***
Гермиона полулежит, прерывисто дыша, и чувствует, как в спину под лопатками упирается что-то жёсткое. Перед глазами словно пелена, Гермиона видит лишь нависший над ней расплывчатый силуэт. Ей кажется, что она должна знать, где она и с кем, но снова не может вспомнить. Фигура напротив склоняется к ней, и Гермиона вздрагивает, когда улавливает прикосновение к своей талии. Крепкая ладонь мягко скользит по коже, переходя к спине. Пальцы задевают край её футболки. Сердце Гермионы пропускает удар. — Останови меня, — тихий шёпот обжигает ухо. Гермиона судорожно втягивает воздух и замирает, прикрыв глаза. Что-то тёплое утыкается ей в ключицу, она растерянно моргает, и от знакомого аромата голова слегка начинает кружиться. Гермиона чувствует, что её пальцы сами по себе перебирают что-то мягкое, кажется чьи-то волосы, и аккуратно касаются чьей-то спины. Ощущение тепла и твёрдости чужого тела так близко дурманит, и Гермиона знает, что не сможет найти силы, чтобы отстраниться. Тёплое дыхание вновь касается её кожи, но теперь ниже, слова скользят по шее: — Останови меня, Грейнджер. Но она лишь захлёбывается воздухом и шепчет в ответ что-то неразборчивое…***
Гермиона просыпается и чувствует, как её всю охватывает непонятное волнение. Она резко садится на постели и судорожно вздыхает, прикладывая прохладные ладони к лицу, чтобы успокоиться. Сон, как и все прежние, такой настоящий, такой реальный, что у неё сводит в животе, и Гермиона нервно обдумывает возникшую в голове сцену. Ей не надо видеть лица, чтобы узнать силуэт. Теперь её сны посвящены только одному человеку. Только вот неужели и это не просто сон, а воспоминание?***
Первым делом, зайдя в камеру, Гермиона накладывает Согревающие чары и только после осматривает Малфоя. В этот раз он выглядит намного лучше. Малфой сидит, расслабленно откинувшись на спинку стула, и обе руки спокойно покоятся перед ним, только лишь одним пальцем он редкими ударами отбивает нестройный ритм. Гермиона пересекает камеру, не обращая внимания на то, как за ней привычно проход закрывается, садится на своё место, а после ставит на стол склянку с зельем. На лице Малфоя проскальзывает удивление. — Мне разрешили принести тебе это, — она опускает взгляд на свою мантию и медленным движением разглаживает подол. — Животворящий эликсир. Он тихо хмыкает и молчит несколько секунд перед тем, как протянуть руку. Гермиона наблюдает, как он без заминки выпивает зелье, и не замечает ни тени сомнения на его лице. — Спасибо. Гермиона взглядом провожает его руку, которая ставит склянку ровно на то же самое место, а после возвращается в прежнее положение, и палец снова ударяет по столешнице. Вдруг Гермиона осознаёт, что ему очень легко это далось. Он ничего не заподозрил, не задал ни одного вопроса, даже не понюхал зелье, перед тем как выпить. Судя по поведению Малфоя, у него не возникло даже предположения, что она обманула его. И, хотя Гермионе, конечно, незачем травить Драко Малфоя, сидящего в Азкабане, мысль о том, что он не сомневается в ней, кажется странной. Может ли Драко Малфой доверять ей? Гермиона вспоминает о плане Снейпа и вдруг ошарашенно смотрит на Малфоя будто бы новыми глазами. Он замечает её изменившийся взгляд и чуть приподнимает брови, но ничего не говорит. Мерлин, она ведь и не подумала об этом раньше… Но возможно ли, что и она сама начала ему доверять, как и задумывал Снейп? Могли ли отношения между ними действительно стать лучше, чем она до сих пор помнила? Впервые за всё время Гермиона думает, что вообще-то Драко Малфой напротив знает её лучше, чем ей кажется. Более того, он знает о ней то, чего не помнит она сама. Он говорил о важных событиях; говорил, что это будет непросто; говорил, что она должна вспомнить. И Гермиона соглашалась с ним, на самом деле не имея ни малейшего понятия, с чем столкнулась. — Это