***
От неожиданной аппарации каждую мышцу в теле сдавливает раз, другой… Внутренности сжимаются, переворачиваются, причиняют такую боль, и голова, ох, голова будто раскалывается на части. Гермиона чувствует привкус крови во рту и с трудом сглатывает, стараясь втянуть воздух. Перед глазами плотная пелена, которая не даёт осмотреться, но пока боль всё ещё заполняет каждую клеточку тела, Гермиона думает только о ней, и о страшном заклинании, и о Чарли… Чарли, который… — Грейнджер, — выдыхает кто-то у неё над головой. Она стоит на четвереньках, продолжая сжимать палочку в ладони, и даже когда в глазах проясняется — видит лишь посеревшие половицы прямо перед лицом. — Грейнджер, Мерлин, что произошло? Кто-то дотрагивается до её волос. Кажется, у неё разбита голова, и запутанные окровавленные кудри прикрывают рану. Но ей не больно. Ей больно и не больно одновременно. Она не может дышать. — Он там, — бестолково отвечает Гермиона. — Он остался там, он остался, и мне надо… — Кто? Хрип раздаётся из её горла вместо ответа. Она вдруг закашливается и сплёвывает кровь, а после несколько секунд тупо смотрит на расплывшееся бурое пятно, чувствуя, как всё тело сотрясает дрожь. Отголоски боли преследуют её, и когда некто дотрагивается до её поясницы, Гермиона вздрагивает, будто от удара. Ноги начинают разъезжаться по полу, и, не в силах контролировать одеревеневшие конечности, она заваливается на бок. — Ох. Он на коленях прямо рядом, и Гермиона, всхлипнув, падает на него, чувствуя тепло, и жёсткую ткань, и аккуратные прикосновения. Её трясёт, она никак не может сосредоточиться. Пальцы разжимаются, и палочка выпадает из руки с тихим стуком, но он ударом отдаётся в голове. Её палочка. Она не может снова её потерять. Когда Гермиона пытается дотянуться до палочки, некто обхватывает её поперёк талии, и избыток давления вдруг сжимает лёгкие. Она снова закашливается, но воздух лишь выходит, и ничего не попадает обратно. Грудная клетка и живот дёргаются, когда Гермиона пытается вздохнуть. Её руки нелепо перебирают воздух, когда её переворачивают и начинают массировать горло. — Дыши! — он требует. — Гре… Гермиона, дыши, дыши. Вот так. Давай же. Она на мгновение захлёбывается воздухом и наконец выдавливает: — Чарли… Чарли Уизли. Она не думает, что может умереть сейчас, если не восстановит дыхание. Она думает о нём. И о своей палочке. Мерлин, ей нужна палочка. Гермиона чувствует, как слёзы смешиваются с кровью, со слюной и с грязью. Несколько раз моргнув, она наконец фокусирует взгляд на Малфое и дёргается всем телом. — Он остался там, мне надо вернуться. Она сипит и пытается вывернуться, бьётся в его объятиях, пока Малфой, не ожидав подобного, стискивает её двумя руками. — Успокойся, Грейнджер! — прикрикивает он, стараясь справиться с женской истерикой. — Мне нужно… — Ты не можешь идти туда! — Я должна, ты не понимаешь, он… — она хватает ртом воздух, лёгкие расширяются, и грудную клетку обжигает болью. — Он там, а я… я должна вернуться за ним. В голове стучит. Перед глазами снова и снова проносятся образы: Беллатриса надвигается на неё, произнося заклинание; Чарли бросается наперерез; Чарли падает и кричит; Беллатриса хохочет; Гермиона хватается за палочку. И аппарирует прочь. Силы оставляют её резко, и Гермиона обмякает в руках Малфоя. Он обхватывает ладонью её затылок, пачкая руку в крови, и призывает зелье. Она боится подавиться и пытается схватить его запястье, когда он медленно вливает жидкость ей в рот. — Глотай. Осторожно. Вот так, — тихо командует он и добавляет: — Ты никуда не пойдёшь. — Я должна. Противореча собственным словам, она прикрывает