правда? Новый этап? Это все будет. Пока ласточка греется на теплом юге.