***
Вздрогнув всем телом, Гермиона просыпается и резко подскакивает, садясь в кровати; пальцы вцепляются в простыни, и грудная клетка тяжело вздымается. В комнате открыто окно, и воздух вокруг холодный, но Гермиону охватывает невыносимый жар. Он поднимается прямо из глубин её памяти и печёт, обжигает, поражает сознание. Всё тело мелко дрожит. Гермионе кажется, будто она в самом деле бежала и теперь почти готова выплюнуть лёгкие от избытка давления и напряжения. Она прерывисто дышит, пытаясь справиться со сковавшим её ужасом. В этом сне — воспоминании? — там был… Драко. И она боялась его. Отголоски боли преследуют её даже наяву, и Гермиона чувствует, как её мутит, когда вспоминает вид крови на своих руках. Она была ранена. Она бежала. Она убегала. От кого? Где и когда это было? Почему… Почему она боялась его? Повторяя движение из сна, Гермиона вскидывает руку к груди, крепко прижимая к коже, будто это способно помочь успокоить истерично бьющееся сердце. Череда мурашек стелется вдоль позвоночника. Почему она бежала? Откуда такая реакция? Что сделал Драко? Что… Что он сделал? Она зажмуривается, делает четыре глубоких вдоха и изо всех сил старается расслабиться, чтобы справиться с душащим приступом паники. — Это просто сон, — еле слышно шепчет Гермиона самой себе. И вспоминает, как говорила это Малфою. Как убеждала его, когда он вот так же был напуган и потрясён невнятными видениями. Тогда он боялся того, что ему предстояло, она же сейчас взбудоражена прошлым. Тем, что уже случилось. Или же в этот раз это… — Просто сон, — повторяет Гермиона, проглатывая звуки, которые теряются в сбивчивом дыхании. — Сон… Ведь так? Подняв вторую руку, она прижимает её ко лбу, наслаждаясь прохладой. Она вся взмокла и теперь смахивает прилипшие влажные пряди, заправляет их за уши, бережно скользя по собственному лицу. Исцеляющее прикосновение. Ей хочется обнять саму себя, погладить по голове и пообещать успокоение и освобождение. Но страх всё ещё сковывает горло и грудь. Так некстати Гермиона вспоминает Гарри. Его горячую и неколебимую уверенность, что Драко был действительно виноват. Его взволнованное лицо, его слова, его мольбы. Он предостерегал её. Гермиона тогда не поверила ему. Отказалась допускать то, что не видела собственными глазами. Она обещала себе докопаться до правды и в итоге принять взвешенное решение на основе всех фактов. Однако, вспоминая всё произошедшее между ней и Драко, она уже склонялась к тому, чтобы верить ему и верить в него. Но после пугающего сна её разум не может отбросить очевидный вопрос, который всплывает на поверхность и требует ответа. Что, если она всё-таки ошибалась в Драко Малфое, а теперь совершает эту ошибку второй раз?***
Драко смотрит на неё не мигая. Ожидание, которым наполнено его лицо, делает ей почти больно. Но одновременно с этим Гермиона чувствует волнующую силу: каждым своим словом она может вынести ему приговор. Раздавить или возвысить. Заковать или освободить. И ему остаётся лишь принять её решение. — Думал, я не приду? Линия его губ ломается, он фыркает, но напряжение перекрывает насмешку. Вокруг глаз мелькают еле заметные морщинки, когда он прищуривается. — Я знал, что ты придёшь. Ты не можешь отвернуться и бросить все сейчас, когда ты так близко. Она склоняет голову и приподнимает брови, выражая согласие. — Это правда. Но прошлый раз был… тяжёлым. — Но ты справилась. — Сейчас да, однако справилась ли прошлая я? Он едва заметно подаётся вперёд. — Что ты вспомнила, Гермиона? Он худой, с угловатыми чертами лица, тёмными мешками под глазами и очень нелепой щетиной, кажущейся серо-коричневой то ли от грязи, то ли от рассеянного блеклого света. Внимательно смотря на него, Гермиона понимает, что так многое знакомо в его лице. Но всё-таки он выглядит старше и внушительнее, чем Драко из её воспоминаний. Гермиона вздыхает и откидывается на стуле, не сводя с него взгляда. Она не знала, сказала ли в итоге об этом вслух, но Малфой должен был знать, что она была