Санитар

      В какой-то степени ему даже повезло, что всё произошло в Амстердаме. В любом другом европейском городе человек в одной толстовке с низко натянутым капюшоном, пошатывающийся от малейшего порыва ветра, вызвал бы кучу вопросов у водителей такси. Но здесь в его лицо, перемазанное кровью, никто особо не всматривался. Единственное, что выдало волнение водителя — просьба заранее оплатить проезд.       Голова шла кругом. Перед глазами всё ещё плясали искры, а боль в животе буквально рвала его на части. Сознание ускользало, но он упрямо заставлял себя держаться хотя бы до тех пор, пока не прибудет в безопасное место.       Безопасным местом решено было считать дом Оскара Меленбельта.       То, что антрополог поднял трубку в два часа ночи и безропотно продиктовал свой адрес, немного успокаивало.       То, что Итан, не высказав возражений, свалил куда подальше, тоже. Ещё не хватало, чтобы Элисон через него узнала адрес единственного человека в Нидерландах, с которым он вообще был знаком.       На протяжении почти всего пути Мейсон боролся с тошнотой. Когда адреналин отпустил, в голову ворвались все воспоминания о произошедшем.       Взрыв, падение, погоня, удар ножом, чужая прокусанная шея, машинальные глотки крови и в конечном счёте разбитый череп неизвестного парня. В таком темпе вечера его пятниц прежде не проходили.              Когда такси остановилось, а прокуренный голос водителя порекомендовал ему пойти прочь, Мейсон собрал остатки сил в кулак и практически выполз из машины.       Свежий холодный воздух показался ударом под дых от невидимого противника. Упрямство, энтузиазм и желание побороться за собственную жизнь как-то синхронно покинули его больную голову.       Стоило только ногам коснуться земли, как он заметил, что колени дрожат как при спазме.       Несколько шагов по выложенной бетоном дорожке внезапно стали непреодолимым препятствием.       Санитар встал, чуть наклонившись, придерживая рану одной рукой, и осмотрелся.       Оскар жил на самой окраине города в одном из тех домов, которые Мейсон искренне считал слишком огромными и больше подходящими для цыганского табора, чем для среднестатистической европейской семьи с минимальным количеством отпрысков.       Это показалось странным. По телефону антрополог сказал, что живёт один и его появление посреди ночи не будет проблемой.       Мейсон с минуту смотрел на дом, подняв голову.       Внезапно наступил миг неправдоподобной тишины, в которой, казалось, стих даже отдалённый рёв машин на соседней улице, и ему привиделось, будто время остановилось и два образа — величественный фасад, выполненный в георгианском стиле, и его крохотная, пропахшая сыростью квартирка в Джуно застыли в воздухе, а затем растаяли, окрасив камни кровавыми пятнами, а фигурные окна на втором этаже оплавились и стекли на землю красными струями.              Мейсон провёл рукой по лицу, пытаясь привести себя в чувство. Ладонь стала влажной то ли от крови, то ли от пота — всматриваться и внюхиваться он не стал.       Надо было двигаться, пока он ещё в состоянии держаться на ногах. Проползти по каше из снега и грязи на раненом животе показалось ему не самой лучшей идеей.       На его счастье, долго жать на кнопку дверного звонка не пришлось. Похоже, Оскар стоял на пороге и ждал его появления.       Мейсон не стал вчитываться во все эмоции, которые успели промелькнуть на лице антрополога, как только он разглядел, в каком состоянии находится его внезапный посетитель. Преобладал страх, и этого было достаточно.       — Что с вами произошло? — севшим голосом спросил Оскар, когда всё-таки смог выразить свои мысли в слова.       Мейсон сжал челюсти, свободной рукой отодвинул хозяина чуть в сторону и, хромая на оба колена, протиснулся внутрь.       — Ты шить умеешь?       — Что? — антрополог выглянул за дверь, боязливо осмотрелся по сторонам и торопливо вернулся в прихожую, заперев на максимальное число оборотов все имеющиеся замки.       — Ты шить умеешь? — повторил Мейсон, двигаясь в направлении первой попавшейся комнаты. — У меня швы всегда кривые получаются.       — Умею. — Оскар рывком подскочил к санитару, спасая того от столкновения с комодом. — Постойте! Вы что, ранены?       — Нет. Просто решил открыть тут кружок кройки и шитья.       Мейсон согнулся пополам, и его всё же вырвало.       — Надо вызвать скорую.       — Нужно большое зеркало, — простонал Мейсон, заваливаясь на диван и стягивая с себя толстовку, — любой антисептик, самый острый нож, который сможешь найти, нитка с иголкой и пара латексных перчаток. Если есть бинты и обезболивающее, было бы славно.       Санитар принял полусидячее положение и снял с живота импровизированные бинты.       Рана выглядела лучше, чем он думал. Приложи тот итальянец чуть больше силы, то, скорее всего, он бы сейчас был мёртв, но этого не произошло, и теперь ему придётся разбираться с последствиями. Мысленно Мейсон прикинул, какое развитие событий ему бы больше пришлось по душе, и с прискорбием констатировал, что испусти он дух по дороге, это избавило бы его от целого ряда проблем.       Надо отдать должное Оскару — тот отстал с расспросами и засуетился в поисках всего, что требовалось. Возле дивана появился столик на колёсиках, на который антрополог выставил, кажется, содержимое всей своей аптечки. Мейсон много чего мог сказать о некоторых препаратах, но решил экономить силы и не злить лишний раз человека, которому придется доверить свою жизнь.       — Что мне делать? — беспомощно спросил антрополог, когда Мейсон удовлетворённо кивнул и ответил, что с приготовлениями можно покончить.              Санитар начал тихо отдавать команды.       Оскар как мог обработал края раны антисептиком, стараясь не смотреть на лицо Мейсона, который в этот момент корчился от боли, закатывал глаза к потолку и, кажется, готов был лишиться сознания.       — Теперь возьми в руки зеркало, — пересохшими губами скомандовал санитар, — и держи его так, чтобы я мог видеть рану. Другой рукой раздвинь края чуть в стороны для лучшего обзора.       Оскар заметно позеленел, но приказ выполнил в точности.       — Брюшная полость не задета, — облегчённо выдохнул Мейсон, — жить буду. Сейчас мне надо будет сделать надрез кожи и подкожного слоя. Обезболивающее ещё не подействовало, так что если я начну терять сознание, придётся врезать мне со всей силы. Только не по носу.       — Можете не сомневаться, — Оскар ядовито сверкнул глазами, — это я выполню с превеликим удовольствием.       Мейсон ничего не ответил на последнее высказывание и приступил к операции, мысленно благодаря генетику, которая создала его амбидекстром.       — Прекрати, — попросил санитар, заметив, что Оскар уже в третий раз за несколько минут отвернул голову и зажмурился, — жизненно важные органы не задеты, кровотечение я остановил. Сейчас всё зашьём — и буду как новенький.       — Вам нужна квалифицированная помощь, — возразил антрополог, однако взглядом вернулся к операции.       — Я не люблю врачей, — отрезал Мейсон, — если мне суждено умереть от воспаления после ножевого ранения, то я предпочту винить в этом самого себя. Разведи края раны чуть шире, мне надо убедиться, что нет скрытых кровотечений.       Оскар просьбу выполнил, но выглядеть при этом стал ещё мрачнее.       Мейсон удовлетворённо кивнул в большей степени самому себе и устало откинулся на подлокотник, отдаваясь во власть головокружения.       — Можно зашивать.       — Эй, вы чего это задумали?! — взвизгнул Оскар. — Вы не можете оставить меня тут одного!       — Нужно отступить примерно на двенадцать сотых дюйма от края раны, — не поднимая головы, прошептал Мейсон, — если умеешь делать хирургический узел — милости прошу, если нет, сойдёт квадратный или любой другой. Затем ещё раз облей всё антисептиком и наложи повязку. С остальным я завтра сам разберусь.       — Не вздумайте отрубиться! — Оскар в панике завертел головой по сторонам, словно ища поддержки у невидимой публики.       — Если не хочешь шить… Тогда… Удали мне аппендицит… Чё ты вылупился на рану, как баран на новые ворота?       С трудом сформулировав последнюю фразу, Мейсон бессовестно потерял сознание.

