Арахна

Ребристые и до сих пор слегка воспалённые швы не прекращали напоминать о себе, запрещая в полной мере заниматься привычной работой. Тяжести пагубно отражались на самочувствии, возвращая ощущение разрезающего плоть ножа, отнимающего не одну жизнь. Порой, сгибаясь, чтобы завязать шнурки или опускаясь на бревно или же низкий стул, всю нижнюю часть тела сводило. Кассий говорил мне быть осторожнее и не перенапрягаться, если я хочу, чтобы заживление и восстановление прошло незаметно и безболезненно, но это было трудно, ведь мне приходилось полностью менять свой устрой жизни и расписание дня, делая вид, что всё в порядке. Поднявшись немногим позже обычного и натянув просторную одежду, я долго подбирала самую удобную позу для завязывания шнурков моих единственных кед, неестественно извиваясь, но зато притупляя остаточную боль. А после, чуть ли не ворвавшись в столовую, нашла взглядом бабушку, сидящую за одним столом с Мигелем и Анной. Разыскивая её, я по привычке изучила помещение и всех, кто всё ещё находился в нём. Взгляд невольно затормозил, сталкиваясь с прохладным, светлым лицом, принадлежащим Кэлу. Выслушивающий историю женщины, с семьёй которой он сидел, мужчина словно атрофировался, замирая. На бледном лице выступили желваки. В глазах проскочило что-то вроде опустошённости, мольбы, предосторожности. Прошло весьма много времени, но тем не менее, Кэл ещё ни разу не смотрел на меня с такой неуверенностью и отрешённостью. Чаще всего он игнорировал меня, как представителя другого, несмышлёного поколения или же вёл себя также, как и всегда. Нечто новое заставило меня резко опустить голову и взгляд, спешно направляясь к нужному столу и опускаясь на стул возле Кассандры. Внушая самой себе беззаботность, я невольно сделала это слишком резко, с трудом сдерживаясь, чтобы не поморщиться и не схватиться за живот. — Ты сегодня поздно, — произнесла бабушка, приветствующе поглаживая меня по спине. Кинув строгий взгляд на мой растрёпанный хвост, оставленный нетронутым после недолгого сна, она невольно провела рукой по своей серо-серебристой, толстой косе, идущей по голове живописным серпантином. Сегодня она вплела красную ленту, рассчитывая, что день будет ярким и красочным. — Вчера долго собирали урожай, — отмахнулась я, списывая всё на работу, а не терзающий дискомфорт, не дающий полностью погружаться в сон и раскрепощаться. Помимо назойливых болей, каждый раз, закрывая глаза, я чувствовала, как кружится голова, лишая меня чуткости. Липкие, жадные и невидимые руки начинали блуждать по телу, вырывая из поверхностного сна и заставляя вздрагивать. Мне казалось, что эта иллюзия навеки въелась в мой мозг, вырабатывая непоправимое отвращение к касаниям и какой-либо близости, если это были не Кассандра или Кассий. Не смотреть мужчинам в глаза, дольше пяти секунд, ведь они сочтут это за намёк. Не жаловать тактильность, держа с людьми дистанцию, ведь существует личное пространство и в этом нет ничего такого. Никогда не смотреть в сторону Кэла намеренно, чтобы тот чего не удумал. Мигель подвинул ко мне тарелку с шоколадной булочкой и свежими фруктами. От второго меня уже изрядно мутило, ведь находясь на сборах урожая, в особенности в садах, невольно начинал дегустировать всё выращенное. К тому же, ещё пару недель назад во мне был заранее обречённый плод, который дурно относился к полезным вещам, вроде утренних фруктов. Тем не менее, я благодарно кивнула, впиваясь зубами в булочку и откусывая. Я не чувствовала прожигающего взгляда на спине, но что-то не давало мне забывать о том, что Кэл сзади. Спокойно, как и всегда, ест, любезничая направо-налево и ни черта не зная о том, что приходится испытывать, терпеть и скрывать мне из-за его самодовольной вольности. «Посмотри сюда, похотливая мразь! Я жива, здорова и даже не думаю что-то делать, наслаждаясь спасением. Делай и дальше вид, что всё в порядке. Я знаю, ты нервничаешь и всегда будешь, ведь стервы вроде меня любят быть непредсказуемыми. Но я буду жить дальше, храня в тайне всё то, виновником чего стал ты.» — хотелось воскликнуть мне, но я впилась взглядом в стол, замирая и в очередной раз сдерживая себя. Когда сердцебиение пришло в норму, а я напомнила себе, что это всего лишь ужасная, походящая на тысячи других, история, которую просто нужно забыть, позволяя себе оставаться прежней, как бы грязно и, вероятно, неправильно то ни было, я стала вслушиваться в разговоры лидеров нашей общины. Они, как и обычно, разговаривали о припасах и о том, что, возможно, стоит снова начать доверять людям, открывая для них свои ворота. Анна, ещё не собрав перед работой копну темных волос, как всегда рассуждала слишком милосердно, думая, что в мире полном опасностей могли остаться добрые и непорочные, не разучившиеся жить в обществе люди. Добросовестно, честно и по порядку. — Я давно живу на этом свете и застал слишком много нелицеприятных событий. Однажды даже участвовал в военной разработке в Афганистане, будучи квалифицированным физиком, — вновь затянул своё Мигель, не отрываясь от рисунка. — Но никогда не думал, что однажды приду к выводу, что