Арахна

Относительно друг друга, вернулись мы совсем другими. Привыкшими делить одну среду, морозить глупости. Свыкшимися, приближёнными, необходимыми, видевшими слабости и переживания, усталость и бессилие, настоящими друзьями. И меня отравлял тот факт, что стоило мне с кем-то сблизиться, как приходилось тащить его израненного. В самом начале, когда мы только покидали Джексон, я думала, что ад придётся на времена пути или состоявшийся по итогу стычки, но оказалось, что с худшим мы столкнёмся по дороге домой. Элли была вне себя от злости, от непонимания и всё никак не угасающей в её душе агрессии. Она не понимала сути моих действий и, отчасти, это было очевидно. Почти что невозможно понять человека, который щадит своего главного врага, мне и самой это давалось с трудом. Но я чувствовала, что так надо. Что Эбби — жертва обстоятельств, склонённая судьбой на сторону зла. В своих действиях она была более жестока, чем мы, совсем безумна и несправедлива, но всё это шло от своего личного горя. Горя, сотворённого руками Джоэла. И как бы я его не любила, я понимала, что всё началось именно с него. Конечно, это нам ещё предстояло обсудить, выяснить всю правду и услышать его версию произошедшего, но пока что всё выглядело именно так. Начатое было его виной, а то, во что это вылилось — нашей. Томми был совсем плох. Настолько плох, что первое время я действительно думала, что он уже мёртв. Психопатка Эбби пристрелила уже второго Миллера и за это ей явно было не вымолить прощения. Я убивала её друзей думая, что он мёртв. Я позволяла себе терять человечность, думая, что мне придётся хоронить его, отвечать за эту смерть и снова смиряться с потерей близкого, но если бы не Элли, верно сжимающая его тёплую руку, я бы ни за что не всмотрелась в обмякшее тело Томми, сигнализирующее о том, что он жив. Его нога была прострелена и кровоточила так, что вскоре я стала рвать собственную запасную одежду, чтобы заматывать её. Мы потратили более трёх часов на поиски пули в его плоти, разрывая все кожные ткани, но всё же вытаскивая её. Сквозная пуля прошла через глаз Томми, навсегда лишая его зрения. Последняя вода ушла на попытки промыть ранение, чтобы удостовериться, что его уже не спасти. Но он был жив. Порой морщил нос, приоткрывал здоровый глаз, бормотал что-то нечленораздельное, но был так слаб, что теперь мне приходилось тащить и его. С нами была убитая горем и какой-то заразой Дина. Молодая девушка тоже нуждалась в помощи, ведь если она не горевала по погибшему бывшему бойфренду, то обязательно изрыгала всё содержимое желудка. За эти несколько дней, что мы провели вместе, таща то Томми, то Дину и боясь делать перерывы, я узнала, насколько бледными и зелёными могут быть живые люди. Признаться, я сомневалась в том, что Дина не была заражена, так что здорово повздорила с Элли, когда заставила её подружку раздеться и дать мне осмотреть себя. Укусов не было обнаружено, а я была прощена за чуткость. Что касалось меня самой…я просто устала. Мечтала о чистой, целой одежде, тёплом душе, мягкой кровати и тишине. Мне не хотелось отвечать за нас всех, рассказывать о случившимся и пояснять свою позицию. Не хотелось описывать всё то, что мы обсуждали, видели, делали. Мы много вздорили, несмотря на близость и много убивали, если чувствовали хоть малейшую опасность. У меня просто не было сил оправдываться, если вдруг придётся. А делать это, верно, придётся, как только всем станет известно, какими мы вернулись и что наш враг жив и помилован. На второй день пути у нас закончились запасы какой-либо еды, воды и одежды. У нас не было лошадей, потому что от тех, на которых отбыли Дина и Элли остались лишь обглоданные кости. Мы не могли делать привалы дольше, чем на три часа в ночи, ведь каждая минута была на счету. Томми мог умереть от потери крови и инфекции, проникшей в открытые раны. Дина — от истощения и обезвоживания, вызванного тем, что её организм всё отторгал. И когда огромные затворки ворот Джексона заскрипели, оповещая о нашем возвращении, я ощутила прилив ликования и сил, обусловленный тем, что ещё чуть-чуть — и конец. Навстречу нам вышли люди. За их спинами показались очертания знакомых домов. Я почувствовала лёгкую дрожь в коленях и тремор рук от усталости, близости к отдыху и встрече с Джоэлом. Нетерпение навалилось на меня, ободряя ещё сильнее и заставляя взять себя в руки, хотя моментом ранее я думала, что