влюблена в него. И по его реакциям, взглядам и словам из настоящего она предполагала, что это было… Взаимно. У них двоих явно было что-то, что они не сберегли. — Я же могу быть откровенна с тобой? — вдруг спрашивает Гермиона, наблюдая за изменениями в его лице. Драко, подобравшись всем телом, настораживается и быстро кивает вместо ответа. — Я прихожу сюда… Сколько? Уже больше месяца. И всё это время я думала, что мне стоит быть осторожнее, ведь я не помню, что случилось. Я пыталась оставаться бдительной, — она вздыхает всей грудью; сердце гулко бьётся где-то в животе. Гермиона не заготовила речь заранее, но так много думала об этом, что слова льются сами собой. — Вся эта история казалась нереальной. Мне до сих пор порой кажется, что я заснула ещё в августе и так и не проснулась… Я не знала, как тебе доверять, но будто бы на физическом уровне чувствовала, что могу, — буквально на долю секунды она прикрывает глаза, а после, опустив взгляд, на порядок тише добавляет: — Но это было… неубедительно. — Нерационально, — подсказывает Малфой. Его голос чуть дрожит, а пальцы вжимаются в столешницу, отчего кончики слегка белеют. — Да, — откликается Гермиона, вновь подняв на него глаза; уголки её губ дёргаются. — Было совершенно нерационально прислушиваться к тебе во всех сложившихся обстоятельствах. — Она взмахивает рукой в воздухе, выразительно указывая на окружающую обстановку. — Но… Теперь, когда я помню, то понимаю, что всё произошедшее со мной, то есть с нами… Всё это уже случилось. Тёмная борозда между бровей и прищуренный взгляд — Драко настороженно ожидает продолжения. Гермиона шумно переводит дыхание. — Нет никакого смысла в том, чтобы отрицать… То, что было между нами, — Гермиона ощущает, как болезненно пересохло в горле, но всё же говорит дальше: — То, что я чувствовала. Всё это уже никуда не денется, и это никак не изменить. Плечи Малфоя приподнимаются и опадают в такт его глубоким вздохам. Он быстро облизывает губы и молча взирает на неё. Гермиона несколько раз моргает, смотря на него в ответ. Она не уверена, что правильно читает выражение его лица, но ей вдруг кажется, что в его взгляде и изгибе губ укрывается облегчение. Его лоб расслабляется, и морщина становится меньше; глаза светлеют. — Я не знаю, что ждёт впереди. Но я стараюсь справиться со всем, что узнаю. Раньше я заведомо относилась к тебе с предубеждением, но после всего, что было, я не могу… Я не хочу судить, — выпрямившись, Гермиона вскидывает подбородок. — В прошлый раз я не была готова к твоему ответу. Наверное, это глупо, ведь мы оба участвовали в войне. Видели и делали… много разного. Но одно дело догадываться, предполагать, слышать чужие домыслы, и совсем другое — когда человек говорит тебе в лицо, что убивал. Я растерялась. Его щека слегка дёргается, и Драко морщится и, не выдержав, всё же прерывает её: — Я знаю, Грейнджер, тебе не нужно повто… объяснять. — Я уже говорила это? — осекается Гермиона; изумление затапливает её. Драко на мгновение раздражённо смыкает челюсти и всё же говорит: — Теми же словами… После того, как я… — Его ладони сжимаются в кулаки, и он, мрачнея, отводит взгляд. — Ладно, я уже сказал слишком много. Но Гермиона цепляется за услышанное и быстро уточняет: — Мы разговаривали с тобой после того, как ты совершил убийство? Звуки образовывают слова, слова складываются в предложение, и Гермиона задаёт вопрос не моргнув глазом. «Совершил убийство» слетает с языка слишком легко. Но её сердце делает какой-то нелепый переворот в груди и ускоряется. Сознание разрывается, когда Гермиона пытается уложить в голове хронологию событий, чтобы понять, в какой момент мог произойти этот разговор и как относительно него располагалась смерть Рона. Драко сводит брови. — Да, мы говорили об этом. — Когда ты вернулся из Хогвартса, верно? — Ты вспомнила, как меня отправили туда, — полуутвердительно произносит он и вдруг, вздрогнув, напрягается. Драко кидает на неё пристальный взгляд, будто пытается отыскать что-то в