***
Тиски сжимают голову, глотку, грудную клетку; все внутренности сплющиваются под давлением, и глазные яблоки обжигает резкой болью, когда воронка аппарации закручивает Гермиону и Драко и переносит прочь из Паучьего тупика. Покачиваясь, Гермиона ещё несколько мгновений держится за него, а затем выпускает руку, в которую вцепилась, пожалуй, слишком сильно. Она вздыхает, пытается оглянуться, но, поняв, что вокруг не различить даже очертаний мебели, поднимает палочку и освещает пространство около себя. В облаке Люмоса Малфой выглядит так, словно его вот-вот стошнит. Сморщив нос, он тянется к своей палочке, но Гермиона перехватывает его руку и сжимает предплечье. Жест должен получиться ободряющим, но выходит скорее испуганным. Малфой замирает. — Я сейчас… Мне нужно найти выключатель, — бормочет Гермиона себе под нос и, вновь отпустив Драко, движется к стене, освещая ту палочкой, пока не находит прямоугольник с переключателем. Она щёлкает, и механический жёлтый свет заливает обшарпанную комнату. Драко вздрагивает и настороженно оглядывается. Квартира крошечная и выглядит так, как будто не видела ремонта уже полвека. Мебель в комнате — диван, стол и два стула — потёртая и убогая. Окна выходят во внутренний двор, и в темноте можно различить лишь кирпичную кладку соседнего дома. — Очаровательно, — вдруг ворчит Малфой, склоняясь над диваном, и брезгливое выражение застывает на его лице. — Думал, что хуже дома Снейпа ничего не может быть. Но эта дыра… Он качает головой, поджав губы, и бросает вопрошающий взгляд на Гермиону. Она неловко передёргивает плечами в ответ. — Это тайное убежище Ордена. Булькающий смешок вырывается из горла Малфоя, но он молчит в ожидании продолжения. Гермиона вздыхает. — Оно для Гарри. Если всё пойдёт не так, он должен будет спрятаться здесь. Брови Малфоя взмывают вверх, и он разворачивается к Гермионе всем телом. Изумление освежает лицо, осунувшееся от пережитых волнений. — И мы можем вот так просто проникнуть сюда? Ты уверена, что никто другой не заявится в любой момент? Шумно сглотнув, Гермиона качает головой. — Нет, всё не так, и… — она заминается и прочищает горло. — Об этой квартире знаем только Кингсли, Гарри, Рон и я. Кингсли организовал всё после того, как мы узнали про портрет… и про Гарри. Вообще-то, нам, — она слегка краснеет, — запрещено приходить сюда. Он моргает и, склонив голову к плечу, проходится по Гермионе снизу вверх оценивающим взглядом. — Нарушаешь ещё больше правил, Гермиона? Это не издёвка — лишь небольшое поддразнивание. Но она всё равно крепко стискивает челюсти. — Это лучшее решение, которое у нас есть. Нам нужно безопасное место — это оно. В подтверждение своих слов она широко взмахивает рукой. — Если ты так говоришь, — легко соглашается он, и Гермиона всё же расслабляется. Вновь осматривая пространство, она произносит несколько простых заклинаний, чтобы стряхнуть пыль с поверхностей и навести хоть какое-то подобие порядка. Краем глаза Гермиона замечает, как Драко трижды произносит очищающее над диваном, прежде чем сесть, и это веселит её настолько, что она еле проглатывает глупое — явно нервное — хихиканье. Мерлин, они были буквально на волоске не более часа назад. Гермиона делает пару шагов к Драко и замирает напротив него, опустив руки на бёдра. — Давно ты знал про этот проход? Тот, который так кстати возник сегодня прямо у меня за спиной. — Снейп показал мне его ещё в мае. — И ты ни разу не подумал рассказать о нём? — Не приходилось к слову. Она громко фыркает вместо ответа, а ему хватает наглости немного улыбнуться, но он быстро отводит взгляд и, наклонившись, упирается