Конфеты и краски

Самый важный и долгожданный час в жизни Обри медленно приближался, прямо-таки полз, и девочка не знала, как тратить это время ожидания. Она даже проснулась в девять, как давно не просыпалась. Несколько раз протерла поверхности в гостиной и ванной, широко распахнула шторы, впуская нежный свет в мрачную комнату. Как бы не старалась Обри, она не могла заменить старый, покрытый масляными пятнами диван на новый, окончательно вычистить противный запах из холодильника, спрятать царапины на тумбах и починить капающий кран. Обри ждала маму, возвращающуюся из лечебницы. В горле пересохло от волнения, руки было некуда их деть, и она заламывала их как только могла, а заниматься ничем не хотелось. Открыв телефон, простой серый кирпичик с кнопками и большим экраном, Обри начала играть какую-то мелодию на кнопках вызова. И тут раздался стук, легкий, аккуратный, похожий на малиновый перезвон. Девочка тут же подскочила и открыла дверь. Болезненно худая женщина со светлыми волосами налетела на дочку с объятиями, и она даже не успела ни среагировать, ни толком посмотреть на нее, но, переборов смущение, приобняла. — Обри, моя доченька, привет! — восклицала женщина, отстранившись от девочки и взяв ее лицо в свое. Они долго смотрели друг на друга. Мама широко улыбалась, ее ореховые глаза наполнились счастливыми слезами, руки тепло касались кожи Обри. Но сама Обри… Представляла этот момент по-другому. Представляла, как расплачется, как обнимет любимую маму, как скажет, что скучала по ней. Но в ту минуту Обри будто выпала из реальности. Все окружающее показалось внешним шумом, лицо матери размывалось, в горле, по ощущением, из ниоткуда взялись мелкие иголки, не дающие ни вздохнуть, ни сказать что-либо. И девочка хотела дишь сбежать на улицу, к тому месту около парка, где всегда хорошо и только приятные ей люди. — Ох, ты покрасилась? — приятно удивилась женщина, проводя уже темно-розовый локон между пальцами. От этого жеста Обри дернулась. — Это так мило. — А, ага. Уже давно… Уже почти год. Мама прикрыла рот от удивления, громко ахнула. — Правда? Боже, как я могла этого не заметить! — Да ты вообще много чего не замечала… — невольно вырвалось у Обри, и, когда она поняла, что сказала это вслух, она резко шагнула назад и опустила взгляд в пол. Она все еще ни разу не посмотрела маме прямо в глаза. — Да, это правда… — Женщина тяжело вздохнула и отошла в сторону кухни, закрыв дверь. Одетая в светлые джинсы и мешковатый свитшот, худая, невысокая, со слегка растрепанными волосами, мать Обри выглядела очень молодой, почти студенткой. Впрочем, она и родила дочь тогда, когда едва ли поступила в колледж. Но тяжелые годы, через которые она прошла, выдавал ее устало-серьезный взгляд. — Я много ошибок совершила, — вздохнула мама, отойдя к дивану. — Ты меня можешь простить? В ответ Обри многозначительно пожала плечами. Ее одна ступня была повернута к двери, а рука уже держала ручку самоката. Вдруг глаза ее матери приметили кроличий корм на кухонной тумбе. — Обри? Ты завела питомца? — А, ну, да… — Познакомишь меня с ним? — Она легко, хоть и с ноткой печали, улыбалась. Но не успела Обри ответить, женщина вспомнила. — Ох, а твои друзья, особенно твоя лучшая подружка, которая с очками… Мне интересно знать, с кем ты дружишь! — Да, ага, ну, ладно… Давай потом. И Обри, схватив самокат, вылетела за дверь и покатилась в случайном направлении. Ее ноги и руки тряслись, ветер дул в лицо, но она не чувствовала холода, хоть и была одета весьма не по погоде. Горло болело, хотелось плакать, но слезы спрятались за решеткой необъяснимого страха. — Эй, осторожно! И через мгновение самокат Обри столкнулся с чем-то на перекрестке, и девочка вместе со своим транспортом сокрушительно упала на бордюр, ударившись тазом и поясницей. Она слишком погрузилась в себя… Открыв глаза, Обри увидела Ванса, протягивающего ей руку. Рядом с ним стоял самокат… — На дорогу смотри, когда катаешься, — наругал подругу парень, поднимая ее с земли. Обри встала, отряхнулась… Ее мысли все еще пытались собраться в нормальную и устойчивую конструкцию. — Самокат?.. — спросила она, глядя на то, что крепко держал Ванс. От столкновения на нем осталась маленькая царапина. Ее же самокат был цел. — Мой старый! Прикинь, типа, на днюху Ким подарят самокат, — говоря это, парень понизил голос. — Но это секрет. — Мы что, теперь будет бандой на самокатах? — усмехнулась Обри. Вдвоем, они свернули за перекресток и спокойно пошли, катя самокаты рядом. — А ты что подаришь Ким? — спросил Ванс. — Эм… Еще не придумала. — Ну, днюха уже послезавтра. — Что?! Обри