***
К зданию морга Мейсон подошёл в прескверном настроении. Сколько раз он давал себе слово никогда не вмешиваться в дела усопших? Много. Сколько раз он это слово нарушал? Бессовестно много. С каждым разом объяснять то, как он оказывается в центре подобных событий, становится всё сложнее. Возможно, стоит послушаться Итана и уехать в город побольше. Туда, где слухи не расползаются с сумасшедшей скоростью. Перед внутренним взором появились забитые машинами магистрали, толпы людей на улицах и постоянно мигающие светофоры. Мейсон поморщился, отбросив мысли о большом городе. У самого входа он столкнулся с широкой улыбкой Тайлера Прайса. — О, привет, Мэй, что-то ты поздновато сегодня. Начальство в бешенстве. Уже два вскрытия без тебя провели. Мейсон проследовал в раздевалку, никак не реагируя на слова коллеги. Общаться с Тайлером он не любил. Как и он сам, тот был санитаром, но не из-за нежелания подняться на ступень выше, а по причине отсутствия минимальных зачатков разума. В целом, тот был довольно неплохим парнем, весёлым и совершенно беззлобным, но стоило ему открыть рот, как у Мейсона начинали чесаться руки. Глупость — одно из тех качеств, которые он не мог простить людям. А ещё за Тайлером по пятам ходил призрак старухи. Где бы они ни встретились, за плечом коллеги всегда появлялся иссушенный силуэт, замотанный в какое-то безобразное тряпье. На вид ей было лет сто-сто пятьдесят, если не больше: узкое лицо, изъеденное морщинами и пигментными пятнами, длинный нос с огромной бородавкой и сухие губы, стянутые в одну линию. Она смотрела на младшего санитара с таким фанатичным обожанием, что становилась похожа на ведьму из детских сказок, которая задумала сожрать живьём беспечного ребёнка. Мейсон старуху не прогонял, но и от Тайлера предпочитал держаться подальше. Впрочем, он вообще старался избегать общения с живыми людьми. Переодевшись, Мейсон сверился с расписанием. На его счастье, вскрытий было назначено всего два, и оба он благополучно пропустил. Значит, осталось только переодеть вчерашнего старика, выдать тело родственникам — и он свободен, как ветер в поле. На выходе из раздевалки его поймал Эдвард Кинг. Старший патологоанатом с вечно недовольным кирпичным лицом и крохотными масляными глазками перегородил ему путь, возмущённо уперев руки в необъятного размера бока. — Вот ты где, — раздражённо буркнул начальник, — а мы уже и не надеялись на твоё возвращение. — Вы так своим «пациентам» говорите, — огрызнулся Мейсон, — а меня в полицию вызывали. — Соблюдай субординацию, Кларк! — врач грозно свёл брови к переносице. — Будь так любезен решать свои личные проблемы в свободное от работы время. Почему Тайлер должен один за всех отдуваться? Мейсон двинулся прямо по коридору. Продолжая бубнить себе под нос, Эдвард последовал за ним, громко шаркая тапочками по полу. На самом деле причина недовольства крылась в том, что как бы к нему ни относились внутри коллектива, проводить вскрытия предпочитали всё-таки с ним. Конечно, кому охота связываться с санитаром, который не знает, как устроен подвод воды к секционному столу, чем обеззараживать кровяную сыворотку и прочие отходы в случае смерти от особо опасных инфекций и не способен отличить рёберный нож от хирургической пилы? Если бы у него был выбор между ним и Тайлером, то последний провел бы всю свою карьеру, отправляя устаревшие данные из архивов в печь. И, скорее всего, однажды сжёг бы все отделение. — На завтра запланировано три вскрытия, — едва поспевая за санитаром, протянул врач, — два — мои, одно — Алекса. Персонал пока не назначали. Мейсон прикинул возможные варианты развития событий. Первый — его приставят к Кингу. Тогда они быстро справятся с двумя естественными смертями и, возможно, он даже вовремя вернётся домой. Второй — ему придется работать с Тейтом, самостоятельно заполнять отчёты, снова встречаться с копами, а потом ещё выслушивать насмешки бывшего одноклассника. Само собой, мнение самих санитаров по поводу распределения учитывалось в последнюю очередь, но