🏍︎
— Ты когда-нибудь перестанешь пялиться на меня? Минхо не может перестать смотреть на Джисона. Тот сказал это приглушённо, но Минхо уловил сердитость в его голосе. Когда он никак не реагирует на неё, Джисон одаривает его ещё одним взглядом, как бы говоря: «Мы вообще-то здесь не одни, идиот». — Пожалуйста, перестань так на меня смотреть, — бормочет он шёпотом, когда менеджер заканчивает говорить о расписании на следующую неделю. Оно забито. Как обычно, так что Минхо не удивлён. Значит, у него будет меньше времени думать о том, что имеет в виду Джисон под словом так. «Как так?»— хочет он спросить. Вопрос вертится на кончике языка, но, как и всегда, он его не озвучивает, потому что уже знает ответ. Ему просто интересно, вызывает ли у Джисона эта мысль отвращение. Минхо ожидает лучшего, потому что знает — вероятно, даже дольше, чем сам Джисон, — что тот зачарован старшим, так что он надеется, что Джисона на самом деле это не раздражает и он не хочет противостоять этому… Перестань на меня так смотреть. …и всё же, каждый раз слыша шутливое отвращение в голосе младшего, внутренний голос Минхо убеждает его, что оно реально. Тем не менее, какая-то его садистская часть любит периодически проверять эту теорию, поэтому он берётся руками за кресло по обе стороны от Джисона и поворачивает его, чтобы заглянуть прямо в глаза. Джисон цокает и бьёт Минхо по рукам, затем собирает вещи и убегает. — Что между вами происходит в последние дни? — Сынмин появляется у него за спиной, и они оба смотрят, как Джисон разговаривает с Хёнджином, закидывает руку ему на плечо и тянется на носочках, чтобы преувеличенно чмокнуть Хвана в щеку, и это заставляет Минхо снова задуматься: «Это только со мной он такой взвинченный?» — Ничего? — он приподнимает бровь, глядя на Сынмина, который только фыркает. — Да брось, вы всегда ведёте себя как голубки, и хотя в большинство дней меня от этого мутит, кто угодно скорее выбрал бы смотреть на это, чем… — он взмахивает рукой, пытаясь подобрать слово, — чем на это странное напряжение. — Нет никакого напряжения. — Может, не с твоей стороны… — Так спроси его, — Минхо закатывает глаза в надежде, что теперь разговор окончен. Возможно, они сблизились с Сынмином сильнее за последние пару недель, чем за все года с дебюта, но это не значит, что ему хочется, чтобы его допрашивали. Как будто ему указывают на то, что это его вина. — Вероятно, он просто заносчивый придурок. Я поговорю с ним, — говорит Сынмин, будто прочитал мысли Минхо и убеждает, что не винит его, и это удивляет, поскольку все ожидают, что старшие протянут оливковую ветвь и разрешат все ссоры. Не то чтобы младшие участники не в состоянии вести себя зрело, потому что они определённо достаточно взрослые, чтобы брать ответственность за свои действия, но моменты, напоминающие об этом, застают его врасплох. Минхо не может долго обижаться, поэтому просто предполагает, что у Джисона плохое настроение. Ничего более. Да. Совсем ничего.🏍︎
Позднее он видит Джисона развалившимся на диване и печатающим что-то на телефоне, и хотя обычно Минхо не любит врываться в его пространство, сейчас ему немного одиноко, поэтому он предлагает: — Хочешь посмотреть фильм? Минхо с опаской смотрит, как Джисон потирает глаза и бросает взгляд в его сторону. — Давай, но только не хоррор. Надоело уже, — он откладывает телефон и берёт в руки пульт. Минхо замечает, как загорается экран, на нём появляются сообщения, и понимает. О. Так Джисон с кем-то переписывался. Он ощущает небольшую вину, но он собирался прервать Джисона даже предполагая, что тот работает над песней, что в разы хуже. — Ладно. Какое у тебя сегодня настроение? Джисон поднимает взгляд, чтобы посмотреть на Минхо, и склоняет голову вбок, словно пытаясь уловить смысл вопроса. Минхо почти уверен, что Джисон хочет найти в нём скрытый смысл. — Я не знаю. Ты ведь предложил посмотреть фильм, так что… — Что ж мы такие нерешительные, боже, — вздыхает Минхо, пытаясь усесться между ног Джисона. Джисон согласно мычит, и Минхо чувствует, как тот напрягается, прежде чем обвить руками его талию. Они