Санитар

      Что он делал всю неделю?       Мейсон бы ответил, что повторял теорию, готовил место и оборудование, занимался подготовкой всего необходимого и прокручивал в голове план дальнейших действий.       Итан бы возразил и сказал, что большую часть времени санитар наматывал круги по комнате и часто подолгу смотрел на свой рюкзак. Он пытался спрашивать, что в нём такое лежит, но в ответ получал только мрачный взгляд и сухо поджатые губы.       Чем ближе был день расставания, тем сильнее накалялась обстановка в номере. Молчание затягивалось, а разговоры всё больше превращались в дебаты.       Само собой, они много раз обсуждали, что рано или поздно это с ними случится. Мейсон совершенно не стеснялся и чуть ли не с самой первой встречи говорил, что сделает всё, чтобы от него избавиться.       Первое время они даже думали, что Итан исчезнет сам по себе, как это было с «нормальными» призраками. Хорошо, это Мейсон так думал и все свои надежды по этому поводу озвучивал при каждом удобном случае.       Потом прошёл первый месяц, второй, третий, но ничего не менялось. Каким-то образом у них получилось «ужиться» вместе. Наверное, потому, что сравнивать Итану особо было не с чем, «жизнь» с Мейсоном казалась вполне сносной. Кларк рассказывал много интересных историй, чаще с самим собой в главной роли. Иногда там фигурировали другие люди, но он не называл их имён. Мейсон часто замыкался внутри собственной головы, и тогда Итан надолго оставался в гордом одиночестве. А ведь ему очень хотелось узнать, что именно там происходит, но, по всей видимости, делиться с ним никто не собирался.       В целом, Мейсон так и остался для него сплошной загадкой.       За три года Итан успел выучить все его привычки вплоть до того, как долго он чистит зубы. Он знал, что санитар после душа в лучшем случае вешает мокрое полотенце на дверь ванной комнаты, а в худшем — бросает прямо на кровать, а потом вполне искренне ворчит, что простыни стали мокрыми. Ещё Петрелли заметил, что Мейсон часто теряет носки, но не выбрасывает те, что остались в одиночестве, а просто покупает пару того же цвета и ждёт, пока ещё один потеряется. Стоит ли упоминать, что в его шкаф можно отправлять экспедицию, чтобы найти вещь, которая не лежит на поверхности?       При этом санитар был крайне сосредоточен и дисциплинирован на работе. Не терпел опоздания и никогда без причины не уходил раньше времени. В документах, которые заполнял Мейсон Кларк, всегда царил полный порядок, чего нельзя сказать про его жилище.       Впрочем, возможно, так живут многие люди. Неоднозначность Мейсона была не в привычках, а в том, что как бы хорошо Итан ни изучил его распорядок дня, как бы много историй от него ни услышал, он по-прежнему не мог с уверенностью сказать, что знает этого человека.       Лицо Кларка нечасто выражало какие-либо эмоции, кроме гнева и раздражения, а в те редкие моменты, когда он слышал его смех, ощущение было такое, что звуки доносятся из самой преисподней.       Сам Мейсон либо не знал, какое впечатление производит на окружающих, либо ему было совершенно плевать на это, но что-либо менять в себе он вроде как не собирался. А ведь если присмотреться, санитар был очень добрым и заботливым. Преподносил он это в своей грубоватой манере, но всё же.       Теперь, когда их история начала стремительно катиться к финалу, Итан в этом окончательно убедился. Что бы ни говорил его странный сожитель, как бы ни пытался всем своим видом показывать полное безразличие, он всеми силами старался ему помочь.       Мейсон учил его быть призраком. Тогда Итан был напуган и не верил, что на самом деле умер. Ему было страшно. Он задавал вопросы, на которые никто не спешил отвечать, плакал и не мог вспомнить ничего из прошлой жизни.       В тот вечер санитар сел на диван и кидал в него всё, что попадалось под руку, до тех пор, пока он не перестал машинально прикрываться руками.       