Frozen Steel

По Придвену она шла как призрак: опустила плечи, смотрела куда-то под ноги, лениво отвечала на приветственные «Ad Victoriam» других бойцов. Барбара и дальше сидела бы в тёмном углу заброшенного хозмага в Кембридже, осмысливая произошедшее, но продолжаться бесконечно это не могло. Пришло время вернуться куда-то, где её ждала еда и тёплая постель. В Сэнкчуари визиту Стивенсон всё равно никто не обрадуется, в Даймонд-сити разгуливает слишком много зевак, поэтому оставался только корабль. Часы показывали десять вечера. Сигнал на отбой должен был прозвучать с минуты на минуту, но коридоры уже опустели. На главной палубе горел только приглушённый ночной свет, которого едва хватало на поход рядовых солдат от кубрика до гальюна. Мальчишка в фуражке возник в коридоре как издёвка, как лишнее напоминание о потерянной семье. — Сестра, — обратился к ней оруженосец с конопатым лицом, — тебя очень ждёт у себя проктор Инграм, но сейчас она внизу. Там, где всегда проходят собрания, как она сказала. Ты, должно быть, знаешь, где именно. — Спасибо. Ты свободен, оруженосец. В полутьме различать ступени под ногами оказалось сложно, и Стивенсон кралась к зоне отдыха почти на ощупь. Солдаты называли это место «рекреационным уголком», и никакие собрания там, вопреки словам парнишки, не проводились. Внизу банально бухали, травили байки и просто отдыхали от службы все, кто в этом нуждался — от послушников до прокторов и даже паладинов. — Господи, ну что ещё ей нужно? — шёпотом произнесла Барри и внезапно задела ногой металлический ящик. Упавшая с него пустая бутылка покатилась куда-то во мрак, подпрыгивая на неровностях рифлёного пола, а потом резко замерла под чьей-то подошвой. В этот же миг зажёгся свет. Сначала Барри увидела Хэйлин, затем — рыжее пятно волос Инграм чуть поодаль. Справа от скриптора стояла её коллега Нерия, за её спиной широко улыбалась смуглокожая рыцарь Люсия. На краю стола с терминалом сидел Кейд, а на стуле возле него стоял Тиган и швырял в воздух конфетти, собранные из-под дырокола. — С возвращением! — громко крикнула Хэйлин и первой бросилась к Стивенсон с объятиями. — Ну как ты, Барри? Где сын? Почему его сюда не взяла? Только заглянув за плечо подруги Барбара поняла, что собравшиеся ждали её не с пустыми руками. Кто-то держал коробку с пластмассовой машинкой, кто-то — сахарные бомбы и свежие фрукты. Кейд достал из ящика стола игрушечного динозавра с бантиком на шее. Коротенькие двухпалые лапки и злая морда — значит, это тиранозавр рекс. Нейт разбирался в динозаврах и мечтал научить этому сына. Выжившая хотела улыбнуться, но не смогла. Даже из вежливости — понимала же, что всё это было затеяно ради неё с Шоном, но ведь Шона — того, которого они ждали на судне — больше не было. Был лишь свихнувшийся и возомнивший себя Богом учёный. И его с этой женщиной не связывало ничего, кроме кровного родства, а это ничтожно мало, когда разлука выдалась долгой, как сама жизнь. Лица сослуживцев постепенно бледнели, и Барри стало неловко, будто только что своим появлением она испортила всем настроение. — Он… он не захотел вернуться, — тихо произнесла Барбара. — Но как? Почему? — шагнула вперед Инграм. — Мальчику нужна мать! Он может капризничать и не понимать этого, но то, что Шон в тебе нуждается, неоспоримо. — Инграм, ты не понимаешь! — болезненно простонала Стивенсон. — Шону уже не десять лет, как мне казалось после чтения мыслей институтского наёмника. Ему… он… он намного старше, и ему больше не нужна мать. — В каком смысле «старше»? — спросила Люсия. — Его похитили не десять лет назад, а уже как больше полувека. Мы совсем чужие люди друг другу. Я сама ему гожусь в дочери, чёрт возьми! Все замолчали. Тиган медленно опустил руки, и к его пальцам прилипло несколько бумажных кружочков. Кейд соскочил со стола и нервно сжал ти-рекса, проведя пальцем по его зелёной шкуре. Харпер взяла Барбару под руку, подвела к стоящему неподалёку ящику и усадила на него. Собравшиеся облепили Выжившую, чтобы поддержать. — Ну, зато он в порядке! — сказала Нерия. — Прожил не самую скучную жизнь, наверное! Ни Нерии, ни всем остальным не следовало знать, что сын Барри возглавляет Институт. Разве что Мэксону, наверное. — Вот же чёрт, — хмуро протянул Тиган. — А я так ждал, что мне будет с кем поболтать на смене! Дети такие смекалистые, если общаться с