Ярый пурпур

Когда Цзян Чен вновь чуть не ослеп от этих… чересчур белоснежных цветов, открыв глаза после сна, то пообещал себе, что, как только встанет, то лично пойдёт и срубит эти чёртовы сливовые деревья под корень! Но постепенно гнев утих, и он нехотя признал, что, несмотря на такие неудобства, он выспался. Из-за навалившихся в последнее время дел ордена он едва ли мог себе позволить нормально поспать. Цзян Чен сел в кровати, потянулся, невольно поморщившись от боли в мышцах — ночные приключения не отпускали даже утром: отнести бессознательного Лань Сиченя хотя бы до покоев, выделенных клану Цзян, оказалось задачей не из лёгких. Цзян Чен, конечно, без сомнений мог сказать, что мужи клана Лань имели крепкое телосложение, но, чёрт возьми, такая завидная комплекция как у их главы… Это вызывало искреннее восхищение, а также и сомнения, что этих святош кормили исключительно травками да рисом. Донеся Лань Сиченя окольными путями до «своей» комнаты на хрупких девичьих плечах, молясь всем богам, чтобы их никто не увидел, Цзян Чен с ужасом обнаружил, что поместье стояло на ушах. Внутри кругами бегал взмыленный Вэй Усянь, переругивавшийся с обеспокоенным Цзинь Лином (Цзян Чен в тот момент обрадовался, увидев наконец своего племянника в добром здравии). Лань Сычжуй лишь виновато тряс головой в сторонке, намекая Цзян Чену, что это не он поднял тревогу, и ничего лишнего пока с его губ не слетело. Цзян Чен открыто рассказать о своём новом положении ещё кому-то не мог, так что пришлось до конца притворяться бедной и несчастной девой, что оказалась не в то время и не в том месте. Лань Сиченя у него забрали в тот же момент, как он переступил порог. Провожая взглядом всё ещё бессознательного заклинателя, Цзян Чен лишь надеялся, что ещё не слишком поздно и тому помогут — уровень ци первого нефрита всё ещё был угрожающе низок. На расспросы, что случилось и что видел, Цзян Чен отвечал почти честно — проходил рядом, обнаружил убийц, спас главу Лань, которого застали врасплох, оказал помощь в поимке негодяев. Даже указал, где искать труп одного из убийц. Цзинь Лин в тот же момент приказал своим подчинённым отыскать тело, чтобы проверить слова родственницы (чем вызывал прилив гордости в душе своего дяди!). Чёртов Вей Усянь же, видимо, уже не в первый раз, начал возмущаться, что новое нападение произошло из-за того, что его отстранили от расследования происшествия с тёмным заклинателем на горе Байфен (скорее всего, Лань Сичень приказал тому оставаться в поместье и не соваться в самое пекло, где тому точно могли бы оторвать руки и ноги без Лань Ванцзи). Цзян Чен попытался предложить свою помощь в расследовании этого дела, но получил категоричный отказ. Уговоры не помогли, и его отправили восвояси (и когда только Цзинь Линь успел спеться с Вей Усянем?!). То есть в покои девы Цзинь. Когда Цзян Чен покидал комнату, не мог не углядеть, с какой грустью Цзинь Лин поглядывает в сторону его тела. «Дождись меня, А-Лин! Твой дядя не даст тебя в обиду!» В тот же момент вернулись подчинённые Цзинь Лина. Сообщение, что никаких трупов найдено не было, выбило воздух из лёгких Цзян Чена! Чёрт… Он ведь не додумался посмотреть, чьё лицо было скрыто под маской! В тот момент он думал лишь о состоянии главы Лань. Так, под подозрительные взгляды и вздохи Лань Сычжуя он поплёлся в комнату Цзинь Мэй и, более не имея сил, рухнул в постель и проспал крепким сном до самого утра. — Так, и что дальше? — вздохнул Цзян Чен, отрывая себя от кровати, чтобы одеться. — Что мы имеем? А имел Цзян Чен только больше вопросов: как ему вернуться в своё родненькое тело? Очевидных подсказок он не нашёл — чего-то необычного он прошлой ночью на нём не увидел. Можно было бы попробовать провести тщательный ментальный осмотр с помощью специальных заклинаний, но теперь ни времени, ни возможности провести нужные ритуалы у него не было — охрану покоев главы Цзян точно усилили. Далее вопрос: что за черти настолько обнаглели, чтобы напасть на главу