включают рандомную дораму и смотрят её в тишине. Так проходит первая половина серии, оба молчат, и это не из-за интересного сюжета. Скорее, они пытаются расслабиться в присутствии друг друга, пока напряжение снижается, а воздух становится лёгким. Так всегда. Они дышат в унисон, пока кто-нибудь из них не осмелеет. Они перестают наслаждаться моментом, накрывшись мягким одеялом, скорее, предвкушают следующее действие, как в тумане, чувствуя себя не в своей тарелке. Минхо ждёт, задержав дыхание, когда пальцы Джисона начнут играть с краем его футболки, и поддаётся ощущениям, когда тот, наконец, скользит по коже, легко царапая её ногтями. Он бросает на Джисона храбрый взгляд, улыбается и понимает, что парень не сводит взгляда с экрана. Минхо тянется к подбородку Джисона и слабо похлопывает по нему. — Перестань сжимать челюсти, — он непреднамеренно произносит это полушёпотом, но ему всё равно, потому что Джисон покрывается мурашками и отвечает, заикаясь: — Ничего я не сжимаю. Минхо качает головой и пытается сосредоточиться на сериале. Он потерял смысл сюжета, ведь его больше волнует то, как ноги Джисона обхватывают его талию. Он чувствует себя маленьким, это будто единственный способ Джисона обладать некоторой силой над Минхо, даже несмотря на то, что он всегда теряет хватку, когда тот проводит по его руке или мягко с ним разговаривает. — Дорама отстой. — Нет, это ты отстой, — говорит Джисон ровным голосом. Когда Минхо поворачивается, пытаясь посмотреть на него вопросительно, Джисон обнимает его крепче и хватает за затылок, чтобы тот не оборачивался. Эм. Допустим. Минхо чувствует, как напряжение возрастает, и он почти озвучивает свои мысли… — Ты напряжён? — спрашивает Джисон, чем застигает его врасплох. — Чего… — Да, ты выглядишь напряжённым, — решает Джисон и немного отстраняется. Как скажешь, думает Минхо и ему уже хочется ныть от потери тепла, но он замирает, чувствуя руки, скользящие по его спине и останавливающиеся на плечах. Когда большие пальцы Джисона нажимают на мышцы, Минхо не может сдержать тихого вздоха, покидающего его губы. — Как прошла тренировка? — спрашивает Джисон низким голосом, и Минхо хочет выругнуться. Мы что же, теперь ведём светскую беседу? Он хочет озвучить свою мысль, но Джисон начинает вырисовывать круги пальцами, нажимая на плечи всё сильнее. Всё, что может сделать Минхо — простонать, закинув голову назад. Джисон замирает на секунду, прежде чем продолжить, его дыхание согревает шею Минхо. — Лино? Минхо распахивает глаза. Он не осознавал, насколько они близко, пока его тело растворялось в прикосновениях Джисона. Точно. Он же задал вопрос. — Я её пропустил. — Как так? — Я сказал Хёнджину, что мне нездоровится, — Минхо сдерживает стон, когда пальцы Джисона надавливают на затылок, медленно скользя по коже головы. — Тебе правда нездоровилось? — Не-а. — Но ты никогда не пропускаешь тренировки. — Знаю. Джисон тянет Минхо за волосы, заставляя зашипеть от слабой боли. Он смотрит Джисону прямо в глаза. В их взглядах немой вопрос, пока они глядят друг на друга. Минхо не хочет его озвучивать. — Полагаю, тебе тоже стоит иногда отдыхать, — говорит Джисон, ослабляя хватку, и прислоняется лбом к его спине. — И что это значит? — Ты так стараешься… — Как и все вы, — фыркает Минхо. — Да, и обычно мы делаем перерывы, чтобы расслабиться. — А я, получается, нет? — когда Джисон хочет сказать что-то ещё, Минхо прерывает его: — Я готовлю, танцую, тренируюсь, — Минхо защищается. Джисон будто хочет, чтобы он признался в том, что в последнее время слишком ругает себя за то, что отвлекается. — Обычно ты готовишь для нас. Ты придумываешь хореографии для кого-то из нас, чтобы мы не расслаблялись. Ты тренируешься, даже когда не хочешь, потому что ты упрямец и у тебя нет другой отдушины. — Но это помогает мне снять стресс, — Минхо не понимает, что Джисон имеет в виду. — Ты почти всегда приглядываешь за нами, — продолжает Джисон, не обращая внимания на слова Минхо. — Я просто… Минхо слышит, как Джисон сглатывает, пока пытается сказать то, что, он уверен, подтолкнёт их к той невидимой грани, которую