***
После урока Обри, немного смущаясь, подошла к учительнице и попросила дать дополнительные задания, чтобы она могла улучшить успеваемость. Она косо посмотрела, но выполнила просьбу. На первый раз Ким это проигнорировала. Но Обри сделала то же самое и после математики, и после биологии… А на обеденном перерыве вместо того, чтобы снова воровать обед у Базила, Обри отправилась в библиотеку. — Ха-ха, Обри, что с тобой случилось? — посмеялась очкастая, догнав подругу у входа. — Не знаю… Надо готовиться к экзаменам. — Обри свернула к полке «Химия». — Грустно просыпаться с осознанием того, что ты туп как пробка. Ким следила за движением руки Обри, которая летела по корешкам книг, пока не остановилась на книге о фотографиях. Девочка ее взяла, открыла оглавление и взяла в подмышку. Потом отправилась к книжному шкафу с табличкой «Социология " и взяла учебник за прошлый класс. В библиотеке тихо… Обри молчаливо стояла, оперевшись плечом о полку, и о чем-то думала. Приблизившись к ней, Ким попыталась поцеловать, но Обри вывернулась, увернулась и пошла к выходу. Девочка успела заметить странную неприязнь на ее лице. Ким и Обри вышли во внутренний двор, где было очень тепло и солнечно до ослепления, и школьники заканчивали обедать. — А как у тебя дела… Дома? — спросила Обри. — Пф… Папа купил дом. Кстати, на твоей улице! — Ким плюхнулась за ближайший столик. — Сейчас оба заняты переездом. До конца лета мы с Вансом будем жить с мамой. Потом… Не знаю. Ким положила руки на стол и спрятала лицо в них. Доставая из рюкзака погрызанную ручку и тест, который дала учительница по грамматике, Обри решила быстренько его решить — это был простой тест, где нужно было выбрать правильные варианты ответа или написать одно слово. — Ты не боишься, что Ванс переедет жить к вашему папе? — А? Чего боятся, мне же лучше! — Ким выпрямила спину, ухмыляясь. — Будет комната свободна. Отвлекшись от второго задания, Обри подняла глаза и пристально посмотрела на Ким. Ее пальцы теребили лямку бордовой сумки на ее плече, а одна нога тряслась. Ким смутилась и отвернулась. — Ну… В любом случае, мы же все еще будем жить недалеко! — Девочка расслабленно откинулась на спинку стула, прикрыв глаза.***
Как обычно, после школы Ким и Обри пошли в одну сторону — к дому последней. Ким сама удивлялась тому, что ей стало гораздо приятнее проводить время в гостях у своей девушки, чем у себя дома… В прихожей у входа стоял самокат. Проведя по его ручку рукой, очкастая случайно обронила: — Катаешься? — Времени нет. Обри разогрела пиццу из супермаркета, налила апельсинового сока. Для Бон-Бона взяла нарезанные листы капусты и села за стол. Смущенная всем этим молчанием, Ким стала есть, делая вид, что поглощена распробыванием вкуснейшей пиццы. После ужина девочки поднялись в комнату Обри и обнаружили белый комочек, спящий в незаправленной кровати. Ким вздохнула с такой горечью, с которой может вздохнуть только Бог, разочарованный своим творением. — Я так хотела полежать уже! Лежит тут, видите ли, король. Девочка встала перед кроватью, накрывая угрожающей тенью мирно спящего кролика, ее руки уперлись в бока, а глаза сузились. Пока Ким пыталась напустить на животное какие-то энергетические волны, Обри прошла к комоду и вытащила большую темно-зеленую книгу. — Посмотри… — неожиданно волнительно проговорила девочка, прижимая книгу к груди. — Я тебе хочу кое-что показать. Это очень важное. Ким повернулась к ней. Обри села на пол, и ее подруга последовала за ней, сев рядом и прижимаясь плечом к ее плечу. Молчание. Вздохнув, Обри положила книгу на пол перед ними и убрала пальцы с названия. — Воспоминания Базила? — прочла с улыбкой Ким на обложке. — Это фотоальбом? Для личного дневника слишком большой. Все такая же веселая, как и всегда. Но Обри, на душе которой моментально стало темно и мрачно, стоило ей прикоснуться к этому альбому, было ужасно обидно от того, что Ким не может прочесть ее мысли и считать ее чувства. Обри открыла альбом на первой странице. Несколько полароидных фотографий, на которых Ким легко и быстро узнала двенадцатилетних Обри, Кела и Базила, узнала она и Хиро, хоть ей и пришлось постараться для этого. А вот Санни, когда-то бывший предметом воздыхания Обри, тоже тут… Маленький черноволосый мальчик с вечно грустными глазами и худыми руками — именно такими ассоциациями Ким и поняла, что на первой фотографии изображен именно он, в рождественском свитере и со скрипкой в руках. И его сестра… Мари. Улыбающаяся, светлая, как солнце. И под фотографиями — подписи с датами. Но была одна деталь, сбивающая Кимберли. Легкие и полупрозрачные следы черного маркера на всех фотографиях. Но в некоторых местах эти черные хаотичные пятна и линии перекрывали части фотографий. — А? Кто это исчиркал? — Ким провела пальцем по следам маркера. — Базил. — А? То есть он это сфоткал, оформил, подписал, а