раз Эдвард начал настолько издалека, значит, что-то тут не так. Нажав кнопку вызова, Мейсон встал возле металлических створок лифта. — Чума, холера, оспа, сибирская язва? — он начал перечислять все самые сложные в плане аутопсии случаи. — Эбола, скарлатина… — Нет-нет-нет, — запыхавшийся патологоанатом ввалился в кабинку вслед за санитаром, — рак и сердце. Мейсон подозрительно покосился на начальника, нажимая кнопку минусового этажа. — В чём подвох? — Да ни в чём, — неожиданно улыбнулся Эдвард, — просто тебе, как особо ценному сотруднику, решили предоставить право выбора. Санитар мысленно прикинул, сколько сарказма скрыто в этих словах, но решил, что в мире ещё не придумали весов, способных выдержать такую ношу. — Сколько вы поставили? — прямо спросил Мейсон. Кинг дёрнулся, словно налетел на невидимую стену. Приценившись к профилю санитара, он решил признать поражение. — Три сотни. — Взрослые люди, — буркнул Мейсон, шагнув в сторону холодильных камер, — сотка — и я в деле. — По рукам, — от радости Эдвард хлопнул санитара по спине, — уже вижу лицо Алекса. Он-то был уверен, что ты выберешь именно его. Последнее высказывание заставило Мейсона заметно напрячься. — С какой стати? Патологоанатом неопределённо пожал плечами, возвращаясь к лифтам. Своё дело он сделал, а находиться в подвалах без необходимости никто из врачей не любил. Вообще никто не любил, если уж быть до конца откровенными. Около холодильников уже топтался Тео Райт, сжимая в руках небольшой чемоданчик. Это был высокий, худой мужчина средних лет с тонкими чертами лица и острым подбородком. Один из немногих сотрудников морга, с кем Мейсон мог нормально разговаривать дольше десяти минут подряд. — Опаздываешь, Кларк, — беззлобно бросил Тео, пропуская санитара в холодильник, — я тут скоро сам откинусь от холода. — Если пытаешься воззвать к моей совести, то вынужден тебя огорчить — у меня её нет. Мог подождать в комнате для подготовки. Не обязательно каждый раз помогать перевозить тело. — Как ты вообще их поднимаешь? Ты же весишь от силы сто фунтов, и то это вместе с ботинками. В секциях с покойниками пахнет всем физиологическим содержимым сразу: кровью, мочой, калом. Именно здесь концентрируется самый отвратительный запах во всём здании. То, что Тео приходит сюда по доброй воле, вызывало у Мейсона вспышку недоумения и заставляло сомневаться в адекватности последнего. Впрочем, лишняя пара рук ему всё же не помешает. В компании он особо не нуждался, а вот возможность свалить часть физической нагрузки на кого-то другого грела его изнутри.
***
Одежда на три размера больше, чем старик носил при жизни, оказалась всё равно мала. Пришлось разрезать её со спины и после надевания стягивать сзади. Радовало то, что зашивать в таких случаях ничего не требовалось. Просто смять ткань поплотнее и положить тело в гроб лицом вверх. Свою работу он выполнил меньше, чем за полчаса, но продолжал оставаться в комнате для подготовки по причине того, что «он ещё не готов». Мейсон хмуро смотрел, как Тео при помощи кисточек пытается придать лицу старика естественный вид. По рации им уже передали, что родственники вместе с службой захоронения ожидают в приёмной, а гримёр всё никак не мог успокоиться, вырисовывая на коже усопшего румянец, которого там априори уже быть не могло. — Не смотри так, — не отрываясь от работы, попросил Тео, — я — художник и должен закончить свою работу. — Ты — гримёр, — осадил Мейсон, — ты его к могиле готовишь, а не на подиум отправляешь. — Танатопрактик, — поправил Тео, — гримёры — это такие ребята в узких джинсах, которые с нуля рисуют лица знаменитостей. А мои клиенты, — мужчина выпрямился, критически осматривая лицо покойника, — должны выглядеть максимально натурально. Им же в таком виде встречаться с Богом. Мейсон поперхнулся, вовремя прикусив язык. Разговоры о Всевышнем в этих стенах звучали чаще, чем пожелания доброго утра, но от этого не становились менее неприятными. Большая часть населения Аляски — протестанты, христиане или католики. Почти треть