похоже на игру, — вдруг нарушает тишину Малфой. Гермиона растерянно мигает и фокусирует взгляд на нём. — Прости? — Наши встречи и то, как ты вспоминаешь, — задумчиво поясняет он. — Это как игра. Каждый раз я думаю, что же ты вспомнишь теперь. До какого события дойдёт твоя память. А ведь я даже не уверен, что ты помнишь всё так, как оно было на самом деле. — Даже если я помню всё в точности, наши мнения об отдельных эпизодах могут отличаться. Малфой кивает. — Верно, — его губы чуть изгибаются, словно он сдерживает улыбку. — Тем более наши с тобой мнения в целом часто не сходятся. У Гермионы вырывается лёгкий смешок: — Это правда. Малфой всё-таки на мгновение улыбается, но ещё через секунду отводит взгляд и смотрит чуть выше плеча Гермионы. — Ну, рассказывай, Грейнджер. Она глубоко втягивает воздух. — Я знаю, что вы со Снейпом сами выбрали меня связным. Брови Малфоя чуть приподнимаются. — Егеря? — Да. — Ты тогда ловко всё выведала. Гермиона чувствует, как румянец касается её щёк. Это комплимент или насмешка? — Привести тебя в Орден Феникса — это была идея Снейпа? — Я не могу сказать. — Но… — Ты вспомнишь. Гермиона кивает. — Ты убил Яксли? — вдруг спрашивает она, и Малфой дёргается. Гермиона замечает, как бледнеет его лицо. — Ты вспомнила и это… — бормочет он и дрогнувшим голосом отвечает: — Нет, Грейнджер, Макмиллан успел кинуть в него какой-то дрянью, и тот истёк кровью прежде, чем аппарировал. — А ты… — Я не участвовал в их убийстве, — жёстко заявляет Малфой. Гермиона смущённо отводит глаза. Она собиралась спросить не это, потому что задавать такие вопросы было чересчур даже для неё, но, конечно, всё равно хотела знать ответ. — Я никогда не думала о том, как мы забрали их тела, — тихо говорит она, чтобы разрядить обстановку. — Я понимаю это только сейчас. Помнила, как мы хоронили их, но не знала, как узнали место. Их ведь не должно было быть там. — Они сами аппарировали, когда заметили засаду, но Яксли увязался за ними. Я еле успел поймать след. Гермиона поднимает на него взгляд, чувствуя, как в глазах едва заметно начинает щипать. Ей хочется спросить, почему он помог тогда их найти или почему не остановил Яксли сам. Но Гермиона не может решить, какой вопрос важнее. Вместо этого она говорит: — А потом ты рассказал про кентавров. Малфой прикрывает глаза, и его ладони напрягаются, ногти сильно царапают поверхность стола; Малфой сжимает кулаки. Гермиона затаивает дыхание, наблюдая за ним. — Двадцать третье июня, — выдыхает он еле слышно. — Может быть, я помню не всё, но то, что устроили Пожиратели двадцать четвёртого… — …Грейнджер… — Ты ушёл тогда, не сказав, что он планирует. Она знает, что её голос звучит обвиняюще, но она не может сдерживать чувства. Малфой снова смотрит на неё, и в его глазах проскальзывает боль. — Я не мог сказать, Грейнджер, но ты на самом деле уже знаешь об этом. — Что… Что там случилось? На его лице вдруг появляется странное выражение: он то ли улыбается, то ли морщится от боли. — Послушай, Грейнджер, я не могу раскрыть тебе больше. Ты… Возможно, ты вспомнишь, — он тяжело, болезненно вздыхает, — потому что мы с тобой говорили об этом. — Ты ведь не предупредил Орден? Гермиона понимает, что ему не просто; она видит, как он судорожно сжимает кулаки, а на его лице вновь ходят желваки. Но она ведь приходит за ответами, поэтому не может отступить просто из-за того, что Малфой мучается, рассказывая ей о прошлом. — Я не предупредил Орден, — соглашается он и вздрагивает всем телом. — Я не мог сказать и не сказал, но мы уже говорили об этом, тебе просто нужно… — он вдруг осекается. Выражение его лица меняется, Малфой хмурится и напряжённо смотрит на Гермиону: — Что ещё ты помнишь? Что ты помнишь после этого дня? — Я… — Гермиона теряется от резкой смены его настроения; нить разговора отчасти ускользает от неё. — Это всё. Ты ушёл