obsession

Шторка опустилась, мягко прошелестев по скользкой поверхности окна. Во дворике мотельного городка было слишком темно, хоть глаз выколи. Только исполинская вывеска «Travelodge» заливала внутреннюю стоянку мягким лазурным свечением. А из всех находящихся там фонарей и лампочек, криво привинченных к картонным стенам, работала от силы треть. К слову, картонными их можно было назвать вполне законно: каждую ночь, что Чимин проводил здесь, до его острого, вытренированного слуха доносились то стоны, то крики, то пьяные возгласы, то полицейские сирены. Машины с блюстителями правопорядка проносились по улицам с завидной регулярностью, отмечая этот район для парня повышенной опасностью. Однажды, он даже выловил в тишине, как какой-то араб читал молитву в одном из номеров — чем не кукольный домик из картона и пластмассового каркаса. У его матери был такой: барби-вилла стояла, полностью собранная и обставленная внутри крошечными предметами интерьера, на стеллаже в родительской спальне, напоминая о детской мечте большого красивого дома и полноценной семьи. К сожалению, не сложилось, родителям пришлось жениться по расчету из-за него же — мать забеременела после нескольких свиданий и никакой речи о возвышенных чувствах, любви до гроба и прочем, уже и не было. Зато дом у них был действительно большой и фешенебельный. До момента, пока отцовская любовница и новая миссис Пак не отсудила большую часть их имущества. Чимин уже был взрослый и более-менее спокойно перенес развод, но осадок все равно остался. Он пообещал себе, что его отношения в корне будут отличаться, что он будет любим и значим. Мечты приводят отнюдь не туда, куда ты ожидаешь. Некоторые отрывки из его детства, не говоря уже о последних годах жизни, пестрели напряженными воспоминаниями того, как он прислушивался к шорохам меховых тапочек, преимущественно из Target, пытаясь различить идущего человека. О, частенько он мог понять и его настроение: сила нажима на визжащие половицы, глухой отстук подошвы или же скорость шагающего. Часто после такого стука следовали крики. Еще чаще к нему в комнату вваливалась выпившая мать, рыдая и крича об очередной пассии отца и обвиняя маленького ребенка во всех своих несчастьях. Прислушиваясь, зажимаясь, он всегда знал, как близко к нему подошел сам страх. Но она все же любила его, возможно не так сильно и трепетно, как если бы он был рожден желанным и в нужное время, но любила. Чимин в принципе всегда спал очень чутко, а последние два года это превратилось в пытку, настоящую бессонницу, жующую его мышцы, косточки и суставы на ночном перекусе. А в последние месяцы эта беда совсем обострилась. Инсомния, которая с каждым заходом подпаленного желтка солнца окутывала его в свой кокон, напоминала сцены из «Кошмара на улице вязов». И в какой-то момент (точно сказать сложно — сознание расплывалось, как отзвуки краски в воде) ему и правда показалось, что вскоре он не выдержит и хлопнется посреди дорожки для бега в парке неподалеку или в магазинчике 24 на 7 прямо наземь, как укачанный морской болезнью моряк. Пришлось купить у барыги из 305-й комнаты снотворное. Он жил в 304-й, поэтому хорошо был осведомлен о всех темных делишках соседа. — Из последних новостей Массачусетса: поднявшиеся цены на продукты питания и товары первой необходимости вызывают у граждан… Парень через плечо покосился на телевизор: его громкость была достаточно высокой, чтобы заглушить его звуки, но не соседские. Откуда-то слева доносился истерический вой ребенка и громкие крики «мама!». А затем шлепки и тишина. Женщина, читающая новость, казалось, была возмущена их содержанием не меньше людей, о которых она тараторила — те уже якобы поднимали волнения и организовывали пикеты из-за ценников в федеральных магазинах. Она была экспрессивна и не скупилась на бранные словечки, будто обсуждала вопрос о ремонте оконных рам в соседской общине, а не оглашала новости на официальном канале CBS. И тут же загорелся сюжет о том, как два белых копа застрелили при задержании афроамериканца. Черного. Нигера. Полицейский клятвенно вздыхал, что парень, черт, 23-летний парень, одногодка Чимина, потянулся в карман за пушкой. — Чушь какая… — фыркнул Чимин и вновь вернул внимание скудному виду из окна. — Америка — свободная страна, ха? Усталость от недосыпа и почти пятые сутки наедине с новостной дамочкой и кулинарными программами делали свое гиблое дело — раздражительность поднималась по его коже целым роем, будто передвигая крохотными муравьиными лапками. Очередной вой сирен прорезал тишь улицы и донесся до его чувствительного слуха. Чертов криминальный район кишел ублюдками с пушками и наркоманами, но здесь, в гуще мусора и отбросов, было безопаснее всего. До поры до времени. Экран его телефона, брошенного на тумбочке около телевизора, подсветился. Чимин сглотнул, смотря на свои дрожащие пальцы, цепляющиеся за треснутую деревянную раму окна. Опасность не ходит по углам, прячась, она дышит зловонным смрадом в лицо. Больше медлить нельзя, ему пора сматываться. Сгребая с полки в ванной скромные мыльно-рыльные пожитки в несессер, он взглянул вниз: по раковине ползли черные разводы, спускаясь к бездонной воронке стока, в котором собрался целый клок волос и грязи. Тянувшиеся от краев красочные вены завораживали, что-то вроде нервно-сосудистой системы, хотя, с учетом точки соприкосновения всех линий, больше походило на распростершееся