Frozen Steel

— Как давно? Данс задавал вопросы негромко, будто боялся не расслышать за холодной интонацией Шона чей-то спасительный шёпот. Шёпот, который опровергал бы сказанное стариком, обращал в пепел его аргументы. Но кроме Шона объяснить происходящее не мог никто, и Данс покорно слушал, иногда метая грозные взгляды на матерящегося по поводу и без МакКриди. — Ещё до вашей встречи, — спокойно ответил Шон. Что ни слово — то осколок стекла, который лезет остриём в свежую рану, соскребая с неё ещё мягкую корочку. — Она знала? — До недавнего времени нет. Я не был уверен, что расскажу ей. Даже зашифровал данные о ней в сети Института, чтобы они не попали на поверхность. Данс не мог выбросить из головы жуткое, побитое временем лицо главного синта из Акадии. Того безумца ДиМА, который рокотал в уши Барбаре слащавым голоском, словно лидер секты. Он знал? Или просто хотел, чтобы она в это верила вне зависимости от своей природы? Несправедливость тяготила и заставляла импульсивно искать виновника. Сознание обманчиво толкало Данса к мысли, что до встречи с этим пластиковым ублюдком всё было нормально, а под откос всё пустили именно его ужасающий шарм и проверенные временем проповеди. Будто бы синтетическим тело делали именно заблуждения о собственной роли в мире, причём с молчаливого согласия опьянённой головы. Но правда была в том, что Барри не стала иной при Бенджамине. В ней не поменялось ровным счётом ничего. Она была синтом в первую их встречу и оставалась им сейчас, когда лежала на кушетке в окружении толпы докторов за стеклом. Просто Данс отчего-то искал в стене правды лазейку, чтобы не отнимать у Барбары звание «человек». Он знал, каково ощущать себя самозванцем — и это было отвратительно. — Где настоящая Барбара? Та, что жила до войны? Данс и без хмыканья МакКриди понимал, что слова «настоящая Барбара» звучат ужасно, но спросить иначе не мог. Пренебрежение фактами только растянуло бы процесс принятия решения, а времени было мало. Первые уровни Института все-таки стали полем боя на заре штурма, но верхние этажи сберегли свой стерильный блеск и чистоту. Война будто была жидкой отравой, которая успела хлынуть внутрь, но кто-то вовремя дёрнул за цепочку, на конце которой находилась пробка. — Кремирована в «чёрном блоке» Института. Там мы прощаемся с теми, кто ушёл от нас, — ответил Отец. Охотники кучковались неподалёку, бросая неприязненные взгляды на поредевшие, но ещё такие опасные отряды Братства. Их разделяли холлы, коридоры и целые этажи, но каждый из них был готов снова броситься в атаку, преодолевая пахнущую пластиком и средством для мытья полов пустоту, и украсить стены кровавыми кляксами и подпалинами. Чаши на весах преимущества поравнялись друг с другом и теперь едва колыхались, словно в них по очереди щепотками досыпали соль. — Что с ней? Почему она не могла говорить? — вмешался наконец МакКриди. Наёмник охрип, пока орал на Данса в отделе бионаук, и теперь кашлял после каждого вдоха. Отец поджал губы и обернулся, глядя сквозь стекло. Лица Барбары не было видно из-за суетливой Филмор, которая снимала датчики с головы девушки. — Травма. Война. Потери. Недосказанность. Ах, впрочем… думаю, я должен признать, что это был самый настоящий обман с моей стороны. Не так ли? Она просто не справилась с этим грузом. Сломалась. Механизмы психической защиты, которые я лично прописал в её коде, оказались бессильны. Наёмник пошатнулся, будто груз, о котором говорил Шон, внезапно коснулся его плеч. Он на негнущихся ногах обошёл старика и прислонился лбом к стеклу, со шлепком прилепив к нему и худую пятерню. — Ты слишком далеко зашёл, папаша, — обессиленным голосом сказал МакКриди. На фоне этого безумия Данс даже забыл о том, что когда-то записал этого парня в покойники. Но юркий вашингтонец был словно заговорён от пуль — выжил не только при рождественской бойне, но и уцелел теперь, вовремя юркнув за трубу там, в тоннелях. — Знаю, — признал директор, но по голосу не было понятно, насколько он искренен, а лицо своё старик повадился прятать. — Я был убеждён, что как учёный имею право совершать ошибки. Но, кажется, я должен был разграничить область их возникновения. За стеклом Филмор наконец собрала в чёрный букет датчики, которые долго висели на теле Барбары, и отошла в сторону. Данс увидел лицо своего рыцаря таким, каким оно было до их совместной катастрофы. Спокойным, гладким, с привычным розоватым блеском на щеках. В её синтетическую природу до сих пор не верилось. Эта женщина стала источником человечности, и ещё недавно страж был готов признать, что почти поверил ей. Поверил словам о том, что он человек. А она-то верила в это искренне? Или транслировала вкрученную в сознание установку на очеловечивание самой себя? Спросить можно было у старика, но Данс не хотел тратить слова на разговоры о прошлом. Значение имело лишь настоящее. Кем бы ни была эта женщина, Дансу безумно хотелось одного: разнести из гаусс-пушки чёртово стекло, подхватить её на руки и уйти. Но сделать это — всё равно что сорвать цветок, обрекая его на медленную, но красивую смерть. Данс сделал несколько шагов и встал справа от наёмника. — Что мы можем сделать, чтобы с ней всё было в порядке? — спросил солдат. — Да, — поддержал его Роберт, и стекло напротив его рта запотело. — Просто скажи, папаша. Я на всё готов. Наёмник был ходячим шилом в заднице, но именно сейчас Данс понимал: никто не поймет его лучше, чем этот худосочный дурень. Бенджамин никогда не взял бы его в свой отряд, если бы Роберт приковылял в пункт вербовки и заявил, что готов прыгнуть в оранжевый комбинезон по первому приказу. Нет, в одном строю им не место, ведь Братство — это не только тактика. Братство — это идея, до которой уму МакКриди расти и расти. Но здесь и сейчас этот щегол казался лучшим напарником, и Данс был уверен: он тоже шагнёт в ад ради Барбары. И ад действительно существовал, и они стояли в шаге от него. Этот ад был не огненной бездной, не россыпью гематом на теле, не ужасом, что парализует тело после выстрела прямо над головой. — Вы ничего не сможете сделать, — резанул по ушам голос директора. — Она не станет прежней. Пусть это сравнение вам не понравится, но её сознание дало сбой после критической перегрузки. Сейчас мы погрузили её в искусственную кому, но если она очнётся, то в её сознании разыграется вихрь из травмирующих закольцованных воспоминаний, которые продолжат её изматывать. — Разве выхода нет? — спросил Данс. — Выхода нет. Директор Института поднял взгляд на мужчин, стоявших перед ним. Молчаливое непонимание Данса тонуло на фоне экспрессивного выпада МакКриди. — Что?! — кричал он, игнорируя осторожную тишину кругом — Ты?! И не можешь это остановить?! — Не могу, — тихо ответил старик. — Всё, что я могу сделать, это обсудить с вами, как нам стоит поступить. Я совершил массу ошибок, ни к кому не прислушиваясь. И мне пора с этим покончить. *** — Так ты состояла в Братстве или нет? — спросила Илзе. Пайпер ёжилась от холода на лётной палубе Террора. Лопасти винтокрыла за её спиной ещё не остановили бег, а эта крошечная блондинка уже встала барьером между ней и заветной дверью в тёплое нутро дирижабля. Нат стояла рядом с Пайпер, и, казалось, была куда спокойнее своей старшей сестры. Она покорно молчала, косясь на мутные пейзажи Содружества за бортом, и не выпускала руку журналистки из своей крохотной ладошки. — Я работала на Артура Мэксона, мэм. Капитан не сводила с Райт оценивающего и недоверчивого взгляда. Ночная прохлада разукрасила бы румянцем чьи угодно щёки, но в жилах фрау Визенталь словно бы текла не кровь, а что-то вроде хладагента. Пайпер сравнила эту женщину с фарфоровой куклой, лицу которой художник придал более чем яркое выражение, отчего она не перестала быть фарфоровой. — Ты не поняла мой вопрос, — резко повторила Илзе. — Являешься ли ты членом Братства Стали официально?! — Вы имеете в виду, есть ли у меня паспорт внутри организации? — догадалась журналистка. — Нет, мэм. — Nun, das ist… empörend! Рыцарь Лоулесс, вы доставили на борт Террора постороннего человека, — всё раздражение капитана вдруг полилось на несчастного пилота. — Вы предупреждены о том, какая за это предусмотрена ответственность? Даже через шлем чувствовалось, как краснеет и пухнет от напряжения его лицо. — Мэм… но старейшина Мэксон всегда… — Лоулесс! — рыкнула Илзе и постучала ногтем по шлему лётчика, — ты не на том корабле, чтобы делать всё, чего хочет Артур Мэксон. — Могу я хотя бы доставить её на Придвен? — Нет. Тем более, там… — Я в курсе, как Институт перебрасывает синтов на поверхность, — перебила её Райт. Илзе замерла с ладонью поверх белого пластика. Вся её фигура была теперь неподвижна, и только голова медленно поворачивалась к девушке. — Откуда мне знать, что ты