упаду, как только пересеку границу. — Есть заражённые? — спросил Энди, растолкавший охрану, чтобы добраться до меня. Если я отвечала за патруль и вылазки, то он за охоту и стратегию по добыче ресурсов. Нам часто приходилось работать сообща. — Нет, только больные и раненые, — на выдохе произнесла я, а Элли передала свой пост Энди, чтобы тот помог мне тащить Томми. — Его надо в лазарет и поскорее. Мы тащили его из самого Сиэтла. — Понял. Эй, сообщите Марие, — крикнул мужчина своим. — Я отведу Дину домой, ей нужно в постель, — сообщила Элли, едва касаясь моего плеча и быстро исчезая, обхватив плечи своей девушки. Кто-то из охраны помог мне избавиться от груза оружия и рюкзака, отчего я почувствовала себя ещё легче. Подобное облегчение помогло мне ускориться и поудобнее обхватить Миллера, чтобы доставить в лазарет. То, что Энди был поблизости и молча взялся помогать, стало даром свыше. Я и не думала, что тогда, почти пять лет назад, голова лося была только началом. — Как всё прошло? — поинтересовался Энди. — А что ты видишь? Мы потеряли одного нашего, Джесси. — Дерьмово. Вы поймали, кого хотели? — Поймали и отпустили, — кивнула я, по пути заправляя растрёпанные волосы Томми за уши. — Отпустили? — переспросил мужчина, немного замедляясь. — Всех? — Это уже тонкости. — Почему вы не взяли машину? Добрались бы куда быстрее, — продолжил интересоваться Энди, когда мы уже подходили к лазарету. Главный по охоте толкнул дверь, придерживая её, чтобы я прошла первой. Пришлось делать это боком, чтобы ввести Миллера. — Что ты знаешь о больших расстояниях? — парировала я, тяжело дыша и начиная раздражаться расспросами, до которых мне совершенно не было дела. — Ты прекрасно знаешь дороги в дальнем периметре. Почти все они завалены или перекрыты другими машинами. Пришлось бы делать крюк, да ещё и тратить слишком много топлива. — Лошадей? — предложил альтернативу мужчина, хотя в ней уже не было никакого смысла. — Мы уходили в спешке, и они нужны патрулю. Мы не на конной ферме, где особей хоть отбавляй, — осматриваясь по сторонам и надеясь увидеть хоть одну каталку. — Есть тут кто?! Бегом! — Значит, пешком и с ранеными, — подытожил Энди. — Да ещё и отпустили тех мразей. И как объяснишь Марие безрезультатность и халатность вылазки, если не считать нанесённого нам самим ущерба? Он понятия не имел, о чём говорил. Мужчина не знал того, чего нам стоила эта вылазка, эта погоня и те несколько искренних фраз, которыми мы перекинулись с Эбби, пока не били друг другу морду и не стреляли по своим. Ему было не понять, что есть что-то выше мести: понимание, мораль, справедливость, равенство, пощада, великодушие, успокоение и личная не кровавая выгода. После всего того, через что нам пришлось пройти, осознать и исправить в своих собственных мозгах, я не собиралась объяснять ему что к чему, пока мой друг истекает кровью в моих же руках. — Мне только родители и муж могут указывать, где я права и разумна, а где нет, — бросила я на Энди яростный взгляд. Где-то вдали послышался хлопок двери. — У тебя их нет. — Вот и я о том. Так что заткнись и помогай, раз уж увязался следом. Энди проглотил моё возмущение, гордо расправляя плечи. Наконец-то навстречу нам выбежала Джейн и, увидев, что мы держим раненного, тут же выкатила из ближайшей комнаты кресло, помогая нам усадить в него Томми. Энди, бросив что-то невнятное напоследок, быстро покинул лазарет, оскорблённый моим нежеланием отчитываться перед ним за вылазку. Только избавившись от него, я оказалась лицом к лицу с Джейн, муж которой был убит отчасти по моей вине. И пусть все говорили, что это не так, даже сквозь маску беспокойства биолога я видела, что за это время она не забыла о том дне. Впрочем, я тоже не забыла синей головы Калеба, истерики и слез Джейн. Тогда я уходила в спешке, чтобы не лишиться собственной головы, так что не успела объясниться. Как только всё устаканится, мне обязательно стоит сделать это и выразить соболезнования. Но пока что на первом плане были те, кто ещё жив и подаёт надежды. — Насколько всё критично? — вопросила девушка, забирая у меня коляску, но я всё равно не отставала, понимая, что должна отвечать за Томми до последнего, ведь вместе мы прошли через слишком многое. — Большая потеря крови. Перелом ноги и пулевое ранение. Сквозная через правый глаз. Нужно промыть раны, зашить и забинтовать. Глаз не спасти. Может, будет хромать, явно повреждены