в тот вечер, на следующий день прошли пожары, и после этого в моих воспоминаниях тебя нет. — То есть последнее, что ты помнишь, это наш разговор двадцать третьего июня? Гермиона почему-то ощущает себя как на уроке, к которому она совершенно не подготовилась. Ей кажется, что у вопроса Малфоя есть подвох, который она не может постигнуть. — Да, после этого никаких воспоминаний, — повторяет она. Гермиона видит, как Малфой проводит языком по зубам и прикусывает щеку; кожа немного натягивается на скуле, которая выглядит острее, чем обычно. — В следующий раз мы встретились тридцатого, — коротко произносит он, напряжённо следя за её реакцией. Он переплетает пальцы, складывая руки в замок, и потом выгибает их; кости тихо хрустят. — Годовщина, — Гермиона сразу понимает, к чему он ведёт, и нервно сглатывает, не уверенная, что стоит озвучивать это. Они оба и так поняли. — Годовщина смерти Дамблдора, — кивает Малфой; слова легко срываются с его языка. Разомкнув руки, он берёт себя за указательный палец и несильно тянет, снова раздаётся щелчок. Он проделывает это со всеми пальцами один за другим, а потом меняет руки, и только спустя несколько минут тишины, прерываемой лишь этим хрустящим звуком, Гермиона спохватывается, понимая, что он ждёт её реакции, и говорит: — Ничего, Малфой. В тот вечер мы были на Гриммо, многие члены Ордена собрались, чтобы помянуть Дамблдора и обсудить происходящее. Гермиона решила рассказывать Малфою только то, в чем уверена, поэтому не упоминает последний сон, но он выглядит так, будто уже знает, что она недоговаривает. Гермиона смело встречает его взгляд, и он чуть щурится, подозрительно оглядывая её, но через мгновение вздыхает: — Хорошо, Грейнджер. — Всё его тело словно обмякает, плечи расслабляются, и он опускает обе ладони на стол, упираясь кончиками пальцев в поверхность. — Ты вспомнишь про это позже. Но сейчас давай поговорим о поместье Ноттов и ваших пленных. — Ты был причастен и к этому? — догадывается Гермиона. Он неопределённо пожимает плечами. — Ты можешь сказать и так.***
Малфой не выходит на связь всю неделю после их ночного разговора, а Снейп отсутствует на Гриммо, так что Гермионе даже не у кого потребовать ответы. А вопросы просто разрывают голову. Она не сдерживается и уже на третий день после их встречи отправляет Малфою сигнал через зачарованную монету, и, когда он никак не реагирует, она не сдаётся и пытается связаться с ним ещё много раз. Несмотря на всё произошедшее двадцать четвёртого июня, Гермиона не верит, что Драко Малфой может быть мёртв, поэтому ждёт, когда он наконец объявится. Она дважды аппарирует в Паучий тупик и в одиночестве проводит время там. Она даже думает остаться в спальне на втором этаже, хотя ей и кажется дикой мысль ночевать в доме Северуса Снейпа, но в итоге Гермионе приходится вернуться на Гриммо, так как члены Ордена собираются там на годовщину смерти Дамблдора. И, конечно же, ровно в эту ночь зачарованный галлеон обжигает кожу, и Гермиона даже не успевает посмотреть на послание и, быстро собравшись, аппарирует в знакомую гостиную. Драко Малфой сидит на диване, локтями уперевшись о колени, и сжимает голову руками. Увидев его, Гермиона не сдерживает облегчённого выдоха: — Малфой! — Она осматривает его, убеждаясь, что он не ранен. — Где ты был? — она спрашивает требовательно, но он и не смотрит на неё. — Почему ты не отвечал? Я пыталась связаться с тобой… Гермиона понимает, что тараторит, но не может сдержать себя и ждёт реакции, жадно уставившись на Малфоя. Однако через мгновение вздрагивает, когда он наконец поднимает на неё взгляд. Она видела такой взгляд у Гарри, когда погиб Сириус. Она помнит, что во время поиска крестражей Рон смотрел так на них с Гарри перед тем, как аппарировать прочь. Она знает, что такой взгляд ещё надолго застыл на лице Джорджа после смерти Фреда. Гермионе