не соврёшь? Впервые с момента, как они встретились около стыковочного порта, Райт ощутила какое-то подобие уверенности. Она прочистила горло, постаралась скрыть дрожь в локтях и коленях и принялась за объяснения. — Посмотрите сами, с каких направлений шёл враг. Зуб даю — со стороны Убежищ! Я сбежала из Сто одиннадцатого, когда его оккупировал Институт. Синты, учёные — да они себя там почти как дома чувствуют! Они туда телепортируются! Та груда металла недалеко от Потогонки… это же ваш третий корабль? Его ведь атаковали со стороны Мальдена, да? Убежище семьдесят пять, мэм. Оно как раз находится там. Если моя догадка верна, то Институт может атаковать Даймонд-Сити. Все они — Илзе, Пайпер, Нат и даже Лоулесс посмотрели на белое зарево стадиона. В самом деле, этот город не нуждался в том, чтобы наносить его на карты. Ясная ночь раскрывала любому из путников его местоположение. — Из-за Восемьдесят первого? — тихо спросила Визенталь. — Вряд ли. Оно жилое. Скорее из-за Сто четырнадцатого. Илзе не сводила взгляд с Даймонд-Сити, и Пайпер догадалась: ей удалось подогреть какой-то тайный страх в душе этой женщины. Затронуть тревожную струнку, подтвердив своими словами её опасения. Капитан отстегнула от пояса рацию и нажала на округлую кнопку на боковой стенке. — Гуфье. Она словно и не вызывала интенданта, а сухо констатировала тот факт, что Сюзан должна появиться у аппарата по умолчанию. И та действительно ответила заискивающим мягким голосочком. — Да, капитан? — Доложи обстановку. В трубке попыхтели и устало вздохнули. — Странная ночь, мэм, — отозвалась Гуфье. — Неспокойная. — Что не так, Сюзан? — спросила Илзе, обхватив рацию двумя руками, будто так от неё было больше толку. — Не знаю, мэм. Связи с штурмовой группой у нас нет, но Бёртон говорит, что так и должно быть. Патрульные каждый час докладывают, что в округе тихо, но… знаете, воздух как будто пахнет кровью! Райт ощутила, как её горло треплют рвотные позывы. Она совсем недавно имела неудовольствие вспомнить, как ужасно пахнет кровь. Зак всё-таки смог провести их с сестрой к лифту-шестерёнке, и Пайпер даже видела, как институтские сволочи бесцельно кидаются на решётку, что отделяла их от холодной платформы в момент подъёма. Помешать им не успели, и от счастья Райт была готова броситься на землю и расцеловать радиоактивный песок за возможность снова видеть его под ногами. Вот только на песке том лежали обезображенные тела рыцаря Розан и скриптора Шелли. Журналистка стиснула челюсти в очередном приступе, но после первого же спазма что-то кислое вытекло на язык из глотки. Пайпер сплюнула через ограждение на палубе и не без иронии подумала, может случайно замарать голову какому-нибудь солдатику. Изле с недоверием посмотрела на неё. — Я не могу взять тебя на борт. В глубине души Райт надеялась, что информация станет достойной валютой для торгов с этой женщиной. Но везение лишь обманчиво дало себя приручить. — Мэм? Но ведь… я прошу даже не ради себя! Мой ребёнок и моя… — Мэм, умоляю вас! — встряла во взрослый разговор Нат. — У моей сестры скоро будет маленький, ей нужно быть в безопасности! — Это военный корабль, Schatzi, мы не берём на борт посторонних. Безнадёжность разговора становилась для Пайпер всё очевиднее, но уступать всё равно не хотелось. — Я не посторонняя, — вдруг резко выпалила она, отчего даже Лоулесс сделал шаг назад. — Спросите у старейшины Мэксона, кто я! Илзе, которая уже успела развернуться и сделать шаг в сторону лестницы, снова посмотрела на девушку. Визенталь подошла к ней так близко, что её дыхание — холодное, как сам ветер — скользнуло по ключице Райт. — Я бы сказала тебе, как ваш союз называется на самом деле. Но не вынуждай меня сквернословить при твоей сестре. — У вас есть дети, мэм? — неожиданно спросила Райт. Она чувствовала исходящую от Илзе опасность, словно та могла вонзить ей под рёбра заточку, даже не поморщившись. Отчего-то девушка была уверена, что если Визенталь и предстоит кого-то аккуратно убить — она сделает это именно так. Но женщина всё-таки на мгновение задумалась, словно вопрос ударил в уязвимое место на её броне. Но броня эта всё равно выдержала. — Ты взываешь к моему женскому милосердию. Очень жаль, что ты переоцениваешь мои положительные качества. И к тому же, — Илзе сделала шаг назад, осматривая и Райт, и стоящую рядом девочку, — корабль сейчас — не самое безопасное место. Вам обеим будет лучше оставаться на земле, поверь. Райт снова посмотрела на сияющий далеко внизу Даймонд-Сити. Белый свет прожекторов сейчас казался каким-то неправильным, он демаскировал город, приманивая к нему врагов всех мастей. — Хотелось бы тебе верить, миссис Стервозность, — прошептала она себе под нос. *** Квинлан успел тысячу раз пожалеть, что не оставил кота Эммета в Цитадели под присмотром сварливой супруги. Эти животные прятки были совсем некстати на фоне начавшейся войны — в бостонском аэропорту ревела сирена, винтокрылы то и дело перебрасывали бойцов из точки в точку, и, по правде говоря, проктор должен был сидеть у приёмника и составлять карту вражеской активности по сводкам с полей. Вместо этого он снова бегал по Придвену с сосиской. — Квинлан, неси свою худосочную задницу сюда! Голос стража пригвоздил проктора к полу. Квинлан сделал глубокий вдох и расправил плечи, чтобы при визите в карцер не выглядеть, как измученный скучной работой клерк. Однако стоило Ларсу шагнуть внутрь, как грозный взгляд стража выбил из него всю смелость. — Чего вы хотели? Артур до сих пор не дал никаких распоряж… Генри победно поднял на уровень плеч простынь со своей шконки. Ткань играла роль мешка, внутри которого что-то барахталось. — Никого не потерял, Ларс? — с оскалом спросил Генри. У Квинлана сердце провалилось куда-то глубоко под подол. Он ухватился руками за прутья клетки и сунул нос в камеру стража. Там пахло недоеденным обедом, потом и, как показалось проктору, кошачьей мочой. — Эммет?! Ст… страж Кад-ден.. — заикаясь, умолял Ларс, — отпустите его! Что вам сделал мой кот, ей богу?! — Ты что, Ларс? — картинно округлил глаза Каден. — Ты что обо мне думаешь?! Я всего лишь решил помочь тебе поймать твою тварину. Проктор гулко сглотнул и протянул руку к мешку. — Позвольте, я его заберу… он… он боится, когда его вот так ловят… Но Генри снова опустил мешок, словно дразня проктора. — Пожалуй, да. Оказаться в западне само по себе дело малоприятное, Ларс. Но давай договоримся: услуга за услугу. Трясясь, как стебель центроцвета, Квинлан поднес к лицу руку и принялся грызть ноготь. Что он может сделать? Открыть карцер? И хоть Мэксон дал Квинлану понять, что они со стражем в одной связке, самовольничать проктор не рисковал. За такое Артур может самолично спихнуть его с лётной палубы, уж его-то нрав Ларс знал. — Но как… как мне поступить?! — растерянно вопил Квинлан. — Слушай сюда, — заговорщическим тоном ответил Генри, — я знаю, как ты не хочешь усложнять себе жизнь, Ларс. Никто не хочет. Мешок снова шевельнулся. Кот не издавал ни звука, и Квинлан испугался, что усатый сидит там давно, уже очень давно. Видимо, не стоило ронять в прошлый раз здесь кошачьи лакомства — Каден, сукин сын, даже сейчас извернулся так, что теперь был в выигрыше. Приманил кота, а за яйца взятым оказался Квинлан. — Что вы предлагаете? — Короче, отдай мне ключ от камеры, а я взамен слегка приукрашу тебе лицо. Скажешь, что я напал на тебя, когда ты подошёл к клетке слишком близко. Всех собак спустят на меня, не сомневайся. Кейд потыкает в тебя ватой с какой-нибудь мазью, на том для тебя позор и кончится. Проктор не сводил взгляда с мешка и думал, думал, много думал. Кота Квинлан безумно любил, но и с фонарём под глазом ходить не то чтобы сильно хотелось. А уж кулак Кадена и вовсе обещал оставить целый прожектор. — М-мож-жет быть, сделаем как-то иначе, страж? — Ну, и что твоя голова сможет придумать? — Я устрою пожар, — шёпотом сказал Ларс. — Небольшой! Пожарная сигнализация сработает быстро, ещё до того, как я успею всё потушить. Двери сами откроются — таков протокол. — И чего ты сразу до этого не додумался, Ларс, ебсти тебя налево? — укорил его Каден и слегка потряс мешком. — Давай, шевелись! И Квинлан побежал в свой прокторский уголок за спичками. Все привыкли к тому, что Ларс всегда был немного дёрганым, а потому вопросов никто не задавал. Спички! Спички! Спички… Это была одна из немногих вещей, которые Тиган не пересчитывал, заполняя свои толстые журналы. Спички! Где лежат чёртовы спички? Коробок Ларс нашёл в самом нижнем ящике. Взял его в руки, огляделся, будто само это действие было преступным, а потом разыскал на стеллажах внушительную гору бумаг. Технической документации в логове проктора было хоть задом жуй, и он с сожалением понял, что эта макулатура впервые принесёт ему хоть