***
Гермиона возвращается в Паучий тупик через день. С Малфоя будто спадает защитный слой. Он, расслабившись, сидит на диване и рассказывает ей про какие-то мелкие нападения, неважные планы и бесполезных людей. Они не говорят о портрете и других крестражах, не упоминают убийств и пыток, не спорят о смыслах. В этот раз их разговор похож на дружескую беседу, на ленивый обмен репликами. Их бёдра слегка соприкасаются, он пару раз задевает её руками, когда особенно сильно жестикулирует, и они смотрят друг на друга будто больше, чем за всю жизнь до этого. Гермиона изучает и запоминает Драко, и ей кажется, что он делает с ней то же. Его лицо спокойно и немного задумчиво. Лишь когда они прощаются, Малфой хмурится и, на мгновение сжав её ладонь, коротко говорит: — Приходи завтра. И Гермиона приходит.***
Гарри и Рон пока так ничего и не нашли. Гермиона отправляет им патронус и сообщает всю новую информацию про крестраж. Несколько деревень так разрушены, что вернуть портрет туда — то же самое, что положить его в кучу золы среди обломков. В других местах слишком много свидетелей, и Гермионе не верится, что Волдеморт решил бы оставить свой крестраж на видном месте. Она передаёт свои мысли друзьям, надеясь, что информация сузит круг и Гарри с Роном смогут что-нибудь обнаружить. Впрочем, возможно, новые детали лишь скорее приведут к тому, что они поставят свою жизнь под угрозу. Гермиона старается не думать об этом. Вместо этого всё свободное время она пытается понять Тёмного Лорда и размышляет, чей портрет он мог бы использовать и зачем было возвращать его обратно. Это кажется очень недальновидным решением. Гермиона долго обсуждает это с Кингсли, но они не могут придумать ни одной подходящей версии.***
Гермиона остаётся в тупике практически через день. Иногда они с Малфоем подолгу разговаривают, иногда просто засыпают рядом, ещё трижды — занимаются сексом. Эта странная пограничная рутина засасывает Гермиону быстро и бесповоротно: сражения, вылазки, планирования операций, бессонные ночи рядом с ранеными или над котлами с зельями, потери и небольшие, но уверенные победы смешиваются с пикировками с Малфоем, его усмешками, раздражающими комментариями, раскрытыми секретами, томными поцелуями и спокойными снами. Засыпая рядом с ним, Гермиона иногда думает, что как-нибудь они проснутся — а войны больше не будет. Но она всегда есть.***
Малфой дочитывает книгу. — Как вы уничтожили их? — спрашивает он в один из дней и, уловив непонимающий взгляд Гермионы, уточняет: — Крестражи. Как вы уничтожили их? Диадема сгорела в адском пламени, но что насчёт остальных? — Дневник и чаша — клыками василиска. Остальные — мечом Гриффиндора. Но технически он тоже пропитан ядом. Малфой слегка приподнимает бровь. — Интересный набор, — он хмыкает и уточняет: — И у вас есть что-то из этого? — Клыки остались на Гриммо и у Макгонагалл. Меч Гриффиндора забрали Гарри и Рон. На случай если они найдут крестраж — чтобы они сразу могли его уничтожить. Глаза Малфоя округляются, и изумление затапливает его лицо. Он издаёт невнятный смешок и иронично спрашивает: — О, то есть они таскают с собой ценнейшую реликвию? Логично. Гермиона слегка краснеет. — Это лучший вариант, который у нас был.***
В конце первой недели сентября пригождаются сваренные зелья, когда Пожиратели устраивают стычку прямо в центре Лондона. Убедившись, что больше не может никому помочь, Гермиона аппарирует в тупик, чтобы не тратить запасы Ордена. По крайней мере, так она говорит сама себе. Побледневшая и измученная, Гермиона падает на диван и призывает флаконы. Первым делом она выпивает обезболивающее и, выдохнув от облегчения, начинает залечивать раны на руках, груди и животе. Их мало и они небольшие, так что она справляется быстро. Закончив, Гермиона вскидывает бёдра и стаскивает с себя штаны, обнажая израненные ноги. В левое бедро попало Жалящее заклинание, и распухшая кожа, покрытая рубцами, выглядит