А потом время от времени начал вслух рассуждать о жизни и смерти. Не то чтобы Мейсон аккуратно подводил его к мысли, что совсем скоро ему придётся исчезнуть, вовсе нет. Кларк говорил прямо в лоб, добавлял саркастические ремарки и порой откровенно смеялся с реакции призрака.       Но это сработало. Мейсон сумел объяснить неизбежность смерти и донёс мысль о том, что бояться больше нечего. Ему бы в хосписе работать и готовить людей к неизбежному.       Итан смирился. Разумеется, пару раз он пытался убедить Мейсона в том, что ему стоит отказаться от этой затеи и оставить всё как есть, но тогда он поймал себя на мысли, что возражает скорее ради поддержания беседы, нежели на самом деле защищает своё право остаться в мире живых.       «Это пока тебе кажется, что всё нормально, — в первый же раз возразил санитар, — прошло не так много времени. Через пять, десять, двадцать лет ты запоёшь совсем по-другому. Начнёшь тяжело вздыхать, глядя на людей, и плакать, потому что своей жизни у тебя никогда не было и уже не будет. Это живые должны завидовать мёртвым, а не наоборот».       Последнее предложение прозвучало довольно спорно, но суть Итан понял. Какой смысл цепляться за жизнь, которой нет? На самом деле, помимо Мейсона, его тут вообще ничего не держит. Собственно, и сам Мейсон его тоже не держит.       — Что там такое? — не выдержал Итан, когда поймал очередной взгляд в сторону рюкзака. — Ощущение, что ты там бомбу припрятал.       — Можно и так сказать, — пробормотал Мейсон, — у меня осталось немного чёрной ибоги.       — Хочешь попробовать?       — Нет.       — Тогда выброси это.       — Нет.       — Мейсон? — теперь мальчишка начал беспокоиться. — Что происходит?       — А что происходит?       — Ты выглядишь странно.       — Тушь потекла?       — Прекрати! Ты можешь хотя бы иногда говорить нормально?       Мейсон развернул шоколадный батончик и принялся сосредоточенно жевать.       — Завтра я заберу тело.       — Я знаю. Ты поэтому такой нервный?       — Не совсем.       — Тогда в чём дело?       — Я думаю, что это ловушка. Уверен почти на сто процентов.       — Значит, ты испугался и передумал? — уточнил Итан. — Это так на тебя не похоже.       — Ничего я не передумал, — буркнул Мейсон и потёр переносицу, — просто есть смутное подозрение, что мы с тобой если наконец и расстанемся, то ненадолго.       — Очень смешно. Ты даже не веришь в мир духов. Как ты там говорил? Наша энергия вернётся во вселенную — и всё.       — Никогда нельзя исключать вероятность появления какого-нибудь экстрасенса, который решит призвать нас обоих, но почему-то не станет спрашивать моего на то разрешения. Давай договоримся, что если это произойдёт, то мы устроим потустороннюю вечеринку и напугаем урода до усрачки, чтобы больше так не делал?       — Как призраки вообще могут кого-нибудь напугать? — задумался Итан.       Мейсон посмотрел на него, закатив глаза до черноты.       — Фу, просил же не делать так! — взвизгнул мальчишка. — Тебе не надо умирать, чтобы кого-то напугать!       Санитар рассмеялся.       — Ты слишком впечатлительный для того, кому в целом уже невозможно никак навредить.       Повисла пауза, во время которой Итан искренне сокрушался, что не может поднять что-нибудь тяжёлое и ударить санитара по голове, а сам Мейсон задался совсем уж странным вопросом.       «Что будет, если попробовать?»       В ответ на это он несколько раз послал самого себя к чёрту и предложил не сходить с ума. Ещё сильнее.       «От одного раза ещё никто не умирал», — настаивал голос, сильно похожий на его собственный.       Мейсон сжал зубы, притворился, что не слышит, и уткнулся носом в статью по криминальной психологии.       Было решено считать, что антагонист всё же живой человек. По крайней мере, тот, который убил большую часть семьи Меленбельт. Скорее всего, это и есть Образ, но кто его знает? Может быть, две истории шли параллельно друг другу. Эксперимент развивался отдельно от судеб Роберта, Шарлотты и Тревиса.       