нервы и суставы. — Значит, без операций. Я разберусь, иди, — пообещала Джейн. — Но… Биолог остановилась, перегораживая мне путь и глядя с небывалой серьёзностью. Только сейчас я заметила, что вокруг её глаз собрались мелкие морщинки, а кожа поблекла. Джейн стала выглядеть на пару лет старше и отстранённо, как никогда. — Тебе надо привести себя в порядок, а я только зашла на смену. Вперёд, Доркас, ещё успеешь насмотреться на кровь, — пообещала девушка, но меня всё равно мучали сомнения. Я не могла так просто бросить на неё работу над Томми после того, что допустила. Но буду честна — даже сквозь толщ ответственности я чувствовала усталость и нужду сесть, на мгновение закрывая глаза. Всего на мгновение, чтобы довести всё до конца и исправить всё то, что мы допустили. Но под взглядом новой, повзрослевшей за неделю Джейн, я не смогла противостоять искушению и ослушаться. — Спасибо, — слабо кивнула я, на мгновение сжимая плечо Томми пальцами. — И мне жаль. Сейчас не время, но я хочу, чтобы ты осознала, что я думала бы о чём-то вроде риска людьми в последнюю очередь. Понимаю, как тяжело терять близких. Это правда чудовищно. Маска Джейн слегка дрогнула, но через мгновение восстановилась. Она сжала элегантные пальцы на ручках инвалидного кресла так, что они стали белее мела. — Посмотрела бы я на тебя, если бы ты осталась совсем одна. Только тогда бы и поняла, — бросила она, открывая дверь в процедурную и исчезая, оставляя меня с осадком от этих слов. Грубо, но справедливо. Я осталась в тишине коридора лазарета, осведомлённая о том, что на данный момент не нужна и могу посвятить свои руки и силы самой себе. Только вот теперь это казалось ещё более эгоистичным. Будто бы я делала недостаточно для окружающих. Словно не старалась ради людей, рискуя и соглашаясь на всё, что в моих силах. Лишь бы показать, что могу быть полезной и находиться здесь даже спустя столько лет и что за мной по пятам не следуют несчастья. Прикрыв глаза, подняла лицо к потолку. Даже сквозь веки меня пронзил яркий свет ламп, от которого я успела отвыкнуть за время в дороге через покинутые города. Где-то позади меня, в другом конце коридора, послышались размеренные шаги, сопровождённые чем-то вроде постукиваний. Будто бы кто-то опирался на что-то вроде трости, палки или зонт. После бессонной ночи в пути и недели в открытом мире, где каждый шаг может стать для тебя летальным, я почувствовала, как сжимаются мои органы при осознании, что при мне нет оружия. Но это ощущение быстро исчезло, и я обернулась, принимая как можно более непринуждённый вид. А зря, ведь в следующее мгновение он снова сменился. В нескольких метрах от меня остановился Джоэл. В чистой одежде, опирающийся всем своим телом на костыли, смотрящий на меня то ли с виной, то ли со скрытой радостью. Но самое главное, что он стоял и был живой. Я покачала головой, не успевая осознать всё то, что происходило со мной. Кадры менялись беспощадно быстро, а долгожданные лица мелькали перед глазами одно за другим. И не успела я опомниться от вида и веса Томми, как передо мной оказалось самое долгожданное, слегка потрёпанное лицо. Закусив губу, я поспешила навстречу Джоэлу, ощущая, как каждую клеточку тела тянет к нему, чтобы наконец дотронуться, вспомнить тепло и запах тела, ради которого был пройден этот путь. И я игнорировала тот безжалостный мандраж, охвативший меня от осознания того, что он жив и стремительно идёт на поправку. А ведь ещё пару часов назад я не знала, жив ли он. С каждым шагом я всё лучше видела его слегка похудевший, но в остальном такой же крепкий силуэт. К коже вернулся здоровый оттенок, перекрытый частичной синевой и румяностью некоторых ран. Сбритая щетина уже почти отросла до той длины, какая была у мужчины в день нашей первой встречи, скрывая некоторые из ран. Но всё это было сущими мелочами, ведь меня переполняло небывалое облегчение. Слишком уж давно была потеряна святая надежда на то, что близкие и любимые могут выкарабкиваться, а не оставлять меня каждый раз тут, среди живых. — Что с губой? — с ноткой веселья и всё ещё нездоровым блеском в глазах вопросил мужчина. Вот так просто. Без «привет, как дела?» и «рад тебя видеть». Это означало, что он действительно идёт на поправку. Одни лишь мысли об этом снимали всю мою усталость. — Подралась за тебя пару раз. Когда будешь целовать — постарайся аккуратнее. Я