ними на равных. Жаль, что наш игрушечный Дино так и не найдёт своего хозяина. А ведь я заставил Квинлана послать патруль специально за ним! — Генри, не нагнетай, — шикнула на него Инграм. — Найдёт, — вдруг слегка посветлела Барри. — Ребята, всё то, что вы сделали… оно не лишнее. Знаете, под Вашингтоном, на одной из ферм, со своими бабушкой и дедушкой живёт мальчик по имени Дункан. — А при чём тут он? — скривился Кейд. — Это сын моего… хорошего друга. Отец Дункана недавно погиб, и я чувствую, что моя потеря даёт ребенку шанс, как бы странно это ни звучало. Я хочу взять этого паренька с собой, когда Придвен вернётся в столицу. Воспитать Дункана, как своего сына. Хоть как-то защитить его, понимаете? — Если надо, значит надо, — утвердительно кивнул Тиган. — Ты, главное, особо не геройствуй, пытаясь тащить всё на себе. У тебя есть Братство, есть мы. — Точно, — подхватила Инграм. — Ты думаешь, что мы ради красивого словца называем друг друга семьёй? Нет. Мы поможем, и даже Артур, думаю, не будет против, чтобы Дункан стал оруженосцем. — Спасибо, — только и смогла сказать Барри. — Просто спасибо. — Выпьешь чего-нибудь? — спросила Харпер, не ожидая положительного ответа, но именно его, к своему удивлению, она и получила. — Да. Если у вас есть вино, я бы с радостью. И пока Тиган наполнял бокалы, Стивенсон склонилась к скриптору и шёпотом спросила: — А где Данс? В глазах Харпер мелькнуло понимание, смешанное с умилением. — На задании. Ушли часа четыре назад. Вот только не дуйся на него, ладно? Никто же не знал, когда ждать тебя обратно. *** Странный сигнал пип-боя разбудил Барбару в первом часу ночи. Последний раз такой звук она слышала давно — больше двух сотен лет назад, когда прибор ещё был надет на руку какого-то медика из убежища и получал системные сообщения. Гаджет лежал на столике возле кровати, и когда девушка подняла голову, то увидела текст вверх ногами. Это не помешало разобрать каждое слово из первых двух строк — этому приёму её учил Эдмунд Оливер Эш, прости Господь его грешную душу. «Кто знает, в каком положении тебя застанет контузия или травма, Барбара?» Барри схватила пип-бой и нажала на кнопку «открыть сообщение». «Миссис Стивенсон, я отправляю вам это письмо, так как знаю, что вы можете мне помочь. И не только мне — целой команде учёных, которые вот-вот окажутся между молотом и наковальней. Рассказать вам всё я могу только при личной встрече. Пожалуйста, придите на неё одна. Я гарантирую, что не причиню вам вреда, да и мой пацифизм не позволит этому случиться. Буду ждать вас в лодочном домике, это строго на восток от Альянса. Надеюсь, вы явитесь в течение недели, в противном случае я буду вынуждена уйти. В домике было несколько гнёзд гигантских насекомых, но ультразвук, кажется, прогнал их отсюда надолго. Сейчас в этом месте тихо и безопасно. Мэдисон Ли P.S. Не пытайтесь отвечать на это сообщение, так как ответ придёт на мой терминал в Институте, а я сменила на нём пароль и выключила. Вас никто не прочтёт. Просто приходите». Ли? Та самая, которую так хвалил Шон? Барбаре всё это совершенно точно не нравилось, и она даже хотела стереть сообщение, но не рискнула. Быть может, в Институте она действительно видела не всё, и Ли могла бы раскрыть ей глаза на... что-то. О недавних ночёвках на чистейших простынях напоминала только длинная кремовая сорочка — одна из тех вещей, которые сердобольные коллеги Отца запихнули в её рюкзак перед отбытием. Шёлк на коже — что-то почти невозможное в мире, где вся мягкость уничтожается взрывами и кошмарным излучением. В Институте Барбара с упоением трогала всё, что видела — ровные стенки керамических чашек, белоснежные ручки дверей, сочные листья растущих прямо под светлыми потолками деревьев. Господи, знай она до Войны, как это прекрасно, то только и делала бы, что бегала по траве, валялась на тёплом песке и вдыхала запах кустовых роз за домом. В дверь постучались. Достаточно громко, чтобы узнать эти руки по одному лишь звуку. Взгляд командира мягкий, но взволнованный — так он смотрел на неё после успешного боя, когда пули больше не угрожали Барри и можно было выдохнуть. Металлический карабин на чёрной форме блестел, будто его усердно полировали, а на конце пряди волос, что нависла над шрамом, покачивалась капелька воды. Барри знала, что паладин любит ледяной душ, и втайне считала его немного