является частью религиозных общин, а любителей посещать церковь по поводу и без — подавляющее большинство. Каждое воскресенье, сколько Мейсон себя помнил, он просыпался под звон колоколов, зазывающих на службу. С Богом это совсем не сближало. Своё собственное отношение к религии Мейсон предпочитал не озвучивать, но практически все в отделении знали: он в Бога не верит. Вслух, конечно, его за это никто не осуждал, но порой коллеги нарочито громко обсуждали при нём свои похождения в исповедальни, демонстративно крутили в руках золотые крестики и, делая вид, что забылись, спрашивали, пойдёт ли он на очередную службу. В такие моменты он прикидывал, сколько бензина ему понадобится, чтобы доехать до канадской границы и как там обстоят дела с работой санитаром. Мейсон никогда не понимал, почему люди вообще интересуются чужой верой. Вопрос личный и глубоко интимный задавали так, словно спрашивали о планах на выходные. А если ответ приходился им не по вкусу, то смели навязывать своё мнение другим. Сам он свою позицию никогда не аргументировал и не пытался отстаивать, оставляя людям право решать самим, но почему-то остальные в большинстве своём считали священным долгом «направить неверного на путь истинный». Это веселило, но вместе с тем порядком выводило из себя. — Готово! — полный воодушевления голос прервал поток его мыслей. — Как новенький! Мейсон к этим словам отнёсся с привычной долей скепсиса. «Новеньким» старик определённо не выглядел, несмотря на старания танатопрактика. Ну, может, кожа приобрела чуть более живой оттенок, однако труп оставался трупом, и никакой макияж не мог это исправить. Переложив тело в гроб, Мейсон по рации передал, что всё готово и более они родственников усопшего не задерживают. Обработав все видимые поверхности раствором хлорамина, санитар поднялся в комнату отдыха персонала. Тео непонятно зачем увязался следом, хотя его дальнейшее нахождение в морге не имело никакого смысла. Оживлённый разговор затих сразу после их появления. Несколько санитаров, включая Тайлера, сидели на бежевом диване, попивая чай из больших кружек. Два лаборанта стояли возле окна и курили, стряхивая пепел в фарфоровое блюдце. За единственным рабочим столом в помещении вполоборота сидел Алекс Тейт, озаряя собравшихся ослепительной улыбкой. Тео принялся по кругу пожимать руки коллег, которых ещё не видел в тот день, а Мейсон, не удостоив никого даже кивком, прошёл прямо к кулеру и налил стакан ледяной воды. Прерванные разговоры возобновились, но почему-то Мейсон был уверен, что их темы претерпели значительные изменения. Отметившись в журнале, санитар ужом выскользнул за дверь. В душевой было ненамного теплее, чем в остальных помещениях морга. Мейсон торопливо скинул с себя рабочую одежду и шагнул навстречу горячим каплям. Мысли его были далеки от работы. Последнее время он часто задумывался о разумности своего выбора профессии. Прежде он был уверен, что в месте, подобном этому, ему будет проще скрывать свой дар. Тут призраки не смогут застать его врасплох и заставить говорить с самим собой посреди улицы. Здесь их появление вполне логично и ожидаемо, а предупреждён — значит, вооружён. Но вместе с тем это приносит с собой определённые трудности. Чем чаще он видит мёртвых, тем сложнее ему отличать их от живых. Теперь ему приходится ждать первого слова от собеседника, чтобы точно знать, что перед ним не очередной плод его воображения. Через месяц с небольшим ему исполнится тридцать два года. Как бы он ни храбрился перед Итаном и ни пытался доказать в большей степени самому себе, что жизнь ему не интересна и он давно смирился с участью стороннего наблюдателя, дальнейшая судьба его всё же беспокоила. До мыслей о старости и пенсии ему было очень далеко, но всё же, когда они настигали его, ему делалось если не страшно, то уж точно неприятно. Пока планы виделись довольно смутно, как мир через запотевшие стёкла очков: карьерный рост его не интересовал, личная жизнь тем более, а увлечений, помимо сериалов и книг, никаких не было. Даже