Арахна

Четыре года спустя. Пока последние морозы рисовали на стёклах острые, кристальные узоры, а снег размеренно опускался на крыши, лишь слегка припудривая их, жители Джексона, пережив очередной рабочий день, колющий и румянящий руки, отогревались в баре или же у каминов своих домов. В холодные сезоны, когда солнце оставляло города слишком рано, в помещениях было особенно душно, а ароматы обострялись, прея и легко распространяясь. Гул голосов звучал приглушённо: сквозь рутинные обсуждения сочилась усталость и медлительное забвение, вызванное вечной темнотой, температурным режимом и объёмом работы. Это была уже четвёртая моя зима в Джексоне, и, признаться, я привыкла ко всем её изъянам и подаркам в виде трудностей. За окнами уже стемнело и лишь фонарики разгоняли тьму, освещая падающие хлопья, тропинки и свежие следы на продавленном снегу. В баре приторно пахло сожжёнными осиновыми дровами, пивом и замшей сапогов и курток. Почти все столы были заняты, а в центре танцевали пары, двигаясь под музыку с давно добытых кассет. Где-то в толпе танцующих затесались Томми и Мария, тихо беседующие и не смотрящие друг другу в глаза. Кружки и бокалы звонко бились друг о друга, а над столом для бильярда, склоняясь и направляя шары по верным, выигрышным траекториям, стояла я, обдумывая каждый свой шаг. Немного навалившись на стол и чувствуя, как деревянные границы давят на тазовые кости, я смахнула пряди волос с лица, ударяя по одному из шаров. Теперь был шаг Дилана — работника склада с запасами. Он, постукивая кончиком кия по полу, задумался над своим ходом. Джексон процветал, приобретая всё более цивилизованное обличье. Количество жителей возрастало, как и видов отраслей. Возводились новые дома, магазины по карточкам, производства. Я знала об этом месте всё в силу своего близкого знакомства с Марией и став её личным консультантом по вылазкам, планирование которых теперь от и до принадлежало мне. Группы, маршруты, способы связи, опорные пункты, эпицентры заражённых — всё это было мне известно ровно также, как и лица жителей общины. У меня было достаточно времени, чтобы узнать всё, что только можно, и войти во вкус новой жизни, переосмысляя задачи, устои и приоритеты. И это время знатно затянулось, учитывая, что по ночам я всё чаще думала, почему же Джексон до сих пор не подвергся жестоким нападкам и не пал, как Уолнат-Гров и прочие малые общины. Я продолжала свои исследования, подбирала способы спасения жизней и продолжала поиски возможностей уничтожения вируса или хотя бы извлечения его из человеческого организма. Теперь это вовсе не касалось Элли, которая с возрастом стала лишь разъярённее относиться к своему иммунитету и упрямее заявлять о ненадобности сохранения собственной жизни. Девушке уже исполнилось восемнадцать и, будучи одним из самых близких свидетелей её взросления, я смогла научиться абстрагироваться от самопожертвования и отваги. Если юная леди отказывалась менять свои взгляды и приоритеты, то я позволила себе этакую дерзость, изменяя направление, ориентируясь на возможности и надежды: если до того, как моя жизнь перевернулась с ног на голову я довольствовалась спасением пауков, как доказательством процветания жизни, то теперь я вновь вернулась к вере в спасение людей, в какой бы мере оно ни имело место быть. Находясь в безопасности и тишине, чувствуя всем телом прежнюю, настоящую жизнь, лишённую эпидемиологической революции, время ощущалось совсем иначе: слишком быстрым, беспощадным, поторапливающим и напоминающим о том, что спасения и решения нет слишком долго. За это время Элли выросла в настоящую девушку даже перерастая меня на парочку сантиметров, Томми и Мария трижды заявили, что ещё чуть-чуть — и разведутся, а Джоэл стал самым близким, единственным неназойливым и обязательным для жизнедеятельности человеком, будто бы содержащим в себе необходимые химические соединения, вызывающие острую нужду и заменяющие некоторую дозу кислорода. Этот всё такой же крепкий, знойный, мудрый и чувствующий мужчина почти не менялся, лишь вызывая желание любить ещё сильнее. Единственное, что потерпело изменения — его лицо. Полное усталости и любви к близким, с утомлёнными, совсем тёмными глазами, шрамами, мелкими морщинками и сединой в бороде, напоминающей о том, что наше время не бесконечно. Но даже глядя на более взрослую версию мужчины, я чувствовала, как странно щемит сердце. Я ненавидела, когда его так щемило от переполняющей любви, которая слишком крепка и обширна, но не сказала бы, что сожалею о том, что познала это