По долгу службы

Лорд Ваймс никогда не считал себя человеком, созданным для семьи и брака, потому долгое время всецело посвящал себя вначале работе в Страже, а после — уйме других обязательств, что свалились на него вместе с непрошенным наследством. Даже после вынужденной женитьбы Ваймс не отступил от своих привычек, посвящая городу времени куда больше, чем навязанному супругу, что, в сущности, долгое время устраивало их обоих. Но стоило ему однажды заполучить в свои объятия другого Хэвлока Ветинари — пылкого, страстного, чувственного, он не хотел его отпускать никогда. Но Хэвлок раз за разом упархивал, ссылаясь на неотложные дела в дворце, что Ваймса, откровенно говоря, печалило. Несмотря на то, что патриций стал появляться в особняке куда чаще, а гостевая спальня снова пустовала (ведь лорд Ваймс едва выпускал супруга из своих покоев), Ваймсу всё ещё казалось, что и в самом деле существует два Хэвлока Ветинари, и он всё так же не знал, какой же из них был настоящим. Хэвлок точно надевал на себя личину холода и равнодушия, стоило ему покинуть особняк, и разом становился занят бессчётным количеством слишком срочных дел, чтобы уделить супругу время без предварительного согласования, будто супружество было для него очередным пунктом в длинном списке дел. Мысли о том, что Хэвлок мог ему лгать и притворялся в постели, Ваймс решительно гнал, но вместе с тем хотел стать для Хэвлока немного значимее очередной аудиенции или совещания. — Останешься на завтрак? — Ваймс лениво потёрся носом о затылок супруга, затем оставив мягкий поцелуй на загривке. — Не могу, — сонно ответил Хэвлок, потягиваясь и подставляясь под ласку, — нужно разобраться с кое-какими бумагами. — Опять? — Ваймс нахмурился и отстранился. Прозвучало, пожалуй, слишком недовольно, но едва ли он хотел и дальше скрывать своё раздражение. — Я же патриций, — Хэвлок повернулся к супругу, протягивая руку, чтобы коснуться его щеки. Ваймс перехватил тонкие пальцы и отвёл руку Ветинари в сторону, обрывая несостоявшуюся ласку. — Вот именно, — так же недовольно бросил он, — ты — патриций. Понятия не имею, на что тебе сдались все эти бумажки и совещания. — Моё участие необходимо, — мягко объяснил Хэвлок и попытался высвободить ладонь, но Ваймс не позволил, сжимая её крепче в порыве гнева. — Если Совету некому носить бумажки, пусть наймут себе секретаря! — огрызнулся он. — Чёртов Капканс и вовсе на заседаниях не появлялся! Только кутил и народ изводил! А ты из кабинета не вылазишь! — командор оскорблённо замолчал. Его действительно уязвило то, что Ветинари ставил дела во дворце выше него. — Я требую, чтобы ты, мой супруг, остался этим утром со мной. — Сэм, — патриций всё же умудрился высвободить ладонь и коснулся щеки Ваймса, нежно поглаживая, — я очень хотел бы провести этот день с тобой, но сегодня Совет принимает посла из Клатча и… — К чёрту! — Ваймс перебил Хэвлока, резко отстраняясь и поднимаясь с постели. Хэвлок невольно скользнул взглядом по расписанной царапинами спине супруга (эта ночь была хороша) и его поджарым ягодицам (о, как он хотел бы, чтобы утро было не хуже). — Езжай куда хочешь! У меня, знаешь ли, тоже дела. Ваймс накинул халат и поспешил убраться из спальни, не желая выслушивать ни оправдания Хэвлока, ни взаимные обвинения. Он сам понимал, что не был образцовым супругом, что не раз саботировал совместные выходы в свет и наплевательски относился к поручениям Совета, которые наверняка имели для Ветинари значение. И понимал, что, обиженный очередным отказом, сболтнул лишнего, хотя не имел ровно никакого права обвинять супруга в том, что тот не контролировал, ведь если Хэвлок и дорожил этими делами, то лишь потому, что Совет имел на него огромное влияние. Он стал патрицием слишком рано (ему и двадцати трёх не было) и просидел в патрицианском кресле слишком долго (уже почти с десяток лет), чтобы так легко отринуть навязанные обязательства, даже несмотря на протекторат и влияние герцога Анкского. Сидя в своём кабинете и пялясь на отполированную поверхность стола, Ваймс отчётливо осознавал, что виноват и что ему следовало извиниться, но когда он, наконец, собрался с духом, Хэвлока в покоях не оказалось, и перестилавшая постель горничная сообщила, что его светлость уж полчаса как отбыл во дворец, отчего и без того паршивое настроение командора стало совершенно отвратительным. Ветинари, вероятно, вернётся лишь к вечеру (уж что-что, а ночи Хэвлок исправно проводил в супружеской постели, если не случалось каких-то эксцессов, естественно), но, несмотря на громкие слова, до возвращения супруга дел у Ваймса не было решительно никаких. Стройка уж месяц как закончилась, в штаб-квартире Моркоу затеял генеральную уборку, а в графства, хоть там и ждали вопросы, требующие решения, было ехать слишком долго, чтобы Ваймс успел обернуться за день. Но, снедаемый чувством вины, дома сидеть он тоже не мог, потому спешно переодевшись и отказавшись от завтрака, он попросту пошёл прогуляться по городу, чтобы проветрить голову и поразмыслить, как загладить вину перед Хэвлоком. К тому времени как лорд Ваймс выбрался на прогулку, жизнь в Анк-Морпорке уже кипела — нужно было быть настороже, того и гляди, кошель свистнут. Несмотря на солнечные первые деньки апрель выдался весьма дождливым, и Ваймс в последнее время слишком редко выбирался на пешие прогулки, чтобы не испытать определённую долю удовольствия просто от того, что он шёл по улице, вливаясь в бурно текущую городскую жизнь и сливаясь с толпой. Он никогда не надевал на такие прогулки привычный (и на редкость удобный) бордовый камзол с дорогущей отделкой, предпочитая оставаться для города Сэмом Ваймсом, стражником, а не герцогом Анкским. Да и горожане всполошились бы, появись лорд Ваймс на улицах во всём своём герцогском великолепии. Май постепенно вступал в силу, предвещая грядущий летний зной, оттого жизнь на улицах казалась на порядок оживлённее. На Саторской площади по обыкновению толпился народ, хотя мероприятий никаких не намечалось (иначе дел у Ваймса было бы невпроворот), но народу особенно и повода не надо было, чтобы столпиться. Судя по выкрикам и небольшой потасовке, толпа организовалась у лотка Достабля и количество недовольных клиентов явно превышало количество заинтересованных. В другой день Ваймс бы и сам не прочь был поинтересоваться (так просто, чтобы знать чем народ живёт), но размолвка с супругом встревожила его слишком сильно, чтобы ему действительно хотелось сейчас стоять в нестройной очереди и выслушивать байки, потому он свернул с площади на узкий, тихий проулок, где ютились лавчонки со всякой всячиной. Он не раз бывал здесь, когда патрулировал улицы, и знал едва ли не каждый камешек (как и во всем городе), но никогда не интересовался, что же в этих лавчонках продавали. Сейчас же его одолевала тяготящая нужда убить время, и он мог заглянуть едва не в каждую из них из праздного любопытства. Впрочем, лавчонки, хоть и выглядели весьма загадочно, оказались на редкость скучными и заурядными, и спустя с десяток магазинов он окончательно утомился от пряжи, резных дощечек, литых кофейников и прочих безделушек, и все лавки казались ему одинаковыми (исключая магазинчик экзотических специй, из которого Ваймс сбежал, потому что ему начало выедать глаза). Он зашёл в следующую дверь, не ожидая ничего особенного, и особенное и правда не случилось. На первый взгляд магазинчик походил на все прочие: маленький, плохо освещённый и с кучей стеллажей, заваленных всякой всячиной от деревянных бус до