её лице или глазах. Гермиона чуть приподнимает брови и кивает. — Я много думала об этом. Всё снова так запутанно, — она вздыхает и, прикусив губу, подбирает слова. — До этого мы обсуждали, что Лорд… не был впечатлён твоими успехами. Но после он почему-то решает укрепить защиту Хогвартса и отправляет тебя туда. Значит ли это, что замок всё же не был главной целью? И туда послали менее… важных бойцов? — Ну конечно ты догадалась. Даже быстрее, чем тогда. Малфой вдруг легко-легко улыбается, и Гермиона не может справиться с теплом, расползающимся в груди. — Портрет был не там. И Лорд не думал, что мы нападём на Хогвартс. — Он даже предположить этого не мог. — Но тогда… — Что последнее ты помнишь? — перебив, требовательно спрашивает он. — Наш разговор перед тем, как ты отправился в Хогвартс. Мы попрощались с утра, ты попросил не пользоваться галлеоном без надобности и пообещал выйти на связь, как только сможешь. И… ушёл. Грудь стягивает, и Гермиона нервно сглатывает, пытаясь справиться с комком, вставшим поперёк горла. Малфой, кажется, слегка бледнеет, и она видит, как он проводит языком по зубам. — Меня не было шесть дней, — сухо сообщает он. — Не так много, на самом деле. Потом мы встретились в убежище. И в конце концов после этого разговора вы решили захватить Хогвартс. — Битва за Хогвартс была двадцать девятого октября, — медленно произносит Гермиона. Он кивает. — Вам потребовалось около недели, чтобы договориться и запланировать операцию. — А ты? — А меня там не было, — лаконично отвечает Драко, и его лицо почти не меняется, но Гермиона все равно улавливает оттенки горечи во взгляде. Неожиданно для самой себя она вдруг говорит: — Я видела сон. Она не планировала рассказывать о нём. Он слишком взволновал её и вызывал мысли, которые шли в разрез с тем, что она утверждала в этот раз. С тем, во что она верила. Но мимолетно она подумала, что в этот раз Драко всё-таки поддастся и прольёт свет на это воспоминание. — Сон? — Он приподнимает бровь. — Думаю, это было воспоминание. Иногда они приходят так, — Гермиона вздыхает, сжимает и разжимает кулаки, собираясь с силами, и всё же решается: — Я… Я была ранена. И бежала по каким-то подземельям, — резко догадка поражает её, и Гермиона поспешно добавляет: — Это было поместье Малфоев? Да, теперь я понимаю, почему всё казалось таким знакомым. Ты показывал мне их в своей памяти, и… — И что было дальше, Грейнджер? Она фокусирует взгляд на его лице и застывает, заметив, как Малфой практически побелел и напрягся так, что желваки задёргались на его скулах. Отклонившись на стуле, он стискивает кулаки, выглядя потрясённым и почти испуганным. Гермиона борется с желанием протянуть руку и обхватить его ладонь. Она рвано вздыхает. Не время. — Я спряталась в нише, которую ты показывал, а когда выскочила… — голос подводит её, срываясь, и Гермиона прочищает горло и выдыхает: — Там был ты. — Я? — словно эхо отзывается он. — Ты выглядел как после битвы и какое-то время просто стоял там и смотрел на меня, но я… Это же воспоминание? Это было на самом деле? Драко? Услышав своё имя, он болезненно вздрагивает и опускает голову. — Да, Грейнджер, это воспоминание. Ты… гораздо ближе, чем я думал. — Это было… — В день финальной битвы. Я пытался найти тебя. — Но почему ты… — она щурится и, мотнув головой, спрашивает: — Почему я боялась тебя? Малфой вновь поднимает на неё взгляд. Его зрачки расширились, а радужки потемнели, отчего глаза кажутся почти чёрными. Белки отдают нездоровой желтизной. Он смотрит на неё не мигая, и Гермиона чувствует холодок вдоль спины, когда не может даже предположить, что же происходит в его голове. Она нуждается в ответе. В подсказке. В успокоении. — Я не знал, что с твоей памятью что-то произошло, — игнорируя её вопрос, наконец скупо произносит он. Голос скрипящий и будто неживой; Малфой, кажется, изо всех сил держит себя в руках. — Когда я нашёл тебя, то испытал такое облегчение, что не мог поверить своим глазам и сдвинуться с места… Сердце, Мерлин, её