замедлилась, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки. Будто бы всё ещё боясь дотронуться до него, после увиденных и зашитых ран от клюшки для гольфа. Раны на Джоэле казались мне самыми опасными и болящими, чем на ком-либо просто потому, что я дорожила им и чувствовала фантомные боли за каждый удар и обиду. — А глаза что мокрые? — поинтересовался он, наклоняя голову вбок. Если бы не он, я бы и не заметила, чем чревато облегчение. — Радуюсь, что ты на ногах. Правда, хромаешь на обе, но это пустяки, ещё поправим, — как можно бодрее сказала я, не находя сил отвести взгляда. Я слишком давно не видели лица Джоэла. К тому же, теперь его нос был чуть более кривым и с шрамом, но это только красило его. — Ты всех напугал до усрачки. И это действительно было так. Теперь я знала, что боюсь вовсе не пауков. И знала, что глаза могут быть мокрыми от усталости, волнения и любви. Джоэл опустил взгляд, качая головой. Мне показалось, что он усмехнулся, но когда мужчина вновь взглянул на меня, то я увидела только серьёзность с примесью сочувствия. Он поманил меня к себе рукой, а я бесстыдно упала на его грудь, сжимая ароматную рубашку в кулаке. Его сердце билось так, как должно биться здоровое. Его дыхание было нормальным, может, лишь слегка учащённым и разгорячённым. Я ощутила это на себе, когда Джоэл, положив руку мне на спину, выдохнул в лохматые волосы, оставляя лёгкий, успокаивающий поцелуй. Собравшись с силами, я отпряла, снова глядя на его не до конца зажившее лицо, полное удовлетворения от долгожданной встречи. — Если бы не ты, всё могло бы быть хуже. Мария сказала, что ты почувствовала что-то не то, поэтому вы успели…вовремя. Пока он ещё не умер от той жестокости, с которой столкнулся из-за Эбби. — Слава мне, — хмыкнула я, вновь нервно кусая губу. — Элли будет в восторге, когда увидит тебя такого…здорового и нормального. Сейчас она с Диной. — Я подожду. — А Томми, он…даже не знаю, кому из вас меньше повезло. Я дотащила его до сюда и хотела помочь, но Джейн не пустила меня, так что пусть теперь она отвечает, если что. — Это нормально. Он выкарабкается. Ты и так сделала, и вытерпела сполна, — серьёзно произнёс мужчина, проводя рукой по моим волосам и заправляя выбившиеся за уши. Он делал это так просто и непринуждённо, будто бы вовсе не переживал за младшего брата, довольствуясь видом меня перед собой. Я догадывалась, как много стоит за его словами. Например, то, что все мы отправились в Сиэтл, не посоветовавшись с ним, потому что Джоэл был без сознания. Порой я предполагала, что он отчитает нас за геройство и вольность, но глядя на него сейчас, я в этом сомневалась. Во мне теплилась надежда, что он поймёт, что толкнуло нас на это и что сам бы он поступил не иначе, если бы кого-то из нас довели до такого состояния. Впереди нас ждало ещё слишком много разговоров на этот счёт, но сейчас не то время. Мы должны были просто привыкнуть к тому, что снова видим друг друга и можем не беспокоиться за сохранность жизней в каждую свободную минуту. Он мог говорить и о том, что мне удалось сломить Марию и заставить отправиться вслед за Джоэлом и Томми, ведь именно эта настойчивость во имя благой цели спасла им жизнь. Или о том, что я без обсуждений отправилась в Сиэтл вслед за Элли, прекрасно осознавая все риски как для неё, так и для себя. Или о том, что мне удалось вернуть Томми живым и ещё препираться, чтобы самостоятельно вернуть ему максимально достойный, здоровый вид, вместо того, чтобы подумать о себе. Если уж так много предполагать, то можно вовсе зазнаться и возомнить себя хорошим человеком. Таким, который не делал и не допускал ничего такого, чего допускала я и что сопутствовало всем благородным делам. — Кстати, у меня для тебя кое-что есть, —сообщил Джоэл, неловко двигаясь на костылях и убирая руки за спину. Из-за пояса он достал большой жёлтый конверт, полный бумаг или ещё чего. Мужчина протянул его мне, а я вопросительно взглянула на него, принимая. — У меня было достаточно времени, чтобы разобрать дома вещи. Там я нашёл это, — кивнул он на конверт, который я уже вскрывала. — Я успел захватить это у «Цикад», прежде чем увезти Элли. Там какие-то записи и диктофон. Странный выбор, но всё это лежало рядом. Со всем этим бегством и нападением на Уолнат-Гров я забыл о том, что положил это в рюкзак. Потупив взгляд, я посмотрела на мужчину так, будто он просто разыгрывает меня. Но судя по тому, что он не изменил