локтями в колени. Отросшие волосы падают на лицо. — Мы можем встречаться здесь, если не придумаем ничего лучше. Драко ничего не отвечает. Гермиона видит, как в такт вздохам приподнимается его спина и как подрагивают руки, которыми он обхватывает голову. — Тебе стоит принести сюда некоторые зелья, но если понадобится сварить ещё — придётся делать это самому. Здесь нет оборудованного места. Малфой издаёт невнятное мычание в ответ. Молчание между ними бывало разным: комфортным, драматичным, тяготящим, освобождающим. Но в этот раз оно невыносимо, и Гермиона не способна долго выдерживать тишину. Набрав побольше воздуха и решимости, она неуверенно спрашивает: — О чём она говорила, Драко? Его плечи напрягаются, и он медленно поднимает голову. Круги под его глазами вдруг кажутся Гермионе ещё темнее, и, когда он стреляет глазами в её сторону, выражение суровое и слегка ожесточённое, словно Драко готов защищаться. Он отвечает не сразу, выдерживая паузу, то ли чтобы подобрать слова, то ли чтобы собраться с силами. Наконец он неохотно говорит: — Я не убиваю пленных. Желудок Гермионы сжимается. Она несколько раз потрясённо моргает. — Пленных? Драко морщится, как если бы её вопросы доставляли ему физические неудобства. Его руки безвольно падают на колени. — Я… Я вообще не убиваю, — он вдыхает и выдыхает медленно и шумно; тянет время. — Я никогда не использовал убивающие заклинания. — Я тоже, — тихо сообщает Гермиона и тут же осекается. — Но… Как ты?.. Ты ведь всё-таки… — Большой и страшный Пожиратель? — Я не это имела в виду. Он приподнимает бровь. — Хорошо. Почти наверняка кто-то погибал от моей руки во время сражений, но я уже говорил тебе, Грейнджер, я использую заклинания уровня школьных дуэлей. «Я стреляю Импедиментой, максимум оглушающим», — всплывает в её голове. Эта фраза была словно в прошлой жизни. Нахмурившись, Гермиона кивает, побуждая его продолжать. — Я участвовал в пытках. Ты не должна удивляться, не делай такое лицо. Но мне всегда удавалось наносить лишь минимальные повреждения. И я никогда не лишал кого-то жизни специально и осознанно. — Но? — Но? — Его глаза слегка сужаются. — Что-то изменилось. Ты говоришь всё это в прошедшем времени. И то, что сказала Беллатриса… — Ты всё слышала. Я не могу избегать этого вечно, — Малфой пожимает плечами легко, как будто рассуждает о погоде, но всё-таки опускает взгляд и смотрит на собственные ладони; пальцы до сих пор подрагивают. Он сжимает кулаки. — Лорд ждёт от меня… определённых поступков. Уже давно. Гермиона зябко ёжится, когда холод простреливает спину. — Но ты никогда не упоминал об этом. — Мы не говорим о таком. — Но… ты мог бы сказать. Он вновь смотрит на неё, и Гермиона слегка вздрагивает от напряжения в его взгляде. — Я думал об этом, но потом… — Его лицо черствеет, но тут же расслабляется, будто Драко предпринимает усилие для этого. — Ты переживала из-за Уизли. Ноги на мгновение подводят её, и, пошатнувшись, Гермиона оглядывается на стул, стоящий неподалёку, но всё же остаётся на месте. — И ты ничего не сказал, потому что… Потому что ей было плохо, и он решил не делать ещё хуже. Потому что она была раздавлена и погружена в пучину переживаний, и Драко не хотел добавлять ещё поводов. — Потому что время было не подходящее, — его ответ слишком расплывчат. Хватая ртом воздух, Гермиона выдавливает: — Ты поэтому отдал мне планы поместий? Она видит, как он прикусывает щёку; кожа натягивается, подбородок заостряется ещё сильнее. Между бровями Малфоя пробегает складка. Он несколько раз моргает и медленно качает головой. — Я не знаю, почему отдал их тебе. — О, ну это просто