дар, который он за глаза обзывал проклятьем, давно перестал вызывать в нём какие-либо эмоции. Ну видит он мёртвых, и что с того? Пользы от этого никакой нет, вреда тоже. Просто факт: иногда он видит призраков. То же самое, что говорить о том, что его волосы и глаза чёрные, зрение — дерьмовое, а характер — невыносимый. Прошлым вечером он не лгал, когда говорил мальчишке, что в переезде нет никакого смысла. Большие города он не любил, а искать аналог Джуно в другом штате просто нелепо. Куда бы он ни поехал, ему придётся взять с собой самого себя, а значит, смена дислокации ничего не изменит. Впрочем, всегда можно переехать жить в лес, благо в этом городе его хоть завались, вот только питаться энергией солнца он пока не научился, а диета из грибов и ягод выглядела максимально непривлекательной. Надо начинать с себя. Проблема лишь в том, что он не понимает, какую часть этого «себя» нужно изменить, чтобы обрести хотя бы видимость покоя и благополучия. Мейсон сплюнул затёкшую в рот воду, продолжая машинально натирать тело мылом. С каждым годом подобные мысли давались ему тяжелее и тяжелее. Если раньше он мог отмахнуться предлогом, что впереди у него ещё куча времени, то сейчас вопрос реализации себя как личности стоял запредельно остро. Он даже подумывал пройти курсы какого-нибудь дизайна и работать на дому. Вот только с воображением и пространственным мышлением у него всегда были разногласия. Да и особой усидчивостью он никогда не отличался. Недаром же его прозвали «восемь-семь». Санитар поморщился от досады, выключая воду. Он прожил больше трёх десятилетий, а до сих пор не знает, кем хочет стать, когда вырастет. Обернув полотенце вокруг бёдер, он нащупал ногой тапочки и вышел из кабинки. — Я уже думал, что ты там утонул, восемь-семь, — ехидный голос раздался откуда-то справа. Мейсон повернулся на зов и, прищурившись, разобрал силуэт Алекса. Медицинский колпак тот уже снял, бросив каштановые волосы в творческом беспорядке. Серые глаза смотрели с насмешкой, бесстыдно скользя по его полуобнажённому телу. — Зато не пришлось бы далеко меня везти, — Мейсон апатично пожал плечами, — а у тебя появилось бы занятие куда более интересное, чем подсматривать в душе за голыми мужиками. Не предпринимая попыток прикрыться, санитар скинул полотенце и натянул чистые боксеры. — Было бы на что смотреть, — сморщился Алекс. — Тем не менее, ты здесь, — Мейсон просунул голову в горло футболки, — и всё ещё продолжаешь пялиться. — А ты разве без них меня видишь? — удивился Алекс. В тот момент до Мейсона дошло, что очки, которые он небрежно бросил рядом с вещами, сейчас находятся в руках судмедэксперта. — Сам отдашь? — протянув руку, спросил санитар, чувствуя подступающее к горлу раздражение. Вот только ещё одной драки ему сейчас не хватает. Вопреки его ожиданиям, Алекс спокойно протянул ему его собственность, намеренно задержав пальцы на стёклах. — Эдвард сказал, что ты завтра с ним. Это правда? Мейсон кивнул, протирая очки краешком футболки. — Почему? Вопрос застал в тупик. «Что значит почему? Потому что сто долларов на дороге не валяются, а мой домашний призрак жить не может без кабельного телевидения». Вместо этого он флегматично пожал плечами. — Я думал, мы друзья, — почти обиженно протянул Алекс. «В какой вселенной слово «дружба» подразумевает споры, оскорбления и перекладывание своих обязанностей?» Мейсон прикусил язык, продолжая одеваться. — Ну ты и сука, восемь-семь, — выплюнул Алекс, — ты же знал, да? — О чём? — весьма убедительно не понял Мейсон. Врач смерил его долгим взглядом, пытаясь уловить малейшие признаки лжи или волнения. Не заметив ни того, ни другого, он поджал губы, поднимаясь с места. — Предложение пойти в бар всё ещё в силе, — он вскинул руку и сверился с часами, — скоро придёт вторая смена, и мы… — Ответ тот же, — перебил Мейсон, — у меня другие планы. Алекс ещё что-то пытался ему сказать, но санитар, схватив в охапку рабочую одежду, уже направлялся к выходу. Брошенные в спину слова он по привычке пропустил мимо ушей.