становится не по себе. — Что случилось? — она чувствует, как её голос сам собой повышается. — Малфой, что произошло? — Грейнджер, я уже говорил не задавать вопросы, на которые ты не хочешь знать ответ. Его голос непривычно мрачен, и на скулах проступают желваки, когда он сурово смотрит на неё, сжав зубы, и Гермиона осекается, а после вдруг принюхивается, ещё раз оглядывая его. Она чувствует отдалённо знакомый запах, и что-то в позе Малфоя наталкивает её на мысль, а лёгкая дымка в глазах подтверждает гипотезу. — Ты пьян, Малфой, — с удивлением констатирует Гермиона. — Ты снова пил? Он неожиданно зло огрызается: — Повзрослей, Грейнджер. — Серьёзно, кто из нас ведёт себя по-детски? И это твоё решение проблем? Напиваться каждый раз, когда что-то произошло? — Грейнджер, будь добра, закрой рот. Она вспыхивает: — Малфой, послушай, мы знаем, что в пяти городах Англии произошли крупные пожары, и мы уверены, что к этому причастны Пожиратели смерти. Сотни погибших и разрушенных зданий, тысячи людей остались без крова. Ужасные ранения, дети, оставшиеся без родителей, и родители, потерявшие детей. Люди в панике. — Маглы, — выплёвывает он. — Все, Малфой, волшебники и маглы! Брайтон полуразрушен, в Ковентри подчистую уничтожено несколько заводов, парк Брадгейт под Лестером выжжен полностью… — Грейнджер, что ты от меня хочешь? — вдруг перебивает Малфой. — Я… Я хочу понять, как это произошло, и… — Зачем? — Мне важно разобраться в том, что… — Что тебе это даст? В ночь с двадцать третьего на двадцать четвёртое, когда Малфой вызвал её для разговора о кентаврах, но предупредил не высовываться, Гермиона была напугана. Она совершенно не знала, чего можно было ожидать от Волдеморта, не представляла, какие потери может понести мир. Но она не могла столько бояться, её страх постепенно преобразовывался в злость, в ярость. Гермиона бесилась, что ни Снейп, ни Малфой не попытались предотвратить произошедшее. Ей казалось, что с их стороны это было обманом, предательством или же лицемерием. Гермионе это было не так важно. Главное, они не помогли, хотя у них и была такая возможность. И ей нужны объяснения, почему так вышло. Гермиона готова вытрясти их из Малфоя. — Ты знал, что будет, Малфой! Ты знал, что Пожиратели готовят такие масштабные нападения на людей, которые даже не имели возможности защититься, но ничего не сказал! Ты мог спасти столько жизней, ты мог хотя бы попытаться остановить всё это, но ничего не предпринял. Почему ни ты, ни Снейп не… — Да потому что весь ваш чёртов Орден погиб бы там! — вдруг рявкает Малфой, перекрикивая её, и вскакивает на ноги. — Очнись, Грейнджер, открой наконец глаза и оглянись по сторонам, идёт война… — …Я знаю, что идёт война, спасибо большое, Ма… — …Всё немного сложнее, чем ты привыкла. И ты не можешь просто ждать, что всё всегда будет по-твоему, потому что… — Я и не жду! Мне просто казалось, что мы работаем на одной стороне, и ты должен предупреждать о таких вещах, и… — Мерлин, Грейнджер, — громкий, вибрирующий рык раздаётся из его горла. — Сколько можно требовать от меня?! Я приношу всю информацию, которую могу. — Он дёргает в сторону свою мантию и достаёт оттуда большую пачку бумаг, а после одним резким движением швыряет их в сторону Гермионы. — Подавись. Имена, фамилии, местоположения. — Гермиона смотрит, как свитки разлетаются вокруг, и видит на них схемы, нарисованные почерком Малфоя, и ряды фамилий. — Здесь три чёртовых отряда Пожирателей. Один был в Портсмуте, другой в Ковентри, третий в Норидже. Любой из этого списка убьёт меня не задумываясь, если узнает, что я предатель. Так что можешь просто закрыть свой рот и принять с благодарностью то, что я предлагаю. Листки разносит по полу, и на лице Малфоя вдруг проскальзывает удовлетворённое выражение, будто он ожидает, что Гермиона будет ползать перед ним на