чувство. Возможно, дело было в полном неумении выражать то, что царит внутри, затрагивая каждый орган и штудируя мысли. За эти быстрые, но полные изменений — как внешних, так и внутренних — годы, никто из Уолнат-Гров не вышел на связь, подтверждая невероятную теорию о том, что только мне удалось выжить. Скорбь, тоска и вина навсегда остались со мной, но притупились. Однако некоторое время назад, на одной из вылазок, нам удалось обнаружить одну пару — женщину-биолога по имени Джейн и её мужа. Это стало некоторым сдвигом, небольшим шажком к правде и уничтожению вируса, ведь Джейн была одна из немногих, кто знал или же сумел выяснить правду о нём. Не только я, но и многие другие привыкли полагать, что дело в утечке разработок, вакцины, бактерий или же ферментов животных, но это было не так. Грибы — вот, в чём таилось разрушающее зло и что объясняло эволюцию спор. — Кордицепс, — изрекла я, делая свой последний удар по шару и отодвигаясь от стола. Положив кий на зелёную поверхность, я обернулась к Джоэлу, привалившемуся к стене. Его щёки всё ещё были слегка румяными после недавнего возвращения с улицы. — Казалось бы, после стольких лет усердного изучения спор, наростов и мутаций заражённых, к этому нужно было прийти самому, но нет. Сама мутация Кордицепса была слишком сильна и неожиданна. — Давно не слышал этого слова. Какая-то пищевая добавка? — произнёс мужчина, расстёгивая свою потёртую рыжеватую куртку. Она, несомненно, была тёплой, но её давно следовало заменить на нечто более спокойное и целое. — Не совсем так, — улыбнулась я, подходя поближе и оставляя приветственный поцелуй на щеке мужчины. Пройдя к столу, взяла бутылку пива и вновь бросила взгляд на Томми с Марией, лица которых становились всё менее умиротворёнными. — Изначально Кордицепс — это разновидность высших грибов и даже паразит. Он способен проникать в тела насекомых, лишая их приобретённых за века повадок и привычек, даруя жажду исключительно выживать и питаться. Проще говоря, обостряя одну из важнейших потребностей. Ничего не напоминает? — Продолжай, — легко улыбнулся Джоэл, наблюдая как серьёзно и довольно я придаю значимость каждому слову и выводу, пусть всё это было лишь видоизменённым пересказом ранее выданных, готовых сведений. — Со временем люди научились справляться с этим грибом и даже сделали его частью своего рациона. После выбора верной обработки, его сделали частью фармакологии, а также стали добавлять в продукты питания вроде чая или шоколада. Ты мог видеть название гриба в аптеке или супермаркете, он действительно стал в некотором роде полезной добавкой, не порабощающей сознание. По крайней мере, до поры до времени, — мрачно отметила я. — Гриб, растущий в природе и открытом доступе, мутировал. Не могу понять, что именно стало причиной: может, контакт с вирусом какого-либо животного или, например, бешенством. В любом случае, Кордицепс как-то да попал в человеческий мозг, адаптируясь и беря над ним власть. Что ты там спросил? Как мой день? Так вот сегодня я узнала, что этому миру, полному разумных людей, по заднице поддал чёртов гриб. И это действительно было так. Поразительно, но так. Паразитирующий гриб, знания о котором имели лишь люди, всерьёз увлечённые изучением царства, ботаникой и биологией, был во всём виновен. Мне никогда не приходилось сталкиваться с его изначальным видом, смотреть на животных, которых он поработил и изучать его устройство, но осознание того, что каждый день мы имели дело с мутацией гриба, сбивало с толку. Таким образом, недалеко было понимание того, что Кордицепс вполне себе мог принять ещё одну мутацию, становясь полной своей противоположностью — грибом, который не поражает мозг, а оберегает его. И говоря об этом я рассматривала случай Элли, выдвигая теорию, что неизведанное образование в её голове является паразитирующем грибом, решившим искупить грехи себе подобных. Не хотелось бы преподносить девушке или даже Джоэлу информацию в такой мерзкой формулировке. — А как твой день? — поинтересовалась я, находя на площадке для танцев Элли и её друга Джесси. Оба смотрели, как подруга их детства, Дина, резво танцует под более бодрую музыку. — Не так впечатляюще, — кратко ответил мужчина и мы приземлились на стулья за занятым мной столом. — Завтра мы с Томми снова отправляемся в патруль. Заражённых в последнее время стало слишком много. Нужно принять меры, прежде чем они подберутся слишком близко. — Снова вы? Это длится уже неделю. — Не в наших привычках доверять и быть уверенными в ком-то больше, чем в себе. Не