какую-то пользу. Квинлан чикнул спичкой, но руки дрожали так сильно, что деревянная палочка выпала из его рук. Он чиркнул снова, но другая спичка погасла от того, что Ларс трясся всем телом, не в силах с собой совладать. Тогда в ход пошла свеча — одна из тех, что иногда горели на столе проктора, когда Инграм вынужденно отключала питание на судне. — Вот так… — пробормотал Ларс, поднося свечное пламя к уголкам бумаги в пышной стопке. Цифры, росписи и печати на пожелтевших листах исчезали под синеватой волной огня. Спустя несколько секунд полыхал весь стеллаж. Квинлан поставил подсвечник на край стола. Над головой завыла сигнализация. Проктор с облегчением метнулся к огнетушителю и едва сдюжил, когда пришло время сорвать предохранитель и потянуть за ручку. Облако пены утопило стеллаж, и вскоре последние клубы дыма развеялись под потолком. — Ма-а-ау! — раздалось сзади. В испуге обернувшись, проектор увидел своего питомца, который удивлённо смотрел на оплавленную свечу в маленьком подсвечнике. — Эммет? Кот наклонил голову, словно не веря, что перед ним стоит его хозяин, а потом снова перевёл взгляд на свечу. — Нет-нет, это не игрушка, Эммет! — тоненько проверещал Квинлан. — Убери лапу! Нет, трогай! Эммет! Эммет! Поняв, что ронять свечу на заваленный бумагой стол не стоило, кот встрепенулся. Он ощетинился на пламя, обнажил острые клыки и сиганул из прокторского уголка в коридор, оставив Квинлана стоять напротив полыхающего стола. — Твою мать! Твою же мать! Огонь распролзался по помещению так быстро, что огнетушитель уже не справлялся, как не справлялась порядком заржавевшая система пожаротушения под потолком. — Квинлан! Освободившийся Каден нарисовался в проёме, заслонив собой коридор. В руках мужчины грозно покачивался миниган, который он, очевидно, успел умыкнуть из лавки Тигана. Глаза стража остекленели, и казалось, что они не отражают блики огня, а скрывают пламя внутри, за глянцевой влажной плёнкой. — П-помогите… — У тебя было единственное серьёзное поручение за все годы твоей службы, Ларс, а ты обосрался? — Да помогите же мне! — взмолился проктор. — У тебя свои заботы, Ларс, а у меня — свои, — рявкнул страж. Тиган, Инграм и даже сам Келс уже неслись по коридору к месту пожара. Дарла моментально рванула к металлическому ящику у стены и сорвала с проволочного крепления второй огнетушитель. Оттолкнув бесполезного Квинлана, она шагнула в центр прокторской конуры и принялась тушить пламя. Спустя пару секунд на помощь ей пришёл Тиган. Под их натиском огонь сдался. — Каден, — рыкнул Альберт и припечатал стража к стене ладонью, — ты путаешь берега, дружище. Вернись в карцер, и я сделаю вид, что этого не было. — Келс, остынь, — ехидно улыбался Каден, словно преимущество всё ещё было на его стороне, — я думал, мы в одной связке. — Мы могли в ней быть, но ты упорно лезешь куда-то в сторону, наплевав на всех. Если Артур не отдал приказ о твоём освобождении, значит пока он справляется без тебя. Так что, вернёшься в клетку сам или мне тебя проводить? Отбросив руку Келса, Каден сделал пару смиренных шагов по направлению к карцеру, но внезапно крутанулся вправо, схватился за горловину брони Инграм и упёрся дулом неизвестно откуда взявшегося револьвера ей в висок. Альберт растерянно глянул вниз — кобура на его портупее опустела. Видимо, капитан был так поражён наглостью во взгляде стража, что не заметил, как тот ухватился за рукоятку. — Дарла! — рванул к возлюбленной Тиган, невзирая на ствол в руке Кадена. — Отпусти её, иначе я тебя… Хлопок. Тигана отбросило к противоположной стене, после чего он сполз на пол, оставляя со стороны левого плеча вертикальную кровавую дорожку на тёмно-сером металле. — Тише! — примирительно сказал Келс, — Генри, вот этого не надо больше, ладно? Я понимаю ваши с Артуром мотивы, но зачем калечить тех, кто даже не стоит у тебя на пути? Тиган стонал, держась за плечо. Дарла побледнела от страха, боясь разозлить съехавшего с катушек стража — второго выстрела проктор мог не пережить. — Тогда не повторяй ошибок Артура, Келс! – скомандовал Каден. — Помоги мне. — Чего ты хочешь? — без возможности решить проблему иначе спросил капитан. — Свяжи меня с Мэксоном и подготовь винтокрыл. *** Институт не изменил своим традициям и снова вырвался на поверхность внезапно. Он был той силой, к приходу которой нельзя подготовиться на все сто — обязательно окажется незалатанной какая-нибудь брешь, на которую он и навалится своей синтетической мощью. Попытка Братства прорваться внутрь напоминала охоту кошки на крысу в глубокой норе, когда она, клацнув зубами по жуткому розовому хвосту грызуна, внезапно ощутила, как тот высунул наружу голову и в ответ впился в шерстяной бок визитёра. Даймонд-Сити ждал спокойного утра, но оно не пришло. Вместо этого пришла стрельба — прямо к стене, к городским воротам. Те, кто успел юркнуть внутрь, прежде чем все входы и выходы напрочь закрылись, рассказывали: снаружи тьма синтов. Они хлещут из переулков, как пластиковое цунами, и кладут всех, кто бежит им наперерез с оружием. Мо Кронин выскочил на улицу с мухобоем и едва не сбил с ног Артуро Родригеса, дуло дробовика которого судорожно поворачивалось то влево, то вправо. Недалеко от них Мирна пряталась за корпусом своего робота Перси и в страхе смотрела на то, как суетится городская охрана. Напуганные люди высовывали носы из домов и снова исчезали после хлопков дверями. Бездомные сгрудились около Церкви всех верований, где пастор Клементс пытался хоть как-то их успокоить. Он вообще был одним из немногих, кто не поддался панике на фоне взрывов прямо за стеной. — Сохраняйте спокойствие! — прошипели громкоговорители голосом Женевы. — Не покидайте свои дома! Город находится под защитой Братства Стали и специального гарнизона Даймонд-Сити! — Специального хернезона, бля! — выругался Вадим, глядя на нестройные ряды местных охранников. — Нехорошее у меня предчувствие, мужики! — Братство же отстоит город, да? — прижималась к стене «Скамьи запасных» Скарлетт. — Ну, они же смогут им дать отпор? — Смогут, — неуверенно ответил Ефим. — Ага, было бы всё так просто! — возразил Вадим. — Вы чего, не слышите, как там за стеной буздает?! — Чё предлагаешь, Бобров? — огрызнулся стоящий рядом Мо. — Мужики, не дело это. Давайте помогать! Мо и Артуро посмотрели на него, как на дурака, а последний даже покрутил у смуглого выбритого виска пальцем. — Ты что, больной? Нас там расплавят как нехер делать! И жуткие звуки боя, которые отражались от стен стадиона и теперь гудели над городом как гул неудержимой лавины, явно придавали веса словам оружейника. Зеваки из тех, что были не совсем трусливыми, подтягивались к площади. — Парни, да вы чего? — оглядел небольшую толпу Вадим. — Тут же наши с вами близкие! — Вадим, но это не драка в баре, — осадил его брат. — Нас просто в порошок сотрут, если мы сунемся наружу! Взволнованный гомон со стороны лестницы заставил всех обернуться. На ступенях толпились солдаты Братства, и вокруг них носилась абсолютно растерянная Женева. То ли она действительно боялась за город, то ли просто отчаянно рвалась быть полезной, но на неё никто не обращал внимания. — Прикрыть фланги? — орал страж Бэл на кого-то из подчинённых. — Мохавский отряд уже их забрал! Но, вашу мать, лучше бы они этого не делали! Они оставили Мальден! У нас теперь флагманский корабль не защищен! Понимаете вы это или нет?! — Страж, но мы… — попыталась успокоить его интендант Гуфье. — Что «мы»?! — неистовствовал Бэл. — Кругом я только и слышу: «мы!», «мы!» и ещё раз «мы!» — Вы связывались с Бёртоном? — Связывался! А как мне, мать вашу, с ним не связываться?! Они прикрывают штурмгруппу на берегу, чтобы наших не взяли в тиски. Знаете, что такое «взять в тиски», Гуфье?! Вот был бы у вас… А, да с кем я говорю! Соедините меня с Террором, сейчас же! Перебранка на залитой светом прожекторов лестнице подействовала на горожан угнетающе. Вадим скрипел зубами, будто собирался идти и перемалывать врага мощными челюстями. — Дела у них и правда неважно идут, джентльмены, — констатировал Мо. Громкий взрыв со стороны входа отрикошетил эхом от стен бывшего Фенуэй-Парка. Оранжевое зарево на мгновение заполнило собой прямоугольник главного гейта, а потом под ноги стражу Бэлу выкатился чей-то шлем, за которым стелилась неровная кровавая дорожка. — Оружие к бою! Город не сдавать! — рявкнул Бэл и махнул рукой, поднимая свой небольшой отряд на битву. Женева завизжала, подвернула ногу и укатилась куда-то под трибуны. Ей не перед кем было терять лицо — намалёванную блондинку уже давно никто не считал авторитетом, а обещаниям из административного окошка не верил даже пропащий Шэффилд. — Господи! Услышь нашу молитву! — завёл свою шарманку пастор Клементс, открывая двери церкви для всех, кто