видавших лучшие времена серебряных ложечек (происхождение которых неплохо было бы установить). Продавец — сухой тощий старичок с длинным острым носом и длинными цепкими пальцами — прищурился, какое-то время просто рассматривая Ваймса, а после широко распахнул глаза и всплеснул руками, точно наконец понял, кто вошёл в его лавку. — Доброго денёчка, господин стражник, — жизнерадостно (насколько только может быть жизнерадостным дребезжащий голос дряблого старика) сообщил продавец, — по делу или что ищете? У нас вещицы на любой вкус. — Осматриваюсь, — коротко ответил Ваймс. Старичок снова прищурился, рассматривая Ваймса, который бесцельно блуждал взглядом по стеллажам. — Вы, господин стражник, ежели на предмет оплаты, — неуверенно начал он, всё так же упорно прищуриваясь, хотя на груди у него болтались очки на веревочке, — так ваш коллега уже заходил на днях. У Ваймса в голове щёлкнуло. Он медленно развернулся в сторону продавца. — Какой оплаты? — он старался сказать это непринуждённо, но вышло скорее пугающе. Старик нервно сжал и разжал пальцы, а после полез под прилавок, выуживая большую амбарную книгу. Открыв её на месте закладки, он сощурился и начал водить узловатым подрагивающим пальцем по ровным столбикам цифр, выискивая нужную запись. — Вот, — продавец ткнул на строчку в книге, негласно призывая Ваймса проверить подлинность своих слов, — три доллара, за патруль, май, десятое, пополудни, — продавец снова сощурился, — младший констебль Забери-Всё. Всё задокументировано. Ваймс подошёл к прилавку и бросил взгляд на запись. Он не знал этого констебля лично, да и последний набор новичков проходил под руководством Моркоу, пока сам командор занимался вопросами отстройки пострадавших кварталов и ругался с Городским Советом по поводу состава Стражи. Единственное, за что он мог поручиться с чистой душой, — среди новичков не было проклятого упыря. Такие же, как Забери-Всё, напротив встречались часто — подлецы, считающие, что стражнический значок и дубинка гарантируют неприкосновенность, но Ваймс раз за разом доказывал обратное. Что же, вот и появилось дело, на которое уйдёт остаток дня. — Стража не берёт деньги за патруль с горожан, нам платят из городской казны, — Ваймс захлопнул книгу, — это я возьму в качестве улики, — старик попытался возразить, но Ваймс не дал себя перебить, — и стражникам больше не плати. А то арестую. За дачу взятки лицу при исполнении, — продавец безнадёжно опустил руку, которой хотел задержать стражника. Ваймс взял книгу под мышку и бегло осмотрел прилавок, чтобы убедиться, что ничего не потерял, и замер. Прилавок, как и большинство витрин, были из мутного толстого стекла, но даже сквозь него Ваймс увидел его. Изысканный чёрный перстень разительно выделялся среди десятка аляповатых медных безделушек, привлекая взгляд. — Приглянулось? — продавец мгновенно отмер, незамедлительно реагируя на заинтересованный взгляд потенциального клиента. Как бы он ни был раздосадован тем, что всю его учетность изымут на неопределённый срок, торговля не стояла. — Что это? — Ваймс смотрел на перстень, точно зачарованный, и Мысль, хоть и не успела ещё оформиться до конца, уже зародилась где-то в недрах сознания. — Диковинка прямиком из Агатовой империи! — оживлённо затарахтел старичок, нацепив очки и вытащив искомое украшение из-под прилавка. — Уникальная вещь! Вы посмотрите на этот металл — да такого здесь не сыскать. Редчайшая драгоценность — чёрная платина! — старичок поднял перстень перед собой, рассматривая через увеличительное стекло очков. Сухие узловатые пальцы уже не дрожали. — И поглядите на отделку, на грани! Да это же тончайшая работа лучших мастеров. Хотите знать моё мнение? — он заговорщически глянул на Ваймса поверх очков. — Вы такого