***
В последнее время ему постоянно снился один и тот же сон. Он, в лучах синего пламени, тянется своей костлявой рукой за механической, объятой ярким фиолетовым пламенем, и, чем ближе соприкасаются их пальцы, тем сильнее хочется взять того другого за руку. Почти непреодолимое притяжение. В полутьме горящего костра из разноцветных огней он смутно видел лицо, лицо старшего брата, глядящее на него своими разномастными глазами, полными печали и боли. Кустистые брови непослушно торчали в стороны, а волосы цвета вороньего крыла выбились из прически и липли к его лицу. Из труб бурно лилась вода, заставляя краску на их лицах смываться и оставляя голые черепа с бездонными глазницами, в глубине которых плавали белые огоньки. Здесь они были на равных, император мертвого города, из дамб которого пробивается кровавая вода с нечистотами, где прожектора светят в небо в поисках того бога, который спас бы этот мир от ужаса и смятения, они светят на звезду утреннюю, дабы взывать к владыке, снизойти на землю эту. Император, чья империя возросла на костях и трупах, вместо благой цели и революции во имя человека. В его глазах лишь одиночество и страх, гнев и желание завоевать. И второй, отчаянный герой, что стал лишь духом, идеей, он везде и повсюду, найдет тебя и направит, но верно ли ты истолкуешь его наставления или примешь в себя и позволишь начаться тирании? Он закатит шумные вечеринки, в большом городе, чьи башни стремятся ввысь, на границах которого лежат сотни тысяч костей, устилающих дорожку прямо в бездонный рот самого Молоха. Герой, который ради идеи уговорит любую отчаянную деву прыгнуть с ним в непроглядную тьму. Герой, что связался с плохой компанией, а в итоге оказался внизу на земле, среди толпы людей, задыхаясь от обжигающей боли в груди, медленно испустив дух. Мамон и Асмодей сойдутся в этом союзе, породив бесчисленное количество беззаботности, жадность сведет людей с ума, а похоть и знание отправят весь этот суп из человеческих душ в один из концов. Тот самый армагеддон, причиной которого стали бы люди. Мнимые создания с хрупкими душонками. Но развращал ли их дьявол, или это все-таки был Бог? Ведь запреты порождают желание нарушить их, столь ли страшны ошибки, совершаемые каждым изо дня в день?***
И каждый раз, когда луна и звезды видны на небосводе, а голова его касается подушки, Копиа видит все новые и новые детали того самого сна. Не было ли это пророчеством? А когда два разных города объединятся в один, будет ли это знаменем чего-то хорошего или все-таки приведет к большему ужасу? Копиа ворчливо ворочается в кровати, его веки подергиваются, пока в камине напротив тлеют последние угольки. В комнате становится еще холодней, кажется, даже нос стал замерзать. Открыв глаза, Папа окинул взглядом комнату вокруг себя. Все та же спальня, уютная кровать, мягкая, в самый раз для него. Приставка, старенький телевизор — он скучал по своему домику, по широкой постели, небольшому экрану. Глубоко вздохнув, Копиа поднимается на ноги и идет к окну. Оно почему-то было открыто настежь. Закрывая его одним движением, шатен замечает на полу следы. Присев на корточки, он берет пробу грязи на пальцы и, растерев порошок, чувствует запах гари и шерсти. — Особый… — едва слышно проговорил Копиа. Уже гораздо позже Папа сидел в своем кабинете и собирал документы к съезду, который у него был запланирован в министерство по причине плохого самочувствия Император. Ему было доверено посетить данный конклав, это была хорошая возможность убедить духовенство в своей компетентности не только как Папы, но и Императора. Да, он планировал заменить на посту собственную мать, не хотел отходить от дел и уезжать из министерства на пенсию. Он доблестно покинет пост Папы и фронтмена, но не станет останавливаться на достигнутом. Упырь появился словно из ниоткуда, напугав Копиа до чертиков. Его маска блестела от лампы на столе, а хвост с небольшой кисточкой из волос на конце медленно раскачивался из стороны в сторону. — Где ты его прячешь, кардинал? — спокойно и бесчувственно проговорил Особый. Копиа молчал, вернувшись к своей работе. Кем бы ни был Спец, но он не должен был обращаться к нему так. Демон сделал шаг вперед и повторил свой вопрос, за что получил пощечину. Маска слетела на пол, открыв безобразный череп Особого. Кожа была иссохшей или отсутствовала совсем, обнажая кость, острые зубы торчали из непропорциональной челюсти, а длина ее была больше, чем у обычного человека. Во всяком случае маска идеально сидела на лице, с учетом подобной анатомической особенности. Карди