Испачканный фартук

Скарамучча шел, задумываясь то о проблемах мирового масштаба, то об обычных, бытовых вещах, и казалось бы, так могло быть вечно, он бы вечно ходил не глядя вперед, в неизвестную сторону, но, к счастью, его ноги остановились, когда тёмная и грязная плитка рынка, которая в каких-то моментах и местах обваливалась, сменилась на светло-серые, ровные и аккуратные прямоугольники главной площади города. Заметив смену покрытия под ногами, мальчик поднял голову, и ему открылся потрясающий городской пейзаж: различного рода красиво оформленные официальные здания, ратуша, небольшие магазинчики, углы которых были уже видны за поворотом, огромный фонтан в центре широкой площади, множество людей, музыкантов, творцов и певцов, что раскрывают свои таланты на людях. Здесь открывается целый мир не только глазам, но и ушам. Оглядев площадь, что так и бурлила творческой жизнью и людскими разговорами, Скарамучча старался найти свободную скамейку поближе к фонтану, около которого обычно и находились различного рода музыканты. На этой площади проходили и официальные выставки, и не официальные выставки, и встречи, и расставания, и много различного, чего Скарамучче было трудно понять и почувствовать. Он был лишь сторонним наблюдателем за жизнями других людей, которые живут и наслаждаются тем, чего у него никогда не будет. Только здесь он мог подойти к уличному торговцу различного рода сладостей и купить какую-то булочку, которую продавец заботливо завернет в дешёвую салфетку. Эта булочка в салфетке подарит Скарамучче куда больше эмоций, нежели варёный краб с золотой ложкой. Присев на недавно освободившуюся скамейку, мальчик смог разглядеть полный вид площади, масштабы которой были довольно большими на первый взгляд. Около центрального фонтана стояло или сидело несколько музыкантов, которые по очереди играли либо уже существующие произведения, либо новые. Чуть поодаль доносились голоса уличных продавцов с огромными пакетами и навороченной всякими приспособлениями одеждой, которые забрались сюда с рыночной стороны и решительно продавали свой товар. Рядом были различного рода мастера, которые делали какие-то вещи, то ли из дерева, то ли из бумаги. Сама площадь была городским центром и так же являлась перекрестком четырех основных улиц города, которые, в свою очередь, делились на более мелкие улицы. Здесь, как было упомянуто раннее, находились важные городские здания: ратуша, главная церковь, здание для народных собраний и другие. С левой стороны площади, ровно на противоположной стороне части, где сидел Скарамучча, началась какая-то суета и собиралась хаотичная толпа народа. Удивившись такому неожиданному событию, мальчик огляделся в поисках охраны. Благополучно ее не обнаружив, он глянул на часы на ратуше, которые показывали ровно двенадцать часов дня. «В полдень обед. Значит, сейчас на улице из охраны мы никого не дождёмся. Почему нет дежурных?» Тяжело вздохнув, Скарамучча решил сам разрешить это дело, дабы не понабрать проблем с охраной. Скарамучча думал, что это обычная ежедневная потасовка рыночных пьянчуг, которые случайно забрели на главную площадь. С трудом пройдя через удивлённую происшествием толпу в первые ряды, Скарамучча увидел такую картину: два мужчины, которые были похожи на червяка и яблоко, в руках держали полотна, на которых было что-то изображено, и каждый через призму брани и злобы пытался доказать его принадлежность к полотну. Один мужчина, которого Скарамучча обозвал «яблоком», от настигшей его злобы и чувства проигрыша, весь раскраснелся и стал больше походить на ярко-красное наливное яблоко. Другой же мужчина, которого Скарамучча назвал «чарвяком», побледнел от страха и злобы, став больше походить на червяка. Поняв, что возникшее разногласие не собирается быстро заканчиваться, Скарамучча решил взять ситуацию в свои руки и прийти к компромиссу с этими двумя молодыми людьми. Выйдя из толпы под полными восхищения и продолжительного удивления вздохами, мальчик подошёл к мужчинам и поинтересовался у них о причине возникновения спора. — Этот разгельдяй, только представьте, украл стиль моей картины! — Недовольным возгласом ответил «червяк». — Вы несете какую-то околесицу! Эта картина — лично мое творение, а Вы ее лишь нагло использовали, дабы стать известнее меня! — Грубым басом противоречил «яблоко». — Но ведь Ваша картина очень похожа на мою, Вы только взгляните на этот стиль и цвет! Ну точная копия! — Пискляво парировал «червяк». — Это сущий бред! Я не настолько подлец, чтобы воровать чью-то картину, особенно Вашу! Вы лишь богохульствуете, обвиняя меня в том, чего я не совершал! — Начиная выть как лошадь, пыхтясь от раздражения говорил «яблоко». Выслушав две точки зрения, которые явно шли по кругу и не собирались заканчиваться, Скарамучча пришёл к выводу, что сам осмотрит картины. Если на одной из этих произведений краска будет свежее, чем на другом, значит, скорее всего, она была сворована. Нехотя