Лань? Цзян Чен не припоминал, кому бы Лань Сичень успел так насолить после выхода из уединения (ну, кроме него самого, конечно же, — тот конфуз с поцелуем он вряд ли забудет), чтобы к нему подослали убийц посреди ночи. То что нападавшие знакомы с картой поместья цветущих слив и, более того, знакомы с самой Цзинь Мэй — было очевидно, но связывать их с семьёй Цзинь пока не было оснований. Значит, нужно наблюдать — с большим успехом те выйдут на Цзинь Мэй сами. Были ли связаны нападавшие с теми псами — тёмными заклинателями — скорее нет, чем да. Но сны Сиченя совершенно точно были порождением тёмного колдовства — того артефакта Вэней, которое могло бы помочь вернуть Цзян Чена обратно в его тело. Припомнив события, произошедшие во сне, Цзян Чен тихо зарычал, унимая дрожь — мерзость да и только. Что это вообще было? Они это на ком-то ещё практикуют? Конечно, Цзян Чен ещё не слышал, чтобы кто-то мучился от кошмаров, но за последние годы было несколько случаев самоубийств среди людей высокого положения (а именно так бы и закончил любой столкнувшийся с подобными «приятными» ночными сюрпризами). Из хорошего… так быстро наткнуться на зеркало и Патриарха было невероятной удачей для Цзян Чена! Теперь он хотя бы представлял, куда надо копать. А копать придётся среди недоброжелателей Лань Сиченя. Также нужно было искать и информацию об артефакте. А, кроме всего прочего, ещё и обеспечить безопасность Цзинь Лину — вдруг эти сволочи дальше нацелятся и на него? Но, чёрт возьми, Цзян Чен находился в теле слабой девицы! Никто из его подчинённых его не узнает, он не может воспользоваться ни своей властью, ни своими ресурсами, ни связями… Но, с другой стороны, он был менее заметен и мог свободно передвигаться, не обременённый обязанностями и статусом главы клана. Лань Сычжуя и Лань Сиченя, очевидно, можно было назвать соратниками и просить о помощи в сложившейся ситуации (они ведь также заинтересованы в удачном исходе сего дела). С остальными стоило быть осторожным. Но Цзян Чен всё думал об одном: как со всем этим связана Цзинь Мэй? Тот нападавший, которого заколол Лань Сичень, спросил перед этим, почему она помешала им, будто бы она знала о нападении. Если вспомнить, то Цзинь Мэй по пятам ходила за Цзян Ченом последние дни, крайне настойчиво прося о разговоре. Напоследок и вовсе заявила, что хочет стать его ученицей — может, она хотела предупредить о чём-то? Но почему тогда не пошла, например, к Лань Сиченю? — Может, я смог бы найти какие-то подсказки в комнате Цзинь Мэй? — пробубнил Цзян Чен и… тут же чуть не стукнул себя по голове — с первой минуты, как он обнаружил, что переместился в тело девы Цзинь, он пообещал, что не будет совать свой нос в дела юной незамужней женщины. Рыться в её вещах — было верхом бесчинства для мужчины с его статусом. Но… вдруг Цзинь Мэй не на их стороне, и другого шанса не представится? Давя угрызения совести, Цзян Чен всё же решился посмотреть где-нибудь что-нибудь, не пойми кому пообещав остановиться, если найдёт что-то совсем смущающее… Сначала он перебрал бумаги на столе — какие-то дурацкие стишки да записи с тренировок. Книги на полках также не представляли ничего интересного — сборники поэзии и свитки с заклинательскими техниками — нашлась пара экземпляров по стилю Мэйшань Юй. — Кажется, старейшины Цзинь упоминали, что мать Цзинь Мэй была из клана Юй, как и моя матушка, — вспомнил Цзян Чен. Дева Цзинь ведь просила научить её владению кнутом, но ей стоило бы поискать себе учителя в рядах клана Юй. Цзян Чен осмотрел и столик рядом с кроватью, и шкатулки с украшениями (их, к слову, было много — у А-Ли такой коллекции Цзян Чен не видел). Дальше он заглянул и во все вазы, но — ничего. Сундуки с одеждами он решил оставить без внимания. — Ничего, — расстроенно заявил Цзян Чен, плюхнувшись на кровать. — Хотя, есть ещё одно место… Цзян Чен наклонился посмотреть под кроватью — там нашёлся ещё один ящик. Цзян Чен вытащил, открыл — внутри лежал предмет, что сразу же