коленях, вручную собирая все материалы. Она поражённо наблюдает за его истерикой, отстранённо думая, что в этот раз они заходят слишком далеко и, возможно, она сама не права, требуя от Малфоя больше, чем он может дать. Но его поведение каждый раз выводит её из себя, и Гермиона не может размышлять рационально, когда дело касается Драко Малфоя. — Да что с тобой не так? — спрашивает она тише, чем прежде. Взгляд скользит по полу, усыпанному свитками. Она взмахивает палочкой; заклинание закручивает в небольшой вихрь все разбросанные бумажки, и Гермиона следит, как они постепенно собираются ровной стопкой. Она наводит порядок там, где может; там, где Малфой пытается всё развалить. Она убирает за ним и внезапно чувствует накатившую усталость. — Почему нельзя быть человеком и вести себя соответствующе, а, Малфой? — Может, потому что тяжело вести себя как человек, когда тебя не воспринимают таким? — Его слова лишают Гермиону дара речи, и она замирает с приоткрытым ртом, пока он, воспользовавшись заминкой, вдруг меняет тон: — Послушай, Грейнджер, я без понятия, что ты там себе выдумала, но мне не нужно, чтобы ты считала меня хорошим. Я не собираюсь тебе ничего доказывать, это не входит в мои планы. Гермиона поднимает на него взгляд. — Я не понимаю, о чём ты говоришь, Малфой, — произносит Гермиона, стараясь совладать с собственным голосом. — Мы оба делаем то, о чём договорились. Ты приносишь информацию, я сообщаю в ответ то, что знаю; я помогаю тебе, а ты отвечаешь на мои вопросы… — Чёрта с два, Грейнджер! Я говорю то, что считаю нужным. Я помогаю там, где могу. И уж точно не собираюсь вестись на твои жалкие попытки добиться своего. — Малфой, да о чём ты вообще? — Ты хочешь, чтобы я раскрыл тебе всё и сразу. Тебе постоянно нужно больше. Каждый чёртов раз, как бы я ни старался, ты всё равно разочарована и ищешь подвох. — Но я не… — Я рискую жизнью каждый чёртов день, можешь ты это наконец понять?! — Малфой, не будь таким эгоистом. Все рискуют жизнью, в этом смысл происходящего сейчас, — произносит Гермиона твёрдо, но чувствует, что какая-то мысль не даёт ей покоя. Что-то шевелится в голове где-то на периферии. Что-то, о чём, возможно, стоит задуматься, но у неё нет времени. — К тому же ты сам говорил, что делаешь это для себя, я же не заставляю тебя! — Да, Грейнджер, я делаю это для себя. И я рассчитываю, что когда… — он заминается на короткий миг, — если вы победите Волдеморта и дело дойдёт до судов над чёртовыми Пожирателями, ты будешь на моём заседании и дашь показания. Предоставишь дурацкие доказательства, что я, возможно, не так плох, — он гулко вздыхает. — Но я не собираюсь просить тебя об этом! Я не собираюсь умолять! Гермиона теряется в замешательстве, искренне удивлённая оборотом, который принял их разговор. — То есть я должна сделать это сама? По собственному желанию? — переспрашивает она. — Да, Грейнджер, из сочувствия, из грёбаной жалости, из своего дурацкого гриффиндорского чувства справедливости — мне всё равно. — А если я не сделаю этого? — Это будет значить, что либо я крепко облажался, либо у этого мира не осталось вообще ничего хорошего, — припечатывает Малфой, и Гермиона чувствует, как сердце бухает в груди, будто прыгая из-под горла в живот и обратно. Она смотрит на Малфоя долгим внимательным взглядом. Он выглядит изнеможённым. Что-то в его позе, в его голосе, в его взгляде на мгновение заставляет Гермиону испугаться. Но не Малфоя — а за него. Ей вдруг кажется, что он балансирует на грани, а она сама почему-то упорно продолжает подталкивать его. Но даже мысли об этом не помогают Гермионе удержать очередной вопрос: — Малфой, что там случилось и почему тебя не было так долго? Он закатывает глаза и вдруг быстро поднимает руки к голове, ладонями зажимая уши. Движение такое сумбурное, такое отрывистое, что Гермиона понимает: Малфою всё