***
Благое дело не имело пола, но так получалось, что ответственность на себя в большинстве своем брали мужчины, — чем это обуславливалось не было ясным. Взять Мин Юнги, тщедушного, небольшого роста темноволосого юноши, который потерял всю свою семью и вынужден был ради мести уйти из общины. Он встретил Ким Сокджина за империей, настолько далеко от родных мест, что удивлялся встрече с однонародцем. Но вот они встретились: оказалось, что оба выискивали одного и того же имперского выродка. Благородный Сокджин, к приятному удивлению Юнги, позволил ему совершить кровную месть, отомстить за свой прерванный род, затем предложил вместе вернуться в родные края и примкнуть к ним. В то далеко время отряд состоял из трех братьев Ким. — Обработаешь? — просит Намджун, подводя к нему свое раненную лошадь. Так получилось, что он лучше остальных смыслил в целительстве — разбирался в травах и их правильном соотношении, посему выхаживал как членов отряда, так и скот. Он отвязывает от седла котомку со всем необходимым и присаживается на корточки. — Нужно достать стрелу. — вздыхает, морально приготавливаясь отбежать. — Отойдите все. — дает знак, и резко дергает стрелу. Оглушающе болезненное ржание коня разносится над всем лагерем. Намджун, наивный, благородный и бесконечно добрый Намджун, сипит взволнованно подле коня, ластится к нему и пытается успокоить. — Он успеет скрыться. — бубнит себе под нос озабоченно. Он сильно на себя злится за то, что упустил последнего степняка, который, как некстати, не только был с пленным, но и оказался главой разбойничьей шайки. — Твой брат расколет кого-то из них. — отмахивается Юнги, на корточках подтягиваясь ближе к коню, уверенный в пыточных способностях Тэхена — самого младшего из трех братьев. Намджун согласно кивает, но никак не высказывается: затылком чувствует буравящий взгляд старшего брата, сидящего у потухающего костра, остро осознает свой промах, поэтому старается не напороться на разнос раньше времени. Вот когда спасет последнего пленника, тогда с чистой душой примет все наказания — словесные и физические. На самом деле Намджун остро чувствует вину за свой поступок, за то, что отступил от изначального плана, — Юнги это хорошо видит. Намджун слишком хороший человек, чтобы ради относительной целостности трех пленников пожертвовать честью четвертого. — Они… — выходит из дальнего шалашика позеленевший Чонгук — самый юный и щепетильный из них. Жестом попросив его подождать, он отворачивается и с шумом выплевывается: не всякий способен смотреть на пытки Тэхена, но всегда нужен кто-то второй, кто запомнит всю информацию. Пак Чимин — совсем недавно к ним примкнувший, отвез трех спасенных в самое ближайшее поселение. — Они сдали несколько убежищ. — Мы должны разделиться. — вскакивает с поваленного бревна Сокджин и отряхивается. — Где Тэхен? — Смывает кровь. — кивает куда-то в сторону. — Пусть дожидается Чимина и вместе отправляются. А мы выдвигаемся. Встречаемся тут же не позднее, чем завтра до полудня. Если не соберемся — идем на поиски. — Чонгук послушно кивает и возвращается обратно, при этом глубоко вдохнув побольше воздуха и задержав дыхание. Юнги даже мельком знать не хочет, что именно происходило там внутри. Намджун тоскливо смотрит на своего жеребца, принюхавшегося к мази на собственной конечности, затем на всадников. — Я возьму одну из лошадей степняков. — Сокджин проезжает мимо, не обратив на него никакого внимания, и Юнги только и может, что бессильно пожать плечами, — сейчас не стоит выяснять отношения. — Не отставай, Чонгук нас разобьет по точкам. — Юнги седлает свою лошадь.***
Конь Тэхена чуть ли не самый буйный из всех: могучий, с выпуклыми мускулами и неудержимой прытью. Но Ким легко понукает им, без остановок скачет к самому дальнему убежищу аж через реку, — из-за выносливости своего скакуна его отправили в самую даль. Как сказал один из степняков, за рекой и за стоящим там пролеском, есть курган с недавнего боя между имперскими выродками и кочевниками. Курган свежезарытый, еще не успел обрасти травой, но вероятность того, что главарь спрячется там слишком мала, — дальше только сами поселения кочевников, слишком далеко от степи. Так или иначе, все равно проверить надо, посему пересекает реку, оставляет лошадь в пролеске, привязанным к суку дерева, а сам подкрадывается к виднеющемуся в ночной темноте кургану, чувствуя железный привкус чужой крови на кончике языка.***
Разве земля может иметь тошнотворный запах? Это первое, что приходит в голову, когда Хосок приходит в себя на рыхлой земле. Он морщится от пробирающего холода, от боли во всем теле, от невыносимой вони. Переваливается на спину и чуть не задыхается — веревка, завязанная на шее, резко стягивается и душит. Хосок поспешно хватается за нее, но высвободится не получается, и вынужден ползти назад обратно, пока не ослабнет хватка. Он вздыхает шумно, со свистом, в полную грудь, ничего не различая вокруг: темнота настолько слепящая, хоть глаз выколи. Хосок пытается успокоить бешено бьющееся сердце, готовое выскочить через рот, смаргивает выступившие слезы отчаяния, только которых не хватало. — Успокойся. — требует у себя, прерывисто вздыхает. Начинает обшаривать землю вокруг себя, надеясь наткнуться на что-то кроме рыхлой почвы, но натыкается на то, чего вообще не хотел — на чье-то лицо, лежащее по левую сторону от себя. Степняк сонно гаркает что-то — он очень недоволен, что его разбудили, и Хосок, заорав от ужаса, лупасит его куда ни попадя. К его оглушающему ору добавляется лаянье на незнакомом языке, вскоре Хосока и вовсе седлают и хватают за подбородок, что-то угрожающее, проникновенное выплевывают в лицо, приправленное вонючей слюной, но Хосок затихает только почувствовав холодный метал у шеи. Он гулко сглатывает. Он не может тут умереть, просто не может. Не ради того сбегал из дома, чтоб быть убитым или проданным каким-то вонючим варваром! -Будь ты проклят! — шипит, поднапрягшись, и с неожиданной для себя силой перебрасывает его через себя. Варвар удивленно вскрикивает, но вскоре затихает с хрипом. Пройдя мучительные секунды с той стороны раздается бульканье крови… — Я его убил… — шепчет восхищенно, в неверии, все еще на кураже от собственной удачливости, затем снова на спине ползет вперед, пока не утыкается во все еще теплое тело — варвар наверняка напоролся на собственный кинжал, кинжал, который жизненно необходимо найти сейчас. В этих краях водятся шакалы, их вполне может привлечь запах крови. Хосок, вдоль и поперек измазавшись чужой кровью, что совсем ужасно, наконец нашаривает кинжал, торчащий из чужой глотки, и резко дергает на себя.