Было бы славно, окажись это один человек. Тогда не придётся искать второго маньяка, потому что он не уверен, что может справиться даже с одним.       На самом деле наиболее благоприятный для него расклад — проснуться, посмотреть по сторонам, а на дворе тысяча девятьсот девяносто пусть будет третий год, ему три, и всё, что произошло с ним после этого, окажется дурным сном. Дерьмово отрежиссированным, с отвратительными актёрами и мрачными спецэффектами, но всё же — сном.       Тогда он бы сложился пополам и принялся радостно блевать, срыгивая на пол остатки кошмара. Мать начнёт причитать и пытаться как-то помочь, а он отмахнётся и даже скажет ей несколько слов, на миг позабыв о том, что он в общем-то ещё не разговаривает.       На всякий случай Мейсон ущипнул себя за бедро.       Ну, нет так нет. Попытаться всё же стоило. Никогда нельзя исключать вероятность того, что всё вокруг — всего лишь немного подзатянувшаяся галлюцинация.       Впрочем, раз уж он всё равно здесь, надо разобраться.       К Образу у санитара был только один вопрос: почему он решил свернуть эксперимент? Судя по тому, что оставшиеся в живых участники недолго пробыли в данном статусе, продолжать опыты никто не планировал. Хорошо, два. Почему ублюдок захотел продолжить опыты после его появления? Если опустить версию о том, что он исключителен и вдохновил учёного на продолжение, то должна быть адекватная причина. Если можно применять это слово в контексте экспериментов на людях.       Тогда Мейсон покосился на Итана. А ведь всё началось с него. С его смерти начался крах эксперимента. И она же послужила причиной того, что он сам явился на другой конец света в поисках тела. Что в нём такого особенного?       И тут Кларк вспомнил одну фразу, ненароком брошенную мальчишкой. В ней самой не было ничего особенного. Только то, где и как она была сказана…       Вот оно! Вот, что заставило Образа поверить в возможность продолжения эксперимента! И почему он раньше об этом не подумал?!       В нём вспыхнул странный огонёк азарта. Ударная доза адреналина впрыснулась в кровь и на бешеной скорости потекла по венам. Сердце забилось так, словно всерьёз собиралось выпрыгнуть из грудной клетки.       Мейсон прислушался к новым ощущениям. Вот что чувствуют детективы полиции, когда хватаются за ниточку, которая в конце приведёт к убийце. Потрясающе. Не то чтобы Кларк раньше думал, что никогда не узнает, кто такой Образ. Вовсе нет. Но до этого момента он был уверен, что ему придётся быть приманкой и как-то заставить психопата самого к нему прийти.       — Мейсон? — взволнованно позвал Итан. — Вот сейчас мне действительно страшно. Что с твоим лицом?       — А? — санитар не без труда сфокусировал взгляд на мальчишке. — Я когда-нибудь говорил, что люблю тебя?       — Нет, — пискнул призрак.       — И не буду, — улыбнулся Мейсон, — но знай, Итан Петрелли, — он добавил в голос немного торжественности, — ты — единственный человек, который смог заставить меня пойти на такое безумие. А ещё ты единственный призрак, чьё присутствие принесло мне больше пользы, чем вреда. И я не жалею о том, что ты появился в моей жизни.       — Ты пьяный? — Итан смотрел на него в каком-то священном ужасе. — Или успел принять наркотики, пока я слишком медленно моргал?       — Я так люблю загадки, — туманно ответил Мейсон, — а когда разгадываю, просто не могу сдержать эмоции. Я горд собой, немного горд тобой и я в восторге от нашего тандема!       — Но это же не значит, что ты не станешь его разрушать?       — Само собой. Завтра мы отправим тебя туда, где ты и должен быть. Я не настолько эгоистичен, чтобы держать тебя рядом с собой в надежде, что ты ещё хотя бы раз сможешь принести пользу.       — Я уже и правда начал беспокоиться, — облегчённо выдохнул Итан, — кое-что никогда не меняется.       — Почитать тебе вслух?       — Если это не про длину кишечника, то да.       — Там история о том, как люди становятся серийными убийцами, — ответил Мейсон, усаживаясь поудобнее, — твою-то мать, это же так похоже на мою жизнь!