встал со своего места и подошел к упырю. — Папа. Не кардинал. Ты должен обращаться ко мне с уважением, Особый, иначе я найду на тебя управу, — проговорил Копиа совершенно строгим голосом, не отрывая глаз от чужого оскала; челюсти демона скрежетали при его попытке заговорить. — Посмотрим, Папа. «Так где ты прячешь своего ненаглядного папочку?» — сказал Особый, поднимая маску с пола и без каких-либо эмоций смотря на свое отражение на ней. — Нигде я его не прячу, ты всегда можешь найти его в западном крыле в стеклянном гробу, — произнес Копиа с ухмылкой на лице, он взял со стола пару карамелек и стал катать их во рту на языке. — Ты знаешь, о чем я, Папа, я говорю о твоем объекте ночных фантазий, ни для кого не секрет, что ты никчемный никому не нужный старик, и, вероятнее всего, ты оживил Терцо, чтобы потешить свое самолюбие, — проворчал упырь, а после надел маску на лицо. — Ты можешь дурачить их всех, и быть глупеньким мальчишкой в теле взрослого, но однажды твоя ложь рассеется. Я знаю, что ты оживил Терцо, ты использовал что-то темное, чтобы привязать его к себе, а также ты травишь свою мать и метишь занять ее место, чтобы не занять новый гроб. Копиа звонко рассмеялся и даже вытер слезы: — Воу, дружище, ты на меня всех грехов не вешай, уж в чем я действительно виноват, так это в отраве своей матери, ведь упырям не сложно учуять особую травушку. Только вот почему ты до сих пор ничего не сказал ей об этом? — Карди сделал нарочито задумчивое лицо, не смотря на то, что часть слов демона обидела его. — Ах, да, точно, не потому ли, что ты скован проклятием моей мамаши, и тебе только будет выгодна ее смерть? Бедный несчастный Особый, наскучила тебе жизнь без убийств, и проказничества. — Где Терцо? — все не угоманивался Особый, говоря теперь немного грубее. — Я не знаю, да и мне пофиг, если честно. Мне все равно, что мог задумать этот ублюдок, соберет ли себе армию или поедет на Канары, — говорил Копиа, неотрывно глядя в глаза существа. — Я стремлюсь только к своей выгоде, дружок, и я не остановлюсь ни перед чем, пока не получу то, что хочу, и тебя я не боюсь. — Ммм, напротив, я чувствую твой страх, как он колышет твое сердце. Ты боишься, Папа, не будь так самоуверен. Ты сдохнешь так же, как и Терцо. Как только я доберусь до него, то отправлю вас двоих в преисподнюю, — проговорил все так же сухо Особый, его хвост раскачивался со стороны в сторону. Чтобы сократить расстояние до Папы, требовалось значительно больше минуты, и то если очень быстро шагать. С существом было неудобно иметь дело, но Копиа перестал обращать на это внимание. Он достаточно много говорил, а тишина действовала на нервы. Кроме того, пока существо обдумывало каждое слово, оставались уже секунды, требующиеся для открывания уст, говорить не стоило. Но что точно знал Копиа, так это то, что особый никогда не шутил. Да и не было смысла вести себя как дурак, ожидая нападения со спины. Бывший кардинал лишь кивнул и вернулся к работе. Особый был, кажется, удивлен? Где эти напуганные до слез глаза и заикающееся лепет? Упырь даже почувствовал внутри некоторый трепет, перед ним однозначно больше не сидел кардинал, некогда напуганный и задавленный министерством. Перед ним сидел мужчина, полный уверенности в том, что он делает. Да, он все еще был слегка придурковатым и еще тем ребенком порой, но этот огонь, что горел в глубинах души и на дне глаз Копиа, вызывал ответное урчание в грудной клетке гуля. Копиа твердо стоял на своем и действительно научился пользоваться влиянием, которое он имел, властью, что была у него всегда. Особый мог все разрушить в один момент, заставить кардинала ползать на коленях и умолять пощадить его. Но так было нельзя, не сейчас — ему нужно избавиться от его мамаши. Ему надоело прислуживать этой глупой семейке. Из века в век, скучные лица, Император была по началу многообещающей, но и та стала весьма скучной и однообразной. На секунду он задумался о перспективе склонить к тирании Копиа, но вытерпеть этого придурка было еще тем испытанием. Так где бы найти того самого достойного слугу ада? Но если бы Терцо не выбрал себе в помощники Фила, а заключил контракт с Особым, то все здесь было бы по-другому. Копиа бы ползал у ног могущественного Папы, а Сестра Император послушно выполняла любое требование. Они все плясали бы под дудку. Но он променял безграничную власть на гулянки и славу, наслаждение от любви публики. На человечность. Упырь скрылся в тени и стал выжидать. Рано или поздно Терцо объявится. Или же Копиа по неосторожности сам приведет к нему. Особый