нуждался в убежище. Прогремел ещё один взрыв — уже почти на лестнице. — Блять! — проорал Мо, падая на землю от неожиданности. — Народ, ну а теперь-то чего делать?! Вадим тоже хотел бы знать, чего им делать. Но для этого ему было нужно перекинуться парой слов с тем, кто хоть раз задавался этим вопросом. Оставив приятелей браниться на площади, бармен юркнул к дому скриптора Хэйлин. Том, как и ожидалось, впустил его не сразу — наверняка сначала посмотрел наружу через десятки щелей, прежде чем точно убедиться, что их не пришли расстреливать. — Здарова, мужик, — открыл ему наконец Уэзерби. — Хорошо спалось? — Да просто охеренно! — съязвил Вадим. — Джон, ты тут? — А где мне, извини за вопрос, ещё быть? — поднимался на спальном мешке гуль. Вадим закрыл за собой дверь и прошёл в крохотную спальню. В отсутствие Хэйлин ребята даже не зажигали лампу под потолком, и теперь пространство освещала крохотная свеча, стоящая на горке из воска посреди алюминиевого блюдца. — Парни, охота чего-то напиться, но так, чтобы очнулся утром — а всего этого нет! — развёл руками Вадим. — Чего теперь будет? Они тут камня на камне не оставят, если в город зайдут! — Дездемона тоже этого боялась, — отчаянно простонал Том. — Она понимала, что города примут удар на себя. Поэтому и пыталась спасти людей из Добрососедства. Знала, что пока враг друг друга не измотает, Содружеству рано вклиниваться. — Главное, чтобы не поздно, — ответил Хэнкок, В темноте казалось, что лицо Джона — это маска из папье-маше с прорезями вместо глаз, и лишь крохотные блики в этой черноте выдавали в ней бывшего человека. — Джон, не вспоминай то, что было раньше. Тогда никто в Содружестве не был в силах что-то поменять. Дез тоже так считала. — Может, в этом и есть смысл, — признал гуль. — Мы все тогда были на волне. Считали, что кого угодно в зад отымеем. В итоге не осталось ни города, ни половины моих людей. Но если бы не Дез и все вы — не было бы в живых второй половины. Дейзи, Клэр, Фреда, ребят из Капитолия… Они все наверняка сейчас встали бы в строй, если бы не были раскиданы по всему Содружеству. Вадим сел на край кровати Хэйлин. Даже когда она ушла с отрядом Данса, ни Том, ни Джон не осмеливались туда ложиться, охраняя гладкость желтоватой простыни. И только зад Боброва, тяжелый, как и его голова в эти минуты, всё испортил. — Я тоже мужикам сказал, что не дело это — сидеть в углу и ждать, пока нас делят между собой тостеры. Снаружи доносились взрывы и крики. Крики и снова взрывы. — Мой дружок Билли был бы с тобой согласен, — кивнул Джон. — Да что тут говорить, и я сам думаю, что час пробил. Обидно, что я встречаю этот момент в бинтах и без своего сюртука. — Мужики, так может хватит ссать? — воодушевился Вадим, и от взмахов его руки задрожал свечной огонёк. — Да, уж из меня-то каков солдат, только погляди! — усмехнулся Хэнкок. — На войну можно притащить кучу пушек, Джон, — возразил Вадим, — но какой от них толк, если люди побоятся брать их в руки? Ты можешь помочь нам не только в строю. Сечёшь о чём я? — Я думал об этом, — признался Джон. — Но как это будет выглядеть? Я призову своих кентов бороться, но на чьей стороне? На стороне консервных банок? — Но это наш дом, — с нажимом сказал Вадим. — Даймонд-Сити — наш город, а не их. Они могут бросить его когда угодно. Ёк-макарёк, да они хоть сейчас могут его сдать! И что мы будем делать? Стоять на коленях перед синтами и полировать губками их пластмассовые жопы? — Ты прав. Даймонд-Сити — твой дом. А мой дом теперь — всё Содружество, и оно рассыпается по кусочкам. — Это значит, мы сдаёмся? — с каким-то почти детским страхом спросил Том. Хэнкок задумался, будто один этот вопрос был способен выстроить пирамиду приоритетов в его уставшей и больной голове. Он долго тёр шершавые виски, массировал пальцами обезображенные уши и вёл сложный мысленный диалог с самим собой. — Сдаваться — последнее дело, — ответил он наконец и покосился на техника. — Том, когда вы вышли на Ронни перед бойней в Добрососедстве, кто разрабатывал план эвакуации? — Эээ… Дездемона. Но я помогал! — Какие там основные точки, малой? — с напряжением в голосе спросил Джон. — Банкер-Хилл, переулок Висельника, нескольких эвакуировали в Джамейка-Плейн. Джон позабыл о постельном режиме. Он вскочил, и, потирая руки, быстро ходил из угла в угол. — Связь с Восемьдесят восьмым установить сможешь? — спросил он у Тома. — Думаю, что да. — А объяснить Дьякону, как пилотировать винтокрыл? *** — Не выходите на пирс, — посоветовал Уве. Стоящий между двумя рыцарями Мэксон недоверчиво осмотрел моряка сквозь визор силового шлема. — Даже не думай убежать. Гуль вздрогнул и поспешил успокоить своих конвоиров. — Нэй, нэй! Не в этом дело! Они смотреть через перископ, и если увидеть вас… Янцзы тогда не всплывёт. Мэксон взглянул на океан через дыру в деревянном заборе. Глянец Атлантики был щедро посыпан блёстками лунного света. Артур вдруг понял, что впервые видит эту громадину так близко, а совсем скоро и вовсе сможет окунуть в неё руки. Во мраке прибрежной ночи он чувствовал себя охотником на крупную рыбу, а наивный гуль Уве был червем на крючке. — Что стоишь? Будешь что-то делать или мы здесь болотников считаем? — огрызнулся рыцарь Винтер. — Да, — закивал Уве, — я доплыть первым. Заблокирую люк, тогда они не уйдут в воду. Моряк в одиночестве вышел на пирс и достал из мусорного бака белую тряпку. Следующие пару минут он стоял на самом краю, так, что волны почти доставали до носков его сапог, и размахивал тканью над головой. Рубка поднялась над водой чуть правее старого облезлого буя. Уве прыгнул в крошечную плоскодонку, отвязал её от берега и погрёб к Янцзы, то и дело оглядываясь. Всё случилось быстро. Маленький катер выскользнул из тёмного эллинга, мотор проложил бурлящую белую полосу по глянцу чёрных волн. Янцзы, загадочная и недосягаемая, теперь была у Артура под ногами. — Капитана оставить в живых, — приказал он, придерживая люк и пропуская свою свору вниз, — а остальных в расход. Уве стоял в паре метров от старейшины, а его дырявые штаны были мокрыми почти до колен. Мэксон уничижительно посмотрел на гуля, и тот шагнул назад. Короткая нога соскользнула с покрытого тиной края рубки, и моряк по шею ушел в воду. Он судорожно хватался за скользкий металл в нескольких дюймах от ботинок Артура и всерьез ждал, что ему протянут руку. — П-помогите… х-холодно, черт возьми! Мэксон не был уверен, что хочет этого, но всё-таки достал револьвер. Этот гуль почти импонировал ему тем, что презирал собственную природу. А лучшим способом победить её, верил Артур, была смерть. — Ты можешь быть горд тем, что послужил Братству Стали, — сказал он, прицеливаясь. — Но мы боремся не за мир, в котором будет место живым трупам, Уве. Грянул выстрел. Тело гуля подхватила волна. Неожиданно внутренний канал в шлеме ожил. Уши Артура атаковал недобрый, откровенно опасный в эти мгновения голос Генри Кадена. — Ты меня разочаровываешь. Артур поёжился внутри своей брони. — Как ты добрался до приёмника, Генри? — До приёмника? — усмехнулся тот. — Я вот-вот доберусь и до тебя лично, дружок. Не бойся. Я прощу тебе тот факт, что ты обо мне забыл, но на всякий случай придумай оправдание повесомее, ладно? Даже когда Аарон намекнул Артуру, что тот попал в опалу, старейшина так явственно не ощущал потерю власти над всем, что считал подконтрольным себе. — Что ты там наделал, Каден? — Исправил несправедливость. Ты же забыл про наши договорённости, Артур, а это совсем не по-мужски. И что теперь? Погляди на этих идиотов! Институт трахает их на поверхности, наверняка трахнет и внутри. Но ты помнишь, что сказала сучка Стивенсон по радио? Что на Янцзы есть «конфетка покрупнее». Артур посмотрел на воду и любопытства ради нажал на кнопку тепловизора. Оранжевое пятно покачивалось в рябящей синеве — это волны уносили труп Уве под пирс. — Что ты предлагаешь? — Брать всё в свои руки. Подумай хорошенько, Артур. Не в твоих интересах отказываться от сотрудничества, коль уж мы так хорошо начинали. Услышал меня? Мэксон замер. Под его ногами, в чреве Янцзы, гремели выстрелы, но Артур ощущал, что целятся сейчас в него. Когда он последний раз видел Пайпер? Кажется, что чертовски давно. Так же давно он не получал о ней вестей из-за этой проклятой войны. — Ладно, Генри, — буркнул он в динамик. — Не подставляйся зря. Жду тебя на лодке. *** — Нет, нет и ещё тысячу раз, блять, нет! — крикнул наёмник. — Вы с ума сошли?! МакКриди переводил взгляд со старика на бойца Братства и обратно, не понимая, как они могут сохранять хладнокровие в такой момент. Ему казалось, что они его совершенно не понимают, а чувства Барри — тем более. И от этого было ещё страшнее спорить с этими непробиваемыми, как он их про себя обозвал, болванами, надеясь на милосердие. Барри