выражения лица и даже не улыбнулся, поняла, что вряд ли он решил, что сейчас удачное время для шуток. Заглянув в конверт, я увидела пожелтевшую бумагу, пластиковые листы со снимками и, чёрт возьми, целый диктофон. Достав первую же записку, увидела на ней имя Элли Уильямс, что вовсе ввело меня в ступор. — Ты шутишь? Это буквально дело нашей жизни, а ты просто забыл об этих записях? — изогнула бровь я. И мне действительно не верилось. Мы потратили так много времени на сбор анализов и данных, поиски оборудования и всех условий для обследования Элли. На это уходили сутки в моём прежнем доме, после — время и голые обещания здесь, в Джексоне. А эти записи, сделанные «Цикадами» просто валялись в рюкзаке Джоэла. — Так уж вышло, — пожал плечами Миллер. — Всё это — информация «Цикад», а они не вызывали никакого доверия, после демонстрации методов. Я хотел начать всё с чистого листа, без предвзятости и ложной почвы. Но сейчас я думаю, что, может, достаточно хорошо тебя знаю и могу доверять, чтобы взять в расчёт и эти данные? — Ты всё чаще заставляешь меня думать, на кой чёрт такой сдался, — сурово произнесла я, но это лишь вызвало у мужчины улыбку. Мне захотелось поскорее рассмотреть каждый предмет из толстого конверта, ведь он буквально ставил под сомнение все сделанные мной выводы. Данные, снимки и бумаги могли послужить новым шансом удачного завершения моего исследования и создания вакцины, развития идеи, от которой я давным-давно отказалась, забывая. — Какой есть. В следующий раз подумай дважды, прежде чем говорить такое, — посоветовал Джоэл. — Обещай, что займёшься этим только после того, как отдохнёшь. — К чёрту отдых. Тут может быть именно то, чего нам не хватало все эти годы. — Доркас, — предупреждающе произнёс мужчина. — И не подумаю слушать тебя, после такого. Мне надо рассмотреть это всё и изучить как можно скорее. — Возьми это домой. — Все мои записи для соотношения тут. И здесь я буду ближе к Томми и к тебе. Если что-то случится, то мне сообщат сразу же, — гнула своё я. — Мне нужно не больше часа. — Нет. — Ага. — Нет, — покачал головой Джоэл. — Люблю тебя. — Знаю, — вздохнул он, опуская голову и рассматривая свои костыли. — Ладно. Давай, вперёд. Я удовлетворённо кивнула, дотягиваясь на колючей щеки Джоэла и легко целуя. Прежде чем он успел хоть что-то сказать или сделать, я метнулась в сторону своей каморки, где раньше занималась вопросом об иммунитете Элли. Теперь в моих руках были абсолютно новые материалы, которые мне даже не пришлось искать. И плевать, что я предпочла эти бумажки и диктофон Джоэлу, ведь он сам подсунул мне их в этот самый момент будто бы зная, что встретит меня и как это может быть важно. Я снова жертвовала своим временем и потребностями ради кого-то и высших, уже забытых целей.

* * *

В это невозможно было поверить. Прямо-таки какое-то издевательство. Огромная, несуразная, ни к месту выбранная шутка над людьми, что долгое время поддавались догадкам, строили теории и тратили свои силы и время на нечто неизведанное, аномальное, мутирующее. В первые несколько часов у меня создавалось впечатление, что скрытие этого чёртова жёлтого конверта с изобилием собранных «Цикадами» данных было предумышленно, но Джоэл никогда бы так не поступил ни с Элли, ни со мной. Вероятность того, что он действительно забыл о чём-то столь дорогом, убирая в долговой ящик, гоняясь за правдой и спасением, была куда больше. Большинство данных «Цикад», сделанных в оборудованных лабораториях совпадали с теми, к которым пришла я, тем самым подтверждая большинство теорий, исследований и выводов на основе тестов и анализов. «Опухоль явно мутирует. Посмотрим, что покажут результаты анализов. Это очень важно.» — вот, что говорила одна из записей, сделанная на обратной стороне снимка головного мозга и образования, точными размерами которых я теперь обладала. Вероятно, за это время она выросла или хоть как-то видоизменилась, но тем не менее, врачи одного из крупнейших объединений, шли той же дорогой, что и я. Они тоже обнаружили эту важную опухоль, тоже назвали её ничем иным, как мутацией и тоже собирались продолжать начатое дело. Только вот Джоэл прервал их, чего не мог сделать со мной. Особую ценность представляла из себя одна из записей на диктофоне — последняя. Все они принадлежали одному врачу-хирургу, ведущему дело Элли и ответственному за её операцию. Меня ужасало, что этим самым врачом мог