сумасшедшим из-за этого. — Где сын? — шёпотом спросил Данс. Он думал, что парень крепко спит на краю материнской кровати, и даже сделал шаг вперёд, чтобы заглянуть внутрь через плечо подчиненной, но разглядел лишь скомканное одеяло и тонкую, почти плоскую подушку. Рыцарю снова пришлось делиться скверной правдой. Теперь Данс знал, что Барри вернулась из Института не четыре часа назад, а двумя днями ранее. Она просто бесцельно шаталась по Бостону, упиралась в тупики, кружила по едва знакомым местам и смеялась над своими довоенными мыслями. «Сюда я буду водить его есть мороженое! Здесь мы всей семьей будем смотреть фильмы, а в Бостон-Коммон можно арендовать катамаран и покататься, когда Шон чуть подрастет…» Ну, подрос. Кто-то этому рад? — Ты говорила с Мэксоном? — ожидаемо спросил Данс, сидя в кресле напротив постели девушки. Она укуталась в одеяло, оставив снаружи только голову, а потом попросила Данса клацнуть по клавиатуре старого терминала, чтобы загорелся зеленоватый экран — идеальное освещение для откровенного разговора. — Да. Он тоже в шоке. Я боялась, что Артур посчитает подозрительным наше родство с главой института. — А на деле? — Он сказал, что это нужно использовать в наших целях. Вот только у меня нет больше сил, Данс! Я так долго пробыла в Институте, потому что думала, что меня держат за дуру. Втайне обыскала все закутки, до которых смогла дотянуться. Считала, что настоящий Шон где-то там, что его прячут от меня. Только на четвёртый день стало ясно, что я просто себя успокаиваю, причём напрасно. Они создали копию моего сына, но он… он… как манекен с компьютером в голове, понимаешь? — Я всегда удивлялся тому, на что женщины готовы ради своих детей. — На всё, Данс. Но когда твой ребёнок стоит напротив и говорит тебе, что ваша с ним встреча — это результат простого любопытства, а смерть его отца — сопутствующий ущерб, то… Нет, достаточно об этом! Нет смысла больше убиваться. Был бы он куда моложе, я бы ещё верила в то, что мой сын заблуждается и чего-то не осознаёт. Но Шон — личность, которая сделала выводы, и теперь я лишняя в его жизни. Я ему никто. И, честно говоря, он мне тоже никто. Старый болван, который рад тому, что однажды его просто похитили. — Но зачем? — Из-за его ДНК. Чистой ДНК довоенного ребёнка. Все эти синты, которые на самом деле почти рабы в Институте, созданы по его подобию. Нет, не как клоны, а несколько иначе. Будь я медиком — смогла бы объяснить. В общем, он как подлинник, а остальных срисовывают с него. Вот. — Мне жаль, Стивенсон, — как-то надломленно произнёс командир. — Правда. И прости, что не смог встретить тебя сегодня вместе с остальными. Надеюсь, Кейд передал тебе кое-что от меня и Риза. — Да. Спасибо, Данс. Никогда не видела такой газировки. — Дэвид сказал, что «Вим» вкуснее ядер-колы, и в наших краях появляется редко. Потом расскажешь, понравилось тебе или нет. Барри неуверенно улыбнулась и ощутила странную лёгкость на душе. Нечто похожее испытывает человек, который долго выхаживал смертельно больного родственника и каждый день видел его мучения, но в итоге получил на руки справку о смерти. Нет, она ещё не раз пустит слезу и проклянёт день, когда в убежище спустился Келлог, но уже не позволит той боли управлять собой. Никто не кинулся к ней с оружием, когда голубой луч ударил в пол в одном из тёмных помещений Института, а потом из свечения выросла женская фигура. Учёные, а уж тем более их синтетические слуги, были к гостье… снисходительны. Умники, конечно, шептались за спиной — одни почти боготворили, упоминая родство Барбары с Шоном, другие открыто презирали и порой колко подмечали шрамы на её теле и пятна на одежде. Это были признаки жуткой заразы под названием «реальность». Просторные белые холлы, в которых пахло моющим средством, казались совершенно бездушными и холодными. Улыбки людей там ничем не отличались от улыбок синтов, наперебой расхваливающих своего создателя. Причём делали они это даже менее эмоционально, чем актёры в глупой довоенной рекламе. Барбара осознала, как на самом деле была счастлива вернуться из Института в грязный потрёпанный мир — туда, где кто-то ждал её в темноте коридоров грозного аэростата над Бостонским аэропортом. Девушка встала с кровати, сбросила одеяло на матрас и шагнула вперёд, после чего ловко уселась на колени к командиру и сцепила руки у него за