Испачканный фартук

— Ах, Скарамучча! Ваши истории про балы такие восхитительные. Признаться честно, я никогда на них не бывал, да и приглашение навряд ли получу. Я не тот человек, чтобы по балам ходить. — На последней фразе неловко отвернул голову, слегка смущаясь, ловя в себе какую-то тоску и грусть. — Ну что вы! Я, по правде, не особо люблю различного рода торжества, но из-за своего происхождения, увы, я должен их посещать. Меня даже не особо и радуют на такого рода светских мероприятиях, но, если быть откровенным, я порой восхищаюсь убранствами бальных залов. — Скарамучча вначале слегка скованно, от не полюбившейся ему темы, а после с детским любопытством и интересом, рассказывал различные истории, моменты из его жизни, а Альбедо, никогда не вкусивший запретный плод, смотрел на него глазами, полными восхищения и детского любопытства. Скарамучче было непривычно, что кто-то его слушает так внимательно, без притворства и лжи. Это то, что он искал всю жизнь, а в итоге отчаянно проигрывал. Как ему хотелось, чтобы такие минуты духовного уединения с кем-то, а не с самим собой у него проходили чаще, потому что самый главный страх его жизни — он сам. Именно этот страх прикрывается массой ненависти и презрения к самому себе и бескорыстной любви к тем людям, с которыми он непрерывно связан. Этот круг циркулирующей в нем ненависти и обожания был непрерывен до тех пор, пока его внутреннюю гармонию не нарушила природная аномалия, которая перевернула все его устоявшиеся взгляды на жизнь и принципы вверх дном, окончательно заставив выйти его из зоны комфорта, которая была для него "счастливым островком", где он мог укрыться от ненавистного ему окружения, спрятаться там, где он не хотел быть больше всего — в самом себе. Он неоднократно возвращался туда, понимая, что это единственное место, где его ждут пусть далеко и не люди, но те вещи, которые пробывали в постоянном желании и готовности запереть Скарамуччу там, куда он постоянно приходил, заставляли его совершать порой необдуманные и абсурдные поступки, не подходящие ему по статусу. Он был врагом своих импульсов и чувств, но если назвать его "рабом", то тогда он был полноценным мазохистом. — Скарамучча, сэр, у Вас есть место, куда Вы всегда можете уйти? Я имею ввиду место в доме, где Вы можете уединиться. Я не ожидаю увидеть Вашу комнату, я хочу увидеть то, что скрыто от глаз таких простаков, как я. Вы окажете мне такую честь? Скарамучча вскочил, то ли от прилива неприязни в нем, то ли от неожиданности вопроса, после чего еле слышно пробормотал: — Место, куда я всегда могу уйти — я сам. — Что, простите? Мне искренне жаль, но я Вас не расслышал. Вы можете повторить? — Альбедо слегка привстал, чтобы услышать дальнейший ответ собеседника. Скарамучча затрасся от подступившей к нему паники, после чего, слегка сжав скатерть, произнес чуть громче: — Да, есть. Хотите взглянуть? — Скарамучча поднял взгляд, на котором теплилась уставшая от всего улыбка живой куклы, который просто желал научится грызть невидимые прутья. — Я был бы крайне рад! Надеюсь, это Вас не затруднит? — Альбедо, полный интереса, встал с кресла, попутно поставив чашку с допитым чаем на стол, за которым они раннее общались. — Нет, что вы, я рад, что могу открыться вам. — Последнюю фразу Скарамучча произнёс максимально тихо, из-за чего Альбедо только вопросительно поднял бровь, но не стал переспрашивать. Мальчики встали с кресел каждый в своей манере, и Скарамучча, множество раз пожалев, что просто не сказал "нет" своему гостю, шел очень медленно, надеясь на чудо, что Альбедо в какой-то момент бесцельной ходьбы по дому, вдруг передумает и они вернутся назад. Но время шло, пусть не очень быстро, но оно шло, а ноги Скарамуччи привели его и Альбедо к комнате, в которую он боялся попасть сильнее всего. В комнату родителей. Ноги стали дрожать сильнее, а рука, которая позорно