это ли толкает и тебя на вылазки, хотя ты можешь только формировать группы? — задал риторический вопрос, напоминая о моей предрасположенности к руководству прямо на месте действий, а не за забором. — Может и так. Запретить вам идти, кстати, тоже в моих силах. Отвернувшись от Джоэла, прекрасно понимая, что запретить Миллерам хоть что-то практически невозможно, я перевела взгляд на толпу. После короткой бодрой песни вновь началась медленная и Дина потащила Элли на танец. Учитывая, что мне никогда не приходилось наблюдать за тем, как девушка танцует, я заострила своё внимание. Вид у неё заранее был поразительно сконфуженный, в то время как её слегка выпившая подруга полностью раскрепостилась, улыбаясь и подбадривая Элли. — Уже и не помню, когда мы в последний раз разговаривали. Всё время с друзьями, занимается чем-то у себя или снаружи, — произнёс Джоэл, прослеживая за моим взглядом. Поджав губы, я покачала головой, давным-давно измотанная этой темой отцов и детей, пусть кровно они ими друг другу не приходились. В моём представлении обиды Элли должны были проходить, а вспыльчивость начинать угасать, но этого не происходило. Трещина между ними давно стала карьером, полным переживаний и сомнений. Порой я находила это оскорбительным, ведь эта слишком самостоятельная особа даже не представляла, сколько Джоэл для неё делал и как много мыслей она занимала. Ни каждый родитель так ценит своего ребёнка, как он её. — Ты нужен ей. И она любит тебя, — напомнила я, стараясь развеять все сомнения, вернувшиеся спустя непродолжительный срок. — Она нарисовала мне открытку на день рождения, когда ей было пятнадцать. Первый и последний раз, а рисование — её хобби, — грустно хмыкнул Джоэл. — И ты хранишь её в верхнем ящике стола, да, я прекрасно знаю. Но не в открытках же измеряется любовь. Я тебе их вовсе не дарила. — Ты — другое. Я опустила голову, пряча улыбку и размеренно постукивая ногтями по стеклу бутылки. Вероятно, Джоэл даже понятия не имел, какое значение можно придать всего двум его словам. — Доркас, — вдруг настороженно произнёс мужчина, а я вскинула голову, прослеживая за его взглядом. Миллер смотрел на площадку полную танцующих, цепляясь взглядом за Элли. Девушка, одетая в простую голубую рубашку и скрутившая волосы сзади не просто училась верно двигаться под музыку, но и активно взаимодействовала со своей партнёршей. И говоря о взаимодействии, я имела ввиду не разговор с серьёзными лицами, которыми сопровождался их танец, а поцелуй. Румяная, беззаботная Дина поцеловала нашу Элли у всех на глазах, а та, кажется, без капли стеснения отвечала на её поцелуй. Мне стало до странного не по себе, а узел завязался в животе, сдавливая все органы. Я видела, как Элли росла и становилась девушкой, обретала самостоятельность и формировала свою личность, но никогда раньше меня не интересовала — тем более я не становилась свидетельницей — проявления её интересов и личной жизни. Впервые глядеть на то, как когда-то маленькая Элли, обожающая комиксы и рисовать подсолнухи на полях тетради, проявляет недетские чувства, отвечая на поцелуй так, словно он далеко не первый, было слишком непривычно. Мой мозг никогда не подкидывал мне мыслей о том, какова личная жизнь Элли. Разумеется, это был не первый её поцелуй, и она прекрасно знала, что он может означать! Я перевела настороженный взгляд на Джоэла, который, казалось бы, сам несколькими минутами ранее получил свой поцелуй, но сейчас выглядел не менее ошеломлённым, пусть и пытался это скрыть. И в данной ситуации отсутствие восторга и улыбок можно элементарно объяснялись — Элли была для нас девочкой, которой мы показали эту жизнь и которую даже воспитывали, когда она то позволяла. Сейчас же перед нами была не подопечная девочка, а девушка с весьма объяснимыми потребностями и тонкими вкусами. Глядя на совершенно безобидное, естественное проявление чувств — если, конечно, в них действительно играли чувства, а не выпитый за вечер виски — я невольно задалась вопросам, как вообще могла пропустить романтический этап Элли, которая всегда считала меня скорее своей близкой подругой, нежели опекуном, а тем более родителем. Она никогда не рассказывала о своих чувствах, не просила советов, не задавала вопросы, касающиеся проявлений любви. Ни мне, ни Джоэлу даже не пришлось проводить ей уроков полового воспитания, ведь живя в общине и обществе мужчин, что любят выпить и поболтать, знания сами собой приходят в голову. Таким образом, на день благодарения знатно поддатый Томми рассказал ей, что к чему и был готов