привлёк внимание Цзян Чена — это был кнут с печатью Мэйшань Юй… И внешне он был неотличим от Цзыдяня в боевой форме! — А он, похоже, принадлежит Цзинь Мэй… Клан Мэйшань Юй славился тем, что создавал заклинательское оружие высшего ранга. Важной особенностью, которой обладали их лучшие изделия, было изменение формы и назначение хозяина — независимо от уровня владельца оружие являлось могущественным артефактом, обладало своей волей, душой, имело сердцевину (что-то наподобие собственного ядра, служившего источником ци), и никто не мог использовать его, кроме назначенного хозяина. Цзян Чену пришла интересная мысль — а что, если попробовать использовать это оружие? Оно привычно, да и не вызовет ненужных вопросов. Он закрыл глаза… глубоко вдохнул и пустил свою энергию в кнут. Ци потекла по жилам могущественного оружия, металл в руках зашевелился, оживая. И только Цзян Чен понадеялся, что задумка удалась, как кнут чуть ли не взорвался в его пальцах! Получив мощный удар, Цзян Чен повалился на пол и в разочаровании уставился на теряющий мощь артефакт. — Что не так? Цзинь Мэй же его хозяйка! — зашипел Цзян Чен. — Или нет? Более не пытаясь овладеть чужим оружием, Цзян Чен уложил кнут обратно в ящик, и, отдавая почтение могущественному творению, задвинул обратно под кровать. Потом стал думать, где же ещё можно было найти подсказки. Но не прогорело и одной палочки благовоний, как в комнату вошла Линь Кэсин. — Госпожа, вы проснулись? В ответ ей последовало молчание. — У вас всё ещё плохое настроение, да? И вновь Цзян Чен ничего не ответил, смотря на девушку с укоризной. Он хотел ей сказать, что нужно хотя бы постучаться перед тем, как врываться в комнату своей госпожи, но… лучше он просто промолчит. — Я спешила к вам, сообщить, что вас хочет видеть господин. Он вернулся сегодняшним утром и… и крайне обеспокоен происходящим. Ну что ж…

***

Лёгкий ветерок блуждал по просторному залу для медитаций, волнуя пламя свечей, теребя прозрачные занавеси и обдувая лицо единственного человека, замершего у расписной стены. Рисунок искусного мастера изображал мудреца, что со спокойным, почти блаженным, лицом постигал вершины бессмертия в окружении священных пиков, окутанных облаками, подавая достойный пример для каждого потомка, входящего в эту залу. Лань Ванцзи отсутствующим взглядом смотрел на картину — бессчётное количество раз он искал покоя для души и тела в этом месте, в этом полотне, однако в этот день пламя, вспыхнувшее у него внутри, никак не могло угаснуть. Уже не раз он сталкивался с такими моментами в своей жизни, когда не знал, что делать. И каждый раз, как он думал, допускал ошибку за ошибкой. Он боялся этих моментов, и вот, такой наступил вновь. Что ему делать? Лань Ванцзи тяжело вздохнул, закрывая глаза. Его побегу не было оправданий — он знал, что Вей Ин будет его искать, будет волноваться, но по-другому он не мог. Произошедшее на озере выбило землю из под ног, и ему нужно было время подумать. Однако за те дни, пока летел сюда, когда заперся в зале для медитаций в Облачных Глубинах, даже не поприветствовав старейшин, он пришёл только к тому, что он даже не знает, где искать объяснения увиденному. У кого просить совета? Может, тот Вей Ин, с которым он провёл последний год, был ненастоящим, и его, Ванцзи, искусно обманывали? А может, Вей Усянь на озере был плодом его воображения? Он не обманывал себя — до сегодняшнего дня он не переставал думать о том Вей Ине, что выпивал вино на стене Гусу Лань, что сражался и побеждал в Аннигиляции Солнца, что дерзко выступал против всех кланов после, а это значило, что Ванцзи предавал Вей Ина нынешнего… Нет, не так… Необходимо было остановиться… Мысли ходили по кругу, и Ванцзи не способен был прервать этот круг, как бы ни старался. Он всем сердцем желал отправиться в библиотеку и пересмотреть все книги, что там были, но боялся, что ничего не найдёт. Больше его пугало, что, пока он будет искать, придёт Вей Ин и спросит, что происходит… Тут Ванцзи услышал