сердце рвётся в груди с такой силой, что становится больно. — …Я думал, что ты в шоке. И переживал, что твоё… твоё сознание может быть повреждено. — Из-за?.. — это всё, что она способна произнести. — Из-за пыток. Гермиона шумно вздыхает. — Поэтому ты просто вырубил меня? — Ты выглядела так, как будто хотела убежать. И могла закричать, привлекая ненужное внимание. Я не знал, что ещё делать. — Снова будешь прикрываться незнанием? — она вдруг грустно усмехается. Он тихо рыкает и мотает головой, отбрасывая волосы с лица. — Ты жестокая, — он сердится, и голос звучит сурово и горько одновременно. — Ты самый милосердный человек, которого я знаю, но вместе с тем временами ты такая жестокая, Гермиона. Никогда не понимал, как это сочетается в тебе. Она вскидывается и цокает языком. — Я не жестокая, а требовательная. — Её ноздри яростно раздуваются, пока Гермиона вздыхает раз, другой. — Я просто до сих пор не понимаю, как за всё это время ты так и не определился с тем, во что веришь. Я не хотела говорить об этом, но меня раздражает, что я не знаю… — Ну конечно… — …Не знаю, что ты думал тогда и что думаешь сейчас. Почему ты постоянно увиливал от ответа?! — Я старался сохранить свой рассудок, — вдруг рявкает он. — И что это значит? — Он молчит. — Что это значит, Драко? — Я видел много скверного, Грейнджер. Вокруг было так много… дерьма. И я просто старался выжить. И пытался не думать обо всём происходящем слишком много. — Но… — Но конечно у меня не выходило. — Он стискивает челюсти и опускает взгляд на собственные руки. Наконец он разжимает кулаки, выпрямляет пальцы, переворачивает руки ладонями кверху. И снова сжимает. — Особенно когда ты была рядом. Я пытался избегать этого всего. И я отказывался брать на себя ответственность, но в конце концов мне пришлось это сделать. — Что-то произошло в Хогвартсе? — звонко спрашивает Гермиона, чем заставляет его дёрнуться. Она видит, как губы Малфоя растягиваются в пугающей ухмылке, но он так и не смотрит на неё, продолжая изучать собственные руки. — Просто скажи да или нет, Драко, — строго говорит она спустя минуту тишины. — Я ведь совсем скоро всё вспомню, ты сам сказал — я близко. Так что тебе уже не надо оберегать меня как прежде. — Её голос сам собой повышается, пока Гермиона борется с желанием протянуть руки и встряхнуть его за плечи. — Поэтому ответь: пока ты был в Хогвартсе, там что-то случилось, верно? Она выжидающе смотрит на него. Драко яростно вздыхает, глядит на неё исподлобья и жёстко отвечает: — Мерлин, да, Грейнджер. Случилось.***
За неделю его отсутствия Гермиона проходит извилистый путь к принятию. Она раскладывает по полочкам свои сомнения и страхи, представляя худшие сценарии. Она понимает: Драко был прав в том, что война могла обернуть любой кошмар в реальность. Его преследовали плохие предчувствия; он предполагал, что в Хогвартсе может произойти что-то непоправимое. И Гермиона не может отрицать, что вероятность этого пугающе велика. Но проходит день, другой, и она перестаёт бояться и нервничать, покоряясь судьбе. Она сама говорила это когда-то: самое важное — удержаться на грани добра и зла, соблюсти баланс. И она придерживалась этой позиции. Намекнув на ситуацию с Чарли, Драко попытался подловить её, указав на ошибку — логическую ошибку — в её рассуждениях и в цепочке её моральных ориентиров. Ей было тяжело признать его правоту, но Гермиона готова пересмотреть позиции, когда сталкивается с подходящей аргументацией. Она покоряется и находит компромиссы в споре с собственной совестью, наконец окончательно решив, что душа Драко Малфоя достойна спасения.***