быть никто иной, как убитый отец Эбби, но этот вопрос был последним в списке вещей, о которых мне стоит думать и беспокоиться. Куда важнее были судьбоносные слова, в некотором роде результаты исследования, которое сумели провести «Цикады» и до которых не дошли мы из-за отсутствия оборудования. Пока я дошла до диктофона, пришлось включать настольную лампу, с трудом разгоняющую сумерки. Каждую запись я прикрепила к своим или же переписала на чистый лист, чтобы упорядочить и позже использовать. После я подготовилась к записи под диктовку, но этого не пришлось делать, ведь чёткие показания с записи четырёхлетней давности поглотили всё моё внимание так, что я не могла упустить ни единого факта. Я вызвала Джейн, которая вернулась только после того, как закончила с уходом за Томми и выпроводила Марию. Когда девушка уселась в кресле напротив меня, а её хмурое, усталое лицо задел свет лампы — я боялась представить, как теперь выглядела сама — я снова нажала на кнопку запуска, пересушивая устные заметки хирурга «Цикад». — Двадцать восьмое апреля. Марлин была права. Эта девчонка — уникальный случай. Природа её иммунитета совершенно непонятна. Как и у всех предыдущих пациентов, антигенный титр Кордицепса остаётся стабильно высоким как в крови, так и в спинномозговой жидкости. В лабораторных условиях гемокультуре быстро вырастают Кордицепсы…но белые клетки крови остаются абсолютно нормальными. Уровень провоспалительных цитокинов не меняется, и МРТ не показывает ни малейших признаков роста грибков в краевой коре мозга, что обычно совпадает с первыми приступами агрессии у инфицированных пациентов. Необходимо воспроизвести это состояние в лабораторных условиях, — диктовал озадаченный голос, завершающий эту короткую запись. Иммунитет. Антигенный титр Кордицепса. Состав спинномозговой жидкости. Лабораторные условия. Провоспалительные цитокины. Инфицирование. Голова шла кругом от той основы, которую задавал нам хирург для построения совершенно новых теорий и предположений. — Что скажешь? — поторопила я Джейн, которая на несколько минут впала в раздумья. — Это всё меняет. Изучая Кордицепс, мы никогда не углублялись настолько, чтобы интерпретировать его влияние в таком ключе, — произнесла девушка, массируя виски. Наверное, эта была одна из главных неожиданностей, которые поджидали нас в этой записи, всё время бывшей на расстоянии вытянутой руки от меня. Мы привыкли думать, что гриб-паразит — источник инфекции, которым он, впрочем, и являлся. Но это была лишь одна из вариаций его мутаций. Диаметрально противоположная пробралась в мозги, кровь и спинномозговую жидкость Элли, одаривая её иммунитетом. — Раз уж дело не в искусственном вирусе или элементе, а грибе, то создать антидот будет куда проще, найдя прошлые версии Кордицепса. Поработаем со спорами и не мутирующими представителями, протестируем в разных условиях и добьёмся желаемого, — изрекла Джейн. — Если всё действительно так просто и радостно, как заявляет этот врач, — притормозила я, кусая кончик ручки, зажатой между пальцев. — В основе иммунитета лежит то же самое, что и в основе инфекции. — Намекаешь на то, что иммунитет может быть не таким уж иммунитетом? — изогнула бровь биолог. — Предположим. — И каковы аргументы? Я ухмыльнулась, узнавая в её скептицизме саму себя, когда только начинала работать над этим исследованием. Опершись на локти, лежащие на столе между нами, я подалась немного вперёд, готовая отстаивать свои предположения, пусть они и не были откровенно позитивными. — Кордициепсная церебральная инфекция, с твоих слов, лежит в основе начавшийся эпидемии и вызвана мутацией гриба. При определённых условиях Кордицепс в крови может вырасти и продолжить расти, пока эти самые условия не исчезнут, — начала я. — Следовательно, будь то хорошая или плохая мутация, она может продолжаться в организме. И заражённого, и иммунного. В случае с заражением она приводит к агрессии, нездоровому поведению, истинному зверству. — Собираешься анализировать поведение Элли на этой почве? — догадалась Джейн, озвучивая эти мысли раньше, чем осмелилась я сама. — В ней правда есть изменения. Она агрессивна и жестока не по годам. Однако опухоли головного мозга сами по себе влияют на человека и в основном делают его агрессивным. А их удаление возвращает всё в своё русло. — Кордицепс в крови и спинномозговой жидкости также делает вероятным то, что гриб способен