сложнее держать себя в руках. — Забирай свитки и проваливай, — гаркает он. Но Гермиона не может похвастаться большей выдержкой, чем у него. Малфой гневается, уничтожая хрупкое равновесие их отношений, которое возникло за последние недели, но, в отличие от ситуации с разлетевшимися бумажками, Гермиона не может произнести заклинание, чтобы вмиг всё восстановить. Она может только продолжить спорить. — Я никуда не уйду. Ты должен сказать мне, что… — Да как же ты не поймёшь! — рявкает он. — Я. Ничего. Тебе. Не. Должен. — Поговори со мной, Малфой! Что там произошло? — Ты просто не можешь перестать задавать вопросы? — Да что ты прицепился к моим вопросам, Малфой, прекрати быть таким слабаком и ответь хоть на один! — Заткнись, — рычит он и срывается, полностью теряя контроль. — Заткнись, заткнись, заткнись! — С каждым восклицанием он приближается к ней на шаг ближе. — Не называй меня слабаком, Грейнджер! Не говори о том, чего не знаешь. — Тогда расскажи мне, я хочу знать! — кричит она в ответ. Вдруг Малфой оказывается прямо перед ней, резким движением тянет руку и, прежде чем Гермиона успевает среагировать, ладонью обхватывает её за шею. Она инстинктивно пытается вывернуться, но у неё уже был шанс узнать, что Малфой сильнее, чем кажется. В этот раз она снова не может сопротивляться. Он склоняется к ней: — Какая разница, чего ты хочешь и чего не хочешь? — фыркает он. — Знаешь, Грейнджер, я думал, меня раздражают все грязнокровки, но, кажется, дело всё-таки в тебе. Какая же ты… Малфой вдруг запускает пальцы в её волосы и дергает назад так, что голова запрокидывается. — Пусти! Руки Гермионы взлетают к затылку, она хватает запястье Малфоя одной рукой, пытаясь удержать от рывка, а второй старается разжать его пальцы. Но он даже не обращает внимания на её попытки. — Неужели ты просто физически не способна помолчать? Чего тебе стоит, Грейнджер, хоть на секундочку заткнуться? Неужели, когда это происходит, давление в твоей голове становится столь огромным, что она грозит вот-вот взорваться? — Я молчу сейчас, Малфой. — И это прекрасно, это ласка для моих ушей. Он замирает, прикрыв глаза, и его лицо выглядит почти умиротворённо в приглушённом свете свечей, но рука продолжает крепко удерживать волосы Гермионы. Она смотрит на него и всё ещё пытается ослабить напряжение, чувствуя, как кожа на голове натягивается, и это причиняет дискомфорт, перерастающий в боль. Малфой глубоко втягивает воздух; ноздри раздуваются. Гермиона предпринимает ещё одну попытку: — Малфой, отпусти меня, — тихо, вкрадчиво произносит она, стараясь звучать убедительно, — и мы спокойно поговорим. Он открывает глаза и снова смотрит на неё, взгляд нечитаем. — Нет, мы не будем разговаривать, — так же тихо, но неожиданно серьёзно говорит он. — Ты будешь слушать. Ты же хотела ответы на вопросы, Грейнджер. Я отвечу. Только сначала задам тебе парочку своих. — В его глазах проскальзывает опасный блеск, пальцы крепче сжимаются у неё в волосах, и Гермиона ещё больше закидывает голову, стараясь уберечься от боли. Тем временем Малфой нависает над её лицом: — Знаешь ли ты звук, который издаёт живое существо, когда с него снимают кожу? Шею Гермионы мучительно пронзает от подобного положения, и слова сами срываются с губ: — Малфой, мне больно. — Мне тоже больно, — едва разборчиво бормочет он и горячо шепчет: — Знаешь, как лепечет человек, которого покидает разум после пыток Круциатусом? — Остановись… — …Знаешь, как кричит человек, на глазах которого убивают всю его семью? — Хватит! В уголках её глаз собираются слёзы, и Гермиона несколько раз моргает, стараясь удержать их. — Знаешь, как безжизненное тело ударяется о пол? — Малфой, прекрати! Одна слеза всё-таки срывается и прочерчивает тонкую дорожку по виску, скрываясь в волосах. Гермиона тихо всхлипывает, когда слова Малфоя окутывают её: — Ничего ты не