одинокий всадник

Хосок приходит в себя от холода, сырости и боли в голове. Все смешалось. Уткнувшись лицом в грязную землю, ему настолько плохо дышится, что скукожившиеся легкие болевыми спазмами приводят в себя. У Хосока гребаное ощущение повторения — когда в последний раз он проснулся в подобных условиях, еще в пещере степняка, ничем хорошим это не кончилось. Осторожно, тихо перевернувшись на спину, он, к своей неожиданности, чувствует капающий дождь на себя, и это заставляет увереннее приоткрыть глаза. Неужели он так и лежит под стеной гостиницы? Хорошо, если так. Но осмотревшись, Хосок приходит в ужас: не в гостинице, нет. Валяется на полу, за решеткой. — Какого черта… — еле приподнимается с грязной земли, очумелым взглядом выискивая тех, кто его запер. — Эй! — призывает хоть кого-то, кто сможет ему дать ответы. Неужели вчера все разбежались и его схватили вместо всадников? Но он не всадник! Далеко нет! — Не ори. — доносится слабый охрипший голос позади него, и Хосок, пригнувшись на всякий опасный случай, разворачивается. Картина, что предстала перед глазами, ужасает сильнее, чем решётка: захлопнув конечности в тяжелые кандалы, одного из всадников прибили к стене, до возможности растянув. Даже не расспрашивая о его состоянии, Хосок видит, насколько все плохо: полуголый всадник, с которого стянули все кроме подштанника, запрокинул голову назад, не в силах удерживать ее прямо; его тело было исполосовано, кровь тягучими каплями падала на грязную землю, дыра в крыше не достигала до всадника — единственно- положительное в этой ситуации. — Тэхен… — вспоминает Хосок его тотчас. Его забыть не возможно, как никак его первая жертва, тот, после встречи с которым жизнь Хосока кардинально поменялась. — Зап-помни-л… — хмыкает всадник, не стараясь даже вскинуть голову. Хосок, справившись с дурнотой, встает на ноги и приближается к нему. — Твой болт в животе освежил память. — Тэхен слабо растягивает губы в подобие улыбки, обнажая кровавые зубы. — За что тебя так? — его самого вообще-то не связали, и это странно. Всадник дергается слабо, наверное хотел пожать плечами, но положение особо не позволяет двинуться лишний раз. — Он-ни помн-нят, что я тв-ворил с и-их людьм-ми. — Хосоку не хочется знать, что тот творил с гвардейцами — чем меньше знает, тем лучше для него же. Тэхен, который слишком много сил потратил на целое предложение, закашливается кровью. — Пожалуемся мэру. — самоуверенно говорит Чон, рукавом, пусть и грязным, вытирая чужие губы. Картина от этого не поменялась. — Гвардейцы не имеют права мучить, тем более пытать заключённых. — Мы не в тюрэ-рьме. — хмыкает недобро всадник, качнув головой и бросив на Хосока косой взгляд. — Разве? — Хосок еще раз осматривается вокруг, но это ему ничего не дает. Возвращается к дыре в потолке, но сквозь тугие струи дождя совершено ничего не разобрать. — Отойд-ди к стене. — вдруг велит всадник, и Хосок, ничего не понимая, тотчас отходит к дальней стене, и садится. Спустя короткое время, раздается топот сапог, и перед решеткой появляются два гвардейца. Чутье у этого всадника поражает. — Ля, глянь, он проснулся. — один гвардеец подмигивает Хосоку и опирается о решетку. — Ну что, мальчик, расскажешь что-то? Не хочется твою мордаху портить. — Какое… — Он ни причем. — уставшим тоном, словно в сотый раз повторяется, говорит Тэхен, и Хосок еле скрывает удивление. Заступается за него, что-ли? — Но вывел к тебе именно он… — Другой гвардеец отпирает дверь сцепкой ключей. — Как тебя зовут? — Чон Хосок. — врать нет смысла, тем более они не очередные жертвы, с которыми больше никогда не встретишься, а гвардейцы, представители императора. Те, которые должны оберегать народ, таких как Хосок, а не заключать в мутных местах. — Хосок… Давай проверим один момент. — гвардеец присаживается перед ним, и плохое предчувствие затапливает с ног до головы. Ему хочется беспомощно посмотреть на Тэхена, мол, что делать, помоги, но сдерживается. — Ты же понимаешь, что все эти всадники — головорезы, по которым плачет виселица? — Чон неуверенно пожимает плечами — он совсем не хочет во всё это лезть. — И этот всадник подгадил нашему начальнику, поэтому надо будет наказать, но перед этим — выкурить остальных всадников тоже. Понимаешь? — Но всадники же…одинокие. — Он знает, что некоторые кучкуются, но сейчас главное включить дурачка. — Хосок, — не сходит со снисходительно-оскорбительного тона гвардеец. Он ласково берет его за руку и холодными пальцами начинает играться с его пальцами. Хосоку хочется кричать от чувства тревожности, что сжала шею. — Где остальные всадники, м? — и выкручивает его палец до оглушающего судьбоносного хруста. Хосок начинает истошно кричать от ослепляющей боли, что последовала за переломом кости. -Уб.блюдки! — дергается со своего места Тэхен, бряцает кандалами, но лишь больше боли себе причиняет. — Я же говорил! Ни прич-чем он! Хосок не в силах вырвать свою руку, гвардеец сжал их как в железных тисках, но он, не позволяя себе утонуть в боли, всем телом кидается вперед, головой меча куда-то в подбородок. Оба валятся на землю и Хосок, почувствовав кисть в свободе, тут же перекатывается, пока второй гвардеец не огрел по голове. Поврежденный палец пульсирует чистым огнем. — Сукин сын! — Хосок не позволяет встать первому гвардейцу, и пока второй не вбежал внутрь, со всей силы бьет его по лицу ногой, надеясь, что размозжил все внутри. Второй гвардеец бежит, выхватив свой меч, но камера слишком маленькая для подобных маневров: Хосок, не вставая на ноги, бросается вперед ему в ноги, и его тоже сбивает, но тот оказался менее удачливым: головой ударился о решетку, и струйка крови тут же потекла по вискам и из ноздрей. Все произошло настолько быстро, что Чон позволяет себе несколько секунд стоять, озираясь по сторонам в ожидании подвоха. — Ключи… — Хосок не настолько удачлив, чтобы оказалось, что эти двое без сопровождения, да и вообще, всю удачу он истратил прямо тут. Нарыскав ключи, он бросается к ошалевшему, явно впечатленному всаднику, и поспешно освобождает его руки. Ким Тэхен протяжно стонет от боли. Упав на колени, Чон освобождает и ноги. — Плевать на вещи. — бросает косой взгляд на проем в потолке. — Сейчас либо раннее утро, либо скоро ночь. Берем мечи и уходим… Вообще удержишь меч? — Тэхен с сожалением качает головой. — Удерж-жу, но использ-зовать не сма-огу. — Надеюсь, не придется… Потерпи. — крепко обхватив его за талию, заставив всадника судорожно выдохнуть и задержать дыхание, он, игнорируя усилившееся кровотечение, встает под мышки всадника и наконец покидает камеру. — Раны не глубокие, надеюсь. — И я… — добавляет тот хрипло, еле ковыляя. Он опирается на Хосока больше, чем хотелось бы, но сил после стольких пыток совершенно нет. — П-поч-чем-му… — движения мешали ему ясно изложить мысль, но Хосок и так всё понял. — Почему я тебе помогаю? — кряхтит, покрепче сжимая меч и озираясь по сторонам, молясь, чтоб никто не выскочил. Если выбор встанет перед использованием меча или тасканием всадника, он даже думать не станет. — Надеюсь ещё на один кошель с монетами.