неторопливые шаги за спиной и правда испугался — он ещё не был готов! Не был! Но вот сердце простучало уже с десяток раз, а никаких укоров, вопросов или вздохов разочарования не последовало. Рядом легла подушка, и Ванцзи услышал шелест длинных одежд — это был не Вей Ин… Вошедший не сказал ни слова, терпеливо ожидая, когда Ванцзи сам решит начать разговор. Ванцзи открыл глаза и повернул голову — рядом сидел его дядя. Лань Цижень принял позу для медитации, будто пришёл сюда очистить дух. Ванцзи стало совестно. — Дядя, этот непочтительный племянник приветствует вас, — произнёс он, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Лань Цижень, не открывая глаз, кивнул, приветствуя, затем спросил: — Раз Ванцзи был настолько непочтителен, то оказался в сложной ситуации. Ванцзи поджал губы, борясь с новой волной самоосуждения — хотя он не раз шёл как против клана, так и против решений дяди, он никогда не терял связи со своей семьей. Он не отказывался от них, как и они от него, даже когда он оступался. Каждый в семье Лань остро чувствовал привязанность к близким, и Лань Цижень не был исключением. Посторонний увидел бы только безразличное выражение на его лице, а Ванцзи, лишь взглянув, чувствовал беспокойство дяди, отчего ему ещё больше становилось не по себе. — Дядя, этот непочтительный и правда не знает, как быть. — Будь то обычная ситуация, а ты обычным учеником, я бы сказал тебе, что нужно внимательно разобраться, взвесить все факты, все аргументы «за» и «против», обратиться за мудростью к нашим предкам и принять решение. Но, опасаюсь предположить, что по тому пути пойти ты не можешь? Лань Цижень наконец взглянул на Ванцзи. Тот кивнул. — Тогда, своему племяннику скажу, чтобы он искал решение в своём сердце. Ванцзи был удивлён услышать такое от дяди. — За свою жизнь я понял, что не все ответы можно найти в книгах, не все вопросы можно задать людям, Ванцзи. А также и то, что я не всегда прав. Ещё чуть-чуть и дядя почти улыбнулся бы, словно укоряя самого себя. — Бывают случаи, когда правильный ответ найти сразу крайне сложно. Бывают случаи, когда правильного решения нет вовсе, — Лань Цижень тяжело вздохнул, отводя взгляд. — Твой отец легче справлялся с такими ситуациями, нежели я, и, если бы тот был жив, мог дать лучший совет… — Дядя, не говорите так… — Ты похож на него… похож больше, чем я хотел бы, потому я скажу лишь — обратись к своему сердцу, если и правда не можешь найти ответа другим путём. Ванцзи мог лишь кивнуть ещё раз. — Конечно, я хотел бы, чтобы ты рассказал, что произошло на горе Байфэн, но, полагаю, это связано с тем, почему ты так скоро, в одиночестве вернулся в Облачные Глубины и запер себя здесь, медитируя второй день. — Если дядя прикажет, Ванцзи отчитается. — Если бы ты счёл произошедшее опасным для нашего ордена, ты бы не откладывая отчитался по прибытии. Но этого не произошло. Могу ли я сделать вывод, что эпоха мира всё ещё продолжается, и весть о появлении тёмного заклинателя — пустые слова неопытных юнцов? Ванцзи вновь поджал губы, осуждая себя — он не решится рассказать дяде об увиденном. Но соврать он тоже не мог. — Дядя, произошедшее на горе Байфен не несёт опасности для нашего ордена. — Я верю тебе, — ответил Лань Цижень, оглядывая племянника. — Но остальной мир в смятении. Через три дня в башне Золотого Карпа состоится собрание, на котором будет в срочном порядке обсуждаться произошедшее в ходе охоты на горе Байфен. Расследование всё ещё ведётся, а Сичень отказался возвращаться в орден и зачем-то лично пытается исцелить ранения главы Цзян. Я опасаюсь, что мы можем потерять контроль над ситуацией, как в прошлый раз, шестнадцать лет назад… — Цзян Ваньинь не очнулся? — спросил Ванцзи, прерывая дальнейшие высказывания дяди. — Нет, насколько мне известно. — Сычжуй? — В добром здравии. Очнулся вчера. Ванцзи выдохнул с облегчением. — А… Вей Ин? Лань Цижень начал подниматься, не отвечая на вопрос. — Поезжай вместе со мной, Ванцзи. У меня нехорошее предчувствие.