и в Агатовой империи едва сыщете! — И откуда у тебя такая редкость? — Ваймс скептически усмехнулся. Судя по количеству похвалы, приглянувшийся ему перстень был обычной крашенной железкой. — Секретов не раскрываем, — старичок подмигнул, — но, если будете брать, для вас, господин стражник, сделаю скидочку. — И сколько? — небрежно поинтересовался Ваймс. Кольцо и правда выглядело хорошо, даже если и было просто безделушкой. — Для вас, господин стражник, — продавец выдержал небольшую паузу, снова глядя на Ваймса поверх очков, — всего три сотни долларов. — А не дороговато для куска железа? — Ваймс снова скептически усмехнулся. — Попрошу! — продавец свёл косматые брови на переносице, того и гляди пальцем погрозит, — это не железо, а чёрная платина. Очень редкий металл. — Так что же ты его не продал в ювелирную лавку на Линейной улице? Там наверняка уплатили бы полную цену за такую диковинку. — Плохо вы знаете ювелиров, господин стражник, — старик кисло улыбнулся и протёр и без того блестящее кольцо салфеткой. — Не стали бы мне там платить. Выставили бы, а после головорезов своих прислали. Плохо вы знаете Анк-Морпорк, видать, не местный. Анк-Морпорк Ваймс знал хорошо, в некоторых аспектах даже слишком хорошо, и так же хорошо знал, как делаются подобные дела. Старик был прав, если перстень был подлинным, то его наверняка бы избили и ограбили после. Но это был Анк-Морпорк и здесь не лгал разве что ленивый. — А здесь заплатят? — снова скептически спросил Ваймс, блуждая по стеллажам взглядом. — Но вас же оно заинтересовало, — продавец бросил на командора взгляд поверх очков. — А откуда тебе знать, что у меня есть такие деньги? И что я не ограблю тебя? — не унимался Ваймс. Старик был прав, кольцо ему действительно приглянулось, но напороться на дешёвку ему не хотелось. Не в этом случае, и дело было совсем не в деньгах. — Вы не сказали мне его засунуть туда, куда солнце не светит, когда я назвал сумму, — продавец деловито положил перстень на затёртую бархатную подушечку, — и похоже, вы — честный человек, раз собрались всерьёз заняться своим коллегой из-за трёх долларов, — старик по-доброму усмехнулся. — Когда столько торгуешь, как-никак учишься разбираться в людях. Вы — честный человек и я предлагаю вам честную сделку. Три сотни долларов и моя амбарная книга за перстень из чёрной платины. Неплохой обмен, а? — А ты умеешь торговаться, — Ваймс усмехнулся. Мысль уже оформилась и назойливо зудела в голове, понукая действовать здесь и сейчас. — Я заплачу тебе вдвое больше, если перстень действительно из чёрной платины, и втрое, если ты подгонишь его под нужный размер и нанесёшь гравировку, не испортив отделку. Я вспомнил тебя, господин Джем, ты был первым мастером в городе, пока не открылась лавка на Линейной. — Не многовато ли — девять сотен долларов для простого стражника? — господин Джем сощурился, точно забыв, что на нём были очки. — Уплачу тысячу, если управишься до пяти пополудни и будешь держать рот на замке, — бросил Ваймс, разворачиваясь к выходу, — и, так уж и быть, пришлю констебля перенести записи из твоей амбарной книги для протокола, — старик просиял, точно ждал именно этого предложения. — Я отправлю посыльного с перчаткой с руки, под которую нужно подогнать перстень. Старик задумчиво побарабанил пальцами по прилавку: — Это будет нелегко. — Я могу передумать насчёт констебля, — пригрозил Ваймс. Господин Джем поднял подрагивающие руки, отказываясь от предыдущих слов: — К трём пополудни будет готово. Ваймс кивнул, положил амбарную книгу на прилавок и направился к выходу. Оклик старика нагнал его у двери: — А что гравировать-то? — Литеру V, — буркнул Ваймс прежде, чем выйти. Последние слова господина Джема он уже не услышал: — Хорошего дня, командор.

