Only Fools (Fall for You)

 

Атмосфера этой главы: Skrillex Remix with Tennyson&White Sea - Stranger Ссылка, чтоб никто не отвязался от прослушивания Ыы: https://youtu.be/jAiKdtqjY8Y

— Только не говори мне, что ты не знал, — зябко обхватывает себя руками Джей. — Просто со стороны это так очевидно…   Минги молчит, продолжая смотреть в пол: всем-то вокруг все очевидно и понятно – а ему что прикажете делать с этой информацией? Идти и вешаться на шею Юнхо с признаниями в любви? Так было уже – вчера, вон, пожалуйста – и толку? Да, на тот момент Юнхо с Джеем ещё встречались, но сейчас, видя перед собой такого несчастного, с заплаканным лицом, Джея, меньшее, что хочет Минги – это чувствовать себя роковой разлучницей.    — Так вы… из-за меня? — Всё-таки произносит он, силой заставляя себя поднять голову и выдержать взгляд мастера. Тот грустно улыбается, услышав этот вопрос, пожимает плечами:   — Сложно сказать, из-за чего именно. Мы… разные. Я уже сказал, что серьезно влюбился: хотел таких же серьезных отношений. Не знаю, удавалось мне это доносить или нет… смею все же надеяться, что удавалось… Но знаешь, было такое чувство, что Юнхо… было все равно. Вот, он, вроде здесь, с тобой – а вроде бы и нет. Ещё в другой момент тебе так с ним хорошо – до одури, до фейерверков из ушей – и кажется, что вот оно: наконец-то человек раскрывается, ещё чуть-чуть… И все по новой. А на днях я пригласил его к себе домой, хотел познакомить с родителями, он знаешь, что сказал?   — Что?   — Что не рассматривает наши с ним отношения, как что-то серьезное.    — Так и сказал?..   — Так и сказал.    Минги задумывается: тот Юнхо, которого он знал, вряд ли сказал бы такое вслух – хотя бы по той простой причине, что ему самому когда-то пришлось пройти через токсичные отношения. Минги прекрасно помнил день, когда собственными руками обнимал дрожащего, как осиновый лист, друга, которого только что бросил парень, и как искренне тот плакал в его объятиях. Не было похоже, что Юнхо способен так же безжалостно отвергнуть другого человека. Когда он стал таким… холодным? Ведь Юнхо в его воспоминаниях – тот высокий, добродушный, с озорными глазами и застенчивой улыбкой подросток, вовсе не был бездушной скотиной, способной растоптать и кинуть обратно к ногам чужое израненное сердце. Что, что же с ним случилось?   Что вообще он знает о Юнхо?   Пазл не хочет складываться ни когда он выходит из салона, оставив Джея с подошедшим на сеанс клиентом, ни позже – когда сидит на лавочке перед площадкой для собак – той самой, где они с Юнхо смотрели тот отрывок из фильма. Ему кажется, что он упускает что-то важное: но что? Что?   «Почему, Юнхо?» — Продолжает спрашивать он про себя по дороге домой.    «Почему, Юнхо?» — За ужином.    «Почему, Юнхо?» — Лёжа в постели.     «Почему, почему, почему?»   Минги зло скидывает с себя одеяло, когда даже во сне это дурацкое «почему» продолжает преследовать его и он просыпается посреди ночи. Он тянется к телефону и подслеповато щурится, открывая их с Юнхо переписку – но друг даже не прочитал его последнее сообщение.    — Сука, — бесится, вскакивая на ноги, Минги. — Ну, а если так?..     ***    — Молодой человек, — окидывает его неодобрительным взглядом пожилая консьержка, — вы время на часах видели?   — Мне очень жаль, что я вас разбудил, — кланяется женщине Минги. — Но тут вопрос жизни и смерти, и если вы меня не впустите, то, боюсь, этот вопрос останется в завещании в качестве слогана для моего надгробия.    — Что за ужасы вы говорите? — Отшатывается от него консьержка. — Совесть у вас есть?    — Пожалуйста, — складывает руки на груди Минги, — я сам не понимаю, что несу. Просто… я буквально не могу уснуть, думая об одной вещи, я просто… должен разобраться. Ну, пожалуйста?..   