не упустит шанса убить их обоих разом, насладившись агонией каждого. Он отчетливо помнил, как стекленели глаза Третьего, когда яд медленно разливался по венам, парализуя. Сколько было страха в глубине его бездонно мутно-зеленых глаз, и насколько безразличен был внешний вид. Особый вкушал фантазию, когда наконец завладеет душами обоих голубков, раздавит каждого, как жука, напомнив, что люди лишь слабая жалкая оболочка. Терцо потянулся в постели и заметил, что испачкал простыни во время своих влажных рандеву в царстве Морфея. Хмыкнув, он потер свое лицо, впервые, кажется, выспавшись за все время. Зевая, он посмотрел на настольные часы — час дня, похоже, будильник он пропустил. Терцо воспользовался халатом, что висел рядом на стуле, и включил для фона телевизор. — Раз уж мне нужно чувствовать себя как дома, то пойду приму душ, — пробормотал он своему отражению, когда пошел в ванную. Горячая вода стекала по его телу, которое постепенно приобретало чуть более розоватый оттенок от горячей воды, делая его плоть менее мертвенно-бледной, мышцы расслаблялись, а он пытался свыкнуться с вынужденным одиночеством. Вот на что было бы похоже уйти со сцены и пойти на пенсию? Эта жалкая рутина, мытье в душе, с гелем, от которого пахнет дынькой? Присмотревшись повнимательнее, мужчина заметил, что многие баночки шампуня и уходовых средств пахли хоть каким-нибудь фруктом. Был гель для укладки усов. Разве он нужен ему сейчас? Закатив глаза, Терцо продолжил исследовать дальше. У Копиа в душе была смазка нескольких видов. — И это еще меня называли озабоченным и бабником? Ну, стоило отдать должное, Третий хотя бы мог себе позволить затянуть кого-нибудь в постель за счет своего статуса, в отличие от этого одинокого онаниста. Может он найдет у того игрушки? Терцо выдохнул, намыливая волосы шампунем с запахом кокоса. Мыло вместе с пеной стекало в водосток, где скапливалось небольшое количество волос. Это стало небольшим ударом в сердце Третьего. Он не хотел облысеть, как его старший брат, не хотел седеть, не хотел чувствовать себя старым, как Примо. Он не хотел остаться один. Никогда. Дыхание вновь стало тяжелым, и в груди стало как-то колко. Опираясь на стену, мужчина медленно дышал и пытался прийти в себя. Нет, он не одинокий старик, да, его внешность на любителя. Каждая морщина и этот округлый нос, но фанаты любили его. Любили ведь? Все, что у него было и есть на данный момент, это только Копиа. Единственный человек, который жертвовал сейчас своим здоровьем, чтобы Терцо был жив, и они вместе смогли бы наслаждаться властью. Повязав на бедра полотенце и выключив воду, он посмотрел на себя в зеркало у раковины. Рядом лежали еще баночки. Крем ночной, для увлажнения, против высыпания. Карди был словно женщина. Или он тоже старался оттянуть старость на задний план? Куча побрякушек, кремов и вероятно немного косметики. Хотя, если так подумать, рос он с Император большую часть времени и среди женщин, неудивительно, что он взял привычку более активно ухаживать за собой и своим телом. Хотя сам брюнет рос в подобной обстановке и все же не был так помешан на косметике. Терцо тоже был опрятен и следил за тем, чтобы его ногти и руки были в чистоте и ухожены. Но не так, чтобы уделять уходу за собой, вероятно, часы. — Ай, ладно, от небольшого количества крема вреда не будет, это просто увлажнение, и что вообще он в этом нашел? — проговорил Терцо, открывая баночку, зачерпывая немного крема и начав смазывать им лицо. Кожа действительно стала мягче, спустя пять минут, и выглядела куда более здоровой, чем в самый первый день его возвращения к живым. Осмотрев себя еще немного в зеркале, он взял со стола какой-то бальзам и нанес на губы. — Ну, по крайней мере, никто не узнает. Хмыкнув и решив-таки спуститься поискать себе что-нибудь поесть, чтобы отпугнуть мучившие его мысли, он вспомнил, что кто-то должен был к нему приехать. Так и было. Гуль возился с приготовлением обеда для Терцо. — Константин, а когда приедет Копиа? — спросил ненавязчиво Папа, облокотившись о дверной косяк. — Прибудет сразу после конклава в духовенстве. Император себя неважно чувствует, а потому он вызвался помочь ей. Если он сможет убедить духовенство, что Сестра Император уже слишком дряхлая для ведения дел, то он займет ее место, — сказал упырь, поставив на стол пасту карбонара и вкусный кофе. — Ну не в лоб же он будет им говорить об этом, да? — сказал Терцо, садясь за стол и положив салфетку себе на колени. — Ведь духовенство тоже не идиоты, как я думал. — Разумеется. Он должен проявить всю свою