стоит засунуть в жопу своё милосердие и отзывчивость во имя себя и любимых. В любом случае, поразительно, но в погибшем мире правят женщины. Что бы я не сказал, вы всё равно уговорите меня на своё, верно? — Так оно и есть, но тебе бы не мешало почистить язык, — взмахнула рукой Кассандра, потягивая уже остывший кофе. Я вложила лицо в ладонь, глядя на её покрытый морщинами профиль. Тонкие, подтянутые черты немного опустились, а у висков выступили пигментные пятна. Серьги из бирюзы оттягивали мочки ушей, но бабушка всё равно светилась изнутри, источая дерзость и вольность. — Мы уже оступались. Нужно вспомнить все случаи, когда к нам приходили и открывали ворота, соотнести и прийти к выводу, что делать. Мы можем вновь принимать гостей, но делать это втрое аккуратнее, зная, что от кого ожидать. — Невозможно прочитать каждого, как открытую книгу, — покачала головой Анна. — Тогда и речи об этой идее быть не может, — отозвалась Кассандра. На моё плечо легла рука, заставляющая слегка вздрогнуть — в этот раз от неожиданности. Я увидела Макс. Её пушистые рыжие волосы были растрёпаны, а веснушчатая кожа заливалась румянцем. Только лишь в глазах читалось беспокойство, которое заставило меня понять неожиданный настрой девушки. — Там Кассий. Он сейчас идёт сюда. Он сказал что-то странное, как будто собирается сделать что-то, за что его не похвалят, но у него нет выбора, — стала изъясняться Макс, делая это весьма тихо, чтобы ненужная тревога осталась между нами. — В общем, мне кажется, он чем-то очень сильно недоволен и затеял что-то действительно дурное. Может, поговоришь с ним? Вы ведь вроде… Не успела она договорить, как двери ангара открылись, причём так сильно, что стукнулись о железные пластины, укрепляющие стены. Кассий, темнее тучи, но в остальном выглядевший как обычно, смотрел на сидящих из-под бровей. Я бы могла сказать, что он тоже просто не выспался или встал не с той ноги, но когда плавный, изучающий взгляд замер, а я провела невидимую линию направления, то увидела, что он поедает взглядом Кэла. Нет, он явно не встал не с той ноги. Он встал как раз с нужной, впервые за долгое время, и это придало ему решительности. До этого момента я и не думала воспринимать всерьёз его слова о том, что он разделается с Кэлом, но сейчас они казались мне реальнее и правдивее, чем когда-либо. Теперь это было не пустословием в порыве гнева, а обещанием. Обернувшись и впившись пальцами в спинку стула, я помедлила лишь на секунду, словно давая ему одуматься. Я надеялась, что сейчас Кассий переведёт взгляд на меня, улыбаясь из-за приятной встречи и забывая обо всём, что там надумал в своей кудрявой голове, но он даже не подумал проверить, здесь ли я, глядя в одну единственную точку. Сейчас парень походил на одержимого идеей, для которого не существовало внешних факторов, а очень зря. Большинство обернулось на шум, концентрируя внимание на Касе но, наплевав на это, он двинулся к нужному ему столу. Кэл заметил приближение парня и не смог не отметить его настроения. На мгновение на его лице проскочило осознание того, что Кассию может быть что-то известно, и я убедилась в этом, когда он бросил недоумевающий взгляд на меня, думая, что это всё моих рук дело. Он никогда не смотрел первым, намеренно поддерживая иллюзию отсутствия хоть какой-то связи. Сейчас же он сделал это, что было весьма дерьмово. Однако я не имела к этому всему никакого отношения, пусть и думала, что всё совсем иначе. Вспоминая спешные обещания, я жалела, что вообще не прикусила свой длинный язык, рассказывая всё Кассию. Но я была в отчаянии, допустив ошибку по неопытности и истекая кровью на полу собственной кухни! Я искала крупинку утешения и стороннего мнения в самом близком человеке, надеясь, что это безумие умрёт в клетках наших мозгов, оставаясь нерассказанным секретом. Вновь наивно полагая, что всё так просто, я наблюдала совсем обратное — истинный друг действительно спешил расправиться с главным врагом с самого утра, у всех на глазах. И почему я была уверена, что трагедии и убийства происходят только после захода солнца, а не на самом его восходе? Кэл попытался подняться, но тяжёлая рука Кассия уже приземлила его обратно на стул. Я отстранила Макс рукой, убирая с прохода и вскакивая со стула. Это, несомненно, привлекло внимание лидеров общины, но они продолжали сидеть на местах, ведь пока что ничего не произошло. Правда, в следующий момент Кассий впился пальцами в короткие волосы белобрысого мужчины, со всей дури ударяя его о стол. Анна и Макс за спиной вскрикнули, но их голоса звучали слишком глухо от того, как стремительно я удалялась. Семья, сидящая с одиноким Кэлом, вместо того, чтобы помочь ему, отпрянула от своих мест, отводя детей в сторону. Мужчина попытался нащупать руку Кассия на своём затылке, но не успел, ведь его ударили лицом о стол второй раз. Из носа и с рассечённого лба полилась кровь, растекаясь по всему лицу. Звон посуды и звук дробящейся кости донёсся до моих ушей, заставляя кровь стынуть в жилах. Мой верный друг уже схватил Кэла за шиворот ветровки, отбрасывая на пол. Мужчина ударился головой