Минги приходится приложить все своё обаяние – но, кажется, на консьержке это не работает:   — Я сказала: нет, — отчеканивает она. — Приходите утром.    — Я буду неделю драить тут коридор и лифты.    — Юноша, я корейским языком вам говорю…   — Хорошо, две недели.    — Месяц, — вдруг соглашается консьержка. — И вы скажете мне, в какую квартиру идёте, чтобы в случае чего я могла на вас выйти.    — Квартира пятьсот тридцать шесть, Чон Юнхо, — выпаливает Минги уже на бегу. Он взлетает по ступенькам на пятый этаж и без раздумий давит на кнопку звонка. Проходит минута, за ней – вторая, но никто не отвечает. Минги звонит в третий раз – то же самое. Взбесившись, он со всей силы лупит по двери кулаком – тишина. — Юнхо, мать твою!!   Дверь распахивается так внезапно, что он едва успевает отпрыгнуть, чуть не оставшись без носа. На пороге стоит злющий, как черт, Юнхо: в одной руке у него – вакуумные наушники, в другой – пара испачканных кисточек и металлическая заострённая лопатка для салата.   — Понял, зайду в другой раз, — испуганно икает Минги, а в следующую секунду оказывается втянут за шиворот в квартиру.    — Ты чего ломишься, как на пожар?! — Шипит Юнхо, торопливо запирая дверь и поворачиваясь к нему всем корпусом. — Совсем уже, что ли?   — Поговорим, когда уберёшь этот пыточный набор! — Ответно рычит на блондина Минги. — Совсем уже, что ли?   Юнхо переводит растерянный взгляд на зажатые в кулаке предметы и краснеет так стремительно, что Минги умилился бы в другой ситуации, если бы не находился – в этой.    — Я вот… обои решил поменять, — отворачивая лицо и пятясь в сторону спальни, бубнит он. Видимо, хочет прикрыть дверь, пока не поздно – да куда там. — Минки, СТОЙ!!!   Минги рыбкой проскальзывает меж его растопыренных пальцев, влетает в комнату – и замирает в немом восхищении.    Стена спальни сейчас напоминает выставку какого-нибудь отчаянного художника-экспрессиониста: в местах, где обои уже были содраны, Юнхо изобразил огромную ледяную глыбу, внутри которой угадывался силуэт замерзшего человека. Рядом с глыбой был изображён второй персонаж: он тянул к ледяной гробнице руку, намереваясь, видимо, спасти пострадавшего – Минги не знает точно: далёк он от всего этого искусства.     Но что он понимает наверняка, так это то, что фигура внутри ледяной глыбы – сам Юнхо.     — Сказал же тебе, — бурчит, заходя следом и недовольно складывая на груди руки, блондин, — чтобы ты не входил.    — Юнхо, — поворачивается к другу Минги. — Что происходит?   — Это я у тебя хотел спросить: зачем ты приехал так поздно?   — Нет, сначала ответь, — указывает на стену Минги, — что это?   — Э-э… гуашь?   — Ты не понял. — Произносит, подходя к стене вплотную Минги. Он вытягивает палец, осторожно касаясь заточенного во льду человека, и смотрит прямо на Юнхо. — Это.    Несколько секунд друг не говорит ничего, а потом, пожав плечами, произносит «ну, я», подцепляет своей лопаткой обои и принимается отдирать оставшуюся бумагу.    — Юнхо, поговори со мной.    — Чего ты хочешь, Минки? — Устало спрашивает, бросая на пол оторванный кусок бумаги и принимаясь за следущий, Юнхо. — Я сегодня не в настроении: мы с Джеем расстались, поэтому…   — Поэтому ты не отвечал на мои сообщения и звонки? Я-то в чем провинился?   — Ни в чем.    — И все-таки?   — Я просто, — раздраженно вздыхает, поняв, что он так просто не отстанет, Юнхо, — хотел побыть один. Так бывает, когда с кем-то расстаёшься: тебе ли не знать.    — О, я знаю, — делает к нему ещё один шаг Минги. — И я помню, что когда расстался с Хэ Рин, я был не один…   Теперь, когда они стоят очень близко, Минги замечает, как сильно искусаны губы Юнхо, каким смертельно уставшим он сейчас выглядит. Его глаза снова красные – очевидно, он плакал до его прихода, привычно слушая музыку на максимальной громкости – так, что не сразу услышал звонок в дверь.    — …Потому что со мной был ты, — очень тихо заканчивает Минги.    Юнхо морщится, словно обиженный ёж, но Минги прекрасно знает это выражение лица – он собирается заплакать. Однако этого так и не происходит, потому что блондин снова вскидывает на него глаза – красные, но абсолютно сухие, и произносит:   — Тебе лучше уйти.    — Нет.    — Минки, уйди, пожалуйста!   — Нет.    Юнхо судорожно вздыхает и снова тянется к своей лопатке, но Минги перехватывает его руку, останавливая.      ***    Каждый раз, когда Минки так на него смотрит, Юнхо кажется, что его мозг начинает плавиться, а сердце – беспомощно тлеть от этой дурацкой неразделенной любви. И кто бы знал, как он ненавидит это словосочетание, но ёбынь: как же он, черт возьми, любит этого человека – человека, который в жизни не будет ему принадлежать. Потому что всякий раз, когда кажется, что вот он – идеальный момент, чтобы признаться, случается какая-нибудь непоправимая хрень, отбрасывающая их с Минки на расстояние пушечного выстрела друг от друга. А те слова Минки ночью… Разве он может принимать за признание слова пьяного человека?   И Юнхо устал. Он правда устал от всего, что происходит: он буквально не видит больше во всем этом смысла. Джей абсолютно прав: у него нет сердца, раз он ведёт себя, как последняя скотина – но о каком сердце может идти речь, когда оно давным-давно сгорело и сморщилось – разбитое вдребезги, чёрное и ненужное…    А потом Минки его обнимает. Просто обнимает, как тогда – в тот вечер, когда Джи Хёк вытер об него ноги, и Юнхо – бессилен, обесточен, сведён под ноль. Он ведь знает, каково это, когда с тобой поступают, как с куском дерьма, знает – но в какой момент это стало им самим?    — Минки, — ненавидя себя за срывающийся голос, произносит он. — Если ты не уйдёшь… Я сделаю что-то, о чем мы оба потом пожалеем.    — Не знаю, как ты, — мягко укладывает ладонь на его затылок темноволосый, — а я не собираюсь ни о чем жалеть.    — Но ведь…    Минки давит на его затылок, прижимая к себе ещё крепче, и Юнхо сдаётся, обвивая руками его талию. Он чувствует, как дрожит чужое тело под его пальцами, чувствует, как лихорадочно стучит собственное сердце. Опасно: Минки близко, слишком близко, что же делать, он же… он же сейчас…   Минки мягко касается губами его шеи прямо под ухом – и это – конец, край и Армагеддон, потому что больше Юнхо сдерживаться не способен. Обхватив ладонями лицо и шею Минки, он с головой погружается в их поцелуй: ни слов, ни мыслей – только нежные мягкие губы, что так податливо раскрываются под напором его собственных и чужой зашкаливающий пульс. Руки Минки на коже ощущаются пламенным пожаром: Юнхо горит, но не сгорает, млеет и плавится; плывет, чувствуя, как его ледяной панцирь трескается и осыпается рваными осколками к ногам человека напротив: не описать, как давно он этого хотел – как давно хотел такого Минки – который не сбегает, а смело отбирает инициативу и углубляет их поцелуй, сплетаясь собственным языком – с его, низко стонет, оттесняя к стене и спускаясь поцелуями по его горлу – к ключицам. Юнхо готов кричать от переполняющего в этот момент счастья, но все, на что сейчас он способен – это беспорядочно хватать ртом воздух, едва удерживаясь на дрожащих ногах.     — Юнхо… — Хрипло мурлычет Минги, целуя за ухом, в угол челюсти, под подбородком, ведёт руками по торсу, забираясь ими под джемпер и большими пальцами оглаживая тазовые косточки так робко и трепетно, будто он, Юнхо – редчайшая во всем мире драгоценность, а его кожа усыпана бриллиантами, — мой…   Ноги категорически отказываются держать, и Юнхо не съезжает – стекает по стене на пол, за грудки утягивая Минки за собой. От поцелуев кружится голова и горят губы, но ему все равно мало: теперь, когда он услышал самое главное, ему не хочется ничего, кроме как быть с Минки, целовать Минки, любить Минки, дышать Минки…   Раствориться в нем без остатка.    