и с большим усилием «червяк» и «яблоко» отдали свои полотна краски в руки Скарамучче и отошли на шаг назад, чтобы не мешать его мозговому штурму. Червяк начал ещё сильнее бледнеть и зеленеть. Он стал чаще шмыгать носом и принимать все более болезненный вид, подкашиваясь в коленях. Он нервно глядел по сторонам, пытаясь выследить в толпе свою «группу поддержки», которой в толпе, увы, не оказалось. Яблоко же начал ещё сильнее краснеть, потеть и округляться. Переминая пальцы, он тяжело дышал и смотрел глазами снизу вверх, делая вид, что он, якобы, не при делах, и что это не он участник драмы с этими картинами. Вся толпа не обращала внимание на Червяка и Яблоко, а в предвкушении ждала вердикт Скарамуччи, который, в свою очередь, задумчиво склонился над картинами. Внимательно осматривая то одну картину, то другую, он аккуратно брал мазок краски так, чтобы не повредить саму картину, и приближал то к глазам, то к уху, то, порой бывало, даже языком касался. Он осматривал их с разных сторон, приближал и отдалял, нюхал, приставлял к уху, сравнивал визуально, по запаху. Вся толпа то удивлённо ахала, то не понимающе охала, прислоняла ко рту руки и убирала их. В конечном итоге, спустя нескольких минут непонятных миру прелюдий Скарамуччи и картин, «судья» наконец-то встал и отряхнул штаны от пыли и грязи. Толпа начала массово переговариться, и тихий шепот быстро перешёл в громкий гул. Подняв картины, он развернулся лицом к толпе, сравнялся с Яблоком и Червяком и поднял руку в знак просьбы о том, чтобы все замолчали. Толпа тут же затихла, и пару раз кашлянув, Скарамучча заговорил: — Дамы и господа, уважаемая толпа, вы довольно долго ждали моего вердикта, вывода, решения по поводу этой ситуации. Прошу унять ваши возгласы и ставки, кто же вор, а кто нет, и послушать моего решения. — После последней фразы толпа окончательно замолчала и на площади стояла мертвая тишина, которую нарушал лишь свистящий ветер, снося кому-то шапки. — Я не эксперт в области искусства и, тем более, в области живописи. Я обычный человек, даже не уверен, склонен ли я к творчеству или нет. — Толпа начала недоумевать. — Но единственное, что я знаю точно, так это то, что ни одна, ни другая картина не настоящие и не принадлежат никому из находящихся на этой площади людей. — Толпа громко засвистела. — Не спешите говорить, что я подлец и мерзавец, вы ещё успеете мне это сказать. Все прелюдии, который были представлены вашему взору, это ничто иное как "чувство" картины. Я старался искренне понять, из чего состоит картина, что она отражает и какой в ней заложен смысл. И состав картины не в химическом плане, а в духовном, то, что в ней заложено самим автором. — Толпа снова затихла. — Настоящий мастер в искусстве не должен разбираться в картине, он должен ее чувстовать. Когда картины рисуются человеком, чьи руки и сознание не заинтересованны в творческой деятельности, то картины получаются пустыми и бессмысленными. Но когда человек, чьи руки и сознание полностью отдаются искусству, берётся за кисть, то и первый мазок на холсте уже искусство. Почему же я не считаю этих двоих авторами данных картин? — Скарамучча оглянулся назад и усмехнулся. — Они пусты как внешне, так и внутренне. Вы слышали когда-нибудь о художниках, о великих мастерах в области искусства, которые были запечатлены в такого рода мирских конфликтах? Я думаю, что нет. Так почему же два человека, картины которых отражают целый мир, находятся на этой площади и забавляют вас, простой люд? — Скарамучча замолчал, ожидая реакцию толпы. Толпа молчала и лишь с разных сторон доносился тихий шёпот переговоров. — Если вы не верите мне, то я буду рад дать вам эти картины, чтобы каждый смог прочувствовать духовный мир обоих и понять, что перед нами никто иные как шарлатаны. — Скарамучча окончательно замолчал и протянул картины по разные стороны толпы, которая спустя время снова начала гудеть. Гул этот был смешанный, жидкий и бурлящий. В нем были все эмоциональные пороки: и осуждение, и печаль, и восхищение, и радость, и скука, и зависть, и гордость, и даже злоба. Червяк и Яблоко, в свою очередь, лежали уже около стены то ли онемевшие, то ли парализованные. Яблоко лишь иногда подрагивал от переполняющей его злобы, а Червяк тихо всхлипывал. Спустя время, когда толпа уже разошлась, а картины вернули Скарамучче, к ним подошла городская охрана и забрала их в участок под предлогом нетрезвого вида на публике. Отряхнув руки, как будто после тяжёлой работы, Скарамучча облегчённо вздохнул и посмотрел на часы, время на которых уже приближалось к часу дня. Посмотрев на безымянные картины в своих руках, мальчик улыбнулся и, почему-то, сжал их сильнее. Теперь единственное, что ему осталось, так это найти автора потерянных картин и вернуть их законному создателю. Но даже несмотря на то, что у Скарамуччи прибавилось работы, он был счастлив и рад, что он почувствовал себя живым, смотря на эти картины. ××××××××××××××