Когда она аппарирует в убежище, то с первого взгляда видит: Драко не в порядке. Он весь словно наэлектризован, потоки магии пропитали его одежду и теперь исходят от него, заполняя пространство. Его губы шевелятся от того, что он бормочет про себя какие-то слова, пока суетливо расхаживает по комнате, не сразу заметив Гермиону. Когда она молча делает шаг в его сторону, осторожный, будто подступает к бешеному зверю, он, вздрогнув, останавливается. Она сканирует его глазами в поисках ранений, и Драко жадно глядит на неё в ответ, но не говорит ни слова. Наконец, не выдержав, Гермиона нарушает тишину: — Ты вернулся, — просто говорит она. — Я… Да. — Его голос сиплый и слабый. — Моё дежурство закончилось. — И как там… обстановка? Она не была в Хогвартсе так давно. Прошло уже больше пяти месяцев со дня последней битвы, когда они были вынуждены оставить замок. Гермиона чувствует странную двойственность: она хочет знать, в каком состоянии всё пребывает, но в то же время страшится услышать правду. К тому же вид Малфоя совсем не вдохновляет. Его губы некрасиво изгибаются при её вопросе, и по лицу пробегает тень. — О, ну, хуже, чем ты можешь себе представить, — он гулко сглатывает, на миг отведя взгляд, и Гермиона чувствует, как по спине разбегается рой мурашек. — Многие предпочли забрать своих детей, потому что замок полуразрушен и… опасен. Его магия как будто бунтует против Пожирателей и всего происходящего в стенах. Меня чуть не пришибло осколком стены на лестнице в башне Когтеврана, — Драко морщится, а Гермиона рвано вздыхает при мысли, что даже школа борется в этой войне. — Они не пытаются восстанавливать его? Жестокая усмешка озаряет лицо Малфоя, но тут же исчезает. — Никто даже не думает об этом, — он замолкает на мгновение и смотрит прямо на Гермиону, чуть сузив глаза. — Всё выглядит так, как будто Хогвартс потерял своё значение. Он был важным знаком, но Волдеморт уже получил его, и теперь в его глазах то лишь старый замок, который пал и больше не достоин внимания. Гермиона ахает. — Думаешь, ему кажется, что он одержал победу? — Не знаю, Грейнджер. Даже несмотря на сопротивление замка, Пожиратели чувствуют себя там полноправными хозяевами. Долохов… Он упивается властью, — его голос вдруг ломается, и Драко передёргивает плечами, сжимая кулаки. Его челюсть напрягается. — Они устраивают рейды в Запретный лес, чтобы приструнить всех, кто живет там. Но никто не суётся в замок. Наше пребывание там было… Оно почти не имело смысла. — Что это значит? — Мы думали, что Лорд отправил дополнительные силы на охрану Хогвартса, — он подбирает слова, — но там даже не было особо Пожирателей, кроме нас. Я знаю только, что многие размещены в Хогсмиде, но не в самом замке. Гермиона неверяще качает головой, пытаясь осмыслить услышанное. Она не ожидала подобного исхода, напротив, она надеялась, что, вернувшись, Малфой поделится чем-то таким, что изменит ход войны. — А что насчет портрета? Драко опускает веки, и Гермиона не может не заметить, как начинает дрожать его рот. — Это было бесполезно, — бросает он, на миг сжимает губы и снова приоткрывает, испуская рваный вздох. — У меня почти не было возможности… Я не мог свободно передвигаться по замку, почти всегда был с кем-то в паре. Выяснить что-то было невозможно, но… Но я говорил с Дамблдором. — Ты… Что? Гермиона трижды моргает, ошарашенно приоткрыв рот. Весь его облик незримо меняется: Драко чуть выпрямляется, расправив плечи, и с силой сжимает палочку; его лоб напрягается. Драко мотает головой, откинув волосы с лица. Он злится, ярость сочится сквозь кожу, но Гермиона видит, что это ещё не всё. Он полон эмоций, и они рвутся наружу. — Он сам нашёл меня, — тихим тоном, который вызывает тяжесть в животе, произносит Малфой. — Я остался один совсем ненадолго, и он возник в раме пустующего портрета на четвёртом этаже, как будто точно знал, где я буду, — он шумно вдыхает и выдыхает сквозь зубы. — Но это… Это было… Бессмысленно. Старик окончательно выжил из ума. Или же этот портрет — чёртов брак. Он сказал мне следовать за козлом. За козлом! И всё. — Его всего передёргивает, голос повышается, звуча сердито и отчаянно одновременно. — Я попытался остановить его, чтобы, чёрт возьми, разобраться, что он имел в виду. Но он исчез, вскоре после меня нашёл Долохов, и больше у меня не было шанса. Его дыхание сбивается, и грудь ходит