чушь, Драко! — восклицает она, всплеснув руками. — Ты не можешь каждый раз прикрываться этим! Он коротко рыкает, но не повышает тона. — Я не прикрываюсь! Всё слишком… запутанно. Я знаю, что не хочу убивать, но у меня не остаётся выбора, — он вдруг осекается, и жестокая улыбка застывает на его губах. — Ты и сама говорила это в прошлый раз, не так ли? У меня нет выбора, я заложник — твои слова. Как и то, что ты защитишь меня несмотря ни на что. Или хочешь взять их обратно? — Нет. Я имела в виду ровно то, что сказала, — сурово отвечает Гермиона, слегка насупившись. — Уверена? Подумай хорошенько. Будешь ли ты готова заступиться за убийцу? За того, кто, возможно, окажется вынужден лишить жизни кого-то из твоих близких? — Его белёсые брови нависают над глазами, когда Драко хмурится ещё сильнее. Улыбка сползает с его губ. У Гермионы нет моментального ответа. Напрягшись, она молчит, продолжая испепелять Драко взглядом. Она знает, что он напуган происходящим не меньше, чем она сама. Но его слова заставляют её размышлять. Гермиона уже и так не исключала, что Драко взял на душу этот грех. Положа руку на сердце, она никогда не задумывалась об этом серьёзно, но понимала, что такое возможно. В конце концов он сражался на другой стороне. И тот факт, что он ещё не перешёл эту грань, наверное, не должен ничего менять… Она знает, что близкие ей люди лишают других жизни. Гермиона не считает это нормальным, но их склоняет война. Она управляет ими, подталкивает к жестокости, разрывает ниточки благоразумия и милосердия. Но ведь Гермиона и сама говорила, что они участвуют в борьбе и должны делать необходимое для победы. Важно лишь — её слова — удерживаться на грани в битве со злом. «Это вопрос влияния, — всплывает в её голове фраза Дамблдора. — И для будущего Драко Малфоя будет лучше, если влияние будет положительным». Но сможет ли Гермиона обеспечить это влияние? Сможет ли спасти душу Драко Малфоя, даже если ему придётся расколоть её? Он уже попросил прощения — и она простила за все проступки, которые он совершил. Но готова ли она простить ещё это? Готова ли она продолжать бороться за него, даже если он перейдёт некоторую незримую грань? — Не уверен, что даже твой мозг способен так быстро справиться с этой задачкой. Но у тебя есть время. Пока что. Вырвавшись из мыслей, Гермиона несколько раз моргает и растерянно смотрит на Драко. Её заминка, кажется, расстраивает его. Он закрывается: лицо каменеет и взгляд становится непроницаемым. От этого в груди Гермионы неприятно тянет. — Я не склонна нарушать своё слово, Драко, — наконец говорит она, стараясь звучать убедительно. Он усмехается. — Это мы ещё посмотрим, — обрубает он и вдруг спрашивает: — Что важнее, Грейнджер, обстоятельства или результат? Сердце Гермионы пропускает удар. Она моментально понимает намёк. Он поймал её в ловушку. Гермиона не могла простить себя за смерть Чарли, хоть и была виновата лишь частично, но утверждала, что в случае Драко закроет глаза на прямой и осознанный жестокий поступок. Это было… лицемерно. И нерационально. Драко знал: она быстро догадается, что он имеет в виду. Он понимал, что эта моральная дилемма пока была неразрешима для Гермионы. Отказываясь признавать поражение, но не находя слов, чтобы возразить, Гермиона тяжело вздыхает и качает головой. Она не знает правильного ответа на его вопрос и пока не готова рассуждать вслух. Но Драко достаточно и такой реакции. Он невнятно хмыкает и откидывается на спинку дивана, показывая своим видом, что разговор закончен. Гермиона переступает с ноги на ногу, и её взгляд блуждает по комнате, пока она пытается справиться с