пугающе обезображенной. Гермиона прерывисто дышит и время от времени всхлипывает, пока обрабатывает раны. Когда появляется Малфой и забирает зелья и мази из её рук, она благодарно выдыхает и расслабляется, откинувшись на подушки. Он опускается на колени и аккуратно, но твёрдо обхватывает её икру, и Гермиона на мгновение смущается своей наготы. Она прикрывает глаза, фокусируя внимание на прохладе и облегчении, которые сопровождают его касания. — Где ты так умудрилась? — В Лондоне, — она смотрит на него сквозь ресницы и удивляется замешательству на его лице: — Неужели не в курсе? Он морщится. — Я не знал, что сегодня планируются какие-то операции, — бормочет он, зачерпывая ещё мази. — И не ожидал увидеть тебя здесь. Гермиона прикусывает губу, когда он переходит на ещё не тронутый кусок кожи. Прикосновение обжигает, но спустя четыре секунды боль затухает. Мазь действует быстро, но такой ране всё равно нужно время, чтобы рассосаться. Гермиона отстранённо думает о шрамах, которые могут остаться. — Мы должны были эвакуировать одну семью, — поясняет она. — Они не принадлежат Ордену, но помогали нам… финансово. И попросили помощи, — она вздыхает, замолкнув, когда неприятные ощущения вспыхивают в новой точке. — Но Пожиратели как-то узнали об этом. Их забирали несколько человек, я должна была прикрывать. — И как, прикрыла? — роняет он будто бы случайно. Она не успевает огрызнуться, потому что боль снова пронзает бедро. Одновременно с этим Малфой слегка поворачивает её ногу, и Гермиона, вскрикнув, дёргается. — Сиди спокойно, Грейнджер. — Ты сам передвинул меня, — возмущается она. — Я повернул ногу, потому что поражение тянется назад, и мне нужно обработать твою задницу, — он раздражённо цокает, но голос звучит насмешливо, и Гермиона поражённо смотрит на него, пытаясь придумать достойный ответ. — Тебе хватает и одного жала. — Малфой!.. Его рука вдруг скользит по её колену и выше и останавливается на внутренней стороне бедра. Гермиона, нерешительно замерев, проглатывает слова. Она видит, как его кадык дёргается, и Малфой вскидывает на неё глаза; на мгновение они встречаются взглядами. Малфой хмыкает. Гермиона отворачивается и тянется к ещё одной склянке с обезболивающим зельем. Она сварила достаточно и может себе позволить приглушить боль. Тем более когда ничто не способно подавить её раздражение, а ей нужно справиться хоть с чем-то. Малфой молча продолжает работу. Он действует чётко, как и в прошлый раз, когда лечил её. Ему требуется около двадцати минут, чтобы обработать всю рану и произнести несколько заживляющих заклинаний. Гермиона медленно дышит через нос, справляясь со вспышками боли. Его руки тёплые и знакомые, а голос действует на неё успокаивающе. Напоследок Малфой залечивает ещё несколько ссадин на другой ноге, и замирает. Но не отстраняется. Одна рука остаётся лежать на её бедре, вторая опускается на колено. — Готово. Гермиона оглядывает его работу: кожа порозовела и медленно восстанавливалась, рубцы почти затянулись и припухлость заметно уменьшилась. Гермиона вздыхает, кивает и затем переводит взгляд на его руки на своих ногах. — Спасибо, — она гулко сглатывает. Малфой слегка сжимает её ногу, и Гермиона, не удержавшись, глядит ему в лицо. Выражение задумчиво, будто Малфой размышляет, что предпринять дальше, но губы трогает полуулыбка. Его глаз Гермиона не видит: он уставился куда-то в область её живота. Гермиона прочищает горло и внезапно чувствует, что не знает, куда деть руки. Они лежат по бокам около её бедер, но теперь это кажется неестественным и неудобным. Нервным жестом она складывает их на животе, обнимая себя. Малфой тихо усмехается. Его большие пальцы вдруг скользят по коже, слегка массируя. — Я выпила слишком много обезболивающего и могу вырубиться в любой момент, — зачем-то говорит Гермиона. Голос звучит сипло. Его брови на миг подскакивают вверх; он осознаёт её слова, и они явно забавляют его. Иногда Гермионе кажется, что она вся забавляет Малфоя. Забавляет или злит. Изредка вызывает в нём интерес. И может, ещё что-то. Она не понимает и старается думать об этом поменьше, особенно в такие моменты как сейчас, когда сердце стучит жёстко, и каждый удар такой отчетливый и громкий. Живот сводит, когда Драко склоняется чуть ниже и его тёплое дыхание опаляет кожу. Он наконец поднимает на неё взгляд. Его глаза блестят по-мальчишечьи озорно. — Тогда тебе лучше поскорее переместиться в кровать. Гермиона сжимает губы, почему-то стараясь сдержать рвущуюся наружу улыбку.***
