Голубая кровь

Очнувшись, Шамиль долго не мог понять, где он. Перед глазами долго висели чёрные пятна, уши будто заткнули ватой, а левое плечо ныло так, словно его оттягивал пуд соли. Когда окружающий мир стал более четким, юноша сумел различить белоснежные бинты с бурыми разводами, и до его слуха донёсся насмешливый голос: - Vous êtes suicidaire! Ils voulaient aussi me tuer. - Говорите на русском. Я ни слова не понимаю, - скривившись, прохрипел юноша. - Вам прострелили плечо, а не голову, - в кресле напротив, вальяжно закинув ногу на ногу, листал книгу Незнакомец. - Мусье Шамиль! Как же Вы нас напугали! - с порога закричала Наташенька, стоило ей войти в комнату. - Если б не мусье Карим, не знаю, что бы делали. - Мусье Карим, значит? - чужие руки при этом дрогнули, сминая несчастную страницу. - Наташа, что же Вы творите! - кинул на неё возмущенный взгляд Незнакомец. - Мы же условились!.. - Не издевайтесь над больным! Лучше присмотрите за ним, пока я зову лекаря, - покраснев, но не растеряв уверенность в голосе, девушка зацокала каблуками. - Она втрескалась в Вас по уши, - проводив её скептичным взглядом, заключил Шамиль. Как долго Вы собираетесь морочить ей голову? Незнакомец хмыкнул и ничего не ответил, продолжив листать книгу.

***

Две недели Шамиль провалялся в той же комнате усадьбы Орловых, и только потом жёсткий контроль со стороны Лизаветы Егоровны ослаб. Теперь ему позволялось прогуливаться по ещё зелёному саду, но под присмотром. Чаще всего эту функцию выполняла Наташа, и тема их разговоров, как бы он ни старался её перевести, оставалась единственная: мусье Карим. Он уехал в тот же день, когда раскрыли его имя, и с тех пор не появлялся, отчего девушке было невыносимо тоскливо. Единственным напоминанием служили ежедневно доставляемые письма, причём не ей, а персонально Шамилю. Каждый раз Наташа рвалась выведать их содержание, но вскрывать самой было совестно, а юноша сразу после прочтения бросал их в камин и на все расспросы отвечал молчанием. Девушка каждый раз обижалась и до конца дня запиралась в своей комнате. Утром выходила, будто бы ничего и не было, пока не приходило новое письмо, примерно следующего содержания:

Мусье Шамиль, как Ваш французский? Ещё не позабыли? При следующей встрече я не буду делать таких поблажек, так что придётся учить его заново. Как-нибудь мы с Вами должны проехаться на лошадях. Уж поверьте, я отыграюсь за свой промах.

Но единожды Шамилю удалось разговорить Наташу о другом мучившем его вопросе: - Милая Наташа, в этой просьбе ты не сможешь отказать больному, находящемуся на грани жизни и смерти! - театрально прикрыв глаза и приложив руку к сердцу, начал юноша. Девушка на это только прыснула. - Где же жандармы, так бесчестно ранившие меня? - Они за Вами не явятся, не беспокойтесь. Мусье Карим смог очень умело разрешить это дело, - рассматривая листву дуба над головой, ответила Орлова. - Что же он сделал? - Стрелять в Вас они не имели права! - девушка резко развернулась к нему лицом и сделалась серьёзной. - Это противоречит законам, которые они же и охраняют. Когда мусье Карим дотащил Вас до крыльца, у него был такой вид.. - здесь Наташа поежилась, отводя взгляд. - Мне и самой стало жутко, я впервые увидела его таким свирепым. - Они условились о молчании? - Да. Вот видите, мусье Карим такой замечательный!.. - возвращаясь к рассматриванию листвы, продолжала девушка. Так прошли ещё две недели. Наконец придворный лекарь вынес заключение о его полном выздоровлении. Шамиль хотел было сразу ехать, но семейство Орловых задержало его ещё на один день, устроив вечернее пиршество. На следующий день, стоило только забрезжить рассвету, ямщик погнал коляску прочь от растянувшихся именин.