застыла на месте, схватившись за волосы на голове. Сердце пропустило удар. И тут она почувствовала резкий холод, щекочащий ее обнаженные ноги, одетые лишь в джинсовые шорты, ветер, пробивающийся, под футболку. Тучи оповещали о скором дожде, но Обри не хотела возвращаться домой… — Ты какая-то… Типа… — Ванс пытался собрать слова в кучу, теребя ворот куртки. — Нервная. Все хорошо?.. — Ой, отстань! — Хмурая, Обри махнула рукой. — Ты это спрашиваешь из вежливости. — Пф, ну ты… Я это делаю потому, что ты моя подруга. — Моя мама… — начала Обри через минуту раздумий. — Вернулась из… Неважно. Короче, мы можем поменьше теперь хулиганить? В ответ Ванс широко раскрыл глаза и застыл с выражением лица, будто кто-то только что разбил его игровую приставку. От напряжения у него заиграли мышцы — он значительно подкачался за этот год, начал отращивать бороду, голос стал грубее. Более мужественный, чем раньше, он мог выглядеть угрожающе, даже если этого не хотел. Обри напрягла кулак. — Это из-за твоей матери? Когда она за тобой не следила, можно было делать что угодно, а теперь ее боишься? — возмущался громким басом Ванс. — Так не честно, Обри! Маверику и нам с Ким больше всего достается. — Достается? Ну прям?.. — Ну, нас уже давно не шлепают, но наказывают. — Хм, ладно, забей. — Обри махнула рукой и повернулась назад. — Действуем как обычно. Встав на самокат, она резко разогналась и поехала домой. Не успела она ничего подумать, как уже стояла на пороге. Сквозь дверь она слышала какие-то звуки работы на кухни и тихое мурлыкание песенки ее мамой. Вздохнув, Обри повернула ручку. Ее мама действительно стояла на кухне и что-то готовила навроде макарон с сыром. Услышав скрип двери, женщина обернулась. — А ты куда так резко убежала? — спросила она. — Да… Неважно. — Обри поставила самокат у стены и села за стол. Она стала думать, что подарить на Ким. У нее осталось немного карманных денег… — Обри, — позвала ее мама. Девочка молча подняла голову. Нежно улыбаясь, женщина подошла к ней и приобняла за плечи, отчего по телу Обри пробежали крайне неприятные мурашки, кровь отдала в ноги, и снова появилось желание сбежать. — Я тебя люблю, дочка, — проговорила мама и чмокнула девочку в лоб. Это стало последней каплей. Скрип стула, стук обуви об пол, шуршание колес и тихий хлопок закрытой дверью. Обри второй раз подряд убежала от мамы, ничего не говоря.

***

Наступил день рождения Ким. Мама разрешила отпраздновать его у папы, который уже более-менее обустроил дом и с которым Ким давно не виделась. Девочка пригласила только самых близких друзей: Обри, Ванса и Шарлин. Мама действительно подарила Ким хороший новый самокат. Именинница и ее друзья вместе пришли к месту празднования — к маленькому старому дому на улице Обри. И стоило только хозяину дома открыть дверь, как Ким набросилась на него с объятиями. Обри печально заметила, что ее девушке гораздо больше нравится проводить время с отцом, чем с матерью. Печально: потому что Обри невольно вспоминала своего отца. Очень разрозненные воспоминания, приятные, но размытые и ускользающие. С папой Ким болтала о недавно вышедшем блокбастере, на который она сходила в кино вместе с мамой, а отец добросовестно спиратил. В отличие от мамы, Ким охотно рассказывала ему о своих друзьях и о их проделках, а он, будто бы, даже не пытался включить родителя и нравоучить, что так нельзя. Для Кимберли ее отец был словно как второй старший брат — веселый и беспечный. Он накормил дочку и ее друзей магазиным тортом, шоколадным печеньем и самодельными аляпистыми бутербродами, а потом они пошли в еще недоделанную детскую комнату, где Ким и Ванс будут жить время от времени. Дети сели в круг на голом деревянном полу, периодически выпивая из огромной бутылки кока-колы, и Шарлин первая вручила подруге подарок. — Опа, я думала, вы забыли! — восторженно воскликнула Ким и стала разрывать упаковку подарка. Сладости. Очень много. Кислые мармеладки, шоколадные конфеты, лакричные палочки, ириски… — Мм, спасибо, Шарлин! — Только не ешь все сразу, — проговорила большая девочка. Конечно же, Ким ее не послушается. От брата она получила диск с видеоигрой для компьютера. Получив это, Ким вспомнила его подарок на Рождество — те самые розовые балетки, которым девочка жестко била братца, а в тот день сидела прямо в них. Они отлично подходят для жаркой погоды, а противный девчачий цвет она спрятала под акриловыми красками, которые взяла у сестры Анджела. Пока шла раздача подарков, Обри рассказала о своей маме. Подруги ее восторженно поздравили, но Обри совсем не чувствовала счастье по