***

      Голова гудела так сильно, что в какой-то момент ему показалось, будто кто-то в шутку засунул её в стиральную машину и поставил на режим скоростной стирки. Во рту пересохло, все кости ломило, словно за ночь он из молодого человека слегка за тридцать превратился в дряхлого старика.       Мейсон рискнул приподнять веки.       Он находился в большой прямоугольной комнате с окном, выходящим в сад. Память услужливо подсказала, что первую помощь ему оказывали не здесь.       Холод стоял просто лютый, даже по меркам того, кто долгие годы провёл в секционном зале. Кто-то заботливо накрыл его пушистым одеялом, но это нисколько не спасало ситуацию.       Он ощупал лоб, проверяя, нет ли температуры.       Затем, сделав глубокий вдох, попытался сесть прямо. Вышло это примерно с пятой попытки.       Как можно аккуратнее Мейсон приподнял край одеяла. Оскар справился с поставленной задачей. Повязка выглядела аккуратной, а что самое главное — чистой. Значит, за ночь кровотечение не открылось.       Градус уважения к антропологу стремительно скакнул вверх.              — Как вы себя чувствуете? — раздался взволнованный мужской голос.       Мейсон вздрогнул, но поворачивать голову всё же не рискнул.       — Я здесь, — на всякий случай Оскар придвинул стул, на котором сидел, чуть ближе к постели.       — Ты всю ночь тут торчал?       — А вы как думаете?! — антрополог возмущённо всплеснул руками. — Вы ввалились ко мне домой с распоротым животом, весь в крови и заставили помогать с операцией. А если бы вы умерли? Что бы я делал? Само собой, я волновался.       — Не ори, — прошипел Мейсон, — как видишь, я всё ещё жив. Максимум неделя — и снова смогу бегать.       — Вы так и не ответили, как себя чувствуете?       — Что-то среднее между лёгким похмельем и падением с двадцатого этажа на асфальт, — буркнул санитар.       — Кто на вас напал?              Мейсон апатично пожал плечами.       — Нужно позвонить в полицию, — настаивал Оскар, — вы видели лицо нападающего?       Почему-то вывод антрополога о том, что напали именно на него, а не он, показался забавным. Санитар через силу улыбнулся.       — Не видел. Какой-то наркоман в переулке приставил мне нож к животу и потребовал телефон вместе с деньгами. Я чуть-чуть психанул и оказал сопротивление.       — Всё же надо написать заявление…       — Ты рылся в моих вещах? — прямо спросил Мейсон.       — Нет, конечно! — Лицо Оскара моментально покрылось краской. — Я бы никогда…       — Я бы порылся, — признался санитар. — Первым же делом. Принеси, пожалуйста, мой рюкзак.       Антрополог поджал губы и, не говоря больше ни слова, скрылся за дверью.       Мейсон сполз с кровати и лёгкими движениями ощупал тело, а следом лицо. Корки запёкшейся крови ни на груди, ни на подбородке не было обнаружено, значит, за ночь Оскар успел умыть его и даже расчесать. На лбу он нащупал пластырь, а ладони так же, как и торс, были перебинтованы.       Чудом уцелевшие очки обнаружились на прикроватной тумбочке.       Намного отчётливее мир не стал, и его всё ещё мутило. Мейсон напрягся, вспоминая, мог ли получить сотрясение, когда итальянец отчаянно лупил его по голове.       — Вам лучше оставаться в постели, — сжимая рюкзак, посоветовал вернувшийся Оскар.       Мейсон притворился, что не расслышал.       Когда на свет появился пакет с загустевшей за ночь кровью, лицо антрополога вытянулось и побледнело.       — Что это?       — Кровь, — объяснил Мейсон, тряся пакетом в воздухе. — Именно так она выглядит, если её не соскребают с останков, которые хренову кучу лет пролежали в земле.       — Чья она?       — Понятия не имею.       — Где вы её взяли?       — Нашёл.       — Вы… — Оскар запнулся, забыв, что хотел сказать.       Антрополог машинально принял протянутый пакет и брезгливо повертел его в руках.       — Это займёт несколько дней, но я всё ещё плохо понимаю…       — Тебе и не нужно, — оборвал Мейсон. — У тебя есть лишняя куртка? Там снег идёт. — В доказательство своих слов он ткнул пальцем в окно.       — Я подыщу что-нибудь, — с сомнением ответил Оскар, — но я вас не гоню. В больницу, как я уже понял, вы не собираетесь. Вам нужен отдых и курс антибиотиков.       — Я сам справлюсь. Лучше не затягивай с анализами. Скорее всего, мне скоро придётся уехать из Амстердама.       — Куда? — опешил антрополог.       — Пока не знаю.       — Да что вы за человек-то такой!       — Хреновый, судя по твоему голосу. Но знаешь что? — Мейсон замялся, борясь с новым приступом головокружения. — Я не часто говорю это людям… Спасибо тебе.       