не могла нормально взять за ручку, была очень тяжёлой. — Скарамучча? Вы в порядке? Если Вы не хотите идти туда, мы можем вернуться назад. Я сказал это для того, чтобы узнать Вас получше, потому что характер человека и его внутренний мир могут значительно отличаться. Если Вы не хотите, чтобы я увидел то, что Вы боитесь, я не буду против. — Альбедо положил руку на плечо своему спутнику, очень беспокоясь. — Н-нет, все в порядке. Я сам туда давно не заглядывал, так что, думаю, этот опыт будет полезен нам двоим. — Несмотря на отчаянные попытки показать, что все хорошо, Скарамучча подрагивал всем телом, что его, к сожалению, выдавало. — Не стоит! Раз Вы не хотите туда попасть, значит, что с Вашего последнего визита в эту комнату она мало как поменялась. Давайте вернемся назад. — Альбедо, уже с мольбой в голосе и искренними переживаниями за своего знакомого, пытался всеми силами остановить его. — Как скажешь. — Тяжело выдохнув, Скарамучча ослабил планку и повернулся к художнику. Пусть раннее Скарамучча не подавал виду о его травмированности по поводу этого места, развернувшись, он показал заплаканное, непривычно красное лицо, из-за которого в его госте пробивалась некая жалость. — Давайте выйдем проветриться. — Альбедо потянул за руку Скарамуччу, не дожидаясь ответа. Спустившись вниз, Альбедо попросил открыть дверь, после чего, встав на пороге, некомпетентно ругнулся. На улице был сильный шторм, сопровождавшийся молнией и громом. В общем, погода была точно не для того, чтобы сидеть в саду и обсуждать душевные проблемы. Альбедо взглянул на Скарамуччу, чтобы увидеть его реакцию на погоду. Тот же, в свою очередь, ввел Альбедо в ступор тем, что был заворожен и неимоверно счастлив в этот момент. Его лицо постепенно расплывалось в широкой, не характерной для него улыбке. Скарамучча, после нескольких минут шокового состояния, двинулся вперёд, вначале медленно и неуверенно, потом быстро и резко, иногда спотыкаясь из-за боли в ногах. Его странная для Альбедо выходка сопровождалась громким заливистым смехом, который заряжал все вокруг какой-то непонятной энергией и чувством свободы. Скарамучча бежал по траве босиком, где-то потеряв свои ботинки. Он бежал так, будто вернулся в то время, когда шторм для него был чем-то страшным, но этот страх был лишь страхом неизвестного. Он встречался лицом к лицу с молнией, неловко падал на мокрую траву и подолгу не вставал. Он ощущал себя снова тем ребёнком, которому было необходимо чувство и ощущение безопасности и защиты. Теперь он тот, кто может себя защитить даже от грома. Он задавал Альбедо порой детские вопросы, но в которых таился смысл, непонятный никому, кроме него. — Альбедо, вы знаете, какого это — быть птицей, сбежавшей из клетки? Это как какое-то удушающее чувство свободы, которое может стать смертельным оружием, а может и подарить новую жизнь. Это очень сложная вещь, знаете ли. — Скарамучча уже не выглядел таким больным, а, скорее, странным и сумасшедшим. Свободные люди всегда такими казались. Особенно тем, для кого свобода — это страх неизвестного. — Альбедо, вы боитесь меня? — Скарамучча, полностью промокнувший, стоял перед своим гостем, смотря ему в глаза своим детским, но мудрым и, даже в какой-то степени, нагнетающим взглядом. — Нет, почему я должен Вас боятся? — Альбедо снял с себя все те вещи, которые ему мешали. — Тогда почему вы не промокли до сих пор? — Скарамучча засмеялся и потянул за собой слегка смущённого Альбедо. — Если Вы заболеете, я вышлю Вам моральную компенсацию. По саду разносился звонкий смех разных тональностей, который заглушался шумом дождя и грома. — Скарамучча, это правда Ваш первый шторм? — Альбедо, такой же счастливый, босиком бежал по траве, держась за руку со своим знакомым. — Да, это мой первый шторм. — После фразы Скарамучча развернулся к Альбедо и, потянув его за руку, упал на траву вместе с ним.