поведать обо всех подробностях и опасностях, но Джоэл выставил его за порог, пока он не взял на себя слишком многого. Теперь я могла понять и то, что на несколько дней сразило Элли, когда она узнала, что мы с Джоэлом больше не чужаки, прошедшие вместе маршрут и живущие в одной общине. Остроумная девочка поняла всё сама, замечая, что всё чаще натыкается на нас двоих вместе и единожды став свидетельницей того, как Джоэл придержал меня за талию, чтобы помочь перейти каменистую реку. Мы, ведущие себя так, как стоило бы Элли сейчас, слишком долго тянули, подбирая слова. Так, однажды вечером она устроила вечер возмущённых разбирательств, словно разъярённый родитель, не знающий об отношениях своих детей. Она считала нас трио, коим мы и являлись, но тем не менее не могла понять, почему мы сразу не рассказали ей, что к чему. После, увидев наш первый — куда более сдержанный и приличный нежели этот — поцелуй, она впала в ступор, ведь долгое время даже не могла себе подобного представить. Так вот то, свидетелями чему мы стали теперь, тоже никак не представлялось в наших умах. — Эй! — возле девушек, глупо улыбающихся друг-другу, появился Сет. — Соблюдайте приличие. Дина хохотнула, что-то ему тихо отвечая, но я не смогла расслышать из-за музыки и расстояния между нами. Отставив бутылку в сторону, я повернулась туловищем к освобождённому пространству, пытаясь вслушаться. Девушки, взявшись за руки, поспешили прочь. — Не забывайте, здесь дети, — недовольно бросил им вслед мужчина, а кто-то убавил громкость музыки, напрасно акцентируя внимание на этом разговоре. Глядя на лицо Сета и слегка сконфуженное Элли, я поняла, что что-то здесь не так. — А ты как будто пример для подражания, — фыркнула через плечо Дина. — Ты за языком-то последи. Поняла, лесбуха? — рыкнул мужчина. Элли и Дина замерли. Они обернулись и, видя лицо Элли, я убедилась в том, что она просто так это не оставит. Джоэл рефлекторно поднялся со стула, громко его отодвигая, а я поднялась следом, испепеляя Сета взглядом. Мужчина был пьян и владел этим местом, но никто, черт возьми, не имел права оскорблять детей и делать им подобного рода замечания. Будь то Элли или же её друзья. — Что ты сейчас сказал?! — воскликнула Уильямс, стремительно двигаясь к Сету. Дина что-то бормотала, пытаясь её остановить и сказать, что всё хорошо, но для неё это не имело смысла. Сжав челюсти, Джоэл покинул место, пробиваясь через толпу к владельцу бара. Я двинулась за ним, пока слишком заботливый Миллер не наделал дел, но он вырвался вперёд, ударяя Сета в грудь. — Эй, шёл бы ты, — оскалился Джоэл, а глаза его налились непередаваемой злостью и желанием защищать своего ребёнка. — Руки убери! Я оттолкнула кого-то из зрителей нарастающего конфликта, понимая, что это может превратиться в не самое приятное представление, которое ещё слишком долго не забудут. Пригнувшись, пролезла под рукой Джоэла, оказываясь между ним и Сетом. Разведя свои, я предостерегающе взглянула на Миллера, пытаясь дать ему знать, что это того не стоит. Этот седой болван тот ещё мудак, но не нужно вставать на колени, достигая его уровня. Джоэл хотел как можно мягче отстранить меня в сторону, но его мышцы окаменели, а на лице не осталось ничего от былого спокойствия. Я успела перехватить его руку, впиваясь ногтями и давая знать, что не стоит меня двигать, чтобы продолжать этот цирк. Миллер-старший продолжил таранить Сета взглядом, стоящего прямо у меня за спиной. Вообще-то, мне тоже хотелось сказать пару слов этому ублюдку о том, чтобы он думал, прежде чем оскорблять детей. Да, им было по восемнадцать, но в отличие от его морщинистого зада они только начинали жить. Если бы он не сделал замечание и не начал акцентировать внимание, то всё было бы хорошо. По затылку словно ударили чем-то тяжёлым. Он бы не повёл себя так, даже если бы выпил втрое больше, ведь ему всё равно на пары. Мужчина никогда не сделал бы подобного замечания мне и Джоэлу или же Томми и Марии. Сет огрызнулся лишь потому, что и Элли, и Дина были девушками. —Отойди, — попросила я Джоэла, слегка касаясь его груди ладонью. — Будет ещё возникать, халявщица бездетная, — пробормотал Сет за спиной, заставляя меня замереть. В теле словно похолодело, в то время как в месте шрама сконцентрировалось обжигающее тепло. Я распахнула глаза, пытаясь понять, правильно ли расслышала и ко мне ли данное нелестное обращение. Разумеется, ко мне, ведь о ком ещё может идти речь. Я могла обосновать каждое слово, ведь за то время, сколько я знала этого ворчуна, выучила его поведение