***

      Мейсон припарковался возле склада и принялся ждать, закурив уже шестую сигарету за последние сорок минут.       Страсть Призрака к шикарным тачкам имела место даже в этом не самом радужном мероприятии.       К счастью, седан, переделанный в катафалк, марки Maserati ему не придётся портить, а надо будет просто вернуть в похоронное бюро на следующее утро.       Сам он вырядился в подходящий случаю чёрный костюм, который этим утром возле двери его номера оставил курьер. Сказать, что подарок ему не понравился — не сказать ничего. Во-первых, немного смутило, что человек, с которым они ни разу в жизни не виделись, точно угадал с размером. Даже брюки оказались правильной длины, что наводило на мысль, что шили это великолепие на заказ. Во-вторых, сама ситуация показалась Кларку немного смахивающей на романтическую комедию, где он выступает в роли нищей деревенской девушки, а Призрак — в образе богатого покровителя с неизвестными мотивами и безграничным лимитом на кредитной карте. В-третьих, теперь он должен сидеть возле полузаброшенного винного склада в машине, которая блестит даже в полумраке, в дорогущем костюме, и стараться не выглядеть подозрительно.       — Там никого нет, — отчитался Итан, вернувшись с осмотра, — только бочки и пластиковые ящики.       Мейсон ничего не ответил, поворачивая ключ зажигания.       Сперва ему показалось, что это галлюцинация. Потом было решено списать всё на ветер в помещении. Мейсон даже повертел головой по сторонам и прислушался к шуму. Тихо. Сквозняка не было.       Тогда он ещё раз всмотрелся в инструмент, который сжимал в руках.       Металл словно танцевал и плавился. В тусклом свете единственной лампы, которую ему удалось зажечь, он, казалось, ожил и пытался выпрыгнуть из рук.       И тут до него дошло. Поверить в это было сложнее, чем во всё, что Мейсон когда-либо видел в своей жизни. Если бы это увидели его коллеги и бывшие преподаватели, то точно бы решили, что это игра света или воображения.       Тело Итана санитар не без труда переложил на составленные вместе ящики. Внешний осмотр ничего не дал: на мальчишке была белая туника с длинным рукавом и хлопковые штаны того же цвета, появившиеся, скорее всего, уже в Крионик.       Словесный портрет дался ненамного сложнее: возраст — шестнадцать лет; кожные покровы — синюшные, с повреждениями в области локтевого сгиба и в основании черепа; телосложение — худощавое; волосы… Впрочем, это уже не важно.       Мейсон снова посмотрел на свой инструмент. Ничего не изменилось. Металл продолжал извиваться. Придётся признать, что ему не показалось. Впервые в жизни у него трясутся руки перед вскрытием. Анализ данного факта решено было отложить на попозже. Лет на пятьдесят, и вспомнить о нём только на смертном одре. Или никогда. Да, никогда — просто идеально.       — Тебе лучше не смотреть, — твёрдо изрёк санитар, через плечо окидывая взглядом Итана, — а лучше вообще исчезни куда-нибудь.       Не обратив внимания на его слова, призрак не пошевелился, продолжив взглядом сверлить ему спину.       — Это может не сработать, — предупредил Мейсон больше самого себя, — лучше приглядывай за дверью. Мы никого не ждём, но я не исключаю…       — Может, мы уже начнём? — загробным голосом предложил Итан. — Это как у стоматолога сидеть. Знаешь, ожидание смерти хуже самой смерти.       — Тебе-то откуда знать? — хмыкнул санитар. Вышло немного нервно.       — Я видел лицо Каспара во время ампутации. Я бы предпочёл не знать того, что ты собираешься сделать.       