о пустой стул за соседним столом, а Кассий навис над ним, словно разъярённый греческий бог, пребывающий в пресквернейшем настроении. Он убьёт его. Дьявол, я даже не думала, что он так силён. Он действительно убьёт его прямо здесь, у всех на глазах. Взрослея рядом с Касом, я даже не заметила, как сильно он возмужал и окреп. Он размажет его, как букашку. Обогнув стол, я вцепилась в плечо Кассия, впиваясь ногтями сквозь ткань футболки. Он лишь брыкнулся, пытаясь сбросить мою руку, но этого было мало, ведь, по сути, весь гнев, что так долго копился в нём, был исключительно моей заслугой. Пришлось изрядно напрячься, чтобы заставить друга повернуться на меня, отвлекаясь от кашляющего Кэла. Сначала он посмотрел не на меня, а сквозь, словно и не Доркас была перед ним, а простая помеха. Сильнее впившись ногтями в плоть, я заставила его увидеть меня. — Не надо, — тихо, бархатно произнесла я, зная, что изобилие слов могло всё усугубить. И он, и я, знали, о чём речь — большего не требовалось, пока эту ситуацию ещё можно было спасти. Я смотрела на него серьёзно, ведь знала, чем может обернуться столь необдуманное, пусть и заслуженное убийство. Вся община узнает о том, что Кассий способен убить своего человека. Его выгонят или, быть может, надолго запрут где-нибудь, лишая возможности оправдаться. Он не сможет смотреть людям в глаза, ведь станет убийцей. Мне же придётся отчитаться перед лидерами, выгораживая его и раскрывая карты, давая взглянуть на нелицеприятную правду. Не факт, что это поможет, но Кассандра перестанет видеть во мне своего ребёнка, Анна — невинную беззаботную девочку, а Мигель — обладательницу великого потенциала и расцветающего ума. Погублено будет три жизни, а прервана всего лишь одна. — Он этого заслуживает, — процедил Кассий, весьма грубо разжимая мои пальцы и скидывая руку с плеча, возвращаясь к своему грязному делу. Я отступила назад, оборачиваясь и видя, как в нашу сторону спешит Анна, повторяя мой маршрут. Она была самой бойкой, мощной и молодой из лидеров, так что когда происходили потасовки — а это случалось крайне редко — всегда разнимала их. К тому же, она отлично умела примирять людей, хотя об этом в данной ситуации и речи идти не могло. Кассандра покачала головой, снова взмахивая женственной рукой, призывая меня отступить и не ввязываться. В этом вопросе она была слепа, совершенно не осознавая, что это я всех в это и ввязала. — Немедленно прекрати, Кассий! — звонким, приказным и властным голосом разрезала спокойный воздух Анна, отталкивая в сторону проходящего мимо человека, нечаянно попавшегося у неё на пути. Кассий не слушал, нанося несколько ударов ногой. Он склонился над Кэлом, бормоча что-то невнятное, и от одних лишь возможных последствий у меня закружилась голова. Я вновь потянулась к другу, желая его оттащить, но сделала это опрометчиво резко, вызывая новый укол боли. Схватившись за живот, я сделала шаг назад. Кассий продолжал хаотично наносить удары. То по лицу, то в живот, то по коленям, наверняка ломая их. Анна и её сын подоспели, хватая парня и начиная оттаскивать. Они делали это бережно, успокаивающе, но в то же время с силой. Смягчаясь от того, что оттаскивали одного своего от другого, они не схватили его за руки, лишая возможности махать кулаками или ещё что похуже. С трудом сопротивляясь, он успел схватить стул, а от рывка Доминика, он с лёгкостью оторвал его от земли. Рыкнув, Кас со всей своей силой замахнулся стулом, громко ставя его на бетонный пол. Я оторвала взгляд от его спины, мышцы которой перекатывались, давая знать об активном сопротивлении. Совсем неуверенно, сглотнув вязкую слюну, я опустила глаза вниз. Плавно, аккуратно и, как оказалось, не зря. Одна из ножек стула прошла сквозь глазницу окровавленного, застывшего лица Кэла. Его рука всё ещё подрагивала, а пальцы едва заметно тряслись. В груди защемило, но не от горя, обиды или грусти, а от ужаса и адреналина, попавшего в кровь. Алая жидкость в венах пульсировала, шумя, словно буйное море. В ушах зазвенело, а все звуки на мгновение превратились в далёкое эхо. Мне следовало ликовать, ведь гребаный насильник, образ которого продолжал душить меня по ночам, наконец-то был убит, но все мысли были заняты последствиями кровавой расправы у всех на глазах, в том числе и детей. Анна что-то разгневанно шептала Кассию, на что тот качал головой или же кивал. Юные Доминик и его друг Барни приблизились к остывающему телу, но парни постарше оттащили их, глядя на ножку стула, каким-то образом выстоявшую в совершении данного преступления. Моя рука поднялась с живота на грудь и, сжав пальцы в кулак, я пару раз ударила себя по грудной клетке, пытаясь избавиться от щемящего чувства и шока. По привычке ища поддержку в Кассандре, я обернулась на неё, всё ещё находящуюся на том же месте. Её мелкие, но яркие глаза нашли мои, и она едва заметно покачала головой. Так, словно ей хватило нескольких секунд, чтобы понять, что я прекрасно знаю, в чём дело и, возможно, даже имею отношение к случившемуся. Только когда Анна позвала её, та сдвинулась с места, а я продолжила стоять на месте, глядя