поражением, которое допустила. Она хочет найти какой-то баланс, сформулировать мысли, чтобы убедить и Малфоя, и себя, но путается в полутонах сложившейся ситуации. Ей важно быть честной с самой собой, но когда сердце и разум тянут в разные стороны — нужно время, чтобы найти компромисс. Она кидает ещё один пронзительный взгляд в его сторону. И вдруг при виде Драко, истощённого и событиями, и разговорами, она впервые по-настоящему задумывается, что будет с ними после войны. С ними не по отдельности, а вместе. Конечно, Гермиона всё равно верит, что заступится за него, расскажет всё, как было на самом деле. Поделится своей правдой в попытке помочь Драко и его матери. Но их отношения… Была ли это случайная связь двух одиноких и испуганных людей? Кто вообще они друг другу? Бывшие школьные неприятели? Шпион и его связной? Помня их недавний разговор, Гермиона понимает, что Драко не верит в собственное будущее, поэтому, возможно, и не задаётся вопросом, что будет с их отношениями после конца войны. Но она сама верит — знает! — что-то ждёт их впереди. От этих размышлений в животе завязывается болезненный узел. Гермиона пытается вздохнуть всей грудью, чтобы справиться с напряжением, но лёгкие словно сдавлены и отказываются служить как следует. Она смотрит на него, впитывает образ. Драко Малфой — человек, который был с ней жесток и который проявлял заботу. Который мешал и помогал. Который был далёким и чужим, а стал… почти родным. Настойчивая мысль крутится на краю её сознания, и, сдавшись, Гермиона позволяет ей проникнуть, развернуться, занять столько пространства, сколько нужно… Эта мысль проста: то, что Гермиона чувствует к Драко, вполне реально. Признание даётся ей так легко, что Гермиона, вздрогнув, вскидывает руку и прижимает к груди, поражённо глядя на Малфоя, который продолжает сидеть, устало откинувшись на диване. Осознание в равной мере ошеломительное и естественное. Оно придавливает её к земле и спирает дыхание. Драко вновь поднимает голову, они встречаются глазами, и Гермиона плотно смыкает губы, не уверенная, что способна выдержать этот взгляд и не выдать себя. Она влюблена в него. Она влюблена в Драко Малфоя. И что бы ни произошло дальше, где бы они ни оказались, как бы ни повернула всё война — это уже не изменится. Это факт. Простая незыблемая истина, которую Гермиона будет нести в сердце. Драко чуть хмурится, и ей кажется, что он, проникнув ей в голову, прочитал мысли. Замерев, Гермиона выжидает. Но он вновь отводит взгляд и, качнув головой, медленно говорит: — Ладно, Грейнджер. Я планировал рассказать, что услышал за последние дни. Тебе лучше кое-что записать…***
— Беллатриса сказала, что у Волдеморта были особые указания для тебя. Она видит, как слова врываются в его сознание; мгновение Драко осознаёт услышанное, а затем закатывает глаза и, раздражённо вздохнув, откидывается на стуле. — И тебе привет, Грейнджер. Как поживаешь? Чудесно выглядишь, кстати говоря. Хорошо спалось? — Что она имела в виду? Подняв руку, он почёсывает подбородок и с досадой на лице поджимает губы. — Итак, — тянет он, — ты вспомнила Беллатрису и её угрозы, но не знаешь, зачем именно меня вызывали. Добавишь чуть больше деталей, чтобы мне было удобнее ориентироваться? Гермиона наблюдает, как он разводит руками, и, сузив глаза, вздыхает. Она вцепляется в факты, чтобы не поддаться эмоциям, и в очередной раз прокручивает в голове последние воспоминания, стараясь справиться с учащённым сердцебиением. — Беллатриса пришла в Паучий тупик, и я подслушала ваш разговор, а после этого перенесла нас в убежище Ордена. Там… мы с тобой поговорили. Он фыркает — звук