ходуном, словно у него начинается припадок. Гермиона неосознанно делает шаг к нему. Она пытается поспевать за потоком его слов. — Всё было зря, Грейнджер, — горько протягивает он и вскидывает руки, прижимая сжатые кулаки к вискам. — Зря. Я думал, как-нибудь обойдётся. Поверил — после нашего разговора, — что в Хогвартсе будут ответы, — он резко опускает руку с палочкой, прижимая её к груди. — Но там не было ничего, только… Он задыхается. В его чертах и суматошных движениях сквозит отчаяние, и Гермиона вдруг явственно осознаёт: что-то случилось. Как он и боялся — серьёзное и непоправимое. Она чувствует, как сводит все мышцы от одной только мысли, и это не даёт ей преодолеть остатки расстояния между ними с Драко, чтобы обнять и успокоить его. Она застывает на месте и борется с собой, но, собрав всю свою решимость, окликает его: — Драко, — она усилием воли заставляет голос не дрожать. — Драко, что там произошло? Он часто-часто моргает, и по лицу проходит дрожь, отчего Гермионе кажется, что он либо заплачет, либо взорвётся в приступе неконтролируемой магии. Она всё же делает ещё один шаг к нему, приподняв руку, словно в попытке коснуться, но так и не дотягивается до него. Звук, похожий на всхлип, вырывается изо рта Малфоя. — Когда я уходил, он сказал, что… моя мать будет ждать моего возвращения. — Слова обжигающе холодные и пугающие. Гермиона чувствует давление в горле и нервно сглатывает. — Это был даже не намёк, а прямая угроза. — Он когда-нибудь… что-то делал при тебе? С ней? Он кивает. — Он наказывал нас за промахи отца и… В этот раз ясно дал понять, что за мои промахи… — Драко почти сипит. — Он тоже накажет её. Её пальцы подрагивают в воздухе, и Гермиона отводит руку и опускает себе на грудь. Сердце трепещет под ладонью. — Что случилось? — Ты сказала, что у меня не было выбора, — бормочет он, не глядя на неё, — но что, если он всё-таки был? — Что ты сделал, Драко? Её голос звучит почти истерично, и он наконец поднимает взгляд. Глаза налились кровью и блестят, словно у него горячка, зрачки расширены. Это выглядит пугающе, но Гермиона уж точно не боится его. Лишь за него. Снова. — Они вершат самосуд, — роняет Драко. — Ради… развлечения. Или устрашения других. Это сложно объяснить. Там было несколько человек из Хогсмида, я не могу сказать точно… Его голос слабеет к концу, а Гермиона, наоборот, переспрашивает на удивление живо: — Кто это был, Драко? — Я узнал мадам Розмерту, — он кривится будто от боли, — и были другие знакомые лица. И несколько кентавров. — Кентавров? — Они хотели устроить показательную… — он проглатывает слово, лишь губы шевелятся, — …чтобы другие увидели. И не лезли. — Там был кто-то ещё? Кто-то из Ордена? — Гермиона нервно облизывает губы и слегка подаётся вперёд. — Нет, только они и… и… Филч. Он и его кошка. Какой-то блик в его глазах, какая-то мелькнувшая эмоция заставляют сердце Гермионы сжаться, и разум, запутавшись, начинает сигнализировать об опасности. Но она пытается не допустить лишних мыслей и просто внимает словам Драко. — Сначала они пытали их. — Кажется, что ему требуются невероятные усилия, чтобы вытолкнуть из себя каждое слово. — Круцио… Они накладывали его и некоторые другие заклинания. Они… — Он вдруг сильно морщится и слегка белеет, а затем поправляет себя: — Мы. Мы накладывали заклинания. Я… я старался сдерживаться. Но потом Долохов приказал… Он понуро смотрит на неё, и Гермиона направляет все силы на то, чтобы ни один мускул в её лице не дрогнул. — …приказал убить их. Воздух вокруг них сгущается, сжимается и — пуф. Словно взрыв. Гермиона несколько раз моргает и мельком оглядывается по сторонам. Но всё остаётся по-прежнему. Взрыв был лишь в её голове. Незримая линия разделяет прошлое и будущее ровно в этот момент, когда Гермиона слышит признание, пока ещё не прямое, но кристально ясное. Она прислушивается к себе, посматривая на Малфоя, который ждёт её вердикта, тяжело дыша. Он выглядит так, будто вот-вот распадётся на куски. Но это всё… Гермиона