то на свежий труп, то на лицо Кассия, которое уже немного прояснилось. Двое из лидеров общины стали уводить парня прочь, чтобы выслушать его, а прежде отчитать, да так, что сожаление само польётся из его горла и носа. Мигель, ни разу не взглянув на место случившегося, медленно двинулся за ними, сворачивая свои рисунки и недовольно поджимая губы из-за того, что не смог закончить завтрак. Собравшись с мыслями, я поспешила за ними, догоняя на выходе из ангара. — Подождите минуту, — попросила я, опережая их и идя спиной вперёд. — Нам надо поговорить. — Ты выбрала не лучшее время, — покачала головой Анна. — Нет, самое лучшее, потому что не знаю, когда мы поговорим снова, — упрямилась я. — Кассандра, дай мне одну минуту, а дальше делайте, что считаете нужным. Бабушка поджала и без того тонкие губы. Кровное родство диктовало ей, что что-то здесь не так, и что всё куда сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Она не хотела, чтобы я лишний раз касалась этой истории и говорила с Кассием, который поступил так чудовищно — как это выглядело на данный момент в её глазах — хотя она старалась воспитать и из него порядочного человека. — Слишком легко ты привыкла добиваться своего, — фыркнула Кассандра, но тем не менее разрешила нам переговорить. Мы отошли в сторону, при этом находясь под крайне внимательными взглядами лидеров. Мне не хотелось показаться соучастницей, но я была слишком обескуражена и зла из-за всего этого дерьма. Кто знал, что эта история примет такие обороты? Что всё закончится так, если вообще закончится? Первым делом, прежде чем начать говорить, я бесстыдно влепила другу пощёчину. — Конченый идиот, ты не принц из сказки, который должен спасать попавших в беду дам. Я говорила тебе, что не нужного этого делать, так какого чёрта? — прошипела я достаточно тихо, чтобы слышал только он. — Сначала я и хотел так поступить, но, знаешь, Доркас, теперь я хотя бы чувствую облегчение, — покачал головой Кассий, глядя то на небо, то на свои забрызганные кровью джинсы. — Я доверила тебе тайну и даже объяснила, почему нужно игнорировать всё это. Что в этом трудного? — Это уже лично моё дело, — резко бросил парень, действительно возомнивший себя героем. — Это не ошибка, а решение проблемы, о которой я откуда-то узнал и понял, что обязан взять ответственность. Он — насильник. Людям вроде Кэла не место среди нас, последних выживших. Сомневаюсь, что и тебе было приятно жить бок о бок с ним. Ты только делала вид, что всё нормально, хотя внутри… — Ты и понятия не имеешь, что внутри. — О нет, поверь, я прекрасно знаю. По крайней мере, знал, — сострил Кассий, кивая на живот и напрашиваясь на очередную пощёчину, которую так и не получил. — Ты кусок дерьма. — Всегда к вашим услугам, юная женщина. — Минута окончена! — крикнула Кассандра, источая раздражённость. Она терпеть не могла выговоры, уж тем более, когда речь шла о детях, за которых она несла ответственность. — Он мешал бы тебе жить дальше, душа как жаба и оставаясь бельмом на роговице глаза. Это того стоило, — пробормотал Кассий, удаляясь к лидерам, чтобы с честью принять любое уготовленное наказание. Кассия расспрашивали около трёх часов, но он отвечал лишь что-то выдуманное. В его правдоподобных фантазиях не фигурировало моё имя. То, что бабушка больше не расспрашивала меня об этом, являлось ярчайшим доказательством. После они лишили Каса возможности контактировать с людьми, пока сами не прекратили волноваться за его состояние, в котором он способен на многое. Мне же оставалось смириться с мыслью, что Кассий совершил взвешенный поступок, лишая жизни человека, из-за которого чуть не прервалась моя.

* * *

В возрасте восьми лет я впервые услышала от дедушки, что в мире нет ничего белого и ничего чёрного. Есть только полосатое или в разной степени серое. Я узнала, что нет полупустого или наполовину наполненного стакана: есть только тот, в котором заключено определённое количество воды. Слушая его, я достаточно рано сделала выводы и подготовила себя к тому, что моя жизнь никогда не будет сугубо белой, светлой и положительной или же чёрной, мрачной и отрицательной. Самые неожиданные события из разряда судьбоносных будут случаться, превращая мою жизнь в невидимую зебру. В какой-то момент в устоявшейся жизни промелькнула тончайшая чёрная полоска, обернувшаяся ужасными последствиями и смертью плохого человека, о котором я всегда нехотя, но вспоминала. Дальше была широченная, размером с Амазонку, белая полоса, полная безобидной рутины. Но и её прервала чёрная, запачканная сажей, дымом и запекшейся кровью. Вслед за этим слишком короткая, но навсегда запомнившаяся белая полоска, за краткую продолжительность которой я обрела новый дом, знакомых и научилась беззаботным развлечениям, затмевающим укоры самой себя и тоску. Сейчас же, когда белый свет разгорелся, наступило солнечное затмение. Как только всё вроде как пришло в норму, снова стало происходить разного рода дерьмо. Сначала поцелуй, к которому я, как оказалась, была не готова, подобно маленькой девочке, впервые ощутившей мужские губы на своих, потом проблемы с