***

Линь Кэсин за всю дорогу так и не обмолвилась ни словом, всем видом показывая недовольство ночными похождениями госпожи, уже, очевидно, ставшими известными в не самом узком кругу поместья цветущих слив. Возможно, её, вдобавок, ещё и отчитали, а дальше на порку ведут и саму Цзинь Мэй, но… если честно… Цзян Чену было, откровенно говоря, всё равно. Уж как его наказывала его матушка — с таким вряд ли сравнятся методы воспитания в клане Цзинь. Думал Цзян Чен в тот момент только о том, какая неплохая фигурка, всё таки, у этой служанки Цзинь Мэй! А ведь самого интересного он и не приметил! Любуясь, как эти мягкие булочки под тонкой тканью на расстоянии всего вытянутой руки м-м-м… будоражили его воображение (туда-сюда-туда-сюда), он чуть не налетел на группу адептов из клана Не. Среди тех оказался и Не Хуайсан. Наспех извинившись, Цзян Чен чуть не выпалил своё традиционное приветствие главы клана, но, во-время прикусив язык, пробубнил в ответ скромное «доброго дня, почтенный глава Не». Хуайсан натянуто улыбнулся и прошествовал дальше по мощёной дорожке. Кажется, ещё и года не минуло с тех печально известных событий, прогремевших своей жестокостью на всю Поднебесную, а этот человек изменился до неузнаваемости — ныне всегда гордая осанка, пронзительный взгляд с хитрым прищуром и уверенный тон более никак не напоминали о прежнем Незнайке, которого высмеивали на каждом углу. Так всем надоевшие «помоги мне брат» да «о боги, что же делать» превратились в деловые предложения, от которых даже Цзян Чен уже отказываться не стал бы — такой «новый» Хуайсан был, без сомнений, более интересен и как глава союзного клана, и как деловой партнер, но, вместе с этим, перемены в поведении после смерти Цзинь Гуаньяо вызывали и подозрения. Ну что ж… Цзян Чен мог только порадоваться за бывшего соученика, но следить он будет за этим хитрецом в оба глаза. По всей видимости, не более нескольких минут назад Не Хуайсан имел честь вести беседу с приёмным отцом и дядей Цзинь Мэй — Цзинь Гуауэем, — так как дорога, по которой их вела Линь Кэсин, заканчивалась у его кабинета. Тяжело вздохнув, служанка объявила о прибытии молодой госпожи, дождалась ответа и отступила на шаг, даже не взглянув в сторону барышни. Цзян Чен понял, что эта девчонка ещё долго будет дуться (к слову, даже с недовольным лицом она выглядела очаровательно), и, отворив дверь самостоятельно, вошёл внутрь. В небольшом, но довольно… аккуратном кабинете витал легкий аромат наступающего лета. Цзян Чен любил те дни, когда этот запах долетал до всех уголков — кроме приятных ощущений он напоминал и о том, что уже можно было беззаботно окунуться в ближайший водоем и также беззаботно развалиться на берегу, не беспокоясь о том, чтобы подхватить заразу или замерзнуть до посинения. Однако мужчина, сидевший за столом в центре комнаты, кажется, не обращал внимания на смену сезонов. Первое, что бросалось в глаза — тёплое ханьфу, дымящийся чай в испиваемой чашке, неубранная грелка у стола — всё словно бы кричало о том, что на улице всё ещё морозы и… одевайтесь, дети, потеплее! Любой посторонний, не ведавший об истории этого человека, счёл бы того чудаком. Люди знающие (в их число входил и Цзян Чен) тактично молчали, в мыслях туша гнев и давя жалость, стараясь не думать о том, какие возможные зверства мог вытерпеть этот муж Цзинь в темницах Вэней во время войны… — Доброго утра вам, дядя. Как ваше здоровье? — с легким поклоном Цзян Чен замер в центре комнаты. Цзинь Гуауэй со строгостью и даже каким-то хладнокровием оглядел племянницу, что-то подмечая про себя, затем еле заметно кивнул, разрешая присесть на место напротив. Цзян Чен понятия не имел, какие порядки