влиять на нервную систему, а, следовательно, и на психику тоже, — парировала я. Мне ни в коем случае не хотелось устроить заговор и заявить о том, что иммунитет куда более опасен и плох, чем кажется. Но мне хотелось добраться до правды, а факты, для меня зримые и доступные, пока что приводили к мыслям вроде этих. И сейчас я брала в расчёт не только агрессию Элли в сторону Джоэла, который пытался найти с ней общий язык, но и всё то, что за этим следовало. Непреклонность, мстительность, эмоциональные срывы, грубости. Возможно, в основе всего этого лежал далеко не только переходный возраст, подходящий к своему завершению. — Опухоли головного мозга, в том числе Кордицепсная, делают человека агрессивным. Тоже самое присуще заражённым Кордицепсной церебральной инфекцией, — повторила я. — Если грибок продолжает расти и мутировать в обоих случаях, то к чему это может привести? — Ты говоришь о том, что иммунитет — это просто замедленная в разы инфекция, то же самое заражение, но растянутое на другой срок, — попыталась понять Джейн. — Больше да, чем нет. — То есть ты говоришь, что Элли не иммунна, а заражена? — Мне совершенно не хочется говорить об этом и думать так, но иначе не выходит. — Об этом надо подумать. Даже не дважды. Сотню раз, — потёрла переносицу Джейн, повыше натягивая ворот своего свитера. — Пока что это звучит безумно. — Безумно — потому что складно? — Больше да, чем нет, — мрачно подметила биолог, повторяя мой ответ. Дверь в каморку приоткрылась, пуская по полу полоску холодного света. Петли едва скрипнули и в полуоткрытом проёме показался сначала один костыль, а потом силуэт Джоэла. Мужчина, толкнув дверь плечом в силу занятости рук, открыл её на полную, отвлекая нас от обсуждения и привлекая внимание. — Вы ещё не закончили? — вопросил он, а я постаралась всмотреться в предметы, которые он держал в руках. Из-за того, что Миллер стоял против света, я не могла ничего толком увидеть. — Только начали, — отозвалась Джейн, оказываясь чертовски права. После прослушивания записи мы едва ли коснулись темы Кордицепса и взглянули на причины эпидемии под новым углом. — Жаль, потому что время заканчивать. На сегодня всё, — объявил мужчина, наконец заходя в кабинет. Вскинув брови, я осмотрела его уверенный, почти что непреклонный вид. Джоэл прошёл к моему столу, звеня костылями и ставя на край стола тарелку и дымящуюся кружку с чем-то вроде пунша или пряного, разогретого морса. Мне хотелось поймать его взгляд и дать понять, что не ему решать, когда нам заканчивать наши обсуждения, но Джейн уже поднялась с места, расправляя брюки и кивая мне в знак прощания. Наверное, мне действительно стоило возразить хоть кому-то из них, но на это уже не было сил. К тому же, дверь каморки захлопнулась слишком быстро. Джоэл, удовлетворённо взглянув на кабинет, где мы остались вдвоём, медленно приземлился в кресло, на котором минуту назад сидела биолог. Отодвинув все мои бумаги в сторону, подвинул ко мне тарелку, требовательно глядя. Только вот эта требовательность быстро треснула, сменяясь расслабленностью. — И как мне реагировать? — изогнула бровь я, подхватывая чашку с напитком и откидываясь на спинку своего кресла. — Заходил к Томми. Выглядит действительно паршивее некуда, — хмыкнул Джоэл, глядя, как жадно я глотаю горячую жидкость и игнорируя мой весьма понятный вопрос. — Какие новости? — Спроси через пару часов. Так много всего, — отозвалась я, облизывая сладкие губы и показывая свободной рукой на сдвинутые в одну хаотичную кучу бумаги, снимки и заметки. — Нет уж. Никаких пары часов. На сегодня всё, — качнул головой мужчина, снова поражая меня. — Прости, пришёл в себя пару дней назад и решил сменить ход событий на свой лад? Ты сам дал мне эти данные, — напомнила я, придавая своим словам немного весьма справедливого возмущения. — И тысячу раз пожалел об этом, — признал Миллер. — Пора заканчивать с работой на износ. Поешь и идём домой. Обсуждать не буду. Миллер отвёл задумчивый взгляд на пустую стену. За неожиданным всплеском строгости он умело скрывал тоску и заботу, но я-то видела, в чём кроется дьявол. Мне захотелось улыбнуться, но это бы расстроило его, ведь я бы раскрыла его отнюдь не «мужественное» поведение, так что я быстро заслонила губы чашкой, вновь немного отпивая. Только теперь я начинала чувствовать пробуждающийся голод. — В чём дело, Джоэл? — всё же спросила я, глядя то на содержимое