головой. Его ладони неуверенно легли ей на спину и медленно поползли ниже. — Такая мягкая ткань. Ощущается… странно, — сказал Данс, и от близости к его крепкому телу Барри довольно сощурилась и растянула в улыбке губы. — Поцелуй меня, командир, — попросила она, оживая рядом с ним, скидывая с себя невидимую ледяную корку. Данс, как и следовало ожидать, завис, обдумывая каждое действие, но в итоге припал к её горячим губам — надолго, до сбоящего дыхания и напряжения в скулах. Девушка едва сдерживалась от возбуждённого рыка, чувствуя долгожданные жаркие касания сквозь прохладный шёлк. У командира были тёплые руки, сильные и красивые, особенно когда под ними пульсировал корпус энергетической пушки или звенела пулемётная лента, которую он растягивал в ладонях. Но прикосновения к женскому телу немного меняли привычную динамику его пальцев. Делали их осторожнее. Мягче, насколько это было возможно для столь сурового человека, как паладин. — Ты так и будешь называть меня командиром? Даже в такой момент? — спросил он, глядя на то, как девушка спускает узкую лямку сорочки с плеча. — Я тоже для тебя до сих пор Стивенсон, — уколола она в ответ и обнажила правую грудь, после чего поймала ладонь Данса и накрыла ею заострённый от возбуждения сосок. — Я так привык, Стивенсон, — сказал он, проводя огрубевшими пальцами по тёмно-бежевому твёрдому бугорку. Барри и сама ощущала себя лазерным карабином — она была готова лечь в руки командира без возражений, принадлежать ему и выстреливать потоками энергии от каждого нажатия на эрогенные спусковые крючки. Нужно было лишь приучить Данса к мысли, что теперь они имеют на это право. Нежная материя под ягодицами позволяла ритмично скользить на коленях мужчины, дразнить его, предвкушать его внутри себя. Было что-то особенно сексуальное в том, чтобы сидеть на нём не в солдатской одежде и без патронташей на поясе, а просто в шёлковой сорочке. В самой банальной бабской сорочке, которой у неё даже до войны не было — пижамы казались куда удобнее. В сознании Стивенсон скрипнул какой-то шлюз, и все постыдные желания, которые пришлось на время вытеснить с первого плана, снова мелькали под веками короткими вспышками. Девушка упёрлась ладонями в грудь паладина, привстала и быстро опустилась на колени. На немой ступор офицера Барбара ответила жадным взором из-под серых бровей, сообщая ему: «Не возражай, я так хочу». Затем она положила одну руку на колено Дансу, а второй незаметно скользнула себе под подол сорочки. Синхронные вдохи и выдохи глухо отражались от бесчувственной темноты вокруг, будто не было ни корабля, ни экипажа — только трепещущее пятно зелёного света и то, что происходило в нём. Мягкие губы короткими поцелуями прошлись от складок чёрного комбинезона на сгибе локтя командира к его кисти. Влажный напряжённый язык лизнул тыльную сторону ладони снизу вверх — от костяшек пальцев до запястья. Данс напрягся, инстинктивно сжал руку в кулак, и одновременно с этим задрожала от волнения и слепящего восторга сама Барри. Она старательно рисовала влажные дорожки по рельефу вен, иногда прерываясь и почтительно касаясь кожи губами, а потом ныряла чуть ниже и погружала в рот его пальцы. — Стивенсон, — произнёс он, пытаясь быть строгим, но почти сорвался на стон. — Да, командир? — замерла перед ним рыцарь, аккуратно положив обе руки на его колено. — Мне кажется, я могу… потерять контроль. Если ты… продолжишь так делать. — Теряй, — с желанием произнесла она и сверкнула глазами в полутьме, как кошка. Для Данса само возбуждение было поводом смутиться, и провокацию следовало проводить с изяществом сапёра. Но иногда топтаться на месте было невыносимо, и Барри открыто подталкивала паладина к тому, что хотела получить. — Ты не понимаешь. В порыве я могу сделать что-то… что тебе не понравится. Не специально, нет… просто, если тебе будет больно… — Господи, Данс, что ты способен сделать из того, что мне не понравится? Шлёпнуть меня по заднице или взять за волосы? — последние слова она произнесла так, словно облизывалась на кусок отбивной. — Так бери. Они уже достаточно отросли, чтобы ты собрал их в кулак и довёл меня до кровати. — Я не могу так с тобой, — сопротивлялся он. — Нет. Исключено. И не провоцируй меня на грубость по отношению к тебе, как это было в прошлый раз. Прошлым разом было их короткое и торопливое, но оттого не