замирает, стараясь убедиться, что не обманывает себя. Это всё не имеет смысла. Ведь его признание ничего не меняет. Осознав, что на несколько мгновений задержала дыхание, Гермиона выпускает воздух почти с облегчением. Но Малфой, кажется, трактует всё по-своему и, не выдержав, отводит взгляд. — Я думал, что не смогу, — шепчет он. Слова полны чувства вины. — Говорят, что нужно иметь искренние намерения, чтобы заклинание действительно сработало. — Его глаза бегают из стороны в сторону, и на виске бьётся вздувшаяся вена. — Но я не… Я не хотел… Я лишь хотел, чтобы он замолчал. Я надеялся, что они не станут. Ведь никому нет дела до сквибов. Он выплёвывает эти слова с вновь мерцающей во взгляде яростью, и Гермиона стискивает зубы и продолжает молчать, давая ему пространство и возможность выговориться. — Это было… никак. Я думал, будет больно. Думал, почувствую, как что-то внутри… Звучит глупо, но, может, расколется, сломается, разобьется. — Каждое слово хлёсткое как удар, но сам Драко выглядит всё более потерянным и разбитым. — Но ничего не произошло. Я просто произнес слова, заклинание вырвалось из палочки, и его… больше не было. — Драко, — коротко окликает Гермиона. — Они все просто замолчали навсегда. И всё остальное… оказалось неважно. Кентавры, сквибы, маглорождённые, чистокровные, даже чёртова кошка Филча — будто их никогда и не существовало. Но они… были. Сердце Гермионы рвётся, подталкивая её изнутри, и она всё же разделяет пространство между ними и кладёт руку на предплечье Малфоя. — Драко, — мягко повторяет она. Он, словно очнувшись ото сна, вновь смотрит на неё осознанным взглядом. И в тот же миг выдирает руку, отодвигаясь от Гермионы. — Пожалуйста, Грейнджер, не говори мне сейчас ничего. Я… я не справлюсь с твоим осуждением, мне хватает своего. Его взгляд мгновение блуждает по комнате и снова замирает на ней; Драко стоит вполоборота и смотрит украдкой. У Гермионы перехватывает дыхание, но она сжимает челюсти и, вскинув подбородок, отвечает ему суровым взглядом. — Я не стану тебя судить, — слова легко слетают с языка. Она говорит быстро, едва не сбиваясь, только бы не дать ему себя прервать. — Я не хочу. Не хочу, Драко. Мы участвуем в войне и каждый день видим и делаем… много разного. Это реальность, в которой мы оказались. Я не знаю, как реагировать. Одно дело догадываться, предполагать, слышать чужие домыслы, и совсем другое — когда человек говорит тебе в лицо, что убивал. — …Пожалуйста… — Но я не отказываюсь от своих слов! Я на твоей стороне. Я буду отстаивать тебя. И произошедшее не изменит этого. Она заканчивает горячо и уверенно, но Драко морщится как от удара. — Грейнджер, я убил его, — припечатывает он, и его плечи тяжело опускаются, будто под весом непосильной ноши. Драко отчасти разворачивается к ней; глаза болезненно блестят. — Я поднял палочку, я произнес заклинание, и его больше нет. Теперь он смотрит на неё неотрывно, словно хочет убедиться, что она уяснила смысл его слов. — Я бываю наивна. И постоянно верю в лучшее, ты сам знаешь. И требую этого от других, — Гермиона пытается выдавить улыбку, но уголки губ лишь слегка вздрагивают. — Но я понимаю, что иногда невозможно иначе. Я не виню… — Отстань, Грейнджер, — рявкает он. — Дай мне договорить! Я не виню себя в смерти Чарли. Она взмахивает рукой в воздухе и указывает на себя, с силой ударяя по своей груди. Не ожидав такого, Драко явно не находится, что ответить, и молча таращится на Гермиону несколько секунд. — Я не такая смелая, как думала, и оставила его там. Но ты был прав, — она делает многозначительную паузу, чтобы до него точно дошёл смысл её заверений. — Ты спрашивал, что важнее: обстоятельства или результат. Я думаю, что это вопрос без ответа. Ты сделал то, что сделал, и я не забуду этого. Но это… неважно. Потому что у тебя были причины, которые… — Я думал, обстоятельства — это оправдание? — вдруг перебивает он. Гермиона стискивает зубы. — Я никогда не говорила этого, — роняет она. — Я считаю, что иногда они