была права в том, что им нужно отсюда бежать. Но сделать это следовало раньше, до того, как всё пустил по одному месту малохольный Бинэ. Определённо, если они выживут, то Роберт и Барри вернутся к остаткам Подземки и расскажут им, что их хвалёный Патриот был просто дурачком при должности. Но это потом. Не сейчас. — МакКриди, каким бы монстром ни был этот учёный, он прав, — убеждал Данс. Лицо снайпера вытянулось. Чем дольше они спорили, тем гуще, казалось, становился воздух. Он с трудом затекал в ноздри, едва ли насыщал лёгкие, а в довесок пах болезнью. Лекарства, химия, накрахмаленные простыни — что-то похожее ЭрДжей уже ощущал в Мед-Тек Рисёрч, но там ольфакторную симфонию тихих страданий приглушали пыль и время. — О чём ты, мать твою, говоришь? — спросил он у соперника. — Дать ей вторую жизнь было ошибкой, МакКриди, — ответил Данс. — К тому же, это попросту… негуманно. МакКриди сначала отшатнулся от него, будто сумасшествие было заразным, но уже спустя пару секунд коршуном подлетел к стражу и вцепился в ткань его комбинезона посиневшими пальцами. Он ощетинился, словно пёс, который встал на защиту немощного хозяина перед грозным врагом, рискуя шкурой. — Да как ты можешь такое говорить, Данс?! После всего, что она делала ради тебя?! — МакКриди, успокойся, — пробасил Данс и хлопнул пятернёй по худому плечу парня, отчего тот вздрогнул. — Ты не услышал меня. Я… я не жалею о том, что встретил её. Но ты должен понять, что эта жизнь — опасная, непредсказуемая, убогая… она ничто по сравнению с тем, что было у Стивенсон до войны. Барбара не заслужила этих мучений. — Но ведь… — МакКриди содрогнулся. Ему вдруг стало тяжело дышать, к горлу подкатил ледяной ком. — Она много для меня значит, Данс… — Для меня тоже, Роберт. Но решая её судьбу, мы не должны думать о нас с тобой. О том, насколько там будет тяжело и как нам предстоит это пережить, понимаешь? Это эгоистично. — Командир, можно вас на пару минут? — отвлекла их Хэйлин. Рыжая девушка-скриптор шелестела бумагами, которые несколько минут назад дала ей Филмор. Данс ничего не понимал в сложных медицинских терминах, и Отец приказал пропустить в сердце Института эту пташку. Роберт её помнил. Это она тогда махнула Барбаре рукой, прося о помощи на крыльце полицейского участка, и Стивенсон сжалилась над невезучим отрядом паладина Данса. А могла бы научиться хоть чему-то полезному у МакКриди и положить, мать его, хер! Рыжая, кажется, тоже вспомнила МакКриди, но её мысли быстро поглотило изучение отчетов и пересказ их содержания Дансу. — Молодой человек… Роберт обернулся. Отец стоял так близко, что просматривались даже самые неглубокие его морщины. — Чего тебе, папаша? Шон словно смирился с таким вульгарным обращением и перестал как-либо реагировать на постоянное экспрессивное «папаша». — В тех документах не упомянут один важный факт о моей матери. Факт, который не позволит Эм-Седьмому принять решение на холодную голову. Вы понимаете, о чём я? В голове и без того всё бурлило, а этот сноб будто намеревался подлить в огонь масла. Роберт понимал, о чём идёт речь. Конечно — ребёнок. Можно ли представить себе более явный признак того, что женщина, которую ты любишь, не твоя? Ты можешь боготворить её, ты можешь найти к ней подход и рисковать своей шкурой ради её благополучия. Но простой факт тычет тебе фигой в нос и напоминает, что она принадлежит не тебе, и её тело знает об этом. — Понимаю. — Вот и славно, — одобрительно кивнул директор. — Я думаю, вам меньше всего хочется смотреть на эту драму, которая усугубит и без того бедственное положение… моей мамы. Этот надменный тон уже был причиной дать с приклада по наглому лицу, но у МакКриди тряслись руки. — Разве с Дансом этому ребёнку не будет безопаснее? — Возможно, но только не сейчас. Сейчас синту Z1-11 нужен покой, а не очередная нервотрёпка. Мои люди найдут Данса, если в этом когда-нибудь возникнет необходимость. — Куда её уведут? — На Запад. В одно из Убежищ, где живут наши учёные. Её будут сопровождать Филмор и Форсайт. Да-да, тот самый. — Так вот оно что, — понял наконец МакКриди. — Им ты доверяешь больше, чем нам с Дансом. Ты просто хочешь, чтобы он согласился, вот и утаиваешь факты. Отец вздохнул, давая понять, что устал спорить. — Да. И не скрываю этого, — тихо согласился Шон. — Вот вы, Роберт… Вы верите, что он принял бы мою мать такой, какая она есть? Сейчас, когда он знает, кто она на самом деле? Когда он даже себя не в силах принять до конца? Верите? Я — нет. Снайпер скрипнул зубами. Он вообще не думал о том, что любимого человека нужно как-то по-особому принимать. Его нужно любить. МакКриди принял её уже давно, и даже будь её голова напичкана ватой… — Данс, не надо! Голос скриптора Хэйлин раздался за углом — в пустом коридоре. В её мольбах было столько боли, что МакКриди сам вздрогнул, будто это его о чём-то попросили. — Харпер, ты же сама видишь, что с ней происходит. Мы уничтожили её, — медленно проговаривал Данс. — Я уничтожил. А потом девушка за углом всхлипнула, и МакКриди сжал руки в кулаки. Наёмник понимал, что сам находится в шаге от того, чтобы пустить слезу. Когда он плакал в последний раз? Когда получил письмо от сына? Он ведь тогда написал Дункану ответ. Написал, что приедет не один. Что привезёт с собой красивую девушку — добрую, как мама. Красивую, как королева из сказки. Сказку, видимо, загадал не ту. Была же там какая-то жуткая про хрустальный гроб и спящую в нём красавицу. Или это две разные истории? Да и плевать. — Данс, я же вижу, что ты вернулся, — продолжала щебетать пташка Хэйлин. — Ты прежний. Я знаю... Я никогда не спутаю твой настоящий взгляд с чужим! — Это стоило здоровья доктора Ли, Харпер. — Я знаю! Плевать на неё! Она ничто не значит для нас с тобой, но Барбара… Сделай выбор сердцем, Данс. Прошу. МакКриди чувствовал себя карманником, когда подкрадывался ближе. Ему казалось, что он крадет что-то у Данса в моменты, когда улавливает сожаление в его голосе — это явно было чем-то сокровенным, о чём не полагалось знать чужакам. Командир и его подчинённая сидели друг напротив друга в тоскливом голубоватом свете. Девушка держалась своими тонкими синюшными пальцами за ладони стража, будто это он вот-вот должен был… — Я безумно хочу, Хэйлин, — сказал тот, и Роберт почувствовал, как в его голосе рассыпается невесомым порошком привычная монолитность. — Но не могу. Это будет означать, что я обрекаю её на вечные мучения. Которым лично стал причиной. — Я понимаю, — шёпот Хэйлин иногда переходил в болезненны всхлипы. Так плакал Дункан, когда пора было делать очередной укол. — Ты ощущаешь стыд. Но от стыда нельзя бежать таким образом, Данс! Нужно понять, как заслужить прощение. — Никак, — тихо отозвался страж. — Не в этом случае, Харпер. — Господа, — сказал Отец как можно громче и кашлянул, – прошу меня простить. И они снова обступили его с разных сторон, словно он выбирал, кому из них полагается победа в сложнейшей моральной битве, где априори не могло быть победителей. Проиграть должны были все. — Я понимаю, что для таких раздумий времени никогда не будет достаточно. Но так вышло, что у неё… — он едва заметно кивнул в сторону панорамного стекла операционной, — его ещё меньше. Наёмник понял, что боится туда смотреть. Если он начнёт выискивать в этой белизне лицо Барбары, то все аргументы будут бессильны. Он просто разнесёт здесь всё — и, скорее всего, спровоцирует потасовку, которая может стоить ему не то что остатка зубов — самой жизни. — Что будет… потом? — спросил он и понял, что вот-вот начнёт заикаться. Страшные слова неохотно слетали с губ. — После сброса мы проведем диагностику, и синт Z1-11 снова вернётся в строй. У неё будет уже совершенно другая матрица характера, что позволит ей жить дальше, как если бы она никогда не была Барбарой Стивенсон. Мы отправим её далеко отсюда, очень далеко — к нашим людям, которые помогут ей занять место в обществе и жить под другим именем в покое и безопасности. — Почему мы не можем остаться рядом? — спросил Роберт и уже не стесняясь хлюпнул носом. — Зачем? — удивлённо спросил Шон. — Вы же будете видеть в этом синте именно Барбару Стивенсон, не так ли? А ей это совершенно не нужно, господа. Ей нужна жизнь без вашего вмешательства. Просто держите в голове, что… что Барбары Стивенсон не станет. Вам нечего делить с Z1-11, потому что это будет уже совершенно другая личность. — Это же… убийство, — процедил ЭрДжей. — Скорее некая эвтаназия. — Есть ещё одна проблема, — сказал Шон. Мужчины напряглись. — Дезактивация осуществляется через код отзыва со специальным буквенно-числовым маркером. Но дело в том, что деталь синта сама по себе не распознает звуки. Она ориентирована на работу отделов мозга, и улавливает сигналы оттуда. Иными словами, нам нужно, чтобы