были в семье Цзинь Мэй, потому решил вести себя как подобает любящей и заботливой, но скромной племяннице (ну… насколько он мог себе представить). Кажется, в этом доме не было привычного клану Цзинь хвастовства, не было излишнего выпендрёжа, деньги не тратились на ненужные побрякушки, хотя вещи вокруг выглядели отнюдь не дешёвым барахлом. Сам Цзинь Гуауэй не носил ярких и пышных нарядов и украшений, в отличие от прочих павлинов знаменитого ордена Лань Лина, отчего зачастую казался серой тенью рядом с Цзинь Гуаньшанем, когда тот был жив, да и с Цзинь Гуаньяо… когда и этот был жив. Всегда серьёзен и строг, никогда не весел и радостен, этот мужчина вселял уважение среди своих соклановцев. Такой вот он — главный казначей самого богатого клана Поднебесной. Прийти и попросить у него денег на какую-то затратную гуле-хероборщину не решался даже глава ордена. Хотя многие в Лань Лин Цзинь умели доставать деньги, считайте, из воздуха, казна клана оставалась недоступной кормушкой благодаря этому человеку. Нужно оружие или талисманы? Цзинь Гуауэй назначал сумму. Потратили больше — извольте уплатить из собственного кошелька. Даже клановые пиры в последнее десятилетие оплачивались строго под зорким глазом казначея Цзинь, и, не дай боги, не уложитесь в бюджет! Дядюшка Гуауэй сдерет с вас стоимость плюс проценты за все лишние бутыли вина, что вы в себя влили! Свою должность Цзинь Гуауэй занял около четырнадцати лет назад — Цзян Чен подумал, что Цзинь Гуаньшань сдурел, когда назначил этого человека своим казначеем. Однако примерно тогда же знаменитые попойки Цзиней быстро сократились в числе, а приглашённых для развлечений дам вокруг Гуаньшаня явно поубавилось. Повсюду шептались, что клан Цзинь был на грани банкротства в те времена, но о каком банкротстве могла идти речь, если только что закончилась Аннигиляция Солнца, а имущество Вэней в больших количествах плавно перетекло в карманы Лань Лин Цзинь? Причина такого жёсткого сокращения трат, конечно же, позже стала ясна — постройка смотровых башен и дальнейшие амбициозные планы захвата власти во всей Поднебесной требовали больших вложений. И Гуауэй оказался на удивление подходящим кандидатом, чтобы эти вложения где-то сберечь до подходящего времени. Теперь это всё «веселье» должно было свалиться на голову А-Лина… — Мэй-эр, — наконец произнёс Гуауэй. Голос звучал суховато, как у больного, но приказные нотки отчетливо разбивали все иллюзии, что перед тобой сидел калека (побойтесь даже подумать так перед ним). — Как твоё самочувствие? — Благодарю дядю за заботу, Мэй-эр чувствует себя хорошо, — с новым поклоном ответил Цзян Чен. В воздухе повисло чёткое ощущение, что не этого ответа от него ждали. Не зная, что сказать ещё, Цзян Чен продолжал молчать, пока тишина в комнате не стала удушающей. — Дядя, я… Гуауэй вздохнул и поставил допитую чашу на стол. Хоть это и не было сделано громко, но прозвучало почти оглушающе, неожиданно, так, что Цзян Чен почти подпрыгнул на месте — а этот старик явно знал, как приструнить любого, не используя силы. — Надеюсь, ты и правда идёшь на поправку, Мэй-эр, — безучастно ответил Гуауэй, вновь обращая свой цепкий взгляд на Цзян Чена. — Тогда я сделаю вид, что не слышал о произошедшем днём ранее. — Эта недостойная просит прощения у дяди… — Но я бы хотел услышать о произошедшем вчерашней ночью. Расскажи всё своему дяде. Цзян Чен распрямился и сел ровно — что-то внутри, наверное, интуиция, подсказало, что эта просьба прозвучала довольно подозрительно. Но здравый смысл и память вовремя остановили Цзян Чена от ненужных мыслей — в конце концов, Цзинь Гуауэй был хозяином поместья цветущих слив, и нападение на гостя его дома ложилось