менее яркое свидание на Придвене в ночь перед телепортацией. Барри слегка приподняла бёдра, после чего через голову сняла сорочку и снова вернула пальцы правой руки туда, где они были всё это время — во влажные складки между ног; утопила в себе две фаланги и опять выскользнула, блеснув смазкой на подушечках. Смотреть в глаза старшему по званию в такой момент было сложно, но она не отводила взгляда, ласкала себя и молча упрашивала Данса сорвать грёбаную резьбу личной строгости. Затем девушка опять прильнула лицом к его ладони, чтобы взять в кольцо припухших губ указательный палец и медленно посасывать его. В какой-то момент Данс отдёрнул руку, и Барри испугалась, что к нему вернулось непробиваемое солдатское самообладание. Но вышло наоборот — он потерял его, и теперь держал пальцами подбородок подчинённой. — Всё-таки выводишь меня из себя? — спросил он, и в его голосе не было твёрдости. — Да. Что тебя не устраивает, Бенджамин? — Что ты увидишь мою жёсткость, если я послушаю тебя. Что тогда, Стивенсон? Я не хочу терять дорогого человека из-за того, что не смог остановиться. — И не надо, Данс. Меньше всего я хочу, чтобы ты останавливался. После этого он медленно занёс ладонь над её головой и собрал пальцами пшеничного цвета волосы — аккуратно, будто перебирал острые лезвия. Но сама хватка оказалась крепкой, по-паладински стальной, и Барри осталось только плавно подняться за его кулаком и на ватных ногах пройти несколько шагов до постели. *** Хэнкок устал доказывать всем в «Подземке», что он чист и просто ходил курить, а не ширялся за углом, да и последняя доза винта сгинула вместе с оставленным в Капитолии сюртуком. Правило было простое: услышал в файле что-очень важное или странное — выписал на стикер и наклеил на доску. За пару дней таких бумажек набралось уже четыре десятка. И именно Джону досталась запись встречи Барбары и Шона, которую пришлось перематывать три раза. Мэру — уже, разумеется, бывшему, — казалось, что он слушает полный бред. Скептики даже потребовали, чтобы Хэнкок передал им свой наушник, и лишь после этого смогли без глупой улыбки смотреть на исписанную доску. Каррингтон ужаснулся тому, как правдоподобно крошечные динамики передают гневные выкрики Выжившей — бедняга не верила в то, что опоздала на шесть десятилетий, требовала показать ей настоящего сына, но, в конце-концов, успокоилась — истерить не осталось ни нервов, ни сил. Дьякону попались записи, в которых Стивенсон знакомилась с главами отделов. Агент конспектировал услышанное и пытался понять, был ли среди этих умников тот самый Патриот — смельчак, толпами выводивший синтов из Института. Глория целиком изучила эмоциональный разговор между Барбарой и Шоном, что именовал себя Отцом — они рассуждали о будущем Пустошей, и общего знаменателя найти так и не смогли. Шон считал, что возродить жизнь на земле могут только его учёные. Мать Отца настаивала на том, что жизнь наверху уже есть — нужно только не дать ей погаснуть. МакКриди лежал на матрасе, терпел ноющую боль в ноге и в оцепенении ловил каждый звук из наушника. Это было невыносимо — слышать, как после помех во время телепортации обратно на Пустоши Барбара сначала тяжело дышит, а потом заходит в какое-то помещение и начинает рыдать — громко, отчаянно, словно не было кругом никаких опасностей, а худшее уже случилось. Роберт ждал, что вот-вот на фоне стенаний девушки раздастся тоненькое: «Мама, не плачь!», но Шона он так и не услышал. Записи были розданы ему и остальным обитателям штаба вразнобой, и МакКриди до последнего верил, что на самом деле Стивенсон спасла своего пацана. Просто не могла не спасти. Но лёжа у кирпичной стены и переживая горе возлюбленной вместе с ней, наёмник очень скоро понял, что отсутствие мальчишки и стало причиной её слез. Шон действительно прожил целую жизнь под землёй и дождался мать уже стариком. К полуночи в себя пришла Кейт — лечение Каррингтона оказало нужный эффект, и худшее осталось позади. Док, правда, сказал, что до полного выздоровления ещё далеко, но жить ирландка будет. Удалось даже сохранить конечности, вероятность ампутации которых спец «Подземки» оценивал как «очевидно высокую». Ронни вдруг ударилась в траур по Престону. Судьба каждого отдельного поселения теперь была малозначимой на фоне общей беды, и это давало Ронни веру в то, что идейные минитмены ещё поднимут