Малфой постукивает пальцами по подлокотнику, и это единственный звук, который прерывает тишину. — Эльфы тоже ничего не знают, — неожиданно заявляет он. — Никто из них не видел портрет. Гермиона склоняет голову к плечу, мгновение обдумывая его слова. — Им могли приказать не рассказывать об этом. — Они могут говорить о портрете и знают о его существовании, — возражает он. — Но никто не видел его. Гермиона хмурится. — И что это может значить? — Его держали в комнате, куда запрещён вход даже эльфам. Более того, там явно были специальные заклинания. — Но… как ты всё это узнал? — Портрет моей бабушки, — словно нехотя говорит Малфой. — Бабушки? — Гермиона удивлённо вскидывает брови. — Я поговорил с ней, порасспрашивал про портрет и попросил выяснить у других и у эльфов, что они знают, и… — Малфой… Ты уверен, что не пострадаешь? Если кто-то узнает, что ты задаёшь вопросы… — Гермиона озабоченно хмурится. — Я осторожен. — Но… — Я осторожен, Грейнджер, — жёстко повторяет он. — Я говорил об этом только с ней. Даже если Лорд и узнает, что по поместью ходит слух о каком-то таинственном портрете, он никогда не свяжет это со мной. Она не выдаст меня, даже если бы портреты можно было пытать. Стойко выдержав его колючий взгляд, Гермиона вздыхает. Это звучит неубедительно. Ей кажется, что Малфой лишь зря подставляет себя. Они могли бы получить информацию другим образом. Она не знает как, но могли бы… — И она думает, что это магический портрет, Грейнджер, — вдруг добавляет он. — Если бы он был магловским, не было бы смысла так его скрывать, — на миг Малфой заминается, будто подбирая слова. — И кроме того… — он быстро отводит взгляд и, подняв руку, трёт затылок. — Что? Он хмурится и глядит куда-то выше её плеча перед тем, как сказать: — Ты не видишь, как Лорд относится к маглам. Ты… Мне кажется, ты не представляешь, как всё происходит на самом деле, — Малфой вновь смотрит на неё и, не давая вставить ни слова, быстро продолжает: — Я думаю, что в том числе он превратился в такое чудовище, потому что отрицает вообще всё неволшебное в себе. Он бы не опустился до магловского портрета. Я могу ошибаться, но… Это странный портрет, но всё-таки он магический. Малфой замолкает и глядит на неё, явно ожидая горячего ответа. Возможно, спора. Любой формы несогласия. Но Гермиона лишь сокрушённо качает головой. Ей нечего возразить. Тем более все, с кем она обсуждала портрет, сказали то же самое.***
Малфой даже не скидывает чёрной мантии, а уже целует Гермиону жадно, голодно и с таким напором, что она покачивается, вцепляясь в его плечи. — Где ты был сегодня? — вывернувшись, спрашивает она, но конец вопроса смешивается с судорожным вздохом, когда Малфой прокладывает цепочку поцелуев по её подбородку и шее. Он требовательно притягивает её ещё ближе и делает шаг в сторону дивана; ноги Гермионы путаются, и она почти повисает на нём. — Драко… — Она упирается ему в плечи; он недовольно рыкает и сжимает её талию до синяков. Гермиона морщится, но не сдаётся. Прежде, чем он снова поцелует её, она уточняет: — В Кардиффе? Губы соприкасаются требовательно, но коротко. Она снова умудряется отвернуться. — Др… Он ловит её подбородок двумя пальцами и жёстким захватом поворачивает лицо так, чтобы всё-таки накрыть её рот своим. У Гермионы появляется отчаянное желание пнуть его в голень. Драться кажется