мама хотя бы на мгновение пришла в себя и услышала этот сигнал. — Как мы это сделаем? — Ты сделаешь, Данс. *** — Да вы попутали! — отпиралась Шоу, глядя на осуждающие лица приятелей. — Я? И заманить вас сюда? Да мне бы в голову это не пришло! Ронни сидела на голой земле в центре круга из обитателей Убежища. Силой её никто не удерживал, но женщина и сама чувствовала, что без объяснений ей уже не уйти. Даже опозоренная не так давно Барстоу позволяла себе укор в адрес генерала минитменов. Спор полыхал уже давно, но Ронни признавать вину наотрез отказалась. Её некогда верные приятели постепенно начинали поддакивать обвинительным речам своих соседей. — В итоге мы вообще остались с голым задом! — возмущалась Глория. — Сдался нам этот хренов винтокрыл! С чего вы вообще решили, что он нам нужен? — Но постойте! — куда деликатнее возразил Стивен. — За ним бы всё равно пришли. И тогда у нас были бы проблемы куда хуже, чем матка болотников. — Томас бы с вами поспорил, — отозвался Дьякон, сидящий на ящике из-под «Квантума». — Давайте сделаем так, Ронни. Смотрите мне в глаза и не моргайте. — Это ещё, бля, зачем? — ощетинилась женщина. — Хочу понять, врёте вы или нет. — Попробуй выдержать мой взгляд, сопляк! Только очочки-то сними! Дьякон не стал спорить и положил свои авиаторы на плоский камень. Они с Ронни уставились друг на друга, вытягивая головы вперёд. Минитменша скрипнула зубами, Дьякон победно выпятил нижнюю челюсть и слегка поиграл желваками. Какое-то время их молчаливый поединок проходил спокойно, но потом Ронни что-то попало в глаз. Сначала она нелепо щурилась, а потом распахивала глаза так, что брови оказывались высоко на лбу. В попытке освободиться от соринки Шоу смешно дёргала носом, пока её глаза наливались влажной краснотой. Выглядело это так, словно Ронни пыталась одной только мимикой дать ответ на хитрую шараду. Дьякон не выдержал этого зрелища и прыснул, будучи не в силах держать губы сомкнутыми. — Господи, Ронни, вы это специально, да? — Это определенно расследование, которое мы заслужили, — уткнулась лицом в ладонь Магнолия. — Лучше пусть Ронни расскажет, как она связана с Барстоу! — ощетинилась Глория. — По вашему Братство в Замок тоже я подослала? — оглядела собравшихся Шоу. — Нет, серьёзно? А теперь подумайте, как и когда, если я круглые сутки торчала с вами в штабе?! Глория уже раскрыла рот, чтобы ответить что-то неприятное, но так и замерла, сверкая зубами в полумраке. Задумчиво почесал затылок и Дьякон. — Ронни права, — внезапно поддержала её Кейт. — Мы даже ссать ходили вместе. Шоу всегда была на виду. — Она могла поручить это кому угодно из минитменов! — А мы тут причём?! Вот нас приплетать не надо! Снова вспыхнула перепалка, и в пылу споров никто не заметил, как Барстоу аккуратно отползла от компании, и под теневой завесой медленно двинулась к недостроенному коридору. Она на цыпочках обогнула тарахтящий генератор, взяла для подстраховки кусок арматуры и юркнула в жилой сектор, чтобы затеряться в его немногочисленных коридорах. Первым пропажу заметил Дьякон. — Эй, стоять! — Я догоню! — вскочила на ноги Кейт и первой бросилась за смотрителем. Остальные не сговариваясь двинулись следом, и табун из грязных ботинок долго отбивал дробь по плохо освещённым ходам бункера. Ребята врезались друг в друга, утыкались в тупики, терялись на перекрестках, но потом раздался выстрел — и всё на мгновение остановились. Труп Барстоу лежал прямо перед жёлтой панелью, что открывала и закрывала дверь в Убежище. Дуло пистолета в руках Дьякона смотрело ей на пятки. — Иногда приходится шуметь, — сказал он, снова затыкая пушку за пояс и накрывая рукоятку тканью рубахи. — О боже! — завизжала Тина, кидаясь от страха к своему непутёвлму брату. — Она… она мертва?! — Не напрашивайся лечь с ней рядышком, цыплёнок, — по-хулигански посоветовала Глория. Она подошла и для пущей уверенности пнула Барстоу под рёбра. Та не пискнула, лишь продолжила лежать, упираясь в пол безносым лицом. — Кажется, я понял, чего она добивалась , — сказал Дьякон и обернулся на приятелей. — Посеять среди нас раздор. Кейт права, Ронни просто не могла нас подставить. Да и насчёт Квинси мы спорили с вами достаточно долго, прежде чем решили лететь сюда. Барстоу нашла наше слабое место и давила на него. — По-ходу, ты чуть менее тупой, чем остальные! — обиженно выпалила Шоу и скрестила руки на груди. — Ты уверен? — с подозрением спросила Глория у коллеги, но Дьякон лишь кивнул. — Уверен. Если уж кто и рисковал своей шкурой за наши идеи, то это Ронни, как бы скверно она к нам ни отнеслась в самом начале. Из коридора по правую руку от агента донёсся неуверенный писк старого приёмника. Магнолия первой поняла, что происходит, и ломанулась туда. Слишком долго они ждали весточки из штаба, чтобы медлить, разматывая наушники аккуратно. — Дез? — громко позвала Мэгс, почти прислоняя обвитый поролоновой шубкой микрофон к губам. — Дез? Ты слышишь меня? Кто это? Томас? В Подземке знали, что Тому в радиопереговорах делать нечего — конкретикой в речи он в такие моменты не отличался, а порой только и делал, что пытался юморить. Но те, кто уловил голос Уэзерби из массивных наушников, почувствовали в нём тревогу и какое-то совершенно несвойственное технику волнение. — Где вы? Почему штаб нам не отвечал, Том? Том? В к… каком смысле? Том… Дьякон присел рядом, увидев слёзы на глазах Магнолии. До этого он не видел их никогда — Крупье переживала горе, улыбаясь через силу, и все давно привыкли к этому, считая её «сухой». Но где-то в глубине души и Дьякон, и Глория, и даже дурашливый Том понимали, что это не так. — Как… Бог мой… Том… — шептала Мэгс, позволяя Дьякону взять её руку в свою. — Мы торчали здесь и всё это время ничего не знали. Коллеги по штабу и остальные, кому выпало все эти дни соседствовать с Магнолией, обступали девушку и садились рядом. Шепот передавал от человека к человеку детали произошедшего, и вскоре всем стало ясно: Подземки нет. Вернее, есть её разбросанные осколки, которые не только не могут никого спасти от рабства — они сами нуждаются в спасении. — Поняла, — спустя пару минут ответила Мэгс, прижимаясь трясущимся от всхлипов телом к Дьякону. — Конец связи, Том. Береги себя, малыш. А потом она долго плакала у Дьякона на руках, не реагируя на попытки Ронни и Глории её разговорить. Лишь через несколько минут Крупье подняла голову, смахнула с лица смоляные пряди и сказала: — Дездемоны больше нет. Штаба тоже больше нет. Выжили только Том, Джон, и, может быть, МакКриди. А ещё Братство и Институт схлестнулись. Война началась. Тина и Бобби, которые знали о войне и сражениях только из книжек, прижались друг к другу и в испуге косились на недоумевающих солдат. — Ёб твою дивизию! — выругалась Шоу. — Хоть бы эти проклятые тостеры там поубивали друг друга. Вот суки! Вот же они суки! — Это ещё не все, — добавила Мэгс. — Джон придумал кое-что, и без нас ему не справиться. *** Конфетка покрупнее» на Янцзы действительно нашлась. — Кладите её… нет, не так быстро! Иначе будет баочжа! Она так долго лежала в этой сырости, — тихо объяснял побитый Цзао. Два плечистых рыцаря пытались установить ракету в пусковой установке, и каждое звонкое соприкосновение снаряда с деталями аппарата заставляло их вздрагивать. У обоих выступил пот на шрамированиях лицах, и только Мэксон продолжал скрываться за силовым шлемом, не желая дышать чудовищными испарениями. Зато Кадену, похоже, было плевать. Он занял позицию у стены, иногда покачивая миниганом в руках, а возле него стоял на коленях Цзао. Руки китайца были связаны у него за спиной. Захват лодки вышел каким-то совершенно бесславным. Вместо грозного красного экипажа внутри были полупьяные гули, орущие что-то по-норвежски, и растерянный капитан. Моряки оказались прошиты лазерными лучами раньше, чем успели схватиться за оружие. — Вот тварь! — выпалил один из бойцов, когда ракета, приняв вертикальное положение, ударилась о дно пускового канала. — Мэйгуаньси, — успокоил Цзао. — Не страшно. Главное, чтобы она не нагревалась. Рыцарь Хиллс положил ладонь на корпус ракеты, и лицо его стало задумчивым, будто кто-то подсунул ему под нос тест на внимательность. — Она тёплая. Теплее чем… чем всё остальное. Капитан нахмурился. Каден за его спиной занервничал, обтирая корпусом брони стену. Это был личный комплект Келса, и Мэксон даже думать боялся, что именно устроил на борту страж, если смог унести такой трофей. — Гуль, что делать? Она нагревается, — спросил рыцарь Винтер, неприятно поджимая уголки губ. — Дай мне потрогать. — Развяжите ему руки, — скомандовал Каден. — Но глаз не спускать, ясно? Страж отдавал приказы, будто это был его собственный отряд, или же будто эти двое некогда числились в «Изгоях» и запомнили Генри как жесткого лидера, который