оборудованием и канувшая в бездну идея о вакцине, теперь же назойливый маячок, вырывающий меня из слишком глубокого и реалистичного сна. Даже сквозь полный перенос в мир противных грез, я чувствовала, словно меня окружает вода или же капли разбиваются о мои плечи, спину и лицо. Разлепив глаза и с трудом избавившись от сонливости, я пришла в ужас при виде капающей с потолка воды. Отлично, Доркас, ты только переехала в этот новенький дом, как здесь потекла крыша. Было бы куда логичнее, если бы она поехала к чертям собачьим. Отогнав последний сон, я вскочила с кровати, пятясь к стене, чтобы разглядеть масштабы произошедшего. Пока что всё было не так уж критично. В двух местах — над кроватью и у шкафа — образовались влажные сероватые следы, оставляющие несуразные разводы на покрашенном потолке. Ругнувшись, я впрыгнула в шорты, выглядывая за окно. Сейчас на улице вовсю светило солнце, а ни о каком дожде и речи идти не могло. Наверное, он прошёл ночью или же над потолком скопилась вода, количество которой со временем превзошло прочность. Я покинула комнату, направляясь к люку на чердак, который находился немного левее кухни. Возле него, в самом углу, стояла палка с крюком, которой я зацепила люк, выдвигая крутую лестницу, до этого момента сложенную гармошкой. Не знаю, что я рассчитывала сделать, не имея в доме инструментов и хоть каких-то представлений о кровле крыши, но, поднявшись и вдохнув залежавшийся пыли, я увидела, что слегка наклонённый чердак в самой своей нижней части — как раз-таки в районе спальни — переполнен дождевой водой. Либо всю ночь шёл ливень, либо прошло не меньше трёх крупных дождей, прежде чем потолок не выдержал. Зачесав волосы назад, я полезла обратно на жилой этаж, открывая кухонные ящики. На данный момент в этом едва обжитом доме не было никаких подходящий ёмкостей, кроме салатниц. Отнеся их на чердак, я стала черпать в них воду. Здесь было одно небольшое окно, которое открывалось меньше, чем на девяносто градусов, но зато выходило на мой скромный участок. Кое-как приспособившись, я стала выливать собранную дождевую воду туда. Вскоре накренённый пол стал едва ли влажным, что означало, что литься больше не будет. Однако это ненадолго, ведь при первом же дожде проблема вернётся. Спустившись на этаж, я бросила тревожный, полный сомнения взгляд на несколько вбитых в стену гвоздей. Мне нужно было решать, что делать с крышей, к тому же, ещё не все гвозди были вбиты, а молотка у меня не было. Кажется, Джоэл говорил, что хотел бы, чтобы всё осталось неизменным после того весьма неожиданного порыва, чуждого для наших частично доверительных отношений. Так какова вероятность, что я могу так просто заявиться к нему на следующий день, напоминая про гребаные гвозди для картин и спрашивая, не знает ли он, что можно сделать с крышей? Чтобы утешить собственные волнения на счёт того, всё ли хорошо и можно ли двум взрослым людям избежать неловкости, я спешно прыгнула в старые казаки, отправляясь к дому Джоэла. Не думала, что однажды буду действительно озадачена подобным вопросом, но сейчас я всерьёз раздумывала над тем, что стоит сказать первым делом, встретившись с человеком, поцелуй которого ты вроде бы довольно приняла, но уже через мгновение отвергла, бормоча что-то про своё прошлое, типично беглое «дело не в тебе, а во мне» и прочие фразы ни в чём не заинтересованного и ничего не желающего человека. Может, попытаться объясниться? Хотя почему я должна оправдывать свой отказ и что-то рассказывать человеку, не имеющему никакого отношения к моему прошлому? Или стоит сделать вид, словно ничего не было, как это делают диаметрально противоположные школьники, встретившись в коридоре после вечеринки? Дерьмо, да я даже не доучилась в нормальной школе и выводы сделала только из книжек! Подходя к дому, который при дневном свете почему-то казался ещё больше, я услышала характерный звук с заднего двора, о котором до этого вообще не имела представлений. Зачем-то, в совсем глупой манере поправив волосы, я обошла дом, из-за угла замечая Джоэла, но не одного, а с Томми. Старший брат стоял спиной ко мне, размахивая топором и подготавливая дрова, ведь в скором времени может начать холодать. В жаркий день на нём была просторная футболка и, к моему удивлению, почти что не потрёпанная. Даже сквозь широкую ткань было видно, как широки его плечи. В наших условиях почти что все мужчины были крепки, ну или наоборот, радикально заплывшие жиром, выполняя работу, не требующую физического труда. Что уж тут говорить о контрабандистах, способных пройти половину страны, сохраняя даже не одну жизнь. Томми сидел на ступеньке маленького деревянного сооружения вроде склада или сарая, выкрашенного в чёрный, что-то рассказывая. Задний двор был засыпан щебнем, через который только-только начинала проглядывать трава. Большую часть земли занимали кривые глиняные горшки с разными растениями и молодыми деревьями. — А вот и ты, — вдруг произнёс Томми, переводя внимание на меня и обрывая свой рассказ на полуслове. Его отросшие волосы были распущены, а щетина уже была, как у брата. Мужчина восседал в распахнутой