Мейсон подложил под шею трупа деревянный брусок и снова взялся за инструмент в надежде, что руки перестанут его подводить. Не сработало. Ну да ладно, хуже-то уже не будет.       Он произвёл полукружный разрез покровов черепа от одного сосцевидного отростка через темя до другого, разрезая ткани до кости.       — Помнишь, я рассказывал тебе сказку? — не оборачиваясь, спросил Мейсон. — Ну, ту, про девочку без инстинкта самосохранения?       — Ты сказал, что её звали Зои Гордон, — напомнил Итан.       — Да наплевать, если честно, как её звали, — буркнул санитар, — у той сказки была предыстория.       Он подцепил левой рукой передний край разреза, с силой оттянув кожу вперёд, одновременно отделяя её от кости вместе с сухожильным шлемом.       — Расскажешь? — голос мальчишки дрогнул. — Или снова скажешь, что это неважно?       Мейсон начал отсепаровывать образующийся передний кожно-апоневратический лоскут, пока не показались лобные дуги, постепенно заворачивая его на лицо трупа. Задний лоскут санитар отделил до затылочного бугра и завернул под затылок. Затем он плавно разрезал височные мышцы и отсепаровал их книзу.       Когда черепная крышка оказалась свободной от покровов, а лицо Итана — скрытым под кожными лоскутами, стало чуть легче дышать. Руки дрожать, однако, не перестали.       — Это был урок химии, — продолжил санитар, по-прежнему не рискуя смотреть на мальчишку, — тема — щелочные металлы.       Осмотрев снаружи крышку черепа, Мейсон приступил к распилу лобной кости. Почему-то на этот раз звук показался каким-то болезненно-резким, словно он не проделывал эту процедуру бесчисленное количество раз, когда Алекс Тейт умудрялся взвалить на него свои обязанности.       Это было странно.       Впрочем, Кларк ни разу не вскрывал никого знакомого, а как бы он ни убеждал себя в обратном, Итан был ему знаком лучше, чем большинство людей, встречающихся у него на пути.       Не надо было ему проводить внешний осмотр и заглядывать в лицо трупа, но Мейсон почему-то не мог отступить от протокола. Да, черты лица заострились, кожа и губы посинели, а глаза были закрытыми, но это не отменяло того факта, что за три года мальчишка не вступил даже в первую стадию разложения. И если бы тут сейчас был Тео Райт, то он бы без усилий придал телу вид живого человека.       Так, пора перестать отвлекаться.       Мейсон мысленно отвесил себе подзатыльник и продолжил работать.       Он распилил боковые части черепа, затем затылочную кость, постепенно поворачивая голову трупа.       Без помощников делать это было совсем непросто. Рука в перчатке несколько раз соскользнула, и он прошелся лезвием по той части черепа, которую резать было вовсе не обязательно.       — Ты расскажешь, что было дальше? — подал голос Итан.       — Да, подожди минутку.       Кларк потянулся к полотенцу, чтобы придержать с его помощью крышку черепа. Распил нужно проводить аккуратно, дабы не повредить твёрдую мозговую оболочку, а он уже и так несколько раз упустил момент, когда стало легко вводить пилу, что означало — пора переходить к следующему месту. Прежде с ним такого не происходило.       Мейсон отложил пилу и взял долото, чтобы рассечь участки кости, оставшиеся недопиленными. Крышка черепа стала подвижной, что немного обнадёживало. Пока он делает всё правильно. Не идеально, но правильно.       Рукоятка молотка была снабжена специальным крючком для отделения черепной крышки от твёрдой мозговой оболочки. Почему-то именно сейчас проводящий вскрытие человек задумался над тем, каким образом Призрак смог достать весь набор необходимых инструментов, находясь на другом конце света. Но стоит сказать ему спасибо, ведь иначе следующую процедуру пришлось бы делать руками, чего ему совершенно не хотелось.       