***

      Карла и Томас с удивлением рассматривали его перекошенное лицо, когда он торопливо рассказывал всё, что приключилось прошлой ночью.       Стены научно-исследовательского института слышали много безумных теорий, но все они меркли на фоне того, что говорил Оскар.       Супруги почти синхронно качали головами, поджимали губы и обеспокоенно всматривались в его лицо, видимо, пытаясь понять, бредит он или нет.       К какому выводу они пришли в конечном итоге, Оскар так до конца и не понял.       — И где сейчас эти образцы? — Томас задал первый вопрос, когда поток слов антрополога наконец иссяк. — Надеюсь, ты сдал их полиции?       — Отнёс в лабораторию, — честно ответил Оскар, поворачиваясь лицом к экрану рабочего компьютера. — Тереза задолжала мне за испорченные образцы с предыдущих останков, так что безропотно согласилась помочь и помалкивать при этом.       — Где сейчас Мейсон? — спросила Карла, придвигаясь чуть ближе к столу.       — У меня дома, так что ужин придётся отменить. Он, конечно, сказал, что уйдет, как только сможет нормально стоять на ногах, но что-то мне подсказывает, что произойдёт это точно не сегодня.       — Прошу, скажи, что это всего лишь шутка, — простонал Томас, — даже ты не можешь быть таким безрассудным.       — Я просто возвращаю долг, — заупрямился Оскар, — отдам ему результаты, подожду, пока рана затянется, и навсегда забуду его имя.       Повисла тишина. Карла, по всей видимости, размышляла над природой человеческой глупости, Томас закурил в форточку, а Оскар начал разгребать письма, которыми закидали его почтовый ящик.       Голубые глаза нарочито бесстрастно вчитывались в текст.       — Кэтти говорит, что устала от Амстердама, — голос Карлы прервал затянувшуюся паузу.       — Она наконец решила вернуться в Берлин? — с надеждой в голосе спросил Оскар. — Я готов предоставить свою гостиную для прощальной вечеринки.       — Ты же знаешь, что это невозможно, — вмешался Томас, — но ей не помешает куда-нибудь съездить.       — Когда мне то же самое посоветовал Альберт, всё закончилось появлением Мейсона Кларка, — Оскар торопливо начал отвечать на письма, не глядя на друзей. — Я бы порекомендовал Катрине не выходить из дома.