безумным, но она готова и к этому, когда Малфой ведёт себя как полный невыносимый… — В Суонси, — всё-таки произносит он, и звуки похожи на подходящее ему змеиное шипение. Она кивает, запоминая, и наконец с полной отдачей отвечает на поцелуй, вжимаясь в его тело. Малфой немного груб, ярость сквозит в каждом его движении, но ему это нужно, и Гермиона позволяет. Ей понятно это. Так он стряхивает с себя предшествующее сражение, застывшие в глазах картины с поля боя, искры магии от проклятий на кончиках пальцев, запахи, пыль и сажу. Она тянет тяжёлую грубую ткань с его плеч. На мгновение расцепив объятия, он сбрасывает мантию и толкает Гермиону на диван. Она мельком видит, как потемнели его глаза. Вцепившись пальцами в её волосы, Малфой отдаётся поцелую со всей страстью и горячностью. Он уже целовал её так раньше: в первый раз, когда она не могла сопротивляться, и второй — когда могла, но не хотела. Хоть Гермиона и знает, что он не причинит ей вреда, такое поведение слегка пугает, но будоражит всё-таки больше, поэтому она откликается на каждое прикосновение и пытается поспевать за ним. Малфой шипит, когда она кусает его, и ей хочется смеяться и одновременно с тем кричать. Он вытягивается поверх Гермионы на диване и сумбурно сдёргивает с неё одежду. Глубокий, протяжный и чужеродный стон вырывается из глубины груди, когда он касается её между ног совсем не так нежно, как делал до этого. Он уделяет ей внимание, но небрежно и будто между прочим, ведь теперь у него другая цель. Он спешит оказаться внутри. Малфой стягивает её бельё и спускает свои штаны. Гермиона старается раздеть его, чтобы почувствовать больше обнажённой кожи под руками, но он склоняется над ней и, пусть рубашка Гермионы распахнута лишь наполовину, целует её грудь, ласкает соски, сдавливает талию. Гермиона охает и обхватывает Малфоя, притягивая ближе к себе, сжимает его бёдра ногами и, когда он, лишь мгновение помедлив, входит, запрокидывает голову так, что чуть не бьётся затылком о подлокотник. Темп сразу быстрый, а прикосновения жёсткие и жадные. Гермиона дрожит, стонет, изгибается и держится за Малфоя, будто боясь упасть. Его разгорячённое дыхание ласкает её лицо, уши и шею. Она утыкается носом ему в висок и тут же отворачивается, чтобы не задохнуться. Рвано втягивает воздух и думает обо всём, что могла бы сказать и сделать, только если бы… могла. Хоть что-то, кроме как держаться за него. Малфой не даёт ей поблажек и не осторожничает. И это кажется более искренним, чем всё, что было у них до этого. Гермиона вновь поворачивает голову, стараясь рассмотреть его лицо, и их взгляды пересекаются. Она вздыхает и сосредотачивается, только бы держать глаза открытыми, чтобы видеть, чтобы запоминать. Его челюсть напряжена, и сквозь стиснутые зубы вырываются короткие вздохи, так близкие к стонам. На скулах цветет румянец, а глаза всё ещё наполнены злостью и чем-то, похожим на обречённость. Гермионе не нравится. Она тоже злится. И, вцепившись в его волосы, она поворачивает голову так, чтобы сомкнуть губы и вступить в сражение языков. Он сбивается с ритма, слегка дёргает бёдрами, меняет угол, и Гермиона мычит ему прямо в рот. А после, поддавшись порыву, обхватывает его ногами и вжимает пятки в ягодицы, чувствуя, как он заполняет её до предела. Теперь они оба протяжно стонут от этого ощущения. Это не поможет. Не поможет остановить или хотя бы забыть войну, отбросить все мысли о ней. Не поможет избавиться от шрамов и воспоминаний, вернуть потерянное и восстановить разрушенное. Но это помогает с другим — помогает справиться. Хотя бы на один миг, на один час, на одну ночь. И они пользуются тем, что есть.***