Голос Итана прервал непрошенные размышления, однако Мейсон пропустил мимо ушей всё, что он сказал.       Санитар ввёл крючок в щель распила лобной кости, предварительно расширив её долотом. Левой рукой, обёрнутой полотенцем, он придержал голову трупа в области лба и рывком потянул крючок на себя. Звук был похож на треск, всхлип и шлепок одновременно. Мейсон поморщился, впервые обратив на это внимание. Наверное, всё дело в тишине. Обычно патологоанатомы озвучивают каждое своё действие, а тут вокруг него только пустые бочки и ящики. А ещё мальчишка, который совсем притих и, если бы мог, то давно лишился сознания.       — Так вот, — Мейсон осмотрел снятую крышку черепа, выясняя её состояние. Это было совершенно не обязательно, но порядок действий было решено не менять, — я не помню, как звали учителя. Он что-то бубнил возле доски, а мне было интереснее читать учебник, чем слушать его слова.       Он поднял руки к свету, чтобы просветить крышку на наличие истончённых мест или деструкции.       Отложив её в сторону, Мейсон взял в руки пинцет.       Подцепить твёрдую мозговую оболочку удалось довольно легко.       — Смотри, — сам того не ожидая, воскликнул санитар, — складка образовалась сравнительно легко. Никаких патологий не было. Речь идёт об атрофии головного мозга.       — Что я должен был понять из этой фразы?       — Ты не болел раком, у тебя не было воспаления, и ты не погиб от водянки, — отчитался Мейсон, — не знаю, что ты будешь делать с этой информацией, но я не привык пропускать этапы вскрытия.       — Ты бы поторопился, — предупреждающе шикнул Итан, — ты не в своем морге, и кто-нибудь может прийти. Будет очень непросто это всё объяснить.       — Я вообще работаю на пределе своих возможностей.       — А мне почему-то кажется, что ты тянешь время. Ты уже знаешь причину смерти, да даже если бы и не знал, твоё заключение вряд ли кому-то нужно.       Мейсон нахмурился и слизал капельку пота с верхней губы. Мальчишка был прав, и это раздражало. Ему действительно нет смысла осматривать твёрдую и мягкие оболочки мозга. Всё, что от него требуется — вытащить мозг, разрезать и надеяться, что призрак исчезнет.       Пальцами левой руки он отодвинул лобные доли от основания черепа, вместе с которыми отошли обонятельные тракты. Тонкие нити с тихим хлопком разорвались у решётчатой кости. Показались зрительные нервы. Тогда, держа нож так, словно в руках у него было писчее перо, он рассёк все связи мозга с основанием черепа.       — Что-нибудь чувствуешь? — на всякий случай поинтересовался Мейсон, рискнув повернуть голову к Итану.       Тот не ответил.       Кивнув самому себе, санитар продолжил вскрытие.       — В тот день, — к своему ужасу, санитар услышал дрожь в собственном голосе, — учитель, имени которого я не помню, сказал, что среди щелочных металлов франций обладает самой высокой реакционной способностью.       Кларк приступил к разрезанию остальных черепномозговых нервов. С лампочки капнула капелька конденсата, едва не заставив его выронить нож.       Он пересёк спинной мозг в позвоночном канале, двигаясь в поперечном направлении. Вслед за этим, головной мозг сам вывалился на поддерживающую его ладонь левой руки.       Мейсон переложил мозг на свободный ящик, заблаговременно накрытый плёнкой.       Так как патологических изменений не ожидалось, а причиной смерти, если верить Каспару, был инсульт, прибегнуть было решено к методу Флексига, но говорить об этом Кларк не стал.       