глаза, чувствуя, как тепло скользит по горлу и обволакивает внутренности. Боль медленно рассеивается, словно прячась по углам, и дрожь по телу становится меньше. Гермиона чувствует, как слёзы стекают по вискам и пропадают в волосах. — Что случилось? — Беллатриса, — выдыхает она и открывает глаза, встречаясь взглядом с Малфоем. — Круцио. Он кивает, держа её на руках как ребёнка, и смотрит напряжённо, будто пытаясь предугадать следующий шаг. Гермиона сжимает губы, сдерживая рыдания, и пытается сесть, опираясь руками о его бёдра. — Мне правда надо вернуться. Он остался там. Остался один, и я… я должна помочь ему, — она оглядывается и, заметив палочку, неловко тянется к ней, продолжая говорить: — Я вернусь и аппарирую его оттуда, мне нужно просто взять и… — всхлип вырывается из её горла, когда Малфой ногой отпихивает палочку подальше. — Грейнджер, ты никуда не пойдёшь, — упрямо повторяет он. Она замирает, чувствуя слабость во всём теле. Дрожь снова сковывает мышцы, и слёзы уже без остановки льются из глаз. — Но… — жалобно начинает она. Малфой, продолжая удерживать Гермиону одной рукой, второй обхватывает и крепко сжимает её трясущуюся ладонь. — Грейнджер, ты не можешь пойти туда. Не можешь! Ты ничем не способна помочь ему сейчас, — торопливо и горячо произносит он. — Но если он ещё не умер, им незачем его убивать. Они возьмут его в плен, и я что-нибудь придумаю, — шепчет он, и они оба знают, что каждое его слово — ложь. Беллатриса может убить Чарли в любой момент забавы ради. И даже если его оставят в живых, у Драко не будет никакой возможности помочь ему. Гермиона понимает это, и её грудь прихватывает от боли, а дыхание снова сбивается. Она понимает, что не может ничего сделать. Что бесполезна. Что бросила Чарли, когда он попытался спасти её. Она ушла, а он остался там, и теперь всё кончено. Она так провалилась. Всхлипывая, Гермиона продолжает смотреть на свою палочку, одиноко лежащую на полу, и прокручивает в голове сцену своего позорного бегства снова, и снова, и снова… Наконец она прикрывает глаза и прислоняется к Малфою, прижимаясь к его груди. Он что-то говорит ей, но она больше не слушает. Гермиона плачет навзрыд, вцепившись в его плечи, пока он поднимает её на руки и несёт на второй этаж. Наверху Малфой бережно сажает Гермиону на кровать, устраиваясь позади неё, заклинанием очищает одежду и волосы. Она заметно вздрагивает, когда тёплая волна магии проходит по телу. — В этот раз кровь твоя, — бросает он, пока залечивает рану на голове. Гермиону передёргивает, и она смотрит на свои пальцы с поломанными ногтями, чувствуя покалывание на затылке. — Я сбежала, — шепчет она. Малфой молча продолжает своё дело. — Он… он попытался спасти меня, а я сбежала и оставила его. Склянка с ещё одним зельем залетает к ней в руки, Гермиона дрожащими пальцами пытается скрутить колпачок, но у неё не выходит. Малфой цокает и заклинанием заставляет его исчезнуть. — Он отвлёк её. — Гермиона делает глоток, но почти не чувствует вкуса. Её мысли полностью заняты случившимся. — Мы должны были помогать друг другу, а я бросила его там. Оставила ей, вместо того, чтобы… — Грейнджер, смотреть, как ты предаёшься унынию, конечно невероятно увлекательно. От его грубых слов больно чуть ли не сильнее, чем от проклятья. — Ма… Да что ты… Гермиона снова задыхается и, вздрогнув, пробует отодвинуться, но он удерживает её, приобняв за талию. Прежде, чем она успевает что-то сказать, он склоняет голову, упираясь подбородком ей в плечо, и тихо спрашивает: — Под одеждой есть ещё раны? Гермиона сглатывает. — Нет. — Хорошо, — говорит он, а Гермиона думает, что ничего