голову над многострадальным Бостоном. Магнолия открыто флиртовала с агентами мужского пола. Мало кто знал, но именно за её привычку строить глазки всем вокруг Дездемона в своё время и придумала отправить Мэгс топтать сцену Добрососедства. Фигурой синтетическая девушка обделена не была, пела превосходно, и в довесок умела за себя постоять. К возвращению жгучей брюнетки в лоно «Подземки» Дез отнеслась с вынужденным пониманием — от переполненного сумасшедшего дома штаб уже почти ничто не отличало, но действовать разрозненно было нельзя. В полночь наушники из ушей не достали только самые стойкие, остальные же просто спали, игнорируя переговоры и возню кругом. Фигура Хэнкока бесшумно проплыла между каменными саркофагами, пока не приблизилась к столу Дез. Женщина сидела за терминалом и переводила в текстовый файл всё, что нарыли агенты. — Дездемона? — мягко произнёс Джон. — Да? — обернулась она и поправила клетчатый шарф на шее. — У меня тут разговор один есть. Можем выйти? — Выходить тут особо некуда. Но если желаешь подышать свежим воздухом, то можно аккуратно подняться на поверхность и побродить по окрестностям. — Да. Пожалуй. Идём. Мир снаружи окрасился в цвет глаз Хэнкока — хищно-чёрный, с масляным бликом луны над крышами и корявыми голыми деревьями. Тишина вовсе не была признаком пустоты — каждое разумное существо в этих краях соблюдало её, чтобы остаться незамеченным как можно дольше. Гуль прихватил с собой верный двуствольный дробовик, женщина — привычную «десятимиллиметровку». Они молча закурили — два лидера, один из которых помогал другому, пока тот сомневался в себе и своих решениях. — Хотел сказать спасибо за то, что твои ребята нас вытащили, — начал Хэнкок. — Признаться честно, я до сих пор плохо понимаю, почему ты решила сработаться именно в таком составе, но спорить не буду. Многие из моих людей живы, и я это ценю. — Не благодари, — ответила Дез. — Некоторые думают, что если мы защищаем синтов, то готовы пускать людей в расход. Но это не так. Знаешь, ненависть к синтам происходит из убеждённости людей в том, что различия делают нас лучше или хуже, чем остальные, а значит по набору признаков можно вынести в чей-то адрес обвинение и приговорить к смерти. — Знакомо, — коротко ответил гуль. — Синтам в нашем мире не на кого положиться. Куда бы они ни сунулись — везде натыкаются на стену непонимания или агрессии. Они не наши подопечные, не думай. Они друзья. Сегодня мы помогли им, завтра они помогут нам. Так мы построим общество, где найдётся место всем: мне, Магнолии, той зависимой девчонке Кейт, наёмнику. Тебе. Хэнкок покосился на Дездемону и подумал, что она слабо представляет себе, как живёт реальное общество. Постоять бы ей на балконе пару часов, а не обтирать своими булками пыль старой крипты, и её взгляд стал бы менее утопическим. Но здесь и сейчас Дез заняла его сторону, а этого вполне хватало, чтобы не брюзжать и воздержаться от критики. — Посмотрим. Я пока о другом поговорить хотел. Мы ведь закончили с записями из Института, так? — Почти. Осталось около десяти часов на всех. — Так вот, освободи МакКриди от этой работы, пока не поздно. Женщина затянула шарф покрепче и поёжилась. Это была очень странная и непонятная просьба. — В каком смысле? — Я не хочу, чтобы он услышал кое-что, что его окончательно добьёт. — Я думала, худшее он уже видел и слышал в Добрососедстве. Что ещё может подкосить такого стойкого парня, Джон? Ерунда какая-то. — Ладно, скажу прямо. Его идеологический враг трахает его бабу на фоне того, как она едва закончила оплакивать смерть нашего солдатика. Яснее стало? Женщина многозначительно поджала губы. Она покраснела от неловкости за свою недогадливость, но Джон этого не заметил. — Эм. Не на всех же записях он её… ну… это самое? — Не знаю, но ваш этот прибацаный Том бегает за угол дёргать свой тумблер сразу после того, как посидит в наушниках хоть полчаса. — Джон, брось! — сначала с возмущением, а потом со стыдливым смехом сказала Дездемона. — Нет, правда! — тоже дрожал от хохота гуль, сощурив бездонные глаза. — Последи за ним! Он ещё прикрывает папкой с бумагами свою ширинку. — О боже! Том? Дёргать тумблер? — уже беззвучно от напряжения в щеках разевала рот рыжая, представляя эту картину. — Его комментарии за рабочим столом лично для меня приобрели новый смысл. Так что, убережём МакКриди от этой