лояльность духовенству и его обычаям, а также убедить их в своей компетентности. Но толку ему это делать, не свергнув в том гадюшнике кого посильней? — проговорил гуль, немного задумавшись. — Ты ему нужен Терцо. Ты и твое знание енохианского языка. Ты и он, плечом к плечу, против всего мира. — Он хочет захватить духовенство? — опустив вилку, проговорил Папа, и чуть нахмурил брови. — Как он себе это представляет? Прийти и убить всех? Или подавить магией? — Я не знаю, — вздохнул упырь и посмотрел на свои руки. — Он был в таком отчаянии, мне кажется, он даже не знает, что он делает сейчас. Он хотел просто вернуть тебя и стать Императором, жить припеваючи. У него, как и у тебя когда-то, развилась паранойя и страх за свою жизнь. Он верит, что если вы свергнете старый состав правящих в духовенстве, вы сможете жить без страха, жить так, как вам угодно. — Но это опасно, он ведь тратит свои силы на меня, да? Я рылся в его кабинете и знаю про побочные свойства печати, — Терцо сложил руки домиком и наклонился вперед. — Он слаб, не менее слаб, чем я, и он собирается с таким грузом чего-то добиваться? Он идиот! — Терцо, у него не было выбора, он шел к этому с самого первого прихода сюда, каждый его шаг был сделан четко по плану, который он составил. Сначала Сестра Император, потом духовенство. Там уже есть свой человек. Как только ты достаточно окрепнешь, ты вольешься в активную фазу плана. Но сейчас, главное, не высовываться, чтобы тобой не завладел Особый и Император, — проговорил Константин. — Особый? Брат Фила, что ли? О, да ладно, этот истукан вряд-ли что-то мне сделает. Ведь я хорошо контачил с его братом, — Папа расслабился на стуле, поставив локти на стол. — После твоей смерти много что изменилось, и ты изменился тоже. Копиа тоже нелегко, в один день он потерял все, и после этого словно с катушек слетел. Порой нам кажется, что у него беды с головой, но он отказывался от психолога. Он пытается показать всем, что он сильный, — проговорил упырь, поставив тарелку с едой перед Терцо. — Карди стал однозначно другим. Особенно его внешность, я не узнаю его. Только вот глаза все те же, одинокие, мрачные, и взгляд как у крысы. Он может обжечься, если полетит слишком высоко, а падать придется на голые скалы. Может, есть другой выход? — спросил Папа, елозя вилкой по тарелке. А был ли действительно другой выход? Все было таким запутанным и непонятным. Терцо был не посвящен даже в половину плана, что дико его злило. Как можно было доверять тому, кто скрывает от тебя столько подробностей? А можно ли было вообще доверять Копиа? Где гарантия, что бывший кардинал не расскажет о том, что Терцо жив, отдаст его духовенству, а сам как будто не причем встанет во главу? Все, что знал о духовенстве Третий — в этой организации строгая иерархия, были работники, был круг Совета, в который входило 15 человек, Дети Каина, в круг которых попасть было почти невозможным, ибо было всего 5 человек, удостоенных чести оказаться там. И Совет Верховных, их было трое. Все было настолько секретным, что ко всем обращались, начиная с Детей Каина, по буквам латинского алфавита. С кругом Совета все было более-менее просто, состоял он как из мировых лидеров, так и просто выдающихся людей. Все просьбы проходили через Совет и поднимались выше на рассмотрение и принятие. Терцо даже не догадывался, как Копиа сможет попасть в узкий круг людей, где нужно быть безупречным. Ведь чаще всего духовенство само предоставляет тебе шанс. Как было это с Секондо, но их старший брат хотел большего, чем просто Совет. Секондо хотел обладать знаниями древней Магии Верховных. Копиа ехал в машине на конклав, на нем была темная мантия из кожи с ремнями и его митра, больше похожая на женский вариант монашеских головных уборов, папская раскраска черепа и перчатки. Он смотрел в окно, проезжая по городским улицам к огромной высотке, где базировалось духовенство. Или его часть — вот этого бывший кардинал не знал наверняка. Но будучи еще подростком, он украл из их библиотеки потрепанную книжку, ценность которой осознал только несколько лет назад. Он бережно прятал ее ото всех, зная, какую силу хранит в себе сей бумажный носитель. Нужно было успокоить себя и выглядеть собранным, ведь от выступления зависело станет ли Копиа достойной заменой Сестры Император, или духовенство заподозрит что-то неладное. Это был рискованный шаг. Либо он потеряет абсолютно все, либо вернется, с победой. Копиа вновь взглянул на свое отражение, оно ухмылялось ему в ответ. Кем он стал, и кем он будет завтра? Выбрал ли он верный путь?