хорошего уж точно нет. Глаза слезятся, и, допив зелье, она пытается утереть слёзы и одновременно вывернуться из его рук. — Пусти… — Ты не виновата. — Не говори со мной об этом, Драко, не в этот раз, — она всхлипывает. — Ты не виновата, Грейнджер, — чуть громче повторяет он. Одна его рука всё ещё обвивается вокруг её талии, а вторая придерживает за плечо. — Ты в конце концов не убила его, поэтому прекращай с чувством вины. — Конечно, я не убила, но и не спасла, и это… — Если ты не хочешь, чтобы твой рассудок повредился к концу войны, ты должна осознать, что не можешь спасти всех, — его голос становится жёстче. — Мне и не надо спасать всех, но Чарли был моим напарником, я была обязана… — Нет же! — Малфой вдруг рявкает на неё и наконец отнимает руки, но лишь для того, чтобы развернуть её лицом к себе. Гермиона видит, как его напускное спокойствие испаряется и глаза темнеют. — Это было бы совершенное чудо, если бы вам всем удалось уйти, но то, что спаслась ты, — уже большая удача. Всё явно пошло не по плану, и вы не могли оба оставаться хорошими напарниками. В любом случае выиграл бы только один из вас — или Беллатриса. Я рад, что ты выбралась оттуда, все твои друзья будут рады, Чарли, мать его, Уизли рад, ведь на это он и рассчитывал, так что прояви к нему хоть немного уважения за то, что он спас твою тощую за… — Хватит! — Гермиона вскидывает ладонь, почти попадая ему по лицу, но не пытается ударить, лишь заткнуть. — Достаточно. Замолчи, пожалуйста, замолчи. Он слегка встряхивает её за плечи и раздражённо выдыхает: — Только если ты тоже. В тишине они смотрят друг на друга несколько мгновений, обмениваясь яростью, усталостью и отчаянием. Гермиону раздражает упрямство Драко, и все его слова не убеждают её, а скорее лишь отвлекают. Но она вынуждена уступить. Наконец она сокрушенно качает головой и чувствует, как дрожь снова пробивает всё тело. Отголоски боли бьют по нервным окончаниям, и Гермиона хмурится. — В прошлый раз было не так. Глаза Малфоя подозрительно суживаются, но он быстро понимает, о чём она говорит. — Влияние Круциатуса имеет накопительный эффект. Сколько раз она применила его? — Я… Я не уверена. Два. Наверное, дважды. — Голову обжигает болью, когда воспоминания оживают снова. Гермиона морщится и старается стряхнуть наваждение. — Она говорила про своё поместье. Беллатриса… Она спрашивала, как мы узнали про него и почему пришли туда. Драко, она же не… — Она не знает. Она не может знать, — жёстко отрезает он. — Белла просто бесится, потому что вы преуспели. И жаждет мести. Она всегда хочет мести, — он замолкает на несколько секунд, но затем чуть смягчается: — Два раза это не так страшно. Тебе надо отдохнуть, и дрожь пройдёт к утру. Гермиона поражённо смотрит на него, и голос срывается, когда она начинает торопливо говорить: — Но я не могу быть тут до утра. Мне нужно рассказать остальным, нужно отправить патронуса или… Спазм сжимает её горло, и Гермиона рвано вздыхает. — Стой. — Он успокаивающе сжимает её плечо и кивает в сторону кровати. — Я разбужу тебя через час, я обещаю. Час ничего не решит, но тебе нужно прийти в себя, — видя остатки сомнений на её лице, он добавляет: — Я всё равно не позволю тебе аппарировать, пока ты не придёшь в себя. Не удержавшись, Гермиона закатывает глаза, но всё-таки позволяет ему уложить себя на постель. — Один час, Драко. — Один час. — Хорошо. — Она прикрывает глаза, пока он накрывает её одеялом, укутывая, словно ребёнка. — Хорошо. И спасибо. Зелья, которые он ей дал, действуют. Тревога рассеивается, и накатывает сонливость. Гермиона пытается думать, но мысли лениво вращаются в