***

Каким бы старым пройдохой ни был господин Джем, своё дело он знал, и к пяти пополудни перстень уже лежал у Ваймса в кармане, упакованный в небольшую отделанную чёрным бархатом коробочку, «за счёт заведения». Мысль подарить Ветинари кольцо настигла Ваймса внезапно, но засела в голове так крепко, что Ваймс не мог думать ни о чём, кроме грядущего ужина, за которым, собственно, и собирался отдать подарок супругу. С одной стороны, это было глупо, ведь сколько Ваймс ни наблюдал за Хэвлоком, тот не проявлял решительно никакой заинтересованности в украшениях любого толка: от брошей до перстней, преимущественно избегая предметов избыточной роскоши. Но с другой, их брак был настолько сумбурным и нежеланным, что у них не было даже подвенечных колец, и подарить что-то такое было правильно, да и этот перстень был будто создан для Ветинари. Хэвлок прибыл поздно и от ужина отказался, сославшись на то, что поел на закрытом приёме во дворце, и планы Ваймса в который раз за этот день пошли кувырком. Это обижало, ведь Хэвлок снова обделил его вниманием, не изволив даже заглянуть в столовую, но ввиду их утренней размолвки он вполне мог и быть оскорблён словами супруга. Понимание того, что он виноват перед Хэвлоком, всё ещё было сильнее, чем обида, и Ваймс усилием воли подавил зарождающийся гнев. Он и так наговорил слишком много утром, чтобы позволить ярости вновь ослепить себя, и решил дождаться супруга в спальне, нервно перебирая маленькую коробочку в кармане. Вопреки опасениям Ваймса, Хэвлок всё же был обижен не настолько, чтобы уйти спать отдельно, и, вдоволь належавшись в ванне, всё же явился к супругу — свежий и благоухающий, будто и вовсе не утомился за день, наполненный патрицианскими заботами. — Добрый вечер, Сэм, — мурлыкнул он, приникая к Ваймсу, точно никакой размолвки и не было, но Ваймс не дал увлечь себя в поцелуй, мягко отстраняя Хэвлока. Он несколько раз неловко переступил с ноги на ногу, всё так же перебирая пальцами коробочку в кармане. Отчего-то решиться сделать подарок было вовсе не так легко и просто, как отдать старику Джему тысячу долларов за кусок металла. Особенно нелегко было потому, что Хэвлок, казалось, и вовсе не обижался, хотя Ваймс ожидал, что вечером встретится с ледяными глазами патриция Ветинари, а не с лазурью очей своего Хэвлока. — Я… — Ваймс замялся, слова не подбирались, — у меня… есть кое-что для тебя. Вот. Он неловко выудил коробочку из кармана и протянул Хэвлоку. Ветинари заинтересованно вскинул бровь. — Что это? — Подарок, — буркнул Ваймс, избегая взгляда супруга. Отчего-то смотреть ему в глаза сейчас было куда сложнее, чем когда он истово вколачивался в его тело, оставляя на губах жгучие поцелуи. Ветинари улыбнулся, польщённый такой инициативой, но явно собирался поизводить супруга ещё немного. — По какому поводу? — он взял коробочку из рук Ваймса, но не торопился её открывать. — Просто, — снова буркнул Ваймс. Этот разговор его вконец смутил, и он попросту не мог подобрать слов, чтобы объясниться. Хэвлок открыл коробочку, но выражение его лица вовсе не изменилось, и не имело ничего общего с тем восторгом, который охватил Ваймса, когда он увидел перстень впервые. Сердце командора ухнуло вниз. Не понравилось. Или пройдоха Джем его таки обманул, подсунув фальшивку. Ваймс сжал зубы, резкие слова снова завертелись на языке. Ветинари наконец поднял взгляд на Ваймса. — Чёрная платина? — он снова вскинул бровь, но его лицо оставалось совершенно нечитаемым. — Да, — выдавил Ваймс. Он ожидал совсем не такой реакции. — Не нравится? — Напротив, — Хэвлок улыбнулся мягко и искренне, и у командора отлегло от сердца, — я просто удивлён. Чёрная платина чрезвычайно дорога, и едва ли её можно достать в Анк-Морпорке. Во всяком случае, мне не известно о мастерах, что возьмутся за такую работу. Откуда этот перстень? — Секретов не раскрываем, — Ваймс усмехнулся, повторяя слова старика Джема. Ветинари раздосадовал этот ответ — если что-то подобное происходило в его городе, он предпочитал об этом знать, но устраивать супругу сцену допроса не считал целесообразным. — Поможешь? — Ветинари протянул Ваймсу кисть. Ваймс сглотнул, поднимая кольцо с подушечки. Оно оказалось удивительно лёгким, точно не весило совсем ничего: изысканное и изящное, оно действительно было создано для Хэвлока. Ваймс помедлил несколько секунд — хоть старик Джем и был мастер своего дела, командор волновался, что мерка, снятая с перчатки, окажется неточной и перстень будет либо слишком тесным, либо слишком свободным. Ни то, ни другое не было проблемой, ведь украшение снова можно было отдать на подгонку, но это определённо испортило бы момент. Собравшись с мыслями, Ваймс аккуратно надел кольцо на палец супруга и едва удержал вздох облегчения, когда оно село как влитое. — Спасибо, Сэм, — Хэвлок отнял руку, разглядывая перстень на пальце. — А эта гравировка? Она значит…? — Всё, что захочешь, — Ваймс тоже улыбнулся и, снова взяв кисть супруга в руку, оставил на его пальцах невесомый поцелуй. Губы Хэвлока растянулись в блаженной улыбке, и он выдохнул — тихо и сладко, так, что Ваймс не удержался и снова поцеловал его пальцы, на этот раз, задерживаясь губами на них немного дольше. Ему нравились руки Хэвлока, белые и холёные, его узкие ладони и тонкие пальцы. Ваймс скользнул губами выше, целуя одну за одной изящные костяшки, и придвинулся к Ветинари ближе, заставляя его едва ли не усесться на стол. — Ах, Сэм. Хэвлок тихо вздохнул, когда Ваймс вжался ногой меж его бёдер, потираясь о пах и в то же время продолжая покрывать его кисть поцелуями. Он целовал его руки и прежде, но Ветинари раньше считал это скорее проявлением нежности, чем чем-то действительно возбуждающим. Сейчас же его голова кружилась, а член наливался кровью, когда сухие горячие губы ревностно прижимались к его пальцам. Возможно, дело было и не в поцелуях вовсе, а в кольце, которое Ваймс старательно миновал, опасаясь оставить на отполированной поверхности следы. Это был не просто подарок — это было заявление, печать, извещающая весь мир о том, что он, Хэвлок Ветинари, принадлежит лорду Ваймсу и никому более, но вместе с тем Ваймс решительно не хотел неволить супруга, предоставляя ему самому выбирать, что будет значить аккуратно выгравированная на неподатливом металле литера. Ваймс улыбнулся в поцелуй, чувствуя как член супруга упёрся ему в бедро, но его кисть не отпустил. Откинув свободной рукой полы халата и кое-как задрав ночную рубашку, он скользнул ладонью по стройному бедру и огладил ягодицу, пальцами кружа вокруг ложбины. — Ты готовился? — Ваймс ткнулся носом за ухо супругу, переходя на низкий интимный шёпот. Обычно Ваймс не спрашивал о таких вещах, предпочитая лично убедиться в том, что супруг готов, либо, напротив, настолько желал его, что всецело доверялся Ветинари в этом вопросе и брал его сразу, не размениваясь на подготовку. Услышать подобный вопрос Хэвлок не ожидал и был в некоторой степени заинтригован. — Да, — он выдохнул на грани слышимости, предвкушая грядущее удовольствие. Ваймс не ответил, снова отстраняясь и устраиваясь поудобнее меж разведённых ног Хэвлока, впрочем не торопясь спускать с себя брюки. Снова мягко погладив ягодицу, он наконец спустился пальцами на промежность, лаская нежную кожу. Палец скользнул в растянутое влажное нутро легко и плавно, но Хэвлок всё равно не удержал стон, закрывая глаза и выгибаясь. Сколько бы он ни готовился к сексу, пальцы супруга всегда ощущались по-другому. Заскорузлые и широкие, они двигались иначе: медленнее, нежнее, будто каждый раз был внове, но каждый раз до одури хорошо. Ваймс довольно улыбнулся, когда Ветинари вцепился в его ладонь и неосознанно подался навстречу его руке, и вновь поднёс тонкую кисть к губам, оставляя на костяшках новый чувственный поцелуй. Хэвлок отозвался тихим стоном и выгнулся сильнее в отчаянной попытке насадиться глубже и получить больше. И Ваймс дал ему больше, прибавляя к первому пальцу второй, разводя их и оглаживая нежное влажное нутро. И всё же этого было недостаточно: Хэвлок хотел Ваймса в себе, хотел почувствовать его губы на своих губах, хотел, чтобы Ваймс снял с него наконец эту чёртову рубашку, что тёрлась о член, дразня, но не принося абсолютно никакого удовольствия. Но Ваймс не сделал решительно ничего желанного, точно разом растерял всю свою чуткость, вместо этого перехватив руку супруга и скользнув по ладони языком, чтобы следом погрузить его пальцы в рот. Ветинари обомлел. Он сам не раз проделывал подобное, вылизывая