Короткими пилящими движениями он разрезал мозг на две части — верхнюю и нижнюю.       — И вот именно на той фразе, — Мейсон услышал странный звук, но не захотел на него реагировать, — я вскочил с места и побежал вслед за Зои Гордон, крикнув что-то про срочный вызов в туалет.       Ещё одна капля капнула с потолка, но на этот раз Кларк даже не моргнул. Отрезанную верхнюю часть головного мозга он сложил извилинами книзу и начал осматривать обе части. Для полноты картины было решено сделать ряд дополнительных разрезов.       — Тогда Алекс Тейт вскочил с места и на весь класс заорал, что мой желудок — именно то, что обладает самой высокой реакционной способностью.       С потолка капнули ещё три капли. Лампочка начала моргать.       — Франций — элемент под номером восемьдесят семь. Так и появилось моё прозвище, — закончил Мейсон.       Лязг металла эхом разнёсся по помещению. Санитар вздрогнул, не сразу сообразив, что это он сам выронил инструмент.       Только тогда до него дошло, что с потолка не капает никакой конденсат.       С досадой сорвав перчатку с одной руки, Кларк вытер слёзы ребром ладони.       Изо рта продолжали вырываться странные звуки, которые он с большим запозданием идентифицировал как всхлипы.       — Теперь ты счастлив? Я никому не рассказывал ту историю, — он вымученно улыбнулся, оседая на пыльный пол. — Алекс — трепло, конечно, говорил про это направо-налево, а я вот предпочитал об этом помалкивать.       Мейсон повернул голову в то место, где в последний раз видел Итана.       Перед ним была тёмная стена склада, сложенные друг на друга ящики и давно опустевшие металлические бочки. Призрака мальчишки там больше не было.

***

      Вернувшись в номер, он не стал включать свет.       Мейсон оставил машину на парковке похоронного бюро, а халат, маску и инструменты собрал в мешок и сбросил с моста в реку. Почему-то захотелось сделать то же самое с самим собой, но в последний момент он увернулся от этого желания.       На обратном пути он даже нашёл в себе силы, чтобы позвонить Кингу и узнать, провели ли вскрытие Люка Томази. Пропустив мимо ушей всё, что Эдвард думает по поводу его затянувшегося отсутствия, он получил положительный ответ и попросил скинуть ему отчёт. Пробубнив что-то очень отдалённо напоминающее просьбу быстрее возвращаться, начальник пообещал выполнить пожелание, как только окажется на рабочем месте.       Невидимая тяжесть давила ему на голову всё то время, пока он стягивал с себя дурацкий костюм и буквально вползал в душевую кабинку.       Всё получилось.       Санитар прибрал за собой место вскрытия. Правда мозг пришлось зашить внутрь живота, потому что собрать его по кусочкам и вернуть в черепную коробку не представлялось возможным, но всё же тело осталось практически нетронутым.       Он даже превзошёл самого себя и сделал практически идеальный шов, чтобы танатопрактикам не пришлось долго его гримировать.       Через пару часов полиция найдёт тело на заброшенном складе. А рядом с ним будет лежать газетная вырезка со статьёй о пропавшем мальчике. Остаётся только надеяться, что копам хватит мозгов это всё сопоставить и они не будут долго разбираться, почему тело ни капли не разложилось за три года.              Мейсон вышел из душа, плотнее кутаясь в махровый халат, заботливо предложенный администрацией отеля.       Пакетик с чёрной ибогой мягко упал ему на ладонь.       «Возможно, не стоит этого делать. Скорее всего, это просто отвратительная идея», — думал Мейсон, пока раскатывал дорожки на прикроватной тумбочке.