не терпит пререканий. Артур сделал вид, что не имеет возражений. Он до сих пор верил, что не может себе их позволить. Гуль дотронулся до ракеты, какое-то время стоял, не шевелясь, а потом переместил ладонь чуть выше. — Хм… Цзао сложно понять… Радиация превратила меня в гуай у, и я уже не могу чувствовать вещи так, как раньше. Но пока всё в порядке. Кажется, в порядке. — Старейшина! — позвали из-за переборки, — П-простите, но вас вызвает командование. Каден отделился от стены и шагнул в сторону зовущего. — Передай, чтобы перезвонили попозже. Абонент занят разгребанием дерьма в Содружестве. — Нет, Генри, — шлем на броне Мэксона качнулся, выражая несогласие, — я отвечу. Не переживай, я понятия не имею, где ты и что ты задумал, идёт? — Не идёт. Я должен знать, о чём вы говорите. Один раз ты уже повёл себя некрасиво по отношению ко мне. Мэксон был уверен, что рискует, идя наперерез воле стража, но именно сейчас он решил не молчать. — Оставайся здесь, Генри. Контролируй подготовку к пуску. Я выследил эту посудину не ради того, чтобы из-за какой-нибудь нелепой ошибки всё пропало, понимаешь? Последний раз они спорили, не будучи облаченными в броню, уже очень давно. Они выучили интонации друг друга, и по тембру голоса могли знать, какое именно выражение лица скрывается за визором. Мэксон ощущал, как Каден недобро осклабился, а тот уловил по речи спутника, как Артур напрягает челюсть, чтобы звучать увереннее. И отчего-то Каден позволил Артуру подняться на поверхность. Цзао больше не связывали и не ставили на колени, но гуль сам опустился в угол между стеной и приборной панелью. Ему было тяжело стоять, а каждый вдох теперь сопровождался свистом откуда-то из груди. Каден посмотрел на китайца, и тот словно почувствовал этот полный презрения взгляд сквозь стекло. — Скажи-ка мне, гуль, — начал страж, глядя на ракету, — почему ты дал команду убрать её из пускового канала, когда бомбил побережье? — Смотрите на номер. Четыре нуля и четыре. Сы! Несчастливое число! — Стивенсон знала про эту ракету? — Нет. Она… как бы объяснить… хотела напугать. — Блефовала, — догадался Каден. Цзао кивнул, чтобы лишний раз не говорить. Слова давались ему с огромным трудом. Мэксон вернулся через пару минут, и Каден втайне злился из-за того, что не видит его лица. Он бы многое понял по взгляду Артура, но говорить приходилось, обращаясь к узкому визору. Поэтому теперь ему пришлось слушать, чертовски внимательно слушать. Пытаться почувствовать, как изменился голос Мэксона. — Мы отступаем почти по всем направлениям на поверхности. Мальден оставили, полицейский участок тоже вот-вот оставим. Даймонд-Сити в кольце. Террор пытается сбрасывать бомбы на позиции врага, но ощущение у них такое, что эти синты бесконечны. Они на какое то время замерли, стоя друг напротив друга, словно кто-то забыл в неположенном месте два пустых комплекта Т-60. — Какие ещё доказательства их несостоятельности тебе нужны, Артур? Он произнёс это с неким сожалением, будто отец, который долго втолковывал сыну о вреде курения и увидел, как тот загибается в приступе кашля, наконец осознавая это — Что ты предлагаешь? Наплевать на расположение наших и ударить по Институту? — Нет, Артур. Институт просто так не уничтожить. Но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, какую точку он захочет захватить этой ночью. — Даймонд-Сити? — осторожно спросил Артур. — Именно. Судя по тому, что рассказывала мне сестра, Институт подворовывает его энергию уже достаточно давно. А мы что? Снова сложили все яйца в одну корзину. Где у нас госпиталь? В Даймонд, мать его, Сити. Где у нас склад боеприпасов? В Даймонд, будь он проклят, Сити! — На Терроре опасаются, что этот город возьмут к утру, — пояснил Мэксон. — Возьмут. А наши отступят. А кто контролирует Даймонд-Сити, тот контролирует и Содружество. Фильтр на шлеме Мэксона шипел теперь сильнее — из-за того, что тот взволнованно дышал. — Так ты хочешь ударить по Даймонд-Сити, — догадался он. И по довольному хмыканью Кадена старейшина понял, что оказался прав. *** Торговец дурью Фред Аллен проснулся только тогда, когда Клэр Хатчинс облила его ледяной водой. Шум в ушах он сначала принял за последствия вчерашней вечеринки, где виноградные ментаты растворялись в водке до порошкообразного состояния. — Бля… Клэр… свали с моего матраса, твою мать! — Вставай, полудурок! На, читай, если глаза продрать сможешь! Кое-как поднявшись и взяв из рук Клэр листовку, Фред осмотрелся. В переулке висельника было шумно, гули и люди бегали туда-сюда, передавая друг другу оружие, патроны и побитую сражениями броню. Над переулком летал винтокрыл, и почему-то сквозь шум винтов пробивалась знакомая мелодия. Аллен не сразу смог вспомнить, где он её слышал — всё-таки он успел похоронить для себя прежнюю жизнь, в которой были залихватские пляски в «Третьем рельсе» и ужасное пойло от Уайтчепела Чарли. «We heard the boom, boom It was a horrible sound And then the gloom, gloom We went underground». Фред наконец осмотрел лист бумаги, который ему дала женщина. На одной стороне был нарисован мультяшный человек в каске, на которой красовался логотип Волт-Тек. Внизу крупными буквами было написано что-то про соблюдение техники безопасности на стройке. Зато на обратной стороне он увидел послание, напечатанное совсем недавно (ещё ощущался сладковатый запах чернил) на не слишком хорошем принтере. — Твою мать… Это от Джона? Фред с надеждой посмотрел на Клэр, и та молча кивнула. «Надеюсь, что мои друзья не разбудят вас этой ночью. За них это наверняка уже сделали Братство и Институт. Так уж вышло, что я, как и вы, сижу в подполье. Долгое время я не высовывал носа из склепа под Старой северной церковью, теперь же я коротаю дни там, где мне совершенно не место — в Даймонд-Сити. Вернее, я прячусь здесь от тех, кто долгое время был готов терпеть подошву Братства на своем затылке». — Формируем отряды по десять человек, ясно вам? — командовала Ронни Шоу, спустившаяся пару минут назад на верёвке с винтокрыла. — Берите любое оружие, которое у вас есть, любые медикаменты, которые нужны в бою! Стро-ойсь! «Но это не имеет никакого значения. Институт напал на Даймонд-Сити и вот-вот ворвётся в город, и не нужно быть провидцем, чтобы понять, что он сотрёт это место с лица земли, если посчитает нужным. Возможно, уже завтра он объявит здесь новую власть, но хотим ли мы этого? Нет. Мы просто хотим жить чуть лучше, чем крысы. Иметь свой угол. Иметь выпивку под боком и ствол за поясом, чтобы не давать собой помыкать. Братство нам больше не угроза. Оно показало, чего стоят их лазерные пукалки, и нет сомнений, что мы заставим их считаться с нами». — За Хэма! За Руфуса! За Билли! — орали в толпе. Там звучали и другие имена. Десятки имен, которые повторялись, будто кричалки на бейсбольном матче. И ни одно из этих имен так и не было хотя бы нацарапано лезвием на деревянном кресте. — Хрен им, а не наша земля! «Даймонд-Сити всегда был тем местом, которое я презирал. Вы все презирали. Потому что к нам там относились не лучше, чем к грязи. Но так уж вышло, что именно Самоцвет — последний бастион этой войны. Я не прошу вас жертвовать жизнями ради него, и уж тем более ради меня. Мыслите глобальнее. Я прошу вас рискнуть, чтобы не жить, как живу сейчас я — бесславно, почти ублюдочно. Свобода точно стоит этого риска». — Свобода точно стоит этого риска! — заорала воодушевленная Клэр, поднимая обрез над головой. «Вами немного покомандует Ронни, лады? Прилично вести себя не прошу, но не ударьте в грязь лицом перед этой крутой тёткой. А я постараюсь поддержать вас так, как смогу. Надеюсь, что мы увидимся. Хэнкок». Фред Аллен вскочил со своего спальника. Он побежал за ружьем, которым однажды расплатился за химию какой-то мусорщик. *** Симуляция раскапывала в сознании болевые точки тех, кто в неё проваливался. Данс подозревал это, когда пытался освободиться от невидимых оков доктора Ли, но теперь догадка обратилась в факт. Виртуальное пространство, выстроенное сознанием Барри, напоминало полигон. Это и был полигон. Нантакет. Под ногами виднелась выжженая земля, а пепел толстыми слоями налипал на ботинки. Ненастоящее небо было пугающе мрачным, будто кто-то долгое время лихорадочно бомбил изнутри бетонный купол. Груда металла в центра поля оказалась силовой броней, с которой взрывом сбило левый наруч, а нагрудник едва не вогнуло внутрь. Данс даже не сразу понял, что это не просто болезненный образ из воспоминаний Барри. Это была она сама. Первым порывом было броситься к ней сломя голову, но он хорошо запомнил слова Шона и одёрнул себя. «В симуляции привычные для нас вещи — не более чем метафоры наших страхов и надежд. Вода, огонь, кровь — всё это метафоры. Моя мать может быть в каком угодно состоянии, но не воспринимай