по керамике дерево жизни. Оторвавшись от картины, парень внимательно всмотрелся в собственное отражение и тихо чертыхнулся — на висках и лбу, около линии роста волос, виднелась вороная окантовка. Вся надежда на то, что ему попадется душ где-нибудь по дороге, и цвет сотрется с его кожи, тут же осыпалась прахом. Чимин не планировал останавливаться, пока не минует еще хотя бы два штата. И где он в таком случае будет принимать душ? В автобусе? На заправке? Понимание кайфа, который ловили путешественники автостопом, никогда не придет к нему, увы. Спустившись по хлипкой железной лестнице с зазубринами на каждой ступени, будто ее пытался грызть гризли во время резки зубов, он подошел к будке коменданта, что следил за выезжающими в ночное время и сохранностью территории мотеля, и сунул ключи в окошко. — Вот. Съезжаю. — Рановато, — протянул мужчина, причмокнув жирными от соуса барбекю губами в предвкушении, и положил в рот манерным жестом соломку картошки фри. — Ты в курсе, что за ранний выезд взымается доп. плата, малец? С тебя еще 20-тка. — Что за… Я уже оплатил полностью пять суток. — Плати или вызову копов. Что за бред? В каком таком мире жил этот ублюдок, что просил плату за уже уплаченные сутки? Его смерили равнодушным взглядом, затем парень отрыгнул и запил колой только что съеденную еду. Мерзость. Чимин еле сдерживал рвотные позывы, учитывая, что сам практически ничего не ел последние недели из-за ухудшившегося аппетита. — Классный цвет, — и хрюкнул следом. — Может подсветишь парковку, а то нихера не видно? Его волосы разве можно разглядеть в темноте? Да и с чего бы коменданту интересоваться и запоминать с каким цветом он… Черт. До парня дошло, что хмырь имел в виду огромную синюю гематому, очерчивающую правый глаз и переходящую на скулу. На щеке кожа уже начала желтеть. Чимину впервые со злобой хотелось вгрызться в чужую глотку, чтобы заткнуть человека. И чтобы он больше не мог так мерзко жевать свою жрачку, с пренебрежением относясь к незнакомым людям. Пара ласковых и обращение к копам или в одну из санитарных служб с жалобой на неприемлемые условия жилья мигом бы заставили присмиреть этого урода. Хотя бы на время. Но вместо того, чтобы утолить голод своей гордыни и выплеснуть негодование и злость, Чимин протянул в окошко следом за ключами смятую купюру. Лучше откупиться зелеными, чем вызывать лишние подозрения скандалами. Ему сейчас не нужен лишний шум и огласка. Мужик улыбнулся и кивнул. — Счастливой дороги, малец! Да благословит тебя бог! Бог… если бы Чимин хоть на толику верил в него, как в далеком детстве, он бы сказал спасибо. Но что Бог, что Санта-Клаус — все детские сказки. Ложь, не работающая даже для успокоения сердца. Сейчас он как никогда ярко это осознавал. Дойдя до проржавевшего пикапа, на котором он сюда приехал, Чимин начал рыться в рюкзаке в поиске ключа. После десяти минут ковыряний, парень с силой встряхнул его и с нескрываемым раздражением возмутился: — Черт, засранец, и куда ты подевался? Он почти нащупал рукой дно, когда услышал шум за спиной. Резко развернувшись, парень быстро прошерстил глазами всю парковку. Вдалеке с водостоков крыш капала дождевая вода, канализация бурлила своей какофонией в люке под его ногами, где-то на соседней улице слышались яростные крики: две афроамериканки не поделили что-то. Было темно и промозгло, даже куртка не смогла спасти от ледяных мурашек, прочертивших линию спины. Под машиной послышался шорох, и Чимин остолбенел, обуреваемый страхом. Этого не может быть. Парень медленно повернулся обратно и также медленно присел на корточки, правая рука крепче стиснула рюкзак, чтобы в случае чего приготовиться к атаке, а левая оперлась на холодный корпус машины. Когда кожа колен коснулась мокроты и каменистости асфальта сквозь дырявые джинсы, он нагнулся, затаив дыхание, чтобы заглянуть под машину. Еще чуть-чуть и его глаза впились в угольную тьму: там что-то было, но разглядеть не представлялось возможным. Шевеление, вновь шорохи. Округлые контуры тени… — Дерьмо! — закричал Чимин, резко отскакивая и падая на задницу. — Чертова животина! Мимо его ног промчался черный сгусток шерсти и ускакал куда-то по лестнице к верхним номерам. Голубые двери с одинаковым расстоянием чередовались с окнами и ярко выделялись на фоне белых стен, как васильки в букете из ромашек. На каждой зияла одинаково блестящая цифра с номером комнаты. Когда Чимин поднял голову и заглянул в окна своего бывшего номера и соседних комнат, он оцепенел по-настоящему. В окне 306-й виднелся черный силуэт. Он с силой заморгал, пытаясь отбросить это, сердце готово было перекачивать воду из бассейна, как насос, работая с немыслимой силой. Когда парень неуверенно открыл глаза вновь, в окне уже никого не было. В этот раз ключи нашлись сразу же. Пихнув рюкзак на пассажирское и заведя мотор, он схватил с приборной панели кепку с изображением эмблемы какой-то баскетбольной команды, вроде «Brooklyn Nets», и вдавил педаль газа в пол. Под урчание двигателя и размеренную мелодию «Let my people go» Армстронга из динамиков радио, он несся по шоссе. Его целью не была свобода, дорога уже была свободой. Однако, Чимин не питал множество надежд и даже малость — все еще слишком опасно. Единственной мыслью сейчас было: бросить машину как можно раньше и пересесть на автобус. Желательно до другого штата. Желательно до другой страны. Желательно до другого мира. Даже нереального.