***

      Мейсон всё же решил позвонить на работу. Из всех коллег он выбрал Тео Райта. Танатопрактик не так часто находился в морге, чтобы слишком близко к сердцу воспринять смерть Алекса, и, в отличии от Кинга, не станет крыть его трёхэтажным матом за сообщение о небольшом продлении отпуска.       Выслушав примерно сотню вопросов, которые он благоразумно оставил без ответа, санитар вывалил на голову гримёра историю о том, что его сбила машина, и сейчас он находится в реанимации в одной из больниц Колорадо.       Пропустив мимо ушей историю об ожившем трупе, которую он и без того прекрасно знал, Мейсон поспешил свернуть диалог, сославшись на плохое самочувствие.       Впрочем, это было недалеко от правды.       Температура так и не поднялась, болей в области шва он не ощущал, и, по всей видимости, ему удалось избежать инфекционного процесса, но общее состояние организма было далеко не удовлетворительным.       Хотелось пить, есть и блевать одновременно. Вставать на ноги он себе разрешил, но от активной деятельности решено было пока воздержаться. Мысленно он похвалил себя за то, что поддался на уговоры Оскара немного прийти в себя в стенах его дома.       Но это решение повлекло за собой определённые трудности.       Спустя три часа после того, как за спиной антрополога закрылась дверь, он уже готов был завыть от скуки.       Он скатился с кровати, рискнув пойти в ванную, чтобы умыться.       Отражение в зеркале ему не понравилось. На ощупь царапина на лбу казалась именно царапиной, но при более подробном рассмотрении всё же решено было считать её за полноценную травму.       Мейсон выдавил на палец немного зубной пасты, почистил зубы и прополоскал рот. Ледяная вода немного привела его в чувство. Он покосился на створки душевой кабинки, потом на забинтованный живот и, выругавшись сквозь зубы, вышел за дверь.       В гостиной он ненадолго пришёл в ступор.       Мейсон внезапно словно снова очутился в родительском доме, и это сравнение ему не понравилось.       Комната была большой, светлой, с высоким потолком, центральным эркерным окном и двумя боковыми, поменьше, выходящими на неухоженную лужайку.       Санитар обвёл взглядом фотографии на стенах. Над небольшой коричневой тумбой висел снимок двух мальчиков, одинаковых, словно их лица отксерили при рождении, и он сделал несколько шагов, чтобы рассмотреть его в деталях.       На вид им было около десяти, может, чуть меньше. Кто из них Оскар, определить было невозможно, но то, что один из них — точно он, видно было невооружённым взглядом. Дети сидели в обнимку и широко улыбались прямо в камеру.       Неожиданно ему пришла в голову мысль, что своих брата и сестру он не видел уже больше восьми лет и с трудом может вспомнить, как они выглядят. Таких снимков у него никогда не было.       В детстве, ещё до истории с псом, его пару раз пытались сфотографировать вместе с кем-то из родственников. Тогда он предложил им всем пойти к чёрту и не приставать к нему с этой ерундой.       На противоположной стене были размещены снимки какой-то пары. Мейсон предположил, что это родители близнецов. Какие-то фото были сделаны на пляже, какие-то — в городе, а какие-то прямо в этом доме, но абсолютно на всех оба счастливо улыбались.       Странно это всё. Этот дом. Эта семья. Сама гостиная выглядела как оазис из тёплых воспоминаний посреди промёрзшей пустыни.       Чем больше он всматривался в лица на стенах, тем тревожнее ему становилось.       Решив прекратить пялиться на незнакомых людей, Мейсон вернулся в спальню.       В телефоне обнаружилось одно новое сообщение. Призрак наконец дал о себе знать.       Пролистав ту часть, где помощник жаловался на то, что поиски выдались не самыми лёгкими, он открыл файл с фотографией трупа из Джуно.       Люка Томази. Сорок шесть лет. Родился и вырос в Париже. Экстрасенсом он себя не считал и никогда не участвовал ни в каком паранормальном конкурсе. Зато числился одним из сотрудников компании Крионик, занимающейся посмертной заморозкой тел.       Он почувствовал, как адреналин разносится по венам.       Центральный офис этой самой компании находится во Флоренции.       