и ценности. Он никогда не скрывал ненависти и осуждения за то, что когда я только появилась в Джексоне, народ помог мне и давал всё, в чём я нуждалась, в то время как остальные получали ресурсы по карточкам. Сет совершенно забыл, что люди давно основались здесь и имели больше прожиточного минимума, когда у меня было лишь оружие и пара сменных маек в рюкзаке. Его выводило из себя, что пока он драит полы в собственном баре и цедит пиво в подсобке, я добираюсь до командования группами добровольцев, что ходят за заборы. Мужчине всегда было жаль ресурсов и рабочих мест, если их получали так просто. А ещё он был из тех, кто жил надеждой на конец эпидемии. Я могла иметь отношение к этому знаменательному событию, но решила не рисковать жизнью девочки, подругу которой он так оскорблённо назвал «лесбухой». Сет был сторонником классической семьи и не ценил ничего выше, чем алкоголь и рутину. У любой семьи, как и у его, должно было быть своё дело. Муж, жена, дети, хозяйство, работа. Он никогда не понимал, как взрослый мужчина, которому уже за сорок, может быть с женщиной, что намного его младше. Он не мог принять тот факт, что люди могут вырастить чужого ребёнка, принимая его за своего и не с пелёнок, а с сознательных лет. Сет был готов осуждать нас за то, что наша семья не была классической и теперь, разъярённый поцелуем двух молодых пьяных девушек, решил, что может судить нас, меня, за то, что за годы в Джексоне у нас не появилось своих детей, которых мы бы вырастили должным образом. Стоит отметить, что и Элли, несмотря на её пылкость, была воспитанным и тактичным человеком. Я развернулась, готовая бесстыдно врезать Сету по лицу, прежде чем он позволит вылиться очередной порции дерьма изо рта, но нас в разные стороны растолкала появившаяся рядом Мария. — Эй, хватит! — строго рыкнула она, хватая Джоэла, пока тот не отделал Сета за вольности. Томми опустил руки на мои плечи, отводя в сторону и зная, что я могу повести себя не лучше его брата. Закусив губу, я опустила глаза в пол, пытаясь прийти в себя и вернуться к первоначальному мнению о разгаре этого обмена оскорблениями. Даже представить себе не могла, что столь злопамятные слова и повышенная внимательность к моей личной жизни может так сильно задеть. Изо дня в день я радовалась тому, что имею, но даже не думала, что для кого-то это может означать только лишь что-то дурное. — Пойдём-ка прогуляемся, — схватила Мария Сета, уводя его от нашего семейства. — А с ними что? — враждебно бросил он, испепеляя взглядом Элли и Дину. — Сами разберутся, — заверила его женщина. Томми отправился вслед за ними, ободряюще постукивая меня по спине. Никто не знал, в чём было дело и почему конкретно слова Сета так сильно задевали каждого из нас — только Джоэл. Может, мы с ним и хотели, чтобы всё сложилось несколько иначе, но даже если бы я элементарно могла, теперь становилось поздно. Миллер старший однажды узнал, что заставляло меня колебаться от первых прикосновений и взглядов на шрам, почему Кассий был мне столь дорог и что он сделал для меня, спасая, но остальных это не касалось. Может, кого-то и интересовало, но никто не затрагивал эту тему, особенно так, как это сделал Сет. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, как сильно душил тот факт, что в этой жизни мне так не удалось узнать, что значит истинное материнство, а Джоэл, потеряв свою родную дочь, больше не смог завести детей. — Ты в порядке? — из размышлений меня выдернул тихий вопрос Джоэла, адресованный Элли. — Что ты лезешь?! — огрызнулась она. — Он…не должен был. — А ты должен? — с вызовом вопросила девушка, ведя себя весьма громко. — Не нужна мне твоя помощь, Джоэл. Слова полоснули по ушам, словно стёкла, провоцирующие кровотечение. Элли бросила эти слова гордо, уверенно, так, что их услышал каждый, кто был поблизости, а Джоэл замялся, оглядываясь. Он просто хотел быть ей полезной, остаться опорой и показать, что она — одна из нас, нашей особой семьи, где её всегда помнят и о ней думают. Девушка невольно столкнулась с моим взглядом: полным разочарования, обиды и холода, вызванного тем, как она заледенела и забылась. В её глазах проскочило осознание, но она струсила, больше не обронив ни слова. — Ладно, — тихо кивнул Джоэл, сглатывая. Сжав руки в кулаки, он поспешил на выход, проносясь мимо меня и обдувая зимним, морозным воздухом. Снова взглянув на Элли, глаза которой забегали, а румянец стыда залил щёки, я поспешила за мужчиной, спешно хватая со стула куртку и вылетая на улицу. В голове не укладывалось, как