порнографии? Хотя бы пока на ноги не встанет и не сможет на что-то отвлечься от такого удара? — Убедил, — на мгновение снова стала серьёзной Дез, а потом снова неистово прыснула. — Тумблер! Как тебе такое в голову пришло, Джон?! Впервые за почти три недели Хэнкок слышал, как кто-то искренне смеётся. *** Снаружи лодочный домик выглядел даже мило — он стоял в невероятно живописном месте, соседствуя с рекой, а на уютном пирсе хотелось сидеть и болтать ногами в прохладной воде. Барри сначала обошла особняк со всех сторон, и только не заметив явной угрозы подошла к крыльцу. Двери в здании давно не было, а точнее лишь пара скрепленных досок болтались на уцелевшей петле. — Доктор Ли? — позвала Стивенсон, но не услышала ответа. Девушка вошла в гостиную и осмотрелась. На полусгнившем диване виднелись хлебные крошки, а слева, на кухне, в которую вела арка, лежала салфетка с куском ещё свежей лепёшки. Значит, тут и правда совсем недавно кто-то был. Поднявшись на второй этаж, Барри нашла спальное место, явно организованное кем-то аккуратным и чистоплотным. На клеёнке в углу лежал свёрнутый спальный мешок, с потолка над ним свисала москитная сетка. У самой стены поблёскивал серебристый чемоданчик с красным крестом на боку. Стивенсон плохо помнила доктора Ли. В день знакомства с учёными института Мэдисон настраивала её гаджет для того, чтобы Выжившая в любой момент могла телепортироваться к ним, хотя сама Барри не верила, что когда-нибудь использует эту функцию снова. При этом Ли была немногословна и, как показалось Барбаре, воротила от неё нос. Было сложно даже представить, что может заставить упёртую и уже повидавшую жизнь даму вот так втихаря искать помощи у рыцаря Братства Стали. — Док? — снова позвала Барри и застыла на месте, прислушиваясь к звукам вокруг дома. Если Мэдисон и была где-то рядом, то точно снаружи. В противном случае не услышать Стивенсон она просто не могла. Девушка выглянула в окно и посмотрела на долину за рекой. На мгновение показалось, что над водой промелькнуло неказистое туловище гнуса, но Барри заставила себя вспомнить слова доктора об ультразвуке. Да и ужасный гнус над водой вполне мог оказаться игрой теней или вовсе воображения, помноженных на неважное зрение. А потом внизу что-то негромко стукнуло. Чтобы подстраховаться, Барбара достала из-за спины лазерный карабин и направила его на лестницу. Осознание того, что шумы начались именно когда, когда она поднялась наверх и отрезала себя от выхода, пришло запоздало, когда кто-то уже медленно преодолевал ступеньки. — Миссис Стивенсон, это ведь вы на втором этаже? — раздался с лестницы голос Мэдисон. — Это доктор Ли. Девушка опустила оружие, а через пару секунд увидела за перилами морщинистое, но ещё изящное лицо учёной. — Почему вы не откликнулись? — Я была в эллинге. Пришлось убедиться, что вы прибыли без «хвоста». Давайте спустимся и поговорим на кухне? Барри без возражений двинулась за Мэдисон. Та усадила её за стол и вскоре поставила перед ней чашку тёплого чая, который в институте делали из выращенных в лаборатории трав. — Как я уже сказала, я хочу, чтобы вы мне помогли, — твёрдо сказала Ли. — Понимаете, Институт не живёт в вакууме и прекрасно видит всё, что происходит на поверхности. Да и за примером далеко ходить не придётся, вы ведь сами знаете, что Отец был в курсе многих ваших шагов. Барри кивнула. — Так вот, о готовящемся штурме Братства Институт тоже знает. А ещё я как никто другой знаю амбиции Артура Мэксона. Его предшественник, Оуэн Лайонс, в столице считался живой добродетелью, спасителем бедных и угнетённых. Но даже такой человек, добрый дедуля с длинной бородой волшебника, в определенный момент показал себя жёстким и способным на конфронтацию с союзниками. И я говорю не про раскол Братства, о котором вы могли слышать. Я говорю о проекте «Чистота». Вам известно что-нибудь об этом? — Да. Паладин Данс рассказывал мне о том, как в столице появилась чистая вода. — Верно. Я работала над этим проектом вместе с другими выдающимися учёными. Братство Стали поддерживало нас, защищало и всячески поощряло нашу работу. Но едва мы произвели запуск, как Оуэн назначил ответственными за функционирование комплекса своих писцов, а меня попытался склонить к работе над проектами Братства. Но тот инцидент — детский лепет по сравнению с тем, на что способен нынешний старейшина. Барри