они безмолвно поклялись не пересекать. — Я тоже хочу позаботиться о тебе, ладно? — Джисон прижимается к Минхо щекой, заглушая свои слова. — Но я не знаю, как, и… Да, я в этом полный отстой. Минхо прикрывает глаза, уговаривая себя не поворачиваться, чтобы взять Джисона за щёки; сказать ему, как ему достаточно одного лишь присутствия, хотя это будет ложь. Весь тот потенциал, который в них есть, является постоянным напоминанием для Минхо, что он всегда хочет большего. Когда дело доходит до Джисона, слова обычно его подводят. Может быть, всё дело в танцевальной натуре, но у Минхо всегда лучше получалось показывать эмоции с помощью действий — крепко обнять ни с того ни с сего; грациозно провести пальцами по щеке Джисона; успокоить его, когда ему вновь не спится по ночам из-за навязчивых мыслей; игриво взъерошить волосы, когда он выглядит чересчур мило. Забавно, потому что обычно это привилегия Джисона, так как он тактилен со всеми, но если говорить о них двоих, Минхо всегда хочется прикоснуться к младшему. Он научился сдерживаться, не давая своим рукам распуститься и исследовать всё самостоятельно… — Ты можешь его запутать, — однажды сказал Чанбин, и это действовало Минхо на нервы, потому что он думает, что Джисон достаточно сознательный, чтобы установить личные границы. …поэтому он позволяет себе ластиться к Джисону, если это значит, что он может получить тактильный комфорт, которого жаждет. Конечно, большинство ребят считают, что Джисон немного запутался, но Минхо знает, что большинство действий Джисона продуманы. Каждый дразнящий толчок бёдрами; каждый щелчок по подбородку, когда Минхо от удивления разевает рот; каждое лёгкое прикосновение к его бедру, когда они садятся за стол — все его действия как будто хотят подтолкнуть Минхо к самому краю. Это, пожалуй, самый лучший подход Джисона к выражению эмоций, потому что в то время как Минхо предпочитает сохранять между ними стену забвения, Джисон может спокойно не озвучивать то, что им двоим и так понятно. У Минхо не хватает сил сказать Джисону, что он правда в порядке, и всё, о чём ему стоит беспокоиться, — это его сердце, которое вот-вот лопнет. — Извини, если я тебе нагрубил сегодня, — говорит Джисон, осознавая, что его искреннее волнение встречено тишиной, и вытаскивает Минхо из пучины мыслей. — Эм… Всё нормально, — говорит Минхо, потому что не хочет продолжать эту тему. — Тц, — Джисон выпрямляется и садится рядом с ним так, что теперь они немного повёрнуты лицом к друг другу. — Что? — спрашивает Минхо, когда Джисон без интереса смотрит на него. — Ты на меня никогда не злишься. — Так если я не зол, то зачем? Нелепица какая-то. Минхо не может понять, куда движется этот разговор и не может предсказать, что его ждёт. Джисон перебирает пальцы и закусывает губу, прежде чем пробормотать: — Извини, наверное, я выдумываю, — он смотрит вверх, и слова застревают в горле Минхо из-за его умоляющего взгляда. — Думаю, это я на тебя зол и хочу, чтобы ты это исправил. Всё, чего Минхо сейчас хочется, это поцеловать Джисона в его глупое лицо. — Думаешь? А может, тебе стоит быть честным со мной и рассказывать, что происходит в твоей голове, чтобы я был в курсе? Ты не может ожидать, что я что-то сделаю, если даже сам не знаешь, чего ты от меня хочешь. Джисон не отвечает, поэтому его голос становится мягче, но любой мог бы уловить нотку досады в его тоне, когда он добавляет: — Чего ты хочешь? Минхо наблюдает за тем, как миллион эмоций проскальзывают по лицу Джисона, и его сердце разбивается, потому что он знает, что происходит. Он это уже проходил. Он ждёт, что Джисон раскроется, но всё, что тот говорит, это: — Я не знаю. В любой другой день Минхо бы просто взъерошил ему волосы и сказал ему не торопиться, но сейчас он так расстроен, что может только закатить глаза. — Да, я так и думал. Видимо, зря он сказал это, потому что Джисон фыркает: — Ты прав. К чёрту всё, — он собирается встать в тот же момент, когда Хёнджин заходит в комнату и приземляется к ним на колени, придвигая Джисона ближе к Минхо. — Что смотрите, ребята? — Хёнджин устраивается удобнее, укладывает голову на колени Минхо и играет с пальцами Джисона. Минхо почти слышит скрежет зубов младшего, и он не уверен, стоит ли ему усмехнуться, разозлиться на Хёнджина, или быть благодарным его присутствию, ведь тот не обращает внимание на очевидную натянутость в воздухе, болтая о своём дне и хореографе, который показал ему некоторые движения к предстоящему камбэку. А затем он смотрит на них прищурившись и говорит: — Мда. Какие-то вы напряжённые, ребят.🏍︎