разлетается по крошечной камере. Гермиона слегка ёжится. — И затем? — Ты рассказал о нескольких завербованных Пожирателях, отдал мне контакты связного Лорда из Франции, упомянул, что часть студентов покинули Хогвартс. И мы снова обсудили операцию в поместье Мальсиберов, там было несколько особенностей в защитных заклинаниях, и… — Да, да, Грейнджер. Хорошо, убедила — ты всё вспомнила. Но дальше ничего? Она качает головой. — Я… Нет. Ничего. И, честно говоря, я совершенно сбита с толку в этот раз, — полузадушенно бормочет Гермиона и, опираясь ладонями о столешницу, смотрит на Драко. Изучает. Пытается понять. — После твоей записки я перебрала в голове столько вариантов того, что могло произойти. Я понимала: время не сходится, всё пока не кончено, у нас впереди ещё месяц. Но ты сказал, что нас почти раскрыли, и мне казалось, что всё может быть совсем ужасно, и… — Это не было ужасно, но и приятным тот день не назовёшь, — сухо перебивает Малфой. — Да, но… Ничего не произошло. — Тогда. — А позже? Она прикусывает щёку, смотря, как Малфой мрачнеет на глазах. — А позже, Грейнджер, случилось много, но, как и всегда, мы будем двигаться постепенно, и… — Мы обсуждали, что Лорд ждал от тебя… определённых поступков. — Так. — И, получается, — она сглатывает и подбирается всем телом, исподлобья глядя на Драко. — Получается, всё ведёт к этому? Он опускает голову, и его рот странно изгибается. Малфой морщится, качает головой, будто надеясь, что неприятные ощущения слетят от этого движения. — Хорошо. Я знал, что этого разговора не избежать, так что давай обсудим, что конкретно ты вспомнила, чтобы… — Ты когда-то говорил про приоритеты, — перебивает Гермиона неожиданно даже для самой себя. Она наблюдает, как подозрение проскальзывает по лицу Драко, и он неестественно выпрямляется, понимая, к чему она ведёт. Он ждёт традиционного вопроса. — Ну. Допустим, говорил. Она вздыхает и борется с собой, чтобы не отвести взгляд и не прикрыть лицо руками. Ей нужно прояснить несколько вещей. Проговорить их вслух, чтобы убедиться — Гермиона пока не уверена, в чём именно. Она сжимает зубы и хмурит брови. — Когда-то в июле ты говорил, что мог бы убить за мать. Что это… вопрос приоритетов, — Гермиона переводит дыхание, прежде чем продолжить. Малфой не перебивает и не сводит с неё напряжённого взгляда. — Но потом ты сказал, что не хочешь убивать. — Я… никогда не хотел. Голос чуть не подводит его. — То есть как обычно ты болтал много лишнего? — Это её жалкая попытка пошутить, но Малфой не ожесточается и не обижается, лишь приподнимает брови в некотором удивлении. — Я запутался в тот момент, Грейнджер. Мне… Мне сложно это объяснить. — Постарайся. Возможно, это звучит жестоко. Драко морщится, и всё в груди Гермионы неприятно сдавливает. — Говорить действительно проще, чем делать… — Он прикусывает губу и тут же выпускает, а затем кидает взгляд на свои скованные руки; поворачивает их, рассматривает оковы. И наконец говорит: — Я… я не хотел убивать, потому что не хотел лишать кого-то жизни и не хотел разрушать самого себя. Но некоторые… люди. Люди и обстоятельства могли быть важнее. — Могли быть? — Были. Гермиона чувствует, как её горло сжимается с такой силой, что она с трудом вздыхает. Воздух неохотно наполняет лёгкие. Она прикрывает глаза. Всего на мгновение, просто чтобы собраться с мыслями и силами. Мерлин, ей нужно так много сил, чтобы задать следующий вопрос. — То есть в итоге ты убивал? Она не хочет этого, но звучит почти утвердительно. Будто не сомневается в его ответе, хотя так страстно желает, чтобы он оказался другим. На самом деле, в её голове Малфой так и не