бременем, если не позором, на его плечи. Желание узнать подробности произошедшего от первых лиц вполне логично в таких условиях. Как глава дома он обязан был разобраться в произошедшем и найти преступников. — Дядя, я… эта недостойная оказалась в случайном месте, в случайное время и мало что может сказать, — как можно более уверенно произнёс Цзян Чен, стараясь не смотреть в глаза этому «любящему дяде», чёрт его дери, чтобы не выдать себя с головой. Оставалось только надеяться, что тот не знает своей племянницы настолько хорошо, чтобы вычислить проходимца перед собой. Гуауэй, в то же время, нисколько не спешил развеять страхи и сомнения Цзян Чена и склонил голову набок, словно бы задавая вопрос «да что ты говоришь?». — Я прогуливалась вечером, перед сном, когда услышала шорох рядом, — продолжил Цзян Чен. — Я увидела, как несколько неизвестных проникли в покои. Забеспокоившись, что это воры, я поспешила остановить преступление. Но… я не знала, что внутри окажутся глава Цзян и глава Лань. Дальше мне пришлось вступить в бой но… но они оказались сильнее… да… дальше, глава Лань сделал всё за меня… Цзян Чен на мгновение остановился, пытаясь понять, насколько было складно то, что он сейчас произнёс. — Дальше? — буднично спросил Гуауэй, будто к нему пришёл бесталанный музыкантишка и одну за другой перебирал мелодии, пытаясь хоть одну сыграть без ошибок. — Дальше эти при… эти неизвестные попытались сбежать, Мэй-эр не могла дать такому случиться и поспешила на помощь главе Лань задержать преступников. Но не то чтобы удачно всё закончилось… Нам удалось, кажется, ранить одного, но, когда мы попросили помощи у молодого господина Цзинь расследовать дело, все следы пребывания убийц исчезли. Словно… словно они хорошо здесь всё знали, или им кто-то помог. Всё время, пока Цзян Чен говорил, Цзинь Гуауэй внимательно слушал, ловя каждый вздох и каждое движение девушки. Когда рассказ закончился, он снова вздохнул и вытащил из под стола продолговатый свёрток. С глухим стуком тот опустился на деревянную поверхность. Даже разворачивать не нужно было, чтобы Цзян Чен понял, что там. Но Цзинь Гуауэй всё же откинул ткань, демонстрируя засверкавшее на солнце лезвие. Внимательный взгляд вновь обратился на Цзян Чена. — Саньду главы Цзян. — Где вы его нашли, дядя? — усмехнулся немного нервно Цзян Чен. Конечно, он знал, где его обронил… но там где обронил — там же и не нашёл позднее, ночью! — А где ты его обронила? — вдруг спросил Цзинь Гуауэй, словно прочитав его мысли. Конечно же, залезать в голову этот хитрый лис не мог, но откуда тому было известно, что Цзян Чен использовал меч вчера? Подозрения новой волной обрушились на Цзян Чена. Либо этот человек видел всё своими глазами, либо узнал от кого-то, кто видел всё своими глазами, а видеть могли только те убийцы. Что, если Гуауэй заодно с теми ублюдками и замыслил убийство главы чужого клана? Но не глупо ли было убивать того в своём же доме? Ведь все первым делом же укажут пальцем на него? — Дядя, о чём вы? Как бы я осмелилась прикоснуться к оружию главы великого ордена? — наконец выдавил Цзян Чен. Цзинь Гуауэй взял в руки меч и, поглаживая метал через ткань, с какой-то еле ощутимой меланхолией оглядел сияющее лезвие. Цзян Чен с ужасом вспомнил, что тот уже более десятка лет не брал в руки оружия заклинателей — полученные травмы были несовместимы с дальнейшей культивацией. Большое невезение. Цзян Чену повезло больше. — И правда, как бы ты осмелилась… — только и произнёс Цзинь Гуауэй, задумавшись на мгновение. — Сегодня я навещу главу клана Лань и доверенных клана Цзян. Саньду будет возвращён хозяину. — Затем вновь посмотрел на Цзян Чена. — Можешь идти, Мэй-эр.