голове, отказываясь укладываться в логические цепочки. Лишь одна вдруг выскальзывает на поверхность, заставляя Гермиону вновь вздрогнуть и распахнуть глаза. — Но как ты узнал? — спрашивает она, протянув руку и схватив Малфоя за предплечье. — Как ты узнал, что я здесь? Он смотрит на неё сверху вниз, и челюсть слегка напрягается. — Галлеон раскалился. Я решил, что ты вызываешь меня для чего-то срочного. — Но я не… Он поспешно кивает. — Я уже понял. — Прикрыв глаза, Малфой потирает двумя пальцами лоб, а затем говорит: — Думаю, это твоя магия. Ты была в опасности, и она нагрела галлеон, а после позволила тебе аппарировать. И как только тебя не расщепило… Гермиона пожимает плечами, но он этого всё равно не видит, так как продолжает держать глаза закрытыми, раздумывая о чём-то. Гермиона тоже погружается в размышления. Если бы галлеон не нагрелся и Малфой не пришёл бы в тупик, что было бы с ней? Пришла бы она в себя или попросту потеряла сознание прямо на полу? Смогла бы она вернуться за Чарли? Выдержал бы её организм? Сколько вообще нужно этой разящей боли, чтобы сломить её? Гермиону передёргивает, когда она пытается прекратить сплошную вереницу вопросов. Наверняка она знает только одно: думать об этом всём теперь не имеет смысла. Ей правда нужно отдохнуть. Как будто слыша её мысли, Малфой вдруг тихо говорит: — А теперь поспи, Грейнджер. Тебе нужно восстановиться. Она кивает, закусив губу, и смотрит на него, дожидаясь, пока он глянет в ответ. Однако выражение его лица вновь нечитаемо. Гермиона слегка хмурится, но, набравшись смелости, всё же просит: — Не уходи. Черты его лица смягчаются. — Я побуду рядом. — Она видит, как Малфой прикусывает щёку изнутри, и чувствует, как он сжимает её ладонь. Горечь омрачает его черты, противореча словам, которые он говорит: — И, Грейнджер… Всё будет в порядке. Гермиона неуверенно кивает и, перед тем как заснуть, замечает в его глазах что-то новое и незнакомое.***
Проходит день, другой, Гермиона просто живёт дальше. Живёт с чувством вины, от которого, кажется, никогда уже не избавится. Никто не спрашивает у Гермионы, где она была так долго, почему не отправила патронуса и как вообще вырвалась. Кингсли выслушивает её отчёт об операции с невозмутимым выражением лица, обещает сам рассказать остальным и напоследок говорит, что рад, что она вернулась. И что она в безопасности. Но Гермиона не чувствует себя так. Образ кричащего Чарли на коленях застревает в её голове, и тремор иногда охватывает конечности. Особенно сильно, когда Гермиона смотрит на любого из Уизли. Она думает о том, чтобы попросить прощения у Молли, но слова застревают в горле. Никто не ждёт от неё этого. Они совсем не обсуждают с ней произошедшее. Лишь Джинни понимающе сжимает её руку под столом на очередном собрании, когда Гермиону особенно сильно сотрясает дрожь. Малфой снова закрывается от неё. Он не объявляется пару дней, потом вызывает её дважды подряд, но не предлагает остаться. Первый раз он передаёт рецепты противоядий и торопит быстрее отнести их колдомедикам Ордена. Второй раз Драко сообщает, что Чарли Уизли мёртв. Гермиона сама отправляет письмо Рону, не в силах передать такую весть с патронусом, а после запирается в комнате, думая, что не сможет сдержать рыданий. Но слёз больше нет: их выталкивают слова Малфоя, которые снова и снова звучат в голове. «Ты не виновата, — Гермиона видит его лицо, ожесточённое тревогой и раздражением. — Ты не виновата, Грейнджер». К пятнице Гермиона настолько истощена морально и физически, что не помнит, какое число, пока под вечер не замечает календарь. К концу подходит восемнадцатое сентября.