знаешь… Она чувствует его дыхание на своём лице, оно особенно обжигает влажную кожу, и Гермиона снова часто-часто моргает, стараясь справиться с собой. Когда она отвечает ему, то голос срывается на шёпот, но Малфой так близко, что слышит каждое слово: — Ты уже один раз показал, что физически сильнее. Это ничего не значит, Малфой. Чего ты вообще пытаешься доби… Гермиона вскрикивает на полуслове, когда чувствует, как Малфой сжимает пальцы и, кажется, вырывает часть волос, а кожа на голове начинает нестерпимо болеть от сильного натяжения. Малфой совсем близко. Он вдруг прижимается носом к её виску, и у Гермионы спирает дыхание. — Как же ты достала… На этих словах Гермиона резко дёргает головой и врезается лбом в его лоб. Размах не сильный, но удара хватает, чтобы в её глазах потемнело, а Малфой немного отшатнулся. Он смотрит на неё опасным взглядом. Воспоминание об их первом столкновении резко проносится в сознании, и на миг Гермионе кажется, что в этот раз Малфой попросту убьёт её. Она зажмуривается всего на секунду и видит вспыхивающие огоньки в темноте собственных век. Голова несильно кружится от удара, Гермиона дезориентирована. Когда она открывает глаза, Малфой всё ещё смотрит на неё, и она впервые так близко видит его глаза. Тонкая каёмка серо-голубой радужки вокруг увеличившегося чёрного зрачка, в котором Гермиона отчасти может разглядеть собственное отражение. Алая линия лопнувшего сосуда в уголке, длинные светлые ресницы и тёмные синяки. Она быстро-быстро смотрит то в один, то во второй глаз, не понимая, какое выражение кроется в них, а мгновение спустя улавливает, как взгляд Малфоя мечется к её губам и обратно. Гермиона даже не успевает сформулировать мысль, вызванную его движением, и судорожно вздыхает, а Малфой уже ловит этот вздох своим ртом. Он целует её. Его губы обрушиваются на её, и Гермиона ощущает жар его рта и жар его тела напротив её собственного. Гермиона чувствует горький вкус огневиски на его сухих губах, и голова, всё ещё тяжелая после удара и сдавленная рукой Малфоя, начинает кружиться ещё больше. Сердце отчаянно заходится в груди, и в животе скручивается тугой узел. Гермионе кажется, что она на поле боя в одиночку отбивается сразу от десятка врагов. Она в темнице ожидает, пока за ней придут неизвестные враги. Она на самом сложном экзамене в своей жизни, но совершенно не подготовлена. Гермиона судорожно дышит носом, втягивая с каждым вздохом запах Малфоя. Он пахнет лёгким парфюмом, алкоголем и свежестью, будто надел новую мантию. Второй рукой Малфой крепко вцепляется в её плечо. Гермиона вздрагивает и уже спустя мгновение пытается вырваться, даже не до конца понимая, что происходит. Но от усталости и истощения — в первую очередь морального — её реакции заторможены, и Малфой не сразу замечает сопротивление. Несколько бесконечно долгих мгновений он продолжает целовать её, а после отстраняется и смотрит на неё удивлённо, как будто впервые замечает. — Грейнджер… — Тихо, на выдохе, который касается её лица, растворяясь на коже. Гермиона уверена, что сейчас Малфой оттолкнёт её и бросит какую-нибудь грубость, стараясь замять ситуацию. В крайнем случае рассмеётся и покажет таким образом, что это всё жестокая шутка. Но Малфой молчит и смотрит на неё с непонятным выражением лица. Его взгляд захватывает её в ловушку, и Гермиона не успевает воспользоваться моментом, чтобы самой отстраниться и, вырвавшись, отойти подальше, потому что Малфой снова тянется к ней. Он так же настойчив, но в этот раз его движения мягче, ласковее. Слегка путаясь в волосах, он проводит пальцами по её затылку, и это касание, теперь почти нежное в противовес тому жестокому, которое было ранее, посылает мурашки по спине Гермионы. Она то ли вздыхает, то ли всхлипывает и наконец выпускает его запястье и перекладывает руку на плечо, крепко стискивая мантию. Ей