поводу будущего с ее мамой. Хоть она и нашла работу, ухаживала за домом, готовила, и казалось, что все идет хорошо, Обри все еще не могла ни общаться, ни проводить время с мамой. Непонятная пелена неловкости окутывала ее, не давала внятно говорить, и ей хотелось просто уйти. Хоть ссоры и прекратились, но Обри не могла убедить себя в том, что любит маму и может ее простить… А подарок Обри… Прежде чем вручить подарок, она выгнала из комнаты Ванса и Шарлин. — У-у-у, я заинтересована! — весело сказала Ким, хлопая в ладошки. Обри ухмыльнулась. Она в этот момент приставляла к двери стул и завязывала высокий хвост с любимой бирюзовой ленточкой. И тут спина, шея и затылок Ким покрылись неприятными мурашками от дикой и весьма неприятной мысли насчет того, что задумала Обри. Очкастая стиснула колени и дрожащими руками уперлась сзади в пол. — Ты чего? — удивилась Обри, севшая перед подружкой на колени. Ее томное лицо приближалось к бледному, слегка напуганному лицу Ким. — Эм… Интересно, что у тебя в голове. — Я хочу тебя поцеловать. — Девочка усмехнулась и быстро чмокнула в уголок губ. — А мне теперь интересно, что у тебя в голове. Чтобы не отвечать, Ким припала к губам Обри, и она положила ладони на ее щеки, не давая отстраниться. Девочки погрузились в долгий, нежный и глубокий поцелуй, забыв об окружающем, о проблемах, о родителях. Как под нежным шелком, они расслабились, и поцелуй длился пока не заболели губы. Ким отстранилась первой, глубоко вздохнула. Глупая улыбка сияла на ее лице, делая девочку ужасно милой, милой настолько, что Обри не хотела ее оставлять без внимания, хотела сделать эту улыбку еще шире. Приподняв ее очки, Обри стала неразборчиво покрывать ее лицо поцелуями, а Ким тихо хихикала: для нее, веселой и счастливой в свой праздник, это казалось игрой. Она все еще пребывала в нежно-игривом мире, где есть только она, Обри и сладости. Пока не почувствовала влажные губы на шее, под ухом. Приятная дрожь прошлась по спине, рукам, и Ким резко почувствовала это странное ощущение, которое испытывала, только когда… — Эй-эй, не надо! — тихо воскликнула Ким, случайно ударив Обри по рукам. — Что творишь? — Да так, просто. Не ворчи, — проворчала девочка и отвернулась, надув щеки. Ким вздохнула, поправила очки и попыталась вернуться в реальный мир. В гостиной болтали ее отец и брат, в комнату светило яркое солнце, оставляющее теплую лужу света на полу. — Тебе что, не хватило денег на подарок? — попытался весело проговорить это Кимберли, но получилось крайне натяжно. — А… Частично. Слегка встревоженная произошедшим Обри на мгновение улыбнулась и глянула на девушку, а следом потянула к своему рюкзаку, откуда достала маленькую плюшевую игрушку в виде динозаврика. — Ва-а-а-ау! — почти крикнула Ким, выхватив подарок, когда Обри даже не успела ничего сказать. Мягкий плюш, фетровые шипы, черные глазки-бусинки — все было идеально в игрушке, и в Ким будто резко вселилась ее одиннадцатилетняя копия. Умиляясь, она прижала к груди динозаврика, который весь помещался на двух ее маленьких ладошках, а Обри сидела рядом и молча любовалась. На самом деле, действительно приятно дарить подарки. Особенно дарить тому, кого любишь. Особенно так сильно… — Спасибо, Обри! Крольчонок! — И Ким упала на девушку, прижимаясь носом к плечу, и крепко стиснула в своих мягких руках, будто бояясь потерять. На щеках Обри выступил румянец, стоило ей осознать, что Ким только что назвала ее крольчонком. Прижавшись к ней, девочка обняла в ответ. Между ними оказался зажат динозаврик. — Да, я помню твою динозавровую фазу, — сказала Обри, продолжая обнимать. — Он такой милый! Спасибо, блин! Словарный запас Ким уже иссяк, и она не знала, как выразить свою благодарность. Кроме как еще более крепких объятий. Только когда послышалось недовольно шипенип задыхающейся Обри, Ким позволила себе расслабиться. — Ким, я… Я люблю тебя… — с легкой грустью произнесла Обри. Вымолвив это, она случайно вспомнила мать… — Я знаю! Я тоже тебя люблю! — И Ким отстранилась, поцеловала Обри в щеки и взяла за руки. Но тут она заметила печаль в ее глазах. — Почему тебе я могу сколько угодно раз говорить, что люблю тебя, а маме… Нет… В ответ Кимберли пожала плечами. — Не знаю, — сказала все-таки она, подумав. — Ну, может, дело не в тебе? — Да, конечно… — Все будет хорошо, я уверена! Обри поверила ее решительному голосу и острому взгляду и кивнула. Хорошие времена наконец-то наступили, она настрадалась. Держась за руку с Ким, Обри хотела с надеждой смотреть вперед. Рано или поздно, она обязательно простит маму — Обри пообещала это самой себе.