за столь маленький срок столько людей могут выдать такое количество откровенных гадостей, не скрывая всего того, что они думают. По ощущениям я ненавидела каждого человека. Дину, которая огрызнулась первой. Сета, который позволил себе лишнего, наезжая на ни в чём неповинных девушек. Элли, которая с каждым годом становилась всё более неблагодарной. Мне хотелось удержать первоначальные отношения Элли и Джоэла и мои с Уильямс, но обстоятельства каждый раз напоминали мне, что я не всесильна, а охват моих рук слишком мал, чтобы схватиться за всё. — Постой, — окликнула я Джоэла, который уже отошёл от бара. Мужчина замер. Немного помедлив, он обернулся, глядя на то, как я торопливо засовываю руки в рукава дублёнки. Поджав губы и выпустив облако разгорячённого воздуха, он отошёл к краю немноголюдной улицы. Нагнав его, первым делом я застегнула ему куртку, собираясь с мыслями и пытаясь прочувствовать, какое настроение витает вокруг мужчины. Не было смысла скрывать, что мне стало элементарно жаль его за все попытки наладить контакт с этой девчонкой. Она волновала его больше, чем что-либо в этом чёртовом погибающем мире и умела ранить слишком глубоко, пробираясь сквозь крепкие мышцы и жёсткую оболочку выжившего, умеющего сражаться мужчины. — Я просто пытался помочь, но к ней уже не подступиться, — покачал головой Джоэл, разводя руками. — Это уже не та Элли, а совсем другая. Что я делаю не так? Эта особая привязанность к девочке и её реакции, вызванные бурлящей молодой кровью начинали меня изматывать, хоть я и желала им обоим лучшего. Каждый раз, когда назревал конфликт или возникало напряжение, примирять и успокаивать приходилось мне. — Она неправа, — твёрдо заявила я, поправляя шарф Джоэла и убирая руки в карманы. — Но она просто хочет стать взрослой и самостоятельной. Как бы ты её не опекал, рано или поздно это случилось бы. Может, даже ещё в более грубой форме. — Но мы оба знаем, почему она так воротит нос. Потому что мы не её настоящие родители, как бы она нас не ценила. Потому что мы испортили её детские представления о нашей команде, становясь парой. Потому что Джоэл не позволил «Цикадам» убить Элли во имя спасения других жизней. Потому что я отказалась оперировать и использовать Элли в медицинских целях, будучи врачом. — И нам обоим этого не понять, — кивнула я, говоря как можно спокойнее, чтобы не нагнетать, а привести мужчину в чувства, напоминая, что всё в порядке, пусть я и не была в этом уверена. — Ты делал и делаешь всё, что в твоих силах, как порядочный человек. Не вини себя в том, что тебе предписывает девочка-подросток. — Сара тоже была девочкой, — напомнил Джоэл, имея ввиду, что у него есть опыт общения с детьми. — Но она была младше. А я была подростком и, о чёрт, девочкой тоже. Даже ей осталась, — мягко улыбнулась я. — Дай ей время и немного свободы. Она начинает становиться полноценным человеком, живущим свою жизнь, где места взрослых занимают сверстники. Ненадолго Миллер-старший задумался, а после, смотря на здание бара, продолжающее сиять огнями, согласно кивнул. Вздохнув, он приблизился ко мне, утыкаясь носом в макушку, что привык делать из-за разницы в росте. Его губы слегка прижались к коже, и он втянул ещё тёплый воздух. — Со всем этим я забыл спросить, как ты, — тихо произнёс он, явно коря себя. — Сет наговорил того, чего ему не следовало бы. — Об этом нужно волноваться в последнюю очередь, — отмахнулась я. — Вернёмся обратно? Джоэл отстранился, поджимая губы. — Давай лучше домой. — Как скажешь, старик. Испеку тебе шоколадный пирог. — Ты испечёшь? — распахнул глаза он, шутливо поражаясь, хотя действительно было чему. — Ага. Эмброуз — наш священник — дал мне один рецепт. Давно надо было попробовать. Оглянувшись на бар, в окнах которого вновь возродилось движение, я обвила руку Джоэла своими, хрустя снегом под ногами. Через две недели февраль закончится вовсе, но прежде чем отступить, он одарил Джексон новой порцией непогоды и холодов, заваливая улицы сугробами. Даже в тёплых ботинках, толстых джинсах, майке, свитере и дублёнке было прохладно, так что мы двигались весьма быстро. Уже больше трёх лет мы с Джоэлом жили в его большом доме. До него я слишком долгое время жила одна, так что долго металась в сомнениях, стоит ли так быстро переезжать, становясь тёмным пятном, что скачет перед глазами сутками. Раньше мне тяжело было представить, как можно жить с кем-то, видя каждое утро, вместе ужиная по вечерам и чувствуя присутствии кого-то в кровати, но связь с Джоэлом кардинально изменила мои представления