Они вновь долго обсуждают портрет и составляют список хоть сколько-нибудь значимых волшебников. Копию забирает Малфой и обещает присмотреться, ещё одну Гермиона отправляет Гарри и Рону. Ей важно чувствовать, что она причастна к их делам. Она не видела их слишком долго и тоскует больше, чем признаётся сама себе. Они всегда были вместе, всегда сражались бок о бок, выполняли одни и те же задания. Всегда поддерживали друг друга. А потом появился Малфой. И он стал только её задачей, и это разделило их. Гермиона старается не думать о том, что всё это может быть необратимо, и убеждает себя, что с концом войны всё вернётся, восстановится, и они с Гарри и Роном снова будут как единое целое. Она ждёт этого, а пока её накрывает грусть, и Малфой чувствует это, но ничего не говорит — лишь позволяет прижаться к своему боку и заснуть на пару беспокойных часов, положа голову на плечо. Он сам в это время заканчивает ещё одну книгу про крестражи. Гермиона её, конечно, уже читала.***
Они снова спорят о счастье, о добре, о памяти, и Малфой почти соглашается с ней. Почти. Всё кончается тем, что он упрямится и снова сердится, снова закрывается. В ту ночь он не предлагает ей остаться, а Гермиона не спрашивает. Она вообще всё меньше задаётся вопросами. Так проходит чуть больше двух недель.***
Гермиона просыпается так резко, что на миг пугается и, замерев, напряжённо прислушивается. Дом не бесшумен: слышатся неопределённые постукивания, скрип половиц, шорох занавесок, но кроме этого — ничего. Лишь размеренное дыхание Малфоя. Гермиона смотрит на его спину перед собой. Он лежит на боку, в отличие от неё погруженный в глубокий сон. Бледная кожа покрыта сеткой шрамов, светлые волосы слегка взъерошены, и расслабленные плечи едва заметно движутся в такт вдохам и выдохам. Гермиона неосознанно подстраивает своё дыхание под тот же ритм, рассеянно осматривая линию его шеи и выступающие позвонки. Обычно по утрам они не притрагиваются друг к другу и не говорят слишком уж много. Перебрасываются несколькими бессмысленными фразами, договариваются о следующей встрече, передают предметы одежды, пока одеваются. Но уж точно не целуются и не обнимаются, будто это уже норма для них. И даже скромные касания при свете кажутся неловкими и лишними. Но в этот раз всё иначе — Гермионе хочется дотронуться до Малфоя. Она вздыхает, набравшись смелости, а затем протягивает руку и проводит пальцами между его лопаток, скользя вниз и вверх в нежном поглаживании. Она знает, как ощущается его кожа: слегка шершавые стыки шрамов, выдающиеся мышцы, холмики выступающих костей, тонкие и едва заметные волоски. Всё это привычно, но вот так она касается его словно впервые. Гермиона мягко улыбается и сгибает пальцы, проводя костяшками вдоль позвоночника. — Грейнджер, что ты делаешь? От неожиданности она испуганно замирает, но не отдёргивает руку; кончики пальцев зависают над кожей. Гермиона раздумывает об ответе, будто он может быть правильным и неправильным, но она обязана угадать нужный. Будто его вопрос — это проверка, и она должна отчитаться. Слегка покачав головой, она отгоняет сумбурные мысли. — Тебе неприятно? — её голос звучит хрипло ото сна. Он вздрагивает, а она подаётся ближе и вот уже прижимает всю ладонь к его спине, расставляя пальцы, чтобы охватить больший участок. Медленно проводит из стороны в сторону. — Нет, я просто… — он рвано втягивает воздух. Он не договаривает и немного сутулится, прижав голову к груди. Лопатки остро выступают, словно два обрубленных крыла, плечи напрягаются, и мышцы перекатываются под кожей. Гермиона обводит пальцами все углубления и возвышенности, слегка царапает кожу ногтями, гладит, ласкает. Она видит едва заметную рябь мурашек, которые пробегают вдоль его позвоночника. — Ты такая… Он снова не заканчивает, и у Гермионы спирает дыхание. — Какая? — Наивная. Малфой выпрямляется и смотрит на неё через плечо. Гермиона замирает, встретившись с ним взглядом, и медленно отводит руку. Он переворачивается к ней лицом и ловит её ладонь. Несколько мгновений они просто смотрят друг на друга, и этот взгляд тоже непривычен для подобного утра. Гермиона шумно выдыхает через нос, а Малфой, нахмурившись, вдруг спрашивает: — Как можно видеть всё происходящее и всё равно верить в добро? От удивления Гермиона не обращает внимания, как он перехватывает её ладонь второй рукой и опускает их на кровать, а сам тянется к её лицу. — Что? Кончиками пальцев он касается её щеки, и Гермиона вздрагивает. — Я не понимаю, — его голос тоже хриплый после пробуждения и звучит несколько потерянно. Но слова такие, будто Малфой много думал об этом. — Я не понимаю, как ты можешь верить и желать всем добра… Желать счастья всем вокруг. Она знает, что он имеет в виду. Драко Малфоя, на самом деле, не волнуют все. Он хочет знать, почему она верит в него самого. Но Гермиона не готова ещё больше углублять их разговор. Вместо этого она рассеянно спрашивает: — Что такого в том, что мне хочется, чтобы все были счастливы? — Это невозможно. — Я могу хотеть невозможного. Он удивлённо смотрит на неё, пальцы соскальзывают на шею; Гермиона борется с желанием прижаться к его ладони. — А как же здоровая прагматичность? Уголок его губы приподнимается, но взгляд остаётся таким же задумчивым и серьёзным. — Я не путаю фантазии с реальностью, — поясняет Гермиона, — но я могу иметь несбыточные мечты и всё равно стремиться к ним, — она вздыхает. — Только так мы можем сделать мир лучше. Если мы не будем верить, что он может стать лучше, какой в этом всём вообще смысл? Произносить все эти мысли вслух кажется немного глупым. Она отдаёт себе отчёт в том, что это действительно звучит наивно. Но Гермиона правда так считает, и даже если Малфой не поймёт… Что ж. Она готова объяснять ему снова и снова. Они смотрят друг на друга в тишине пару коротких мгновений, и Малфой вдруг хмыкает. Его пальцы путаются в её волосах, и большой палец проводит по щеке. — Не спрашивай о смысле меня, Грейнджер. Я наследник древнего магического рода, меня вырастили с определёнными идеалами и взглядами, и вот лежу здесь с маглорождённой, и это наиболее осмысленная вещь, которая происходит со мной в эти дни. Он говорит почти шутя, но что-то в его голосе заставляет сердце ёкнуть. Гермиона тяжело сглатывает и неосознанно сжимает его ладонь. — Но неужели ты бы не хотел, чтобы все вокруг были счастливы? — тихо спрашивает она. Его лицо вновь становится серьёзным, а взгляд совершенно нечитаемым. — Я не думаю обо всех, Грейнджер. Я хочу счастья себе, своей матери, возможно, некоторым друзьям, — он облизывает губы и обводит глазами её лицо, будто чего-то ища. Наконец спустя несколько долгих секунд он добавляет: — И я желаю счастья тебе. Пропустив удар сердца, Гермиона кивает. Этот ответ устраивает её.***
Азкабан становится привычным местом встречи. Гермионе не нравится эта привычка. Она знает, что впереди её ждёт много неприятного — остатки воспоминаний, которые смешаются с регулярными визитами Малфоя. Как и обещала, она поговорила с Макгонагалл и теперь намерена приходить так часто, как сможет. Гермиона, конечно, боится, но планирует дойти до конца, вскрыть все воспоминания и выстроить наконец в голове картинку того, как всё было на самом деле. Малфой в этот раз пребывает в приподнятом настроении, возможно, предполагая, что именно она вспомнила. Он здоровается с ней с легкой улыбкой на губах и прикусывает щеку в ожидании, когда она садится напротив. Гермиона пересказывает ему все моменты, которые вернулись к ней. Странно говорить об этом вслух. Особенно когда Малфой внимательно наблюдает за ней, слегка вскинув подбородок, и будто впитывает каждое произнесённое слово. Она пытается смотреть на него в ответ, но всё-таки периодически отводит взгляд, рассеянно глядя на его руки, спокойно лежащие на столе. В конце концов Гермиона не выдерживает: — Ты смущаешь меня, Драко. Имя слетает с губ легче, чем когда-либо до этого. — Смущаю? Он приподнимает бровь и чуть склоняет голову к плечу, продолжая глядеть прямо ей в глаза. — Когда так смотришь. Он издаёт тихий смешок и понимающе кивает. Его глаза сужаются, когда он говорит: — Ты много вспомнила в этот раз, Гермиона. Её горло сжимается. И организм, и разум как-то странно реагируют на его слова; она не ожидала от себя такого. Сделав глубокий вдох, Гермиона выдавливает: — Я же обещала. Он вздрагивает. Гермиона видит, как его лицо словно леденеет и взгляд мрачнеет; на миг в глубине глаз вспыхивает что-то злое и тёмное. Но уже через секунду Малфой справляется с собой и, подняв руку, медленно чешет щёку, будто стараясь отвлечься, а затем убирает волосы с лица нервным жестом. Гермиона неестественно выпрямляет спину. Она не хотела расстраивать или сердить его. Не в этот раз. Ей снова хочется дотронуться до него, но она не уверена, что может. Ей всё ещё не хватает информации. Гермиона не помнит событий оставшихся полутора месяцев и не представляет, как всё развивалось дальше. Она уже знает, что они стали близки, но может ли она дотрагиваться до него сейчас с простой уверенностью? Хотела бы она этого, если бы помнила всё? Она в смятении. Гермиона не знает, как обсуждать чувства годичной давности, которые она пока не может интерпретировать. Она не в курсе, что он думал тогда, и боится спросить. Возможно, он даже ответит. Возможно, она может использовать один из вопросов, на которые он пообещал отвечать. Но ничего не приходит в голову. Размышлений так много, что выделить что-то одно невозможно. После тех событий, что Гермиона вспомнила в этот раз, она не хочет говорить о Роне и о причинах, по которым Малфой оказался в Азкабане. Ей хочется продлить цепь воспоминаний и получить дополнительную порцию эмоций, которые оказались приятными, хоть и смущающими. Гермиона надеется, что у них было ещё такое время. Неспокойное, но светлое. Но пока она не помнит, поэтому задаёт привычный вопрос: — Что было дальше? Вопреки её ожиданиям Малфой снова черствеет. — Последний разговор был примерно десятого сентября, — медленно произносит он. Гермиона неопределённо пожимает плечами. Она смотрит на него с искренним любопытством, когда он глубоко вздыхает и, нахмурившись, спрашивает: — Что… Что ты сама помнишь о последующих событиях? Гермиона прикусывает губу, размышляя над его вопросом. Она уже думала об этом, когда пыталась вспомнить, что было дальше. Но не смогла найти никаких зацепок. Полотно её воспоминаний соткано из различных кусочков, но с какого-то момента она не может распознать, куда встраиваются сцены с участием Малфоя. Она помнила операции, разговоры на Гриммо, планирования, сражения. Всё это было обыденностью тех дней. И лишь отдельные вспышки разбавляли эту реальность другой, в которой главное место занимал Драко Малфой. Гермиона перебирает события одно за другим, будто разматывая клубок. Внезапно странное болезненное ощущение пробивается изнутри, захватывая голову. — Ох, — она поджимает губы, обдумывая, что сказать. — Я вернулась на Гриммо. Мы с Кингсли много обсуждали какие-то дела… Думаю, это было связано с портретом, но я не помню точно, всё в лёгкой дымке. Кажется, было планирование каких-то операций. Мы собирались встретиться с одним поставщиком ингредиентов для зелий, которого знал Чарли… Чарли Уизли… — она запинается, когда боль резко колет в висок. Туман в голове вдруг становится гуще, и Гермиона моргает несколько раз, будто это может помочь, и непонимающе смотрит на Малфоя. Его глаза сверкают. Руки на столе напряжённо сжимаются. — Не торопись, — предупреждающе произносит он. Гермиона глядит ему в глаза и вздрагивает. Его вид почему-то вызывает волну беспокойства. — Я не помню, что случилось, — испуганно сообщает она, чувствуя, как во рту вмиг пересохло. — Что-то случилось, но я не помню что. — Грейнджер, пожалуйста, — он просит, делая особый акцент на этом слове, — пожалуйста, не думай обо всём сразу. Она прикрывает глаза и прислушивается к нему, стараясь упорядочить сумбурные мысли и переключиться. — Он погиб. Что-то случилось, и он погиб, и я сообщила об этом, когда вернулась. Я посылала