важнее, а иногда результат затмевает всё. Но… Ты сам говорил мне, что нельзя постоянно придерживаться добра! Ты говорил, что не считаешь это правильным, но готов… ради близких. На разные поступки. Потому что выбираешь их. И именно это ты и сделал, Драко. Её захлёстывает прилив чувств, а он вздрагивает всем телом, мотает головой, и обескровленные губы едва шевелятся, когда Драко говорит: — Но если, на самом деле, я мог и не делать этого? — горько спрашивает он. Гермиона отрицательно покачивает головой. — Мы не узнаем этого. Ты… ты уже сделал. И это не исправить. Но это не конец. — Грейнджер, я думаю, что ты правда не до конца понимаешь… И в этот момент она решается. Слова приходят на ум, и она не сопротивляется им. Раньше она не хотела рассказывать ему, потому что боялась осуждения или того, что это слишком личное. Но теперь всех этих границ между ними не осталось. Поэтому Гермиона выпрямляется, чувствуя, как её легко потряхивает от напряжения, и прерывает его: — Я не говорила тебе кое-что, — она вскидывает подбородок и делает глубокий вздох. — Я не хотела говорить раньше, но теперь… Я хочу, чтобы ты знал, — она замолкает, быстро переводя дыхание. — Когда война начала набирать обороты, мы знали, что наши близкие будут под угрозой. Но в основном все были в курсе происходящего и могли себя защитить. Кроме… Кроме моих родителей. Брови Драко удивлённо дёргаются, и вокруг глаз собираются еле заметные морщинки, когда он слегка хмурится. — Перед тем как отправиться на поиски крестражей с Гарри и Роном, я провела некоторое время дома. Мне нужно было многое подготовить, чтобы обезопасить свою семью. Я советовалась с Макгонагалл, Кингсли, Люпином и… — воздух задерживается в горле, и внизу живота стягивается тугой узел, но Гермиона сглатывает и, справляясь с собой, заканчивает: — Я стёрла память своим родителям. Любое упоминание обо мне и нашем общем прошлом. Поменяла им имена, а после отправила в Австралию начать новую жизнь и… вот. Она разводит руками, но тут же опускает их, прижимая к бёдрам, потому что чувствует, как нещадно дрожит. Гермиона замирает, ожидая реакции Малфоя. Но он молчит и смотрит на неё. На лице медленно расцветает нелепое выражение восторга. — Ты стёрла им память, чтобы обезопасить, — наконец тягуче бормочет он, выговаривая каждый слог. Она вспоминает его же слова и использует их, чтобы донести мысль. — Я дошла до крайности — я расколола их сознание. — Чтобы защитить… — И ты не осуждаешь меня? Он удивлённо вскидывается. — Мерлин, Грейнджер, как я могу? Ты пошла на это ради них, и это пугающе, но… гениально. Ловушка срабатывает, как она и надеялась. Гермиона вплотную подступает к Драко и кладёт обе руки на его плечи. Он дёргается, но не отступает и внимательно глядит на неё сверху вниз. — Ты не раз обвинял меня в лицемерии, Драко, так не будь же таким сам, — сурово отчитывает она. — Ты говорил, что память — это важно. Но мы все… Мы все защищаем близких. — Но это разные вещи… — Нет, Драко. Я не думаю, что они настолько уж разные. Её руки скользят по его шее, и она обхватывает его лицо ладонями. — Посмотри на меня, — шепчет Гермиона. — Посмотри на меня, Драко. Она видит каждую крапинку в его глазах, каждый сосуд и каждое пятнышко. Его дыхание касается её лба. Он едва слышно роняет: — А если бы это был не Филч? — На мгновение прикрыв глаза, Драко прислоняется к ней. — Что, если в следующий раз это будет кто-то… кто-то другой? У Гермионы нет ответа на этот вопрос. Но у неё есть надежда, что следующего раза просто не будет. — Нам нужно покончить с этим как можно скорее, — заключает она и наконец обнимает Драко, прижимая лицо к его шее и путаясь пальцами в волосах. Она чувствует, как он дрожит, и её сердце бьётся в такт его частым прерывистым вздохам. Кажется, они стоят так целую вечность. Лишь спустя долгое время, когда его дыхание выравнивается, а её сердце перестаёт колотиться так яростно, Гермиона, делая вид, что не чувствует влагу в своих волосах, добавляет: — Ты не виноват.