клетчатой рубашке и джинсовых шортах. Джоэл обернулся, утирая выступивший пот со лба тыльной стороной ладони. Мне показалось весьма жутким, что стоило ему на меня посмотреть, как палящее солнце прикрыли медленно ползущие тучи. Возможно, в некотором роде стресс ударил мне в голову, но почему-то я подумала о том, что Джоэл прекрасно бы вписался в условия сурового севера или же дикого запада. На него тоже в некотором смысле подействовал стресс, так как он так и не изрёк ни одного слова, и даже не кивнул в знак приветствия. За это я его не винила — мы оба ещё прощупывали разгорячённую изнутри почву. — Я к вам снова с работой, мальчики, — как можно нейтральнее произнесла я, медленными шагами направляясь к ним, шурша желтоватым гравием. То, что Томми был здесь, показалось мне неимоверной удачей, ведь он, будучи непросвещённым, отлично оттягивал все спорные эмоции и неловкость. — Как Мария? Вдруг я подумала, что отношения двух братьев могли прийти в норму, и Джоэл мог бы поделиться событиями из своей жизни, которая всё никак не может устаканиться, но я предпочла отбросить это в сторону, не нагнетая. — Трудится не покладая рук, всё как всегда, — ответил мужчина с тёплой улыбкой. — Уверен, твои дела подождут, а вот добытому оборудованию пора бы уделить время. Может, там есть что-то дельное, мы брали буквально всё, что уцелело. Всё уже у нашего лазарета. — Лазарета? — скептично спросила я. — Медпункта, называй как хочешь. Ты из нас в этой теме, — произнёс он. — В любом случае, вряд ли моё дело подождёт. Джоэл, как жизнь? — поинтересовалась я, скрещивая руки перед грудью. — В норме, — буднично ответил он, пожимая плечами, но этого, как на зло, оказалось слишком мало, чтобы я поняла его настрой. — В общем, видимо, ночью прошёл дождь и на чердаке скопилась вода, которая теперь капает в спальне. Прямо на кровать, не самое лучшее пробуждение, — поделилась я, бросая взгляд то на одного Миллера, то на другого. — Понятия не имею, что с этим делать, может, посоветуете? И ещё те гвозди несчастные, да. Ты забрал молоток, так что даже не оставил мне шанса закончить начатое. — Хорошо, сейчас закончу и посмотрим, что там к чему, — кивнул Джоэл, отворачиваясь и одним махом размножая дрова. — Могу послать кого-то из мастеров, кто трудился там пару лет назад, пусть полюбуются своей работой, — предложил Томми. — Что угодно, только бы не самому, да? — хрипло хмыкнул Джоэл, снова замахиваясь топором. — Я справлюсь. Только подожди немного. — Спасибо, — кивнула я, закусывая губу. — Но не теряй времени зря. Пошли, глянешь, что мы забрали из Уолнат-Гров, пока снова не полил дождь, — шлёпнул себя по коленям Томми, поднимаясь и щурясь на ненадолго выглянувшем солнце. Как на зло, мне на ключицы упала первая капля, а вслед за ней, на нос сапогов, ещё две. Мелкие, почти что неощутимые, но кто знал, чем это обернётся. Одно я знала точно — если снова польёт, то вскоре на чердаке снова соберётся вода, а это чертовски нежелательно. Я достала из кармана шорт свой единственный ключ, подходя к Джоэлу и протягивая ему. Он, сначала посмотрев на мою руку, а потом и на лицо, немного смягчился, принимая его. — Не хочу снова черпать салатницами, — объяснилась я. — Скоро подойду, спасибо ещё раз, Джоэл. Мы с Томми покинули задний двор, направляясь к так называемому местному лазарету, со слишком уж громким названием для пункта первой помощи и места хранения лекарств. Только когда участок старшего Миллера остался позади, я почувствовала, насколько тяжела недосказанность. Наверное, стоило действительно сначала объясниться, прежде чем врываться, отвлекая от дел и чего-то требуя. От осознания собственное поведение показалось мне дурнейшим. — Он любит работать руками и всем помогать, хотя так и не скажешь, — поделился Томми, разрушая тишину, в которой я могла слишком много надумать. В самом деле, это я и сама успела заметить. Для нелюдимого, одинокого человека — ты тоже в этом виновата, Доркас — он был готов на слишком многое для окружающих. Мне не хотелось думать, что дело в том, что своей помощью он заглушает одиночество, от которого никак не может избавиться, но эти мысли сами лезли в голову. — До всего этого он был бригадиром, так что правильно, что обратилась к нему, — продолжал мужчина, а мне почему-то показалось, что он рекламирует способности брата. Мы добрались до лазарета, возле которого стоял старый-добрый прицеп, явно уже отслуживший своё. То, что он всё ещё держался на колёсах и окончательно не обваливался, показалось мне высшей несправедливостью, ведь именно этот ржавый кусок металла выстоял, в отличие от города и людей. Содержимое было прикрыто старым, местами дырявым плакатом. Встав на одно из колёс, я отдёрнула плакат, смотря, что же внутри. МРТ, стойки для капельниц, анатомические книги, кушетка, смотровой стул. В самом углу затесалась сумка. Наклонившись, я открыла её. Внутри были свалены в кучу шприцы, иглы, предметные стёкла, катетеры, колбы. Всё, что нужно оставалось стерильным из-за упаковок, так что всё могло пойти в дело. Ещё в нескольких коробках были два разобранных микроскопа, центрифуга