это буквально». Но броня, которая сдавливала рёбра Барри — не метафора, догадался Бенджамин. Это кошмар из прошлого, который мог стать последним воспоминанием в её жизни. В тот момент она определённо нуждалась во втором шансе. Чтобы увидеть Шона, за которого так боялась, будучи закованной в горячий металл. Но её третья жизнь — вне всяких сомнений ошибка. Безумный эксперимент, который не принёс ни ей, ни её сыну ничего хорошего. Было до тошноты неприятно думать, что в противном случае Барбара не появилась бы в жизни Данса — искренне верящая в любовь, бесстрашная и такая несговорчивая в своих заблуждениях. Но безумно близкая, своя. — Стивенсон? Руки Данса аккуратно сжали шлем с двух сторон и прокрутили его вправо до негромкого щелчка. Половина лица была покрыта жуткой коркой спёкшейся крови — тёмной, как остывающий уголь. И поверх этой темноты, как колосья на фоне грозового неба, лежали золотые пряди волос. Она открыла глаза, подняла взгляд на своего спасителя и разлепила посиневшие губы. — Данс? Всё будет куда сложнее — Данс понял это, едва она назвала его имя. В голосе Барри было так мало жизни, но дьявольски много надежды, и это едва не увело стража на ложный путь. Путь, где ради собственного утешения он оставил бы всё на своих местах, обрекая девушку на бесконечное блуждание по закоулкам ада в своей голове. Данс боялся увидеть подобное в реальности. Именно поэтому он свёл Мэксона с ума просьбами убрать Стивенсон с передовой. Именно поэтому он где-то в глубине души надеялся, что Барри плюнет на всё и уйдёт прочь — проживать свою жизнь с тем, кто не будет подвергать её существование опасности. Теперь же самый близкий человек Бенджамина медленно умирал, и он должен был на собственных руках передать его всепоглощающей тьме. Тьме, сотканной из отформатированных носителей, и стёртых строк кода. «Интересно, принимают ли в рай синтетические души?» Этот вопрос задала бы скорее Барри, но вышло так, что он возник в голове именно у Данса. И не было более явного доказательства тому, что он наконец понял её. Понял ту почти детскую любовь к Богу, которая — Данс очень не хотел об этом думать — порой давала ей больше надежды, чем сам Бенджамин. И это была вовсе не вина бога или дьявола. — Посторонний, покиньте место проведения эксперимента, — аппаратура превратила строгий голос с вышки в почти компьютерное шипение. Данс даже не посмотрел в ту сторону. У него нет права на сомнения. Не сейчас. И потом, наверное, тоже не будет. — Помоги мне, Данс. Мне тяжело дышать, — сдавленным голосом попросила Барри. «Обычно физические травмы в симуляции — это показатель нарушений психики. Не столь важно, какой ты её увидишь. Гораздо важнее то, что она будет говорить. Только слова могут соответствовать реальному положению дел, но не образы. Впрочем, даже здесь есть пара нюансов». И он отвоевал её слабое тело у тисков брони. Знал, что ненадолго. Понимал, что не по-настоящему, но отвоевал. Ради их последних минут, которые равнялись секундам там, в реальности. Истекающая кровью, она лежала у него на руках. Слегка мешковатая серая форма покрылась чёрными пятнами, а на нагрудной нашивке читались теперь лишь первые две буквы её фамилии. Извечная любовь к наставлениям куда-то делась, оставив стража с болезненным осознанием: он совершенно не подготовился к этому разговору. Не спросил у Шона, что можно сказать ей перед самым концом. Впрочем, спросить это стоило у МакКриди. Впервые в жизни Данс понял, что нуждается в совете наёмника. Бывший стрелок знал, от каких слов и жестов женщинам становится легче, и это было то оружие, которым Бенджамин так и не научился пользоваться. — Посторонний, покиньте место проведения эксперимента, — с прежней интонацией приказал холодный голос из громкоговорителя на вышке. — Больно? — спросил Данс, боясь сжать Барбару чуть крепче. — Сейчас уже нет, — ответила Барри. И попыталась улыбнуться. Проклятье. Данс на мгновение отвёл взгляд — просто в глазах предательски защипало. Проморгавшись, он всё-таки осмелился обнять её сильнее, и Стивенсон влажными ладонями накрыла его плечи, чего он даже не ощутил — настолько она была слабой и почти невесомой. — Данс, я должна тебе кое-что рассказать. «Дело в том, травмированное сознание может сыграть с вами обоими злую шутку. Она может бредить, совсем как люди в реальности. Помни об этом, Данс». — Я здесь. Я слушаю, — тихо ответил он, боясь нарушить течение симуляции громыханием своего голоса. Только прижимался к её голове своей щекой, не думая о налипшей крови и пепельных пятнах. Ему безумно хотелось ощущать то тепло, которое они скрывали под собой. Её тепло. Барри сделала это красиво, как в старых фильмах — взяла его ладонь в свою и плавно положила на залитый кровью живот. «Я тогда не рассказала тебе главное. Я уже была беременна Шоном в день, когда подорвалась на полигоне». — Родная, я помню. Помню каждое твое слово. Не бойся, всё ведь обошлось. И он продолжал держать ладонь там, где по его мнению рос будущий палач Содружества. — Нет. Ты не понимаешь, — разочарованно протянула она, всхлипывая, — это не Шон. Угасая, она задевала немощными руками болезненные струны и в нём самом. Но Данс держался — ради неё, ради её последних слов и касаний. Он молча поцеловал её в висок, и бархат холодной кожи ощущался на губах как довоенный шёлк. — Хорошо, — ответил он, чтобы она не волновалась, — я понял. Я тебя понял. Данс вспомнил, как рассказывал ей про Катлера, а она сидела напротив, напуганная и шокированная, и не верила своим ушам. «Зачем ты мне это рассказываешь? Намекаешь, что в случае чего ты и меня убьёшь?» Тогда он не хотел представлять себе, в кого Пустоши могут обратить эту девушку. Он не видел её монстром даже в страшном сне, потому посчитал тот вопрос каким-то глупым, импульсивным. А он оказался почти пророческим, словно жизнь пыталась неочевидно готовить их к моменту прощания уже тогда. Между Барри и Катлером было нечто общее — Данс избавлял их от мучений. Но будь он проклят, если сейчас роль ангела смерти, которую он делил с Отцом, не ощущалась как-то иначе. Страж считал себя самым настоящим палачом, мерзким ублюдком, который не способен на созидание — только на разрушение. Убивая Катлера, Данс ни секунды не сомневался. Но он безумно сомневался сейчас. — Посторонний, покиньте место проведения эксперимента, — в неживом голосе со стороны вышки с момента последнего предупреждения не поменялось ровным счётом ничего. — Всё ведь будет хорошо, Данс? — с неправильной наивностью в голосе спросила она. — Да, родная. Как же мерзко было врать. Неправильно, неудобно, некрасиво. Но он врал её гаснущему сознанию, чтобы она не боялась. Он ещё там, в реальности, должен был сделать всё возможное, чтобы она никогда ничего не боялась, но вышло наоборот. Есть поступки, которые можно простить единожды в жизни. А есть то, что простить нельзя — то, что балансирует на грани самого циничного предательства. Быть может, сейчас Данс совершал именно его, а та безумная охота на свою женщину по указке фанатиков с Террора была лишь прелюдией. Может быть. — Данс, я люблю тебя, — вдруг прошептала она, и с её лица стёрло всю боль. Тогда он понял: всё произойдёт сейчас. Взгляд Барбары на мгновение стал осознанным, ясным — они добились того, чего требовал от Эм-Седьмого Шон. — Я тебя тоже, Барри. И прости, что не научился выражать это так, как ты бы хотела это чувствовать. В висках застучало. Но это был не просто гул сердца, рвущийся откуда-то изнутри, а настоящая агония сваебойной машины… нет, десятка таких машин, что вдруг заработали вокруг. Так ощущался страх. Чёрный, ползущий по горелой траве животный страх. Разум отвергал мысль о том, что это — в последний раз. Стивенсон тянется к его губам, обнимает и прижимается всем телом в последний раз. Не по-настоящему, но от этого Дансу не становилось менее больно, даже наоборот — он позволил себе желать этого в реальности. — Я надеюсь, ты успел сказать всё, что было нужно, — вдруг раздался из громкоговорителя голос Отца. — Времени больше нет. Времени больше нет. Только жалкие несколько секунд, которые заточенной стрелкой резали по живому на каждый «тик». И Данс прижал Барри крепче к себе, чтобы попытаться забрать хотя бы малую долю страха, что разбудил в ней голос Шона. — Прости меня, — успел сказать Данс, прежде чем над полигоном прозвучал приговор. — Зета. Один. Девять. Икс. Икс. Ноль. Карбонеум. Полный сброс. И она ушла, забирая с собой монохромные текстуры неба, пятна крови с травы, вышку с громкоговорителем и собственную боль. Ушла, оставляя Данса среди холодной бесконечности с тысячей невысказанный слов — теперь-то они вдруг появились. Теперь они рвались с губ, как проклятые, и в огромном море их не было ничего лишнего или ненужного. Но слушать было уже некому.