о жизни с кем-то кроме самого себя. Возможно, дело было в том, что до него у меня не было по-настоящему близких мужчин, но начав сближение с Миллером, я быстро поняла, что его должно быть экстремально много в моей жизни, чтобы заделать все дыры, образованные за годы. Как оказалось, жить с ним до невозможного просто. Он всегда вставал раньше меня, уходя на работу или же занимаясь чем-то в своём кабинете, а вслед за ним уходила и я. В патруле или на каких-то заданиях мы коммуницировали совсем иначе, нежели дома и не то чтобы часто. К вечеру мы действительно начинали скучать друг по другу и благословляли всех святых, если никто не уходил в ночную смену, ведь, как оказалось, чувствовать тепло любимого человека в постели помогает лучше спать и изгоняет все кошмары, теперь боящиеся подступить. Включив свет в коридоре и гостиной, я сняла обувь, разминая слегка замёрзшие пальцы. Послышался глухой стук и из столовой вышел Рив — престарелый серый кот, когда-то бесхозно болтающийся по Джексону и поселившийся под потолком моего крыльца. Джоэл, сняв куртку и развязав шарф, нагнулся, поглаживая длинную шелковистую шерсть и заставляя Рива потянуться. Завязав волосы в узел и избавившись от тёплой одежды, я поспешила на кухню, хозяйничать на которой я когда-то только мечтала. Из гостиной доносилось скрипучее мяуканье и разносящиеся по дому ноты, слетающие со струн гитары. Прежде чем взяться за поиски листа бумаги, на котором Эмброуз написал рецепт, я достала из верхнего ящика кофе, рассыпая в две кружки: в мою розовую и в Джоэла с изображением совы. Когда чайник вскипел, отнесла мужчине дымящийся, согревающий, пусть и немного слабоватый напиток, который он неизвестно где добыл. После стала рыться в книгах в шкафу, точно помня, что запихнула рецепт в одну из них, рассчитывая, что найду, когда решу дочитать. Гостиную наполнили звуки неизвестной мне мелодии, которую Джоэл играл на гитаре. Своим звучанием она переносила куда-то за город, в яркие стены фермы с конюшней и прочим скотом, от которого отпугивают лисов. Под ногами так и норовил захрустеть хворост, сквозняк — принести запах свежего молока, а к телу — прильнуть светлая клетчатая одежда. Мужчина обожал подобную музыку, обожал хозяйство, отшельничество, растения и Дикий Запад с его порохом, лошадьми и палящим солнцем. Он всегда играл нечто подобное, когда его что-то волновало, чтобы расслабиться, а нам двоим было прекрасно известно, что дело снова в Элли. Наверное, чтобы сгладить углы мне стоило бы поговорить с девушкой и обозначить ей, что она повела себя непристойно по отношению к Джоэлу, но впервые я чувствовала, как её слова задели и меня саму за живое, отбивая желание бороться за теплоту чувств и слов. К большому удовольствию, я нашла нужную книгу, в которую запрятала рецепт, написанный кривыми буквами на коленке, во время острого разговора с Эмброузом. Развернув листок и немного разгладив заломы, я вчиталась:

«2 яйца, 165гр сахара, 60гр муки, 60гр какао, соль, 115гр топлёного масла. Перемешать, запечь в разогретой на 180г духовке 25 минут.»

С полученными знаниями я отправилась на кухню, собирая по ящикам всё, что могло пригодиться. Берясь за банку с мукой или же за ломтик ледяного масла, взбитого здесь, в Джексоне, я невольно думала о том, что собственноручно заработала на эти продукты, платя карточками. Мне не хотелось задумываться над словами Сета, как над какой-то истиной, но они засели глубоко внутри. Что бы этот мужлан, живущий исключительно своими стандартами не говорил, в его мнении могла быть доля правды, пусть и слишком жестокой. Мне хотелось верить в то, что за четыре года в Джексоне я смогла доказать, что имею право находиться здесь, работать, питаться. Я помогала людям, брала ответственные задания, скидывая все на собственные плечи, не брала больше карточек, чем другие в патруле и до этого дня практически ни с кем не препиралась, даже если распирало от желания. В голове не укладывалось, как в уме этого зазнавшегося, злопамятного мужчины могли так основательно засесть воспоминания о том, как первое дело я получала всё просто так, ни за что. Порой Сет был слишком гадок и имел привычку оскорбляться всему. Все простые ингредиенты оказались передо мной, и я принялась замешивать их, пытаясь отвлечься от тоскливого мотива, воспроизводящегося теперь на гитаре. Я смешивала всё в нужных пропорциях, отмеряя каждый из продуктов, чтобы не переборщить или же не пожадничать, потому что даже выполняя столь элементарные вещи, я чувствовала дикую неуверенность. Обычно в