и несколько других мелких приборов. — Отличная нажива, правда, в нашем деле толку мало, — сделала вывод я, спрыгивая обратно на землю. — Всё, на что способны эти вещи я успела сделать в своей общине, а все данные сохранила, так что повторный осмотр ни к чему. — Тогда что ещё было нужно, чтобы сделать вакцину? — поинтересовался Томми, который, видимо, был немало огорчён тем фактом, что я, не сумевшая справиться с крышей, не смогу управиться и со спасением мира от летальной инфекции, поглощающей не только людей, но и цивилизацию. А что мне действительно было нужно? Был ли у меня конкретный план, куда двигаться и как действовать, или я слепо хваталась за всё подряд, надеясь, что решение само появится? — Не знаю, — призналась я, сжимая челюсти. — В любом случае, не имеет значения. Пусть всё это добро дождётся своего дня и поможет людям. А может, я заодно и пойму, на что мы способны. Вы славно справились. Но на деле я знала, что вряд ли смогу придумать что-то действительно стоящее. Я единственный квалифицированный врач, способный на что-то, помимо дезинфицирования, перевязок и вправления костей, но этого всё равно недостаточно. Уверена, что мысли о решении никогда не оставят моей головы, но на данный момент меня глушило бездействие. Мне казалось, что люди рискнули собой просто так, ради моей прихоти и остатков надежды, а в итоге я всех подвела. Томми отправился давать указания, что и куда ставить. Я же взялась за сумки, притыкая содержимое в небольшом кабинете без окон, где уже хранились и другие вещи. После этого, игнорируя слегка усилившийся дождь, я отправилась домой, где, скорее всего, уже хозяйничал Джоэл, спасая мою никудышную задницу. Так оно и оказалось. Дверь уже была открыта, а на стене висели рамки с мумиями пауков. Джоэл расположил их столь ровно, что мне показалось, словно он несколько раз отходил, чтобы достигнуть идеала. Лестница на чердак всё ещё была выдвинута, так что я поднялась, находя мужчину. Он подставил те две салатницы под вновь капающие участки, а пока решал, как бы их закрыть. На этот раз, увидев меня, он кивнул. Я замялась, думая, подойти мне или остаться стоять у люка, чтобы не мешать ему. — Здесь нужна строительная мастика или, может, просто перекрыть крышу. Можно ещё приколотить доски, но они просто прогниют через какое-то время, если их не обработать, — деловито сообщил он. — Не уверен, что в Джексоне есть мастика. — Самим её не сделать? — Маловероятно, только если что-то менее прочное и на подобие. Её делали из акрила, резины, латекса или бутилкаучука, — пояснил Джоэл. — Я понятия не имею, что за последнее слово ты сморозил, — виновато поджала губы я, а мужчина рассмеялся. Оттаявшая неловкость пробудила во мне желание рассказать, в чём дело. Но я не могла, словно на меня всё ещё давил призрак прошлого, засевший слишком глубоко и запрещающий просто жить дальше, как и всем выжившим. И меня это раздражало. Возможно, потому что я была бы не против наконец-то забыться хотя бы на несколько минут и позволить мужчине, который всё время стоял на моей защите, поцеловать меня, не возвращая к воспоминаниям. Кассий был чертовски прав, говоря, что Кэл бы мешал мне жить, но он говорил это так, словно убийство способно это исправить. Так почему я не позволяла этому событию, буквально моему спасению и входу в новую жизнь, наконец лишить меня ран и воспоминаний о худшем опыте? Могла ли я, глядя на Джоэла и ощущая его кожей, понять, как это приятно, а не мерзко и оскверняюще? Это не могло тянуться вечно, преследуя меня. Теперь я в другом месте, в другом возрасте, с другими людьми. Стоило бы послать Кэла куда подальше, забывая. Выдохнув, я всё же подошла к Джоэлу, возникая прямо перед ним и намеренно задерживая взгляд дольше, чем раньше. Это не я должна была себя ограничивать, а те свиньи, что не могли совладать с собой, бросаясь, как хищники. — Я передумала, — выпалила я, — Что? — переспросил Джоэл. — Насчёт вчерашнего. Я передумала, потому что ты прав. Нужно учиться жить дальше. Думаю, до меня только сейчас дошло, что именно ты имел ввиду. — Я имел ввиду многое. Конечно, имел. Джоэл говорил не только о вакцине и о неспособности её создать. Он сумел прислушаться к моему бормотанию, при этом не обесценивая его так, как я поступила с его словами. Дьявол, всё же я дерьмовый человек. — И снова был прав, — упрямилась я. — У меня есть шанс всё исправить? — Вчера он у тебя появился и остался навсегда, — кивнул Джоэл и, откладывая инструменты в сторону, нагнулся, обхватывая моё лицо руками, снова целуя. Это был Джоэл, а не Кэл. Не мерзкий вольный мужчина, а тот, который действовал исходя из моих желаний. Его касания не были принуждёнными, их не хотелось избегать. Я сама поднялась на носочки, обвивая его шею руками, чтобы прижать поближе и почувствовать, что поцелуй может быть приятным и желанным. И это действительно было так, ведь чувствуя решительные губы на своих и твёрдые, крупные руки на щеках, я замечала, как немеет тело, а разум хочет большего. Опустив одну руку мне на талию, Джоэл стал двигаться вперёд, придерживая меня, но не разъединяя поцелуя. Если