Когда Минхо заходит в студию на следующий день, он уже знает, что Чан будет докапываться до него, но заметив хмурое выражение лица Минхо, он спрашивает: — Всё путём? Минхо плюхается на кресло и стонет, прижимая ладони к глазам. — Почему мужчины такие сложные? — он слышит, как Чан хмыкает, и злобно зыркает на него. — Извини, но с чего бы это? — спрашивает Чан, но Минхо уже и так почти признался, что определённый парень сводит его с ума, поэтому решает на этом остановиться. Он и без этого смущён, потому что в последний раз ему нравился мальчик в восьмом классе, и тогда он даже не определился в себе. Просто знал, что его уши розовели, когда Дэсон дышал в его сторону. Сейчас, конечно, говорить, что Джисон ему просто «нравится», будет нечестным. Он не может даже отследить момент, когда влюблённость переросла в нечто, поглотившее его целиком, добавив необходимость всегда быть рядом с Джисоном. Обычно Минхо был расслабленнее в его присутствии. Но не в последнее время. Не тогда, когда он стал замечать, что Джисон не очень ловко справляется со своей симпатией к нему. Всё началось с невинных комментариев на камеру о том, как хорошо Минхо выглядит, а продолжилось фразой шёпотом: «Ты так горяч, я бы весь день смотрел, как ты танцуешь», когда Джисон оттащил его в дальний угол зала. Конечно, можно было свести всё к обычному физическому влечению, но Минхо далеко не глуп. Он может догадаться, что это значит, когда Джисон выдаёт фразы типа: «Ты мой компаньон навеки». «Ты и я. Мы одно целое». И сонная мысль, соскользнувшая с губ младшего, когда они были наедине: «Как думаешь, мы всегда будем такими?» Честно говоря, Минхо не мучается от невзаимности, зная, что ничего не получится в том мире, где они живут, в этом обществе. Ему было легко погрузиться в захватывающую, но изматывающую обстановку, которая приходит вместе с работой айдолом. Он знал, на что соглашался — на мир людей, которым нужно сохранять приближенный к идеалу образ, завораживать аудиторию смесью таланта и натренированного очарования. Он был очень осторожен с самого начала и знает, что его не так-то просто сломить. В прошлом он даже наслаждался скрытностью, а потом от этого устал. И хотя номера сыпались к нему в ладони, а взгляды обещали хорошо провести время, ему не было это интересно; иногда он мог пропустить по бокальчику с незнакомцем или поехать к нему домой, чтобы приготовить ужин на его большой кухне. В конечном итоге, и это сошло на нет, и когда ему не с кем было видеться и некуда было идти, чтобы отвлечься, его чувства к Джисону стали болезненно очевидными. Даже друзья из родного города его за это дразнили. «Ты смотришь на него или так, будто он повесил звёзды на небо, или так, будто хочешь его съесть. Середины нет», — смеялись они. «Захлопнитесь». Но Минхо понравился не бойкий, очаровательный мужчина, который является душой компании, не та версия Джисона, которая приковывает все взгляды, завораживает на сцене, плюясь огнём и поражая публику вокальными данными. Конечно, Минхо очарован и этой стороной Джисона, но он влюбился в тихого мальчика, который плачет над аниме и липнет к участникам, когда смущается. Это загадочная часть Джисона — творческая, скептическая; та, что может пригвоздить Минхо необъяснимым взглядом, от которого сердце у него замирает. — Я передумал. Назовём песню «Drive», — говорит Чан. — Вся эта тоска, о которой ты говорил, заставила меня задуматься. Это будет изящнее, и ну, не знаю. Мне кажется, песня напоминает о ночной поездке с окнами нараспашку, ты так не думаешь? — А разве песня не об этом? — Минхо приподнимает бровь. — Ха-ха, — Чан качает