тарелки, то на слегка напряжённого мужчину, всё ещё разглядывающего рельеф треклятой стены. — Наверное, мне стоило бы извиниться за то, через что вам пришлось пройти из-за того, что я сделал. Сама не знаю почему, но на мгновение я замерла, будто бы не понимая, что именно он имеет ввиду. Будто бы со всей этой суетой забыла, с чего всё началось или вовсе об этом не знала. Нам бы пришлось обсудить всё случившееся с Джоэлом из-за того, что мы не могли сделать этого раньше, но я не ожидала, что это произойдёт так скоро. От осознания того, что он с самого начала знал больше нас и не говорил об этом — хотя бы потому, что к слову не приходилось — казалось, что всё выходит как-то слишком коряво. — Ты убил отца Эбби, так? — тихо спросила я, будто бы если кто-то услышал об этом, то непременно осудил бы нас. Этого бы не случилось. К тому же, наверняка мы остались одни в этом крыле лазарета. — Я не знал, что у него есть дочь. Уж тем более не знал, что через столько лет она найдёт меня, пусть мы ни разу и не виделись, — отозвался Джоэл, глядя на меня из-под тёмных бровей. Это означало «да». Но меня это уже не удивляло, не трогало, не разочаровывало и ничего не меняло. Всё осталось позади, а разговоры лишь вносили ясность. — Я убивал человека, который собирался навредить Элли. Как-то не до того было, какое у него семейное древо, — невесело произнёс мужчина, сжимая кулаки на костылях, которые не отставлял. — Послушай, Доркас, я не могу назвать себя милосердным человеком, но и убийцей не могу. Мне приходилось убивать точно также, как и остальным. Здесь нечем гордиться, нечего оправдывать. Это страшно, но у меня не было выбора. На кону стояли либо жизни «Цикад», либо наши с Элли. — Думаешь, я жду оправданий и объяснений? — вскинула брови я, ища ответ в его тёмном лице. Но ответа не следовало, из-за чего мне самой пришлось додумывать то, что, возможно, лежало на поверхности. Нет, он не думал, что я жду этого, но он был уверен в том, что обязан рассказать всё, как есть. Потому что он чувствовал вину за то, что его пришлось спасать. Что Элли потеряла контроль над собой, рискуя своей жизнью. Что Томми лишился глаза и, слава богу, остался со спасённой ногой, когда шансы умирали с каждым часом нашего пути. Он только вернулся в этот мир бодрости, а уже принялся заново винить себя во всём, что с ним связано. Может, это и имело смысл, но давно потеряло значение. Я опустила взгляд на бумаги, качая головой. Наверное, мне стоило поговорить о новостях с Джоэлом и Элли, но казалось, что сейчас совсем не до этого. Куда важнее было как можно раньше разубедить Джоэла в чудовищности последствий его действий, отразившихся на каждом из нас. Вновь взглянув на Джоэла, ожидавшего моего ответа, я перевесилась через стол, беря его крупные, уже целые кулаки в свои и поднося к губам. Даже не целуя, а просто прижимая губы и вдыхая запах рук, подаривших нам с Элли дом и крышу над головой, питание, работу и людей, для которых мы что-то значим. Руки, которыми было сделано столько усердий ради добра и окружающих, что это затмевало все грехи, известному каждому выжившему в эпидемии. — Мне жаль, что так вышло, но всё уже закончилось. Никто не винит тебя, ведь все мы заступались за тебя и проделали этот путь за тебя, даже если ты в этом не нуждался. Мы сами ответственны за свой выбор и вовлеченность в историю с Эбби. И я, и Томми, и Элли, и Джесси, — произнесла я, заглядывая в тёмные глаза Джоэла. — Я просто рада, что всё закончилось. И это действительно было так. В моём понимании, всё действительно было почти закончено. Мы ещё не раз встретимся за столом, чтобы Джоэл рассказал о том, как спас Элли. Я о том, как поняла, что пора спасать Джоэла. Элли о том, как устроила заговор среди друзей и отправилась за Эбби. Томми о том, как подговорил меня сесть им на хвост во имя общего блага. С каждым новым разом история будет наполняться всё более красочными подробностями, ведь события её уже не будут столь сильно трогать душу. И когда все встанут на ноги, выздоровеют и осмыслят собственные рассказы, всё закончится окончательно. Теперь же мы переходили к совсем другой проблеме, именуемой Кордицепсной церебральной инфекцией и спасению от неё. Но прежде чем углублять в это, я, несомненно, просто обязана поесть, вымыться и привести себя в порядок, иначе Джоэл Миллер не позволит мне сделать ни одного движения, приковывая наручниками к батарее.