нашем доме готовил Джоэл, и это всегда было что-то простое. А если речь шла о рабочем дне, то зачастую Томми приносил нечто приготовленное Марией, делясь. Порой женщина вообще накладывала отдельные порции для меня или Джоэла — смотря с кем её муж был в паре или группе в тот или иной день. В любом случае, будучи полностью уверенной в своих физических способностях, я всерьёз допускала возможность, что способна напортачить с приготовлением блюда, рецепт к которому был написан мужчиной. В любом случае, мне слишком сильно хотелось отвлечь Джоэла от его мыслей и, возможно, я бы даже не напала бы на него, если бы он посмеялся над шоколадным пирогом. Через некоторое время я, как и следовало, убрала тесто в разогретую духовку, чувствуя, как жар обдаёт лицо, принуждая совершенно забыть о зимнем холоде. Уже через десять минут кухня, а может, и другие комнаты, наполнились сладостным запахом шоколада, который источало подзапёкшееся какао. Рив пришёл на кухню, трясь о ноги, словно выпрашивая первую пробу, но я не рискнула давать нечто подобное коту. В дверь раздался стук. Прежде чем я вышла из-за кухонного острова, Джоэл уже поспешил к двери, и я услышала совсем тихий голос Элли. То, что она пришла означало, что в кои то веке она сама додумалась, что ляпнула лишнего и была слишком жестока по отношению к тем, кто этого не заслуживал. Изначально мне захотелось выглянуть из кухни, чтобы взглянуть на неё или, быть может, высказать своё мнение, подбодрить или дать совет на будущее, но я одёрнула себя, понимая, что по большей части это дело исключительно их двоих, никак не касающееся меня. У Элли и Джоэла была своя история, ещё задолго до меня, так что им стоило поговорить наедине. В особенности, если их разговор об обидах и сомнениях, которые затаились ещё до «Цикад», а может, во времена сразу после них. Джоэл и Элли вышли на улицу. По очереди я слышала их голоса, хоть и не могла разобрать слов. Опершись на кухонную тумбу и сложив руки в замок, я гадала, ограничатся они сегодняшним вечером или, быть может, действительно начнут разговор о чём-то, что таилось в душах слишком долго. До знакомства с ними меня никогда так не волновали чьи-то отношения, чужие, в которых, грубо говоря, не было роли у меня. Их разговор продлился поразительно недолго. Вскоре Джоэл появился в арке кухни, проходя внутрь, чтобы поставить опустевшую кружку в раковину. — Вкусно пахнет, — подметил мужчина. — Она извинилась? — напрямую поинтересовалась я, поворачиваясь к Миллеру. — Не на прямую. Так, как она взяла привычку делать. Она сказала, что не уверена, что когда-то сможет простить меня. За то, что помешал «Цикадам» и упустил такую возможность. — Ума ни приложу сколько можно об этом, — вздохнула я, качая головой и очередной раз поражаясь, насколько это стало важно для Элли. Несомненно, этот разговор пошёл им на пользу, ведь он сгладил всё то, что Элли наговорила Джоэлу в баре, когда тот просто хотел быть полезен. Однако девушка умудрилась осадить его тем, что никогда не простит элементарного человеческого поступка и желания взять ответственность на себя. Ей давно пора бы понять, что тогда она была ребёнком и не могла принимать столь серьёзные решения, стоящие жизни. На её месте я бы устала возвращаться к этой теме, а потому собственнолично решила, что больше никогда её не затрону и не упомяну. — Оставишь пару кусков на завтрак? Пойду спать, через пару часов вставать, — сообщил мужчина, потирая переносицу и виновато поглядывая из-за того, что не отведает пирога раньше. — Только вытащи его из духовки, а то противень сильно нагревается, — попросила я, рассеянно кивая. — Ты не пойдёшь никуда завтра, Джоэл, и если это обязательно, но я напишу распоряжение или пойду напрямую к Марии. Вы и так отработали слишком много смен подряд. Побудь дома, переведи дух, подумай о чём-нибудь сакральном. Мужчина слабо улыбнулся, подходя к духовке и приоткрывая её, прежде чем подставлять заросшее лицо. Взяв полотенце, он достал слегка поднявшийся тёмно-коричневый пирог, ставя на плиту и прикрывая этим самым полотенцем, чтобы сохранить тепло и мягкость. — Спокойной ночи, Доркас. Не засиживайся допоздна, — попросил Миллер-старший, пропуская мою просьбу, точнее, почти что указ начальника, мимо ушей. Я проводила его тоскливым взглядом. Джоэлу приходилось довольствоваться малым, хватаясь за тонкие травинки через обрыв, заменяющие надёжные мосты, а Элли даже не зашла в дом, поскорее скрываясь, не в силах одолеть собственную гордость. На наши пятки наступали слишком серьёзные изменения.