бы кто-то попросил меня охарактеризовать его, то я ни за что бы не назвала его первым, романтичным и драматичным. Куда вероятнее, что слишком эмоциональным, жадным и торопливым. В конечном итоге мы добрались до стены чердака, которая послужила мне крайне своевременной опорой, ведь стоять смирно, как истукан, я была не в состоянии. — Почему ты передумала? — вдруг спросил Джоэл, опускаясь к шее и заставляя меня закинуть голову назад. Щетина слегка щекотала кожу, а там, где проскальзывали губы, появлялось частое, тёплое дыхание. Я прижалась бёдрами к мужчине, кладя руку на его затылок, призывая продолжать. — Просто передумала, какая разница? — отозвалась я. — Насколько глубоко передумала? — поднял взгляд он, проверяя. — Чертовски. Этот ответ его вполне удовлетворил, и я чуть не ахнула, когда он без труда стянул вниз мои шорты, которые действительно слишком свободно сидели на бёдрах, подхватывая меня на руки и зажимая между собой и стеной. Я успела только положить руки на его грудь, снова сталкиваясь со стучащим о стенки тела сердцебиением, прежде чем сама украла следующий влажный поцелуй. Джоэл же опустил одну руку, расправляясь со своим ремнём, чтобы дать джинсам сползти. Его рука, без лишних прелюдий, отодвинула ткань простых трусов, лаская плоть. В районе шрама заныло, словно мне только что сняли швы, но я проигнорировала это чувство, позволяя лёгкой тревоге и трепету заполнить меня. У меня наконец-то был шанс забыть о всём том дерьме, что сделал мне Кэл и я с радостью использовала эту возможность с Джоэлом. Я прервала поцелуй, снова запрокидывая голову и пытаясь перевести дух. По-хорошему нам бы не стоило так торопиться, и, возможно, нужно было переместиться с протекающего чердака в более благоприятное место, но в этом плане похоть и жажда сковывали. Никогда в жизни я бы не подумала, что целуя мужчину по собственному желанию, я смогу так стремительно его возжелать. Мы жили так, что наша жизнь могла оборваться или же измениться в любой момент. Двадцать лет в нас таилась тревога и единственная потребность — быть живыми. Сейчас же выяснялось, что под этим прятались и другие потребности. Джоэл, совершенно нечаянно, но задел рукой место шрама, заставляя меня напрячься. В мгновение вся беззаботность улетучилась, сменяясь осторожностью. Почувствовав, как моё тело в его руках затвердело, чуть ли не окаменело, он показательно убрал руку, смотря в мои глаза. Джоэл ничего не спросил, но судя по небывалой ясности глаз, что-то для себя отметил. Он остановился лишь на секунду, ища тени на моём лице, которые я прятала. Это должно было случиться. Я хотела этого, как никогда, и ничто не сможет отпугнуть желание. Тогда, одна рука Джоэла легла на ягодицу, слегка стискивая её, но не до боли, а до ещё большего прилива эмоций. Я положила одну руку ему на плечо, вторую — на спину. Опустив взгляд, увидела, как он направляет набухший, крупный, слегка влажный от возбуждения член, медленно входя в меня. Руки на его футболке снова сжались в кулаки, комкая лёгкую ткань, а я издала приглушённый вздох, жмуря глаза. Почему-то мне показалось, что вот-вот я почувствую, как внутри всё горит и болит. Мне показалось, словно тупая боль пронзит голову, словно меня приложили до сотрясения, но нет. Он медленно проник в мою плоть, которая становилась влажной, даже мокрой, будто бы проверяя, всё ли в порядке. А лучше и не бывало. Мои мышцы размякли, и я стала плавиться в его руках, полностью готовая ко всему, что он предложит, но не разжимая кулаков. Испустив тяжёлый вздох и прикрывая глаза, Джоэл будто бы попытался взять от этого момента всё, что лишний раз подтверждало, как мало похоти и времени на чувства оставила нам инфекция. Поджав челюсти, он сделал первый толчок, заставляющий меня сильнее сжать кулаки и навалиться на его тело, отстраняясь от прохладной стены. Джоэл вновь толкнулся в меня, вызывая приятно зудящее, щекочущее чувство, медленно растекающееся по телу. Оно доходило до губ, пальцев рук и шеи лёгкими уколами, расслабляя. Не думаю, что можно было описать эту бархатистость ощущений и разбавляющее её возбуждение, нарастающее с каждым уверенным, резким, но безобидным толчком. Дождь усиливался, барабаня по крыше, которая была прямо над нами. Глухие, ритмичные капли ударялись о пластиковые стенки салатниц. Наши бесстыдные, громкие вздохи приглушали всё, сужая пространство только до наших тел и тесного пространства между ними. Прикрыв глаза, я сконцентрировалась на том, что чувствую, с эйфорией и ликованием замечая, что нет саднящей боли, которую я пыталась избегать. Вжавшись губами в твёрдое, мускулистое плечо Джоэла, я слегка выгнулась, обостряя толчки и сужая пространство, вызывая лёгкое трение. Бёдра Джоэла двигались не менее ритмично, чем разбивались капли, а разбухшая плоть тоже ударялась о стенки, не хуже дождевой воды. Всевозможные мысли покинули голову, а все ощущения обострились. Это было не страшно. Это дурманило, угождало, возбуждало и горячило. Но мне не хотелось, чтобы это переставало волновать и вызывало привыкание, ведь я желала чувствовать столь же ярко, как и в этот раз.