пальцы супруга прежде, чем перейти к более откровенным ласкам, но вместе с тем даже допустить не мог, что это было настолько возбуждающе. Ваймс изогнул пальцы — ощущений стало разом слишком много. Хэвлок вздрогнул и сжался, роняя бесстыдно-громкий стон. Жаркий рот Ваймса, его скользящий по коже язык, старательно вылизывающий меж фалангами, и его пальцы, ласкающие Хэвлока изнутри, оглаживающие и надавливающие на простату, доводящие до дрожи в коленках, до судорожно поджимающихся пальцев на ногах, до срывающихся с губ беспорядочных стонов. Держаться на ногах было решительно невозможно, и Ветинари упёрся свободной рукой в стол позади себя, пытаясь одновременно податься навстречу руке супруга и отстраниться от дразнящей нежную кожу головки ткани: слишком сильно, слишком много, слишком хорошо, чтобы продержаться ещё немного. Охваченный сладкой судорогой удовольствия, он выгнулся дугой и тесно сжался на пальцах Ваймса, кончая. Ваймс слегка отстранился, попросту любуясь тем, как хорош был его супруг во время оргазма: слегка растрёпанный, разрумянившийся, чувственный. Он был готов смотреть на него целую вечность, и ему было бы этого достаточно. Хэвлок взглянул на него из-под ресниц и потянулся ближе, хватаясь за его руку и сжимая её до того трепетно и трогательно, что Ваймс не удержался и снова оставил на подрагивающих пальцах короткий нежный поцелуй. — Иди сюда, — он привлёк его к себе мягко и нежно, стягивая мешающуюся ночную рубашку, на которой мокрым липким пятном расползлась сперма, и заключил Хэвлока в объятия, утыкаясь в его шею. — А ты? — слабо спросил Хэвлок, осознав, что супруг всё ещё не кончил. — Я сам, — шепнул Ваймс, целуя короткие, вкусно пахнущие локоны, и опустил руку вниз, расшнуровывая брюки. Ему не нужно было много. Возбуждённый ласками и удовольствием, которое он доставил Хэвлоку, он чувствовал, что до собственного оргазма ему не хватало несколько правильных движений. Он обхватил член рукой и принялся надрачивать резко и ритмично, сипло дыша в шею Ветинари и беспорядочно тыкаясь в неё губами. — Постой, — Хэвлок обнял его за плечи, тоже спускаясь рукой вниз и накрывая его член своей ладонью поверх, касаясь чувствительной кожи холодным металлом кольца. И этого хватило. Ваймс крупно вздрогнул и шумно выдохнул сквозь крепко сцепленные зубы, пачкая пальцы Хэвлока своим семенем. Он не знал, что толкнуло его за грань: нежная ласка супруга, контраст прохладного металла и горячей кожи, или само осознание того, что Хэвлок, даже измотанный оргазмом, желал доставить ему удовольствие. А может и всё сразу, но это было в сущности уже не важно — оргазм накрыл Ваймса слишком резко и мощно, чтобы он успел отстраниться и не изгваздать спермой пальцы Хэвлока, а вместе с ними и перстень. — Чёрт, — сдавленно шепнул Ваймс, судорожно елозя ладонью по столешнице в поисках брошенной рубашки (и так ведь испачкалась) чтобы отереть руку супруга, но та почему-то оказалась на полу. — Я сейчас. Надо что-то… — Не надо, — Ветинари погрузил заляпанные пальцы в рот прежде, чем Ваймс понял, что он собирался сделать, заставляя командора сдавленно выдохнуть. Хэвлок не был робок или брезглив в этом отношении, но то, как он слегка приоткрывал рот, точно желал, чтобы Ваймс видел как его язык скользил по фалангам, слизывая сперму, как тщательно он проходился по кольцу, вылизывая его начисто, до блеска, было абсолютным бесстыдством. — Чёрт, Хэвлок, — голос Ваймса снова сел и чуть охрип от вновь зарождающегося в солнечном сплетении жара возбуждения, — если ты продолжишь в том же духе, у меня снова встанет. — Тогда, я думаю, — Ветинари лукаво улыбнулся, вынимая вылизанные пальцы изо рта, — нам стоит перебраться в постель. Он демонстративно провел языком по внутренней стороне ладони, от основания до кончика пальца, оставляя широкий влажный след на чёрной поверхности перстня, провоцируя супруга так неприкрыто, что Ваймс попросту не мог это проигнорировать. — Чёртов развратник! — рыкнул он, подхватывая Ветинари на руки, чтобы спустя несколько путанных шагов уложить его на постель. Хэвлок мягко засмеялся, хватая Ваймса за рубашку и увлекая за собой. Руки оплели шею, а губы коснулись губ, целуя мягко и неспешно, предвкушая всё, что обещала грядущая ночь.