отхлебнула чаю, а затем слегка поморщилась и спросила: — Но вы ведь пригласили меня сюда не для того, чтобы рассказывать про Вашингтон. — Да, верно. Это было небольшое предисловие. Просто чтобы вы понимали, почему с Братством у меня тоже непростые взаимоотношения. Теперь я хочу поговорить с вами о том, насколько разрушительными могут быть действия Артура. Такой высокий пост, как старейшина Братства Стали, может вскружить голову кому угодно. Я опасаюсь, что слепая ярость Мэксона приведёт к тому, что сотни блестящих учёных погибнут, а вместе с ними в могилу уйдут величайшие достижения человечества. — Какие? — скептически спросила Барри. — Синты? — Не только, — немного грубо возразила Мэдисон и откинулась на спинку дряхлого стула. — Синты — это лишь одно из достижений института. Но здесь не обошлось без определённых проблем — в большинстве своём моральных. Я до сих пор считаю, что действия Института в вопросах создания синтетических людей не совсем правильные, хотя сама по себе технология уникальна. Её лишь нужно правильно использовать, не переходя границы дозволенности, которые до сих пор обозначены широкими и неясными мазками. И поймите меня, я бы не хотела, чтобы из-за эгоистичных мотивов верхушки Института весь мир ополчился на них. В этом плане Отец ведёт себя, как типичный старейшина Братства, видя лишь одну правду — свою. — Вы так говорите, как будто… — Да, я ушла оттуда, миссис Стивенсон. Просто забрала свои основные наработки, стёрла данные с личного терминала и телепортировалась чуть севернее Кембриджа. И главное — я готова вернуться на работу в Братство Стали. Хрупкая женщина с пронзительными миндалевидными глазами излучала столько силы и решимости, что Барбара даже не задала себе вопрос, как Ли осмелилась на такой шаг. А вот вопрос «Почему она это сделала?» пока оставался без ответа. — Должно быть, у вас на это были свои причины. — Всё, чего я сейчас хочу — это минимизировать число жертв и избежать уничтожения институтских достижений. — Вы хотите остановить Артура? — с лёгкой улыбкой спросила Барри. Она понимала, что это просто невозможно. — Нет. Но я знаю, как убедить его действовать по другой схеме. Боюсь, что я не смогу объяснить вам, что именно я имею в виду. Поймите, миссис Стивенсон, я говорю о вещах, которые лежат за гранью вашего понимания. О чём вообще речь! Я сама до конца не могу осознать то, что мне предстоит сделать. Но я прошу вас об одном — дайте мне шанс. Убедите Артура Мэксона, что я хочу вернуться в Братство вполне осознанно и не представляю угрозы. Он должен знать, что много лет назад я сбежала из столицы в Бостон и присоединилась к Институту. Теперь Братство не доверяет мне, но нам с вами очень нужно сделать так, чтобы это изменилось. Барри запуталась окончательно. Она знала не так много о конфликтах Мэдисон с предыдущим старейшиной, но догадывалась, что к институтской беглянке на корабле будет масса вопросов. — Почему вы решили сделать это через меня? — спросила девушка и пристально посмотрела на доктора Ли. — Вы сможете убедить Артура. И не только его. Последние слова прозвучали слишком таинственно. — Кого же ещё, доктор Ли? — с любопытством спросила Барри. — Вы узнаете. Придёт время, когда секретов не останется. У меня к вам ещё один вопрос, Барбара. Скажите, вы случаем не причастны к тому, что огромный архив данных Института был тайно скопирован на неизвестный носитель неделю назад? — Причастна. Думаю, вы сами понимаете. — К вашему счастью, программисты Института только вчера обнаружили это, восстановив резервные копии архивов всех процессов во внутренней сети. На фоне ваших действий моё исчезновение выглядит в разы загадочнее для них, но думать об этом теперь некогда. Надо спешить. Помогать мне или нет — решать вам, но помните, что на кону — будущее человечества. И я сейчас не про засилье синтов, а про жизнь обычных людей — таких как мы с вами. Пусть совесть поможет вам сделать выбор, миссис Стивенсон. И кстати… Ли вдруг замерла, быстро окинув взглядом кухню, и снова уставилась на собеседницу. — Как вы чувствуете себя после второй телепортации? — Прекрасно. А почему вы спрашиваете? — У меня были опасения, что эта система начнёт плохо работать при активации с пип-боя. Я бы не советовала вам её использовать. Так, на всякий случай. Да и Отец наверняка не обрадуется вашему со мной разговору.