письмо Рону, — медленно произносит Гермиона. — И я… я была виновата в этом? Её настигает прилив паники, и страх расползается по спине, обжигая холодом. — Посмотри на меня, Грейнджер. Она вдруг чувствует боль. Очень много боли. — Пожалуйста, посмотри на меня. Гермиона распахивает глаза; Малфой выглядит одновременно взбешённым и огорченным, но заметно старается держать себя в руках. — Я не знаю, как рассказать об этом, чтобы ты снова не… — Я чувствую себя нормально, — прерывает она. — В прошлый раз ты тоже так говорила, — сердито кидает он. — Драко, правда, я в порядке. Просто прихватило, это ничего страшного, я могу с этим справиться. Она не уверена в правдивости своих слов, но ей нужно знать, что случилось. Малфой качает головой. На его лице проступают желваки, когда он крепко сжимает челюсть. Смотря на него, Гермиона старается отвлечься и оставаться в сознании. Она не может допустить повторения того раза. — Дай мне руку, — сквозь зубы цедит он. Звучит почти агрессивно, хоть Гермиона и видит по его взгляду, что он пытается смягчиться. Она опасливо протягивает ему ладонь и, только вытянув руку, понимает, что её трясёт. Она хмурится. С ней это иногда происходит. Она не помнит с какого момента. Но такое бывает. Малфой цокает и переплетает их пальцы, сжимая её ладонь. — Не торопись, — вновь просит он. — Медленно опиши, что ты помнишь. — Мы аппарировали на место. Нас было трое, — отрывисто говорит она. — Но это была ловушка, нас встретили Пожиратели. Мы сражались, а потом я вернулась. Одна. Гермиона понимает, что в её памяти точно есть пробел. Прямо между тем, как она отбивалась от заклинаний, спускаясь в подвал дома, и тем, как вернулась в штаб на Гриммо. — Что там произошло? Он колеблется, но всё же отвечает: — Там была Беллатриса. Её пальцы в его руке судорожно вздрагивают, будто их пробивает конвульсия. Гермиона испуганно стискивает кулак, и Малфой мягко обхватывает его своей рукой. Гермиона еле сдерживает всхлип. Её ладонь настолько меньше его, что помещается почти полностью. — Отправляйся домой прямо сейчас и ляг, — вдруг вкрадчиво говорит он, — у тебя может случиться приступ. Старательно дыша, Гермиона приоткрывает рот и снова закрывает, не зная, что сказать. Его самообладание и стойкость удерживают её в реальности, не дают воспоминаниям прорваться и навести хаос. Она знает, что если допустит одну лишнюю мысль — то случится взрыв. Снова. Как он и предупреждал. Но она считает собственные вдохи и выдохи, смотря Малфою в глаза, и знает, что может справиться. В этот раз у неё получится. Она сама контролирует свой разум и не поддастся порыву. — Грейнджер, — окликает он её. — Ты можешь это сделать? Она поспешно кивает. — Да. Да, она может. Она справится. Он дотрагивается до её ладони второй рукой и разжимает кулак. Гермиону всё ещё немного потряхивает, но нежные прикосновения помогают сосредоточиться. Малфой мягко массирует её ладонь и пальцы и наблюдает за реакцией. Помедлив мгновение, он спрашивает: — С тобой такое бывает? Она глубоко вздыхает, прежде чем ответить: — Несколько раз за этот год. С тех пор как я очнулась. Но редко, — она неуверенно прикусывает щёку. — Последнее время совсем редко… Я принимала зелья. Он кивает. — Выпей их и сегодня на всякий случай. — Хорошо. — Хорошо, — вторит он ей, и вдруг его встревоженное лицо слегка проясняется. — И, Грейнджер… Ему нужна секунда, чтобы добавить: — Всё будет в порядке.***
Всю дорогу Гермиона пытается не концентрироваться на том, что узнала в этот раз. Сознание подкидывает смутные образы, которые Гермиона отбрасывает в сторону, а её внутренности сжимаются, будто предчувствуя наступление чего-то болезненного и мучительного. Вернувшись домой, она принимает зелье. Когда Гермиона ложится в кровать и закрывает глаза, она видит лицо Драко Малфоя и его полный непонятных чувств взгляд. Она засыпает с мыслями о нём, одновременно предвкушая и страшась очередного воспоминания.