Человек, напавший на него прошлой ночью, был итальянцем.       Обругав себя на чём свет стоит, Мейсон схватил рюкзак и, не раздумывая, вытряхнул содержимое прямо на кровать.       Пропуск на имя Франческо Риччи был выдан в компании Крионик, и, если он действительно принадлежал жертве, тогда убитый им итальянец работал начальником службы охраны.       Твою мать! Он был так близко к центру всего муравейника! Не стоило уезжать из Италии.       Мейсон покусал губу, собираясь с мыслями. Его наверняка уже ищет полиция… Как теперь уехать из страны?       Наудачу он позвонил по номеру, с которого ему писал Призрак.       — Привет, — ответили после четвёртой попытки дозвониться.       Голос был едва различим сквозь помехи, что в общем-то подтверждало слова незнакомца о том, что он сейчас на другом континенте. Вот только на каком именно?       — Мне нужна твоя помощь, — беззастенчиво выпалил Мейсон.       — Что-то не припомню момент, когда нанимался к тебе на работу.       — У меня есть, — санитар с тоской пересчитал остатки собственных средств, — четыре тысячи триста долларов, но мне ещё надо будет вернуться на Аляску, так что могу заплатить только две.              В ответ раздался заливистый смех.       Мейсон нахмурился, стиснул челюсти и сквозь зубы добавил:       — Хорошо, когда вернусь к работе, то буду отправлять тебе по пятьсот баксов в месяц в течение года.       — Ты получаешь всего полторы тысячи, — сквозь смех ответил Призрак.— Что за просьба такая, ради которой ты готов умереть с голода?       — Мне нужно уехать из страны, — честно ответил Мейсон.       — На билет до Джуно тебе хватит. В чём проблема?       Санитар немного задумался. Доверять парню, о котором он не знает ничего, даже имени — форменное самоубийство в сложившейся ситуации. Однако не то чтобы у него было много вариантов. Фокусы с полицейским значком не могут прокатывать вечно, и, если проводница в Амстердаме окажется чуть более принципиальной, чем в Милане, и сразу же сдаст его транспортной полиции, тогда его отправят за решётку. На заброшке он оставил столько своих отпечатков, что мама не горюй.       Вдохнув побольше воздуха, он честно рассказал всё, что случилось прошлой ночью, начиная со взрыва и заканчивая мёртвым итальянцем.       После небольшой борьбы с самим собой Мейсон рассказал и о дальнейших планах.       На том конце провода тихонько присвистнули.       — Ты же понимаешь, что только что сознался как минимум в четырёх убийствах? — уточнил Призрак, когда рассказчик замолчал.       — Да, — кивнул Мейсон. — Твой взлом базы данных полиции — действие так-то тоже не совсем законное.       — Один-один, — беззлобно ответил собеседник, — ну и весело же там у тебя.       — Не то слово, — хмыкнул Мейсон, — так ты можешь помочь?       — Не знаю. Я же говорил, что и сам сейчас не на курорте, хотя печёт, конечно, будь здоров. Связь — полное дерьмо.       — Мне нужно знать точно. Если вариантов уехать из Амстердама нет, то придётся идти пешком.       — Шестьсот шестьдесят миль по прямой, — рассмеялся призрак, — ну, удачи.       — Пошёл ты!       — Не кипятись. Я что-нибудь придумаю. Документы новые я тебе не найду, сразу говорю, но со взрывом и трупом посодействовать, думаю, можно, чтобы ты потом смог вернуться домой.       — Куда перевести деньги? Я пока не могу выйти из дома, но как только наберусь сил…       — Ой, да завались ты, — перебил Призрак, — оставь себе на лечение. Судя по твоим милым шалостям, оно тебе пригодится.       Мейсон проглотил готовые сорваться с языка ругательства.       — Мне нужно будет ещё кое-что выяснить.       — Третье желание? — На том конце провода послышался демонстративный кашель. — Я весь обратился в слух.       — Скорее всего, одно из тел, замороженных этой компанией, попало туда не совсем законно. Это мальчишка шестнадцати лет. Блондин, глаза голубые. Рост примерно пять с четвертью футов, худощавого телосложения.       — Скорее всего… — протянул Призрак, — где-то я это уже слышал…       — Может, и не всё тело, — торопливо добавил Мейсон, — возможно, только мозг.       — Ты же понимаешь, что каждым словом делаешь только хуже?       — Просто попробуй узнать всё, что сможешь. Какие-то расхождения в бумагах или ещё что.       — Звучит дико хуево, — подвел итог Призрак, — но весьма интригующе. Чем же ты там занимаешься, Мейсон Кларк?       — Как только сам узнаю ответ, обязательно тебе расскажу.       — Не пизди.       — А сам-то ты чем сейчас занят? — санитар перешёл в наступление. — Имени своего не говоришь, местоположение — тоже. Откуда мне знать, что прямо сейчас ты не разделываешь чьё-то тело?       — Ниоткуда, — хмыкнул Призрак. — Хочешь дружеский совет?       — Нет.       — В квартале Красных Фонарей есть одно местечко. Я договорюсь за тебя. За какие-то жалкие восемь сотен там тебе оформят весь необходимый набор документов. Пока ты в Европе, лучше будет пользоваться ими.       — А сразу нельзя было?! — Возмутился Мейсон. — Пять минут назад ты утверждал, что не сможешь этого сделать!       — Ты начал мне нравиться, — прямо ответил Призрак, — у меня возникло предположение, что мы ищем одно и то же. Либо я сейчас конкретно облажаюсь, либо мы сможем помочь друг другу. Я привык рисковать, если игра стоит свеч.       — Так и говори, что разглядел выгоду в нашем общении. И что же ты ищешь?       — Как только узнаю ответ — сразу же тебе расскажу.       Мейсон сбросил звонок, и зарылся с головой под одеяло.       Мысли перебивали друг друга, сталкивались между собой и разбегались в разные стороны.       Кто бы мог подумать, куда его заведут поиски тела пропавшего мальчишки.       Своё отношение к Итану он определил ещё в момент первой встречи и мнения не менял.       От призрака надо избавиться.       Но прежде он никогда не был к этому так близок. Всё не может быть простым совпадением. Труп в Джуно и человек, напавший на него прошлым вечером, работали в одной и той же компании, которая как раз таки и занимается криогенной заморозкой тел.       Значит, сейчас он стоит на пороге своего освобождения, но почему-то не чувствует должного облегчения.       Неужели с возрастом он становится сентиментальным?       На фоне вчерашней бессмысленной вендетты за смерть Алекса последнее предположение вполне могло бы сойти за правду.       «Нет, — упрямо оборвал Мейсон ход собственных мыслей, — дело не в этом».       Слишком просто.       Каким идиотом надо быть, чтобы таскать с собой рабочий пропуск?       Что-то тут не так.       Какая-то часть пазла упорно не хотела сходиться. Смутное, на первый взгляд беспричинное беспокойство зародилось в основании черепа и грозило вылиться в настоящую мигрень.       Скорее всего, во Флоренции его ждёт ловушка.       Но зачем такие сложности? Хотят, чтобы он сам к ним пришёл? Пытаются сократить транспортные расходы? Считают его беспросветным тупицей?       Что задумала Элисон?       В процессе рассуждений он поймал себя на мысли, что ни разу не задался вопросом о том, как в случае успеха будет вытаскивать тело Итана из лаборатории.       Стоит ли сообщить в полицию? А как им объяснить, откуда он узнал, что мальчик, пропавший в Калифорнии, всё это время находился на другом континенте? И как, не вызывая подозрений, затребовать, чтобы того разморозили и позволили ему сделать вскрытие мозга?              Поток вопросов и не думал иссякать, а головная боль только усиливалась.       Тогда Мейсон поднялся с кровати, на всякий случай ещё раз проверил повязку и вернулся в гостиную.       Взгляд остановился на фотографии матери Оскара.       Это был совсем крохотный снимок, незамеченный при первом осмотре. Почему-то вид её спокойного, одухотворённого лица вызвал сумбурный коктейль из эмоций, которым он никак не решался давать оценку.              Немного подумав, он снял фотографию со стены и внимательно всмотрелся в лицо женщины. Такие же, как у Оскара, голубые глаза, только даже на фото они выглядели намного живее, чем у антрополога. Светлые волосы, разделённые на прямой пробор без чёлки. Тонкие, заострённые черты лица и длинная шея, плавно перетекающая в острые ключицы.       Мейсон перевернул фотографию.       На обратной стороне мелким кривым почерком кто-то написал:       «Шарлотта Меленбельт. Октябрь. Две тысячи двенадцатый год».