нужно за что-то держаться, потому что Гермиона знает: ещё чуть-чуть — и она свалится с ног. Уловив её движение, Малфой одновременно обхватывает рукой плечи Гермионы, прижимая ближе к своему телу, и слегка поворачивает голову; кончик его носа задевает её. Гермиона чувствует, как Малфой еле заметно прикусывает её губу. Гермиона полностью теряется в ощущениях. Напряжение в её теле и голове после всего произошедшего велико, но подобные ласки ломают защиту, и решительность сдувается как проколотый воздушный шарик. Она не находит в себе сил сопротивляться, но отлично чувствует приятную негу, распространяющуюся по телу. В животе разливается тепло, и мысли разбегаются, оставляя в голове блаженную пустоту. Злость неожиданно сходит на нет, подавленная чужим жаром, ласковыми касаниями, приглушёнными вздохами. После она наверняка будет об этом жалеть, но сейчас Гермиона сдаётся и робко целует Малфоя в ответ. Он шумно выдыхает, почувствовав её нежные движения, и уже спустя секунду проводит языком по её нижней губе. Гермиона мгновение мешкается, растерявшись от интенсивности ощущений, но всё же приоткрывает рот и замечает, как Малфой притягивает её ещё ближе. Гермиона не уверена, сколько проходит времени, пока им обоим не требуется короткий перерыв, чтобы отдышаться. Позже она со смущением будет вспоминать, как Малфой первым отстранился, а она, не сдержавшись, кажется, потянулась следом. Их дыхание — одно на двоих — прерывистое, горячее, влажное. Гермиона чувствует, как покалывает распухшие губы, и нервно проводит по ним языком. Реальность, в которой она оказалась, сбивает с толку. Гермиона думает. Думает о Малфое, думает об их ссоре, о том, как зол и растерян он был. Думает об их неожиданном поцелуе. И о своих ощущениях. Ей становится забавно от самой себя из-за того, как быстро разнообразные мысли затапливают сознание. Гермиона беззвучно усмехается и вдруг чувствует, как тело Малфоя мелко дрожит под её руками. Она замирает, но уже через секунду рефлекторно убирает ладони с его плеч, выпуская мантию, которую продолжала сжимать в пальцах. Будто ждав этого движения, Малфой делает шаг назад, и Гермиона видит его лицо. На скулах непривычный лихорадочный румянец, губы припухли, но взгляд, застывший в пространстве, сдержанный, и она не может даже предположить, о чём он думает. Наступает момент, когда Гермиона начинает чувствовать себя неловко. Она неуютно ёжится, продолжая растерянно смотреть на Малфоя, и её мысли фокусируются только вокруг того, что нужно забрать пачку бумаг и аппарировать как можно скорее. Они оба явно не в состоянии обсуждать произошедшее. Да и есть ли что обсуждать? Гермиона думает о том, как бы аккуратно обойти Малфоя, не задев, но он сам вдруг, не глядя на неё, разворачивается и идёт обратно к дивану. Он устало садится, будто опадая на подушки, и всё его тело расслабляется, обмякает, как будто силы окончательно покинули его. Гермиона заворожённо смотрит на Малфоя секунду, другую, а затем отворачивается и поправляет волосы, разметавшиеся в беспорядке. Из-за его рук. Гермионе кажется, что её сердце бьётся так громко, что Малфой должен слышать его даже из другого конца комнаты, и она понимает, что лучше уйти как можно скорее, пока кто-то из них не сказал ничего такого, что запустило бы ссору на новый виток. Но Малфой удивляет. Его голос звучит неожиданно безмятежно, когда он произносит всего несколько слов: — Грейнджер, не думай об этом всём. Гермиона смотрит на него и кивает, а после наконец призывает стопку бумаг. Но, когда она оставляет его одного в полумраке небольшой гостиной и аппарирует прочь, то точно знает, что, несмотря на его комментарий, её мысли ещё долгое время будет занимать только этот эпизод.*****
От автора: Не уверена, что Снейп вот так всё планировал… :) Пока что моя любимая глава. Надеюсь, вам тоже понравилось.