получил клеймо убийцы. Этот ярлык был там, но, казалось, его так же легко оторвать, как бирку на одежде. Малфой был обвинён в убийстве Рона. Гарри сказал, что он мучал и убивал их друзей. Но она… не видела этого. Не знала. И было так легко всё это время обманывать себя, считая всё одной большой ошибкой, которую может исправить лишь Гермиона Грейнджер. И эти воспоминания… В прошлом в те моменты, которые она вспомнила, Гермиона была совершенно растерянна, погребена под волной чувств и мыслей, затянута в схватку между совестью, разумом и сердцем. У неё не было понимания тогда — как вообще она могла найти его сейчас? Гермиона не знает. Ей просто нужно время. И ответы. Малфой не медлит, но отзывается так тихо, что приходится читать по губам, однако его ответ однозначный. — Да. Острое мучительное отчаяние колет её изнутри так сильно, что Гермиона, лишь на миг встретившись с Драко глазами, опускает взгляд. Она смотрит на столешницу, где их руки лежат так близко, почти соприкасаясь, и вздрагивает, не выдержав груза его признания. Он молчит. Ничего не добавляет, ничего не объясняет. Гермиона знает, что если взглянет на него — увидит, как напряглась челюсть и сузились глаза. Как заметно бьётся вена на лбу. Пульс Малфоя наверняка ускоренный, да и её сердце стучит так часто и громко, что шум отдаётся в ушах. Гермиона не понимает, что сказать или спросить. Она вообще не уверена, что хочет продолжать разговор. Её слегка мутит. Она сглатывает и, всё же подняв на него взгляд, выдавливает. — Что было дальше? Драко моргает пару раз, выглядя одновременно трагично и пугающе. Глаза слегка темнеют, и Гермиона кожей ощущает, как он следит за каждым изменением в её лице. Он тоже пытается понять и ищет свои ответы. Но не сбивает её своими вопросами, а благородно даёт время и пространство. В сложившихся обстоятельствах это всё, что он может сделать для неё, но Гермиона слишком погружена в раздумья, чтобы оценить это в должной мере. Драко кратко описывает несколько их встреч, как обычно не слишком уж делясь подробностями. Но в этот раз Гермиона не слишком прислушивается, не пытается узнать больше и не спорит. Застряв между прошлым и настоящим, она пытается осознать все мысли и чувства. Смириться с ними, понять, принять. Год назад она знала, на что ему придётся пойти, но, кажется, была готова пересмотреть собственные убеждения и договориться с совестью, чтобы простить его и… спасти. Но она не сделала этого — и назойливо любопытный и требовательный мозг отчаянно желал постигнуть, почему так вышло. Тогда она полюбила Драко Малфоя, и теперь её сердце, кажется, разодрано в клочья, потому что не понимает, что испытывать к человеку, сидящему напротив. Она умела справляться с бардаком, но тот, что захватил её организм, разросся до таких размеров, что Гермиона уже не была уверена, что сможет с ним совладать. Она думает обо всём этом сразу и не задаёт вопросов, потому что кажется, что любая дополнительная деталь способна привнести ещё больший хаос. И только уходя, Гермиона поддаётся порыву: уже у проёма она застывает и оборачивается. Драко не провожает её взглядом, лишь глядит в пустоту перед собой. Она долго смотрит на его чётко очерченный профиль, прежде чем задать вопрос, о котором, наверное, пожалеет. Но Гермиона не может покинуть камеру без ещё одного кусочка информации. — Но ты же не убивал его? — спрашивает она, отчётливо выговаривая каждое слово. Голова пухнет, нервы гудят, кровь хлёстко бежит под кожей, мышцы напрягаются, и Гермиона ждёт ответа, сигнала, намёка — хоть чего-то! Но Драко молчит и никак не реагирует. Проход закрывается перед её лицом.