потом испортил? — Тут было еще хуже, — Обри говорила холодно, будто безэмоционально. — Я два года назад это забрала и вычистила, там, антисептиком, спиртом, но не до конца. Спрятала и забыла. Она начала листать страницы, надолго не задерживаясь ни на одной. Перед глазами Ким мелькали лица, пейзажи, времена года сменяли друг друга; пикник, цветочные венки, дождь, пляж, лес, домик на дереве, начало учебного года… И репетиция к тому выступлению, которого так и не состоялось, и куда хотела сходить Ким с мамой просто, чтобы увидеть Обри. — Вчера устроила генеральную уборку и нашла альбом, — продолжила Обри и потянулась к рюкзаку, доставая книжку про фотографии. — Я хочу очистить снимки окончательно. Пальцы молчаливой и задумчивой Ким скользнули под случайную страницу и открыли ее. Апрель, двадцать девятое число. Маленькая Обри в розовом дождевике весело улыбалась в камеру, держа зонтик, а сзади баловался Кел и показывал жест у плеча подруги. Ким невольно представила, будто она тоже там, отправилась на три года назад в тот дождливый день, и тусуется с друзьями своей лучшей подруги и с ней самой. Она подняла взгляд на Обри. Ее глаза были в слезах. — Ох, солнышко… — Ким положила руку на плечо подруги. Вдруг Обри закрыла лицо руками, прячась от Ким и от всего мира. Послышались тихие всхлипы и шмыгания, девочка сгорбилась, спрятала голову между руками, вцепилась пальцами в волосы и заплакала. Ким дрогнула, руки одеревенели, сердце стало колотиться. В опустевших мыслях не возникла идея лучше, чем обнять Обри. Но она резко выпрямилась, убрала ее руки и встала на ноги, взяв альбом. Кулаком девочка вытерла слезы. Обри вытащила из рюкзака листы домашней работы, пенал, тетради, из подзабытого ящика с учебными принадлежностями взяла учебники и села за стол. — Экзамены, экзамены… — проговорила Обри, закрывая лицо ладонями. — Я ни черта не понимаю! Ким встала и подошла к Обри. Так странно она себя ведет… Настороженная Кимберли не могла даже представить, что может сделать Обри. В любом случае, лучше не пытаться ее успокоить. — Раньше я могла попросить помощи у кого угодно… — Обри щелкала ручкой. — Хиро и Мари были отличниками, Базил и Санни разбирались в чем-то. Черт, да даже Кел — в физкультуре! А от вас, дураков, помощи никакой. Ким вздрогнула, услышав, как Обри их всех назвала — ее, в том числе. Но, не придав этому значения, сказала: — Шарлин хорошо учится. Думаешь, она тоже дура? — Единственное исключение. Рука Обри дрогнула и так сильно ударила ручку об стол, что она разлетелась на части; корпус, наконечник, стержень — все покатилось по столу, и девочка стала это собирать. Ким не шевельнулась. — А этот альбом… Он тебе вообще зачем? — Ну, всмысле зачем… Потому что я ценю эти воспоминания! — Я не понимаю! — Ким сжала кулаки, а ее глаза заблестели… — Тебе, что ли, не хватает нас? Мы слишком отстойные по сравнению с твоими старыми друзьями? Обри хлопнула ручку на стол и резко встала. На ее красных щеках все еще проступали дорожки слез. Приподняв подбородок, словно пытаясь выглядеть выше и опаснее, она злобно посмотрела на Ким. — Я такого не говорила, не выдумывай… — Ты это говорила… — Девочка стиснула зубы, и девочки молчали пару секунд, пока Ким не схватила альбом с фотографиями. — Зачем тебе эта обуза, выкини ее, она только тянет тебя назад! Рывком она притянула альбом и ушла назад, уклонившись от руки Обри. Но она настигла ее тут же, и девочка вцепилась в альбом. Ее безумный и злой взгляд пробирал Ким, заставляя дрожать и хотеть спрятаться. Это не ее Обри… — Отдай, не смей это трогать! — Нет, Обри! Зачем, зачем?! Ким запиналась, плакала, ее дрожащие руки ослабли и выпустили альбом, который быстро спрятала за спиной Обри, лицо которой передавало странный спектр эмоций. Красные щеки были скованны засохшими и солеными ручейками, лоб наморщен, глаза бешенно дергаются и блестят, а на шее пульсирует вена. — Потому что я люблю их, дура! — сорвалась Обри на пронзительный крик. — Неужели у тебя нет старых друзей, которых ты любишь?! — Каких… — Ким запнулась о свою речь, закатила глаза, шагнула к выходу из комнаты Обри. — Где были твои друзья, когда ты рыдала в школьном туалете и пыталась себе исцарапать живот? Обри вмиг почувствовала, будто она стоит в вакууме, ее тело слабое, как окисленная бумага, готовая рассыпаться в труху от одного касания. Кислород замер в легких, и девочка едва-едва сдержалась, чтобы не упасть на пол и просто не закричать в отчаянии. Вместо этого она отвернулась от подруги. — Уйди, пожалуйста… Только тогда Ким поняла, что сказала что-то поистине гадкое… Слова застряли в горле, слезы застыли, как воск. Прошло не менее десяти мучительно тихих секунд, прежде чем Ким спустилась на первый этаж. Последовавший за ним хлопок входной дверью привел Обри в чувства. Она упала на колени, обнимая альбом ее когда-то лучшего друга.