И все же он заставляет себя открыть глаза и остановить парня, слегка потянув за волосы на затылке. Жаркий румянец на чужих щеках и исцелованные до темно-алого цвета губы буквально сводят с ума, и все же он должен знать…   — Так тебе… не противно?   Услышав этот вопрос, Минки замирает с такой растерянностью на лице, что Юнхо теряется сам. Медленно разжав пальцы, он убирает их с затылка друга и хочет спрятать в подмышках, но Минки перехватывает его запястья и тянет на себя. Юнхо теряет равновесие, оказываясь на коленях, а Минки притягивает его ещё ближе – пока Юнхо не оказывается прямо меж его разведённых бёдер. Руки все ещё находятся в захвате Минки, его снова начинает крыть от одного вида чужих соблазнительно припухших губ и пойманной бабочкой бьющейся на шее жилки, но он заставляет себя оторвать от них взгляд и посмотреть точно в глаза Минки.      ***    — Почему мне должно быть противно?    Сказать, что Минги озадачен – ничего не сказать. Буквально мгновение назад у него чуть сердце из груди не выпрыгнуло от переполняющего счастья, а Юнхо ему – пулю в лоб своим вопросом.    — Ты же… — По лицу блондина видно, что он буквально заставляет себя это произносить, — ты же сам когда-то сказал…   — Что сказал?   — Что… что такие, как я – это мерзко.   — Такие, как ты?   — Гомики, — выплевывает, пытаясь вырвать запястья, Юнхо. Минги переводит растерянный взгляд на собственные вцепившиеся в чужие руки пальцы и медленно разжимает их. В голове – полная каша: что за чушь мелет Юнхо, неужели он, Минги, неясно дал понять, что любит его? И откуда вообще это взялось? Когда он мог сказать подобную глупость? Неужели на той вечеринке, где они играли в «бутылочку»?   — Юнхо, я не понимаю… — растерянно произносит Минги. — Я ничего такого…   — Однажды, когда мы были у тебя дома, Хёнун сказал, что такие отношения – это мерзко, — дрожащими руками отдёргивая на себе одежду, вдруг произносит Юнхо, и Минги поражается, сколько боли и отчаяния слышно сейчас в его голосе, — и ты с ним согласился.     Так вот оно что. Наконец-то паззл начинает складываться...    — Я плохо помню, что тогда было, — признаётся Минги, не отрывая от напряженного лица друга взгляд ни на секунду, — но я ничего не имею против однополых отношений.     — Наверно, это удобно, — прячет руки в подмышках, отводя от него взгляд, Юнхо. — Каждый раз менять своё мнение.    Минги чувствует, что ещё немного – и у него поедет крыша: он правда не может вспомнить, что когда-либо прилюдно осуждал подобные вещи. Одно дело, что он на себя их не проецировал – до поры до времени, другое – открыто высказывать агрессию. Но «каждый раз менять своё мнение»? Чего?    — Ты можешь не верить мне, когда я говорю, что не осуждаю и никогда не осуждал подобного, — тщательно подбирая слова, произносит Минги. — Я просто никогда не хотел отношений с парнями. Я хочу лишь тебя.    — Минки, — морщится, растирая свои покрасневшие глаза, Юнхо. — Не знаю, как тебе сказать… может, ты, конечно, и не заметил… но я – парень.    — Мы что-нибудь придумаем, — брякает Минги, и Юнхо громко фыркает на эту его реплику. Минги не может удержаться от ответной улыбки. Подчиняясь неясному порыву, он снова переплетает свои пальцы – с чужими и тянет к себе Юнхо до тех пор, пока их лица не оказываются в паре миллиметров друг от друга. — А пока хоть режь меня: никогда тебя больше не упущу…    На этот раз он целует Юнхо первым – и высшие феи ему свидетели: так правильно, так охуенно хорошо ощущается все, что происходит сейчас между ними. Юнхо просто потрясающе целуется: не напирает, как мужик и не робеет, как девушка – его движения настолько чувственные и возбуждающие, что Минги готов поклясться, что ещё чуть-чуть – и он кончится прямо на полу этой комнаты. А когда Юнхо прихватывает зубами его нижнюю губу и оттягивает на себя, нетерпеливо ерзая на его бёдрах – угроза становится вполне реальной. Минги возбуждён до предела: он мог врать сам себе сколько угодно, но его тело всегда честно реагировало на Юнхо – взять хотя бы тот случай на вечеринке. И – черт возьми: не один он тут так мучается…   — С-стой… — срывающимся голосом просит Юнхо, сжимая его руки, что каким-то непостижимым образом сами оказались на чужих бёдрах, ненароком задевая скрытый за тонкой тканью домашних брюк возбужденный член. — Ты уверен?   — Да, — выдыхает Минги прямо в чужие распахнутые губы. — Я хочу тебя… если ты позволишь.    — Я не думаю, что сегодня… мы сможем пойти до конца.    — А докуда сможем?   — Б-блять, Минки… — от хриплого рыка прямо в ухо Минги подбрасывает на месте, разливая по телу волну острого возбуждения, а в следующую секунду уже ему становится не до смеха – когда Юнхо волнообразно поводит бёдрами, вжимаясь в его стояк и приникая губами к огнём горящей шее. Блондин опускается чуть ниже, слегка прихватывая зубами кожу на горле, пока его руки плавно пробираются под свитшот Минги и тянут материал наверх, оголяя торс. Получив больше доступа к его коже, Юнхо рвано выдыхает, и Минги прямо на этом месте может поклясться, что никогда не видел столько вожделения в чужих расширенных зрачках. Его кроет не меньше, он плохо соображает, что делает: все, чего он хочет – чтобы Юнхо смотрел на него с таким обожанием всегда.    — Сними, — хрипит он, дёргая за материал на груди Юнхо, после чего приникает губами к показавшемуся твердому соску.    — Нечестно, — глухо ахает Юнхо, вцепившись в его волосы, пока Минги ласкает языком его грудь, — я первый хотел…   Минги не слушает его, с влажным звуком выпуская сосок изо рта и ведя языком вверх – к его горлу:   — Пошли на кровать.    Подняться на трясущиеся ноги оказывается той ещё задачей: он ощущает себя персонажем в какой-то старинной компьютерной игре с лагами, и только тяжесть тела и жар чужой кожи заставляют снова почувствовать себя живым. На этот раз под Юнхо оказывается он сам – а в следующую секунду его выгибает дугой, когда губы парня смыкаются вокруг его соска. Блондин победно усмехается, заметив его реакцию, но Минги не хочет отдавать негласное первенство, ныряя ладонью за пояс чужих домашних штанов и сжимая у основания полностью вставший член.    И замирает, когда по комнате разносится низкий гортанный стон, что издаёт сейчас Юнхо. Жар и пульсация кожи сводят Минги с ума, и он ведёт рукой вниз по всей длине Юнхо, пока его пальцы не находят и смыкаются вокруг полностью влажной головки. Его губы встречаются с губами Юнхо, сцеловывая с них очередной полустон-полувсхлип, а в следующую секунду он начинает медленно двигать рукой, стараясь придерживаться размеренного темпа. Делать это итак довольно сложно из-за кое-чьих необъятных размеров, но когда Юнхо ответно принимается ласкать его собственное изнывающее возбуждение, в мозгу коротит, и Минги, плюнув на темп, дрочит ему просто в каком-то исступлении. Он не понимает, что делает, как двигается – разум теряет связь с реальностью, отступая перед лавиной ослепляющего оргазма, до которого Юнхо доводит его буквально за пару движений.    — Н-не… нечестно, — всхлипывает Минги, когда сотрясающие все тело оргазменные судороги полностью затмевают весь его блестящий план заставить Юнхо кончить первым. Скользнув пальцами к самой головке, он давит на чувствительную плоть, заставляя блондина несдержанно захныкать, после чего снова срывается на рваный темп. И даже почувствовав, как на его живот брызжут горячие капли, он продолжает двигать рукой, намереваясь опустошить Юнхо досуха – так, чтоб ни одной связной мысли не осталось.    — Мин… ебать… — чужое дыхание жаром опаляет шею, когда блондин бессильно валится ему на грудь, вызывая у Минги уставшую, но такую счастливую улыбку.   Тепло и тяжесть тела Юнхо мягко согревают, унося сознание куда-то в блаженную негу, и он обвивает талию парня обеими руками, пока тот прячет лицо в сгибе его шеи. Минги чувствует, как Юнхо мягко целует угол его челюсти, как трепещут, щекоча подбородок, чужие длинные ресницы, но самое главное – как неистово бьется такое любимое сердце напротив его собственного. Высшие феи, он готов провести так хоть всю жизнь, а потом ещё одну – если понадобится, и так – до бесконечности. Быть с Юнхо – это лучшее, о чем он когда-либо мечтал. Он мягко подхватывает, приподнимая, подбородок Юнхо, бережно проводя по чужим губам большим пальцем, скользит по нижней, давит на неё, чуть скользнув внутрь, открывая вид на влажно поблескивающий во рту язык. То, как при этом смотрит на него блондин – затуманенно, эротично – сводит Минги с ума. Он тянется снова ощутить вкус этих губ, насытиться до предела – хотя о каких пределах речь, если прямо поверх него лежит, рождая все новые и новые пошлые фантазии сам Чон, мать его, Юнхо? Но только он тянется вновь соединить их губы, как пронзительная трель будильника заставляет обоих буквально отпрянуть друг от друга, а Минги при этом ещё и стукается затылком об деревянную перекладину – не иначе, как для острастки.    — Нахрен универ, я не пойду, — хрипло рычит Минги, обиженно закрывая лицо чужой подушкой. Где-то наверху слышится понимающий смешок, а в следующую секунду подушку нагло отбирают, и взгляд Минги невольно приковывается к рельефному прессу Юнхо. Он понимает, что открыто пялится, но ничего не может с собой поделать: просто, блять, насколько этот парень может быть идеальным?! Конечно, Минги и сам ни на рост, ни на лишние сантиметры в талии не жаловался, но тело Юнхо по праву можно было считать произведением искусства – periodt*.   — Быстро в душ, не пойдёт он, понимаешь, — фыркает на его реплику Юнхо, собирая разбросанные по полу вещи и аккуратно складывая их на краешек кровати. — Или ты так горишь желанием потом по отработкам бегать?   — Ничего я не горю, — капризно надувает губы Минги, с неохотой поднимаясь на дрожащие после бессонной ночи ноги и запуская пальцы в безнадежно торчащие во все стороны пряди на голове. — Тоже мне, самый умный нашёлся.    — Душ, — командует Юнхо, быстро отводя взгляд куда-то в сторону своего окна. Рука Минги замирает в волосах, когда он понимает, что на него только что ответно пялились. Хах, вот оно что. Интересно.    Он послушно шагает в указанном направлении, продолжая лениво перебирать свои волосы, и уже у двери, сделав вид, что забыл что-то, оборачивается и смотрит прямо на Юнхо.    И буквально застывает на месте, когда понимает, что его не просто поедают – жрут взглядом настолько тёмным и голодным, что пробирает аж до самых костей. Как он раньше-то не замечал? А Юнхо, поняв, что его спалили, вздрагивает и сглатывает так громко, что Минги почти готов рассмеяться. Почти.    — Что-то забыл? — Хрипло спрашивает Юнхо.    — Да. Полотенце…   Получив упомянутый предмет гигиены, Минги перебрасывает его через плечо и хитро смотрит на блондина:   — …И тебя.    Пожалуй, пущенная ему прямо в лицо подушка все же стоила этой маленькой победы. Опять же, подушка – это вам не бензопила - хотя, как говорится, ещё не вечер.      ***    — Еб вашу мать, где-то у нас тут что, набирают кастинг на новый сезон «Ходячих Мертвецов»? — Испуганно отшатывается, едва увидев их синяки под глазами, Уён. — Если да, то ответственно заявляю: вы таки его прошли авансом.    — И тебе доебутро, — лучезарно улыбается одногруппнику Минги. Он садится на своё место между Чонхо с Ёсаном, и последний, окинув его беглым взглядом, загадочно ухмыляется и опускает глаза.