головой и двигает кресло Минхо ближе к себе, чтобы наклониться к нему и сказать: — Детка, не дразнись. Минхо пытается ответить Чану, играя с его воротником, и пальцами тянет его за серебряную цепочку на шее. — Ты что, подкатываешь ко мне, хён? — Минхо наблюдает за тем, как Чан прикрывает глаза, подавляя смешок, как будто он забыл, что Минхо не так-то просто смутить, особенно такому робкому, как Чан. — Какого чёрта? Конечно же, Чанбин решил появиться именно в этот момент, когда они находились в такой двусмысленной обстановке. Это всё смеха ради, так что Чан не отодвигается от Минхо, а тот в свою очередь обнимает Чана, пока они не осознают, что Джисон заходит прямо за Чанбином. Это нелепо, как быстро Чан отпрыгивает от него, почти падая со стула, а руки Минхо взлетают вверх. Да, потому что так точно получилось правдоподобно. Чанбин фыркает, усмехаясь, а Джисон засовывает руки глубже в карманы, приподнимая бровь и закусывая щеку. — А вы зачем здесь, ребят? — Минхо не планировал прозвучать так раздражённо, будто они и вправду помешали чему-то между ним и Чаном, пусть формально это так. — Узнали, что вы сегодня записываетесь, — говорит Чанбин. Джисон безмолвно плюхается на кресло, и Минхо поворачивается к Чану, который стреляет в него виноватым взглядом, после чего открывает ноутбук. Конечно, 3RACHA всегда наблюдает за процессом, но сейчас это будто вторжение в личное пространство. Эта песня не такая уж тяжёлая или откровенная, но Минхо всё равно чувствует себя голым. Это эгоистично, но он хотел поработать над этой песней только с Чаном и исследовать ту часть себя, которой раньше не касался. Ту, что, например, умеет писать так поэтично, что это звучит нежно даже для его собственных ушей. Он сохранил большинство из написанного при себе, не желая делиться ими с миром, и отправил Чану только то, что могло бы подойти для песни. Я храню тебя в мягком лунном свете Думаю, я видел эту сцену во снах Будто фонарь озаряет тёмную тропу Я возьму ответственность и отвезу тебя куда угодно Чанбин поднимает взгляд от текста, хлопая глазами. — Это ты написал? — Ничего особенного, — вздыхает Минхо, потому что, когда это было прочитано вслух, его мозг начал лихорадочно думать о том, что он мог написать что-то получше; как он будет звучать, пропевая эти строчки; почему он написал их; знают ли они, про кого он их написал. Джисон всё это время молчит. Даже когда Минхо заходит в акустическую кабину, он не поднимает взгляд от телефона и не показывает ему палец вверх как обычно. — Тебе стоит поучиться у Минхо, Бин, — слышит Минхо слова Чана. — Ты всегда пишешь грустные песни про расставания, — шутит Чан. Чанбин обвинительно наставляет на него палец. — И это мне говоришь ты! Это с твоей лёгкой руки я пишу всё это грустное дерьмо. — Может, нам всем не помешает немного веры, — поправляет Чан, добродушно смеясь над расстроенным выражением лица Чанбина. — Я ни на что не надеюсь, — ворчит Минхо, скрещивая руки на груди. Он замечает, как они переглядываются, а пальцы Джисона замирают над экраном, прежде чем он снова начинает его листать.🏍︎
— Ну, это было быстро, — присвистывает Чанбин, пока Джисон просто сидит, уставшись на кабинку, в которой ранее стояли Чан и Минхо, записывая бит для припева, прежде чем закончить на сегодня. Было не так плохо, как представлял Минхо, Чан и Чанбин сделали процесс весёлым и лёгким, вставляя ремарки каждый раз, когда прокручивали трек снова. Он даже заметил, как Джисон качает головой в такт. Понимающая улыбка застаёт его врасплох, когда парни дразнят Минхо, имитируя его голос. Я не отпущу тебя до самого конца Держись крепче, пока мы ускоряемся Мечтаю добраться с тобой до самого пика — Звучишь слишком невинно, — воркует Чан. Минхо проводит руку вверх по его бедру. — А сейчас? — спрашивает он, хлопая ресницами, пока его лицо остаётся безэмоциональным. — Вам двоим нужно снять комнату, прежде